Буш — слово английское и обозначает «куст, кустарник». В Африке оно имеет такое же широкое значение, как, скажем, у нас слово «окраина». Когда пересекаешь на самолете замбийскую границу, под крылом открывается однообразная равнина, сплошь изумрудная, если сезон дождливый, или желто-серо-зеленоватая в сухой сезон. Густые, труднопроходимые леса перемежаются бескрайней степью. Крохотные рощицы акаций и папоротников сменяются болотистыми низинами.
Все это буш. Бушем еще называют и любой пустырь, будь то в городе или в деревне.
Наконец, «буш» — это просто сельская местность.
Бомо
«Где живешь?» — «В буше». Далеко, значит. В глуши. Буш хоть и глушь, но и здесь есть свои города. Называют их «бомо». «Куда идешь?» — часто услышишь в Замбии. «В бомо». В город, значит.
Солвези — один из бомо. Девятьсот миль от экватора, два часа лету на самолете от Лусаки. Солвези — столица Северо-Западной провинции, хотя это, конечно, громко сказано для такого городка. В нем живет всего 20 тысяч человек. Но на весь Северо-Запад это самое крупное селение.
В Солвези, как и в любом другом бомо, всего одна улица. От нее идут проулки, проезды, тропы к домам, складам, конторам. Замбийские бомо настолько похожи, что зачастую только по растительности и рельефу местности отличишь один от другого. В Солвези зелень яркая. Даже вызывающе яркая — рядом знойный экватор. В пору цветения жасмина, орхидей, акаций городок похож на огромную клумбу. Кроме того, Солвези покоится на холмах, которые в дождливый сезон превращаются в гигантские зеленые полусферы, придающие городку свою неповторимость. Наконец, с севера городок огибает речушка Солвези. А это броская примета в Африке. Не каждому бомо повезло с рекой.
Километрах в двух от Солвези на вершине самого высокого холма расползлись бледно-зеленые и белые домики. «Скул кэмпаунд» — школьный городок. Населяют его пятьсот ребят в возрасте от двенадцати до двадцати лет — ученики мужской средней школы-интерната.
Здесь отныне мой дом. Мой класс. Моя жизнь.
Первый урок
Я выучил его наизусть. Расписал поминутно и вызубрил так, что разбуди меня средь ночи — отвечу.
Когда прозвенел звонок и учителя столпились возле полки с классными журналами, директор школы мистер Бобо, худой невысокий замбиец, взял меня под руку и, отведя в угол учительской, решительно произнес:
— Главное — инициатива! Вы — хозяин класса, а потому никакой паники!
— Понял, — ответил я. — Главное — инициатива!
Грохот отодвигаемых стульев обрушился на меня, только я открыл дверь и шагнул в класс. Сорок мальчишек вытянулись по стойке «смирно». Сорок мальчишек поедали меня глазами.
Классная комната просторная, вот только унылая какая-то. Пол цементный. Чувствуется, по нему давно не гулял веник. В двух окнах не хватает стекол, по углам — паутина с налипшими соринками. Стены в разводах. Столы настолько ветхие, что держатся на мальчишечьих коленях. Бедноватый, в общем, класс. Но ученики, как на подбор, опрятные, в белых рубашках и серых свободных брюках. Рубашки, правда, у многих так застираны, что стали почти прозрачными.
— Приступим к уроку математики... — деловито сказал я и открыл классный журнал.
— Сэр, — вдруг подал голос мальчик за первым столом справа, — извините, сэр... не могли бы вы рассказать о России?
Мальчишки смотрели на меня с искренним интересом. Им на самом деле хотелось узнать о нашей стране. «Вот тебе и инициатива!» — растерялся я. Вызубренный урок вылетел из головы. Можно было бы напомнить, что сейчас не география, а математика, но... Я стал рассказывать...
— Пожалуйста, расскажите про последнюю войну, сэр, — следует несколько для меня неожиданная просьба.
В руках одного мальчика замечаю учебник истории. Он лихорадочно листает страницы. Вероятно, что то прочитал сомнительное и хочет послушать меня. Что, мол, я сам-то думаю.
— Урока не хватит, чтобы рассказать... — поглядываю на часы и пожимаю плечами. В самом деле, разве можно за сорок пять минут рассказать историю этой самой тяжелой для нашей страны войны?!
— А мы вторую мировую войну за урок проходим! — раздается несколько голосов. — Да и в нашем учебнике про нее совсем мало написано.
Мне любопытно взглянуть на эту «Историю». Занятная, скажу я вам, книжка. Даже беглым взглядом можно оценить ее «достоинства». «...Большевики — это кучка террористов... Они воспользовались тем, что царя не было в столице, и захватили власть...» «Западные союзные армии всей своей мощью навалились на Германию, и германские войска капитулировали...» Подобных цитат можно было бы насобирать более чем предостаточно! Советскому Союзу в этой «Истории» посвящено всего двадцать страниц! Кстати, учебник этот, как и все прочие, написан и отпечатан в Англии. Наверно, его авторам не очень-то хотелось рассказать правду о родине Великого Октября.
И в газетах, которые получает школа или которые можно купить в бомо, пишут о Советском Союзе робко. Но, видно, замбийские ребята во всем хотят разобраться. Как, например, получилось, что, несмотря на трудности и многочисленных врагов, советские люди выстояли в войне, первыми создали космический корабль, стали осваивать просторы Сибири?.. Беседа затянулась и получилась такой бурной, что я не сразу расслышал звонок. Только когда увидел на пороге учителя географии Нагендрана, понял, что пора закругляться.
Толкаясь, мальчишки окружили меня.
— А вы еще расскажете о России?
— А русские книги вы привезли?
— И журналы?
— Давайте соберемся после уроков...
С тех пор каждый день для меня был УРОКОМ.
Самый жаркий день
«Кажется, сегодня было самое пекло! Температура в тени плюс 43». Такую пометку я сделал в своем дневнике 5 октября.
Старики замбийцы говорят, что самый жаркий день ощущаешь задолго до рассвета. Среди ночи становится невыносимо душно, просыпаешься: в горле пересохло, хочется пить, но, сколько ни пей, жажда не проходит. Именно так и тянулись ночи сухого сезона. Просыпался задолго до рассвета и бежал к крану с водой. Постель будто кто-то подогревал снизу. Казалось, что именно сегодня настанет «самое пекло». Но дни шли за днями, а ртутный столбик замер на отметке 34. И вот плюс 43. Безоблачное небо. Синее-синее! Таким цветом раскрашивают на географических картах самые глубокие места Мирового океана. Солнце застыло, огромный пламенеющий диск в желтовато-сером ореоле.
В школе «ти тайм» — «время чая», мальчишки бродят по дворику и спортивной площадке, теснятся под соснами. Здесь тени вроде побольше. Но сегодня ни сосны не спасают, ни водопроводная колонка.
В этот час жизнь в буше затихает. Улицы бомо и тропинки, ведущие в городок, вымирают. Автомашины и те забиваются в тень, пока чуть-чуть не схлынет жар. Идущего по дороге к бомо мужчину мальчишки воспринимают как призрак. Дело чрезвычайной важности, видно, погнало этого чудака. На мужчине темная от пота рубаха, синие брюки. На голове — соломенная шляпа. Уму непостижимо, как он идет босиком по раскаленному асфальту! За спиной у мужчины корзина.
— Эй, Мукула! — окликает прохожего Давид Муленга. — Куда по такой жаре несешься?
— На базар. Рыбы немного поймал, хочу продать.
— Вот дурень! Да рыбу ты везде продашь.
— Э-э, — качает головой Мукула. — На базаре хорошую цену дадут.
— Какая уж там цена — лишних двадцать нгве накинут!
Для пятиклассника Давида двадцать нгве — пустяк. Что там двадцать нгве, когда в кармане бренчат пять-шесть квач! Отец Муленги служит в банке, хорошо зарабатывает. Так что за лишними двадцатью нгве Давид в такую жару не пойдет.
А для Мукулы двадцать нгве — деньги! Непросто наловить рыбы в это время года, но он же только рыбалкой и кормится.
Медный пояс
Наш бомо лежит у самого Медного Пояса.
В начале нынешнего века в гряде холмов, протянувшихся с севера на юг на двести километров, были обнаружены месторождения медной руды. Гряда та, будто пояс, охватывала Замбию в средней, самой узкой ее части. Отсюда и пошло название Медный Пояс.
Много примет у Медного Пояса, по которым сразу отличишь этот район от любого другого в Замбии.
Вот, например, воздух. Воздух здесь совсем не тот, что в остальных провинциях. Едкий, горький, каким и положено ему быть при таком скоплении металлургических заводов! Один мой приятель, впервые попав в Медный Пояс, сказал: «Я однажды смолил лыжи в бане, так чуть не угорел... Ваш Медный Пояс — та же баня, только лыжи здесь смолят тысячи людей!»
Солвези лежит у окраины знаменитого Медного Пояса, богатейшего меднорудного района Африки. Неподалеку от городка на руднике Кансанши добывают медную руду и везут за сто двадцать километров на медеплавильные заводы. Рудник и дал начало Солвези.
И еще одна примета — грузовики. Огромные двадцатитонки день и ночь снуют из карьеров на медеплавильные заводы. Ползут по дорогам Медного Пояса. Когда встретишь такой грузовик в Замбии — в буше ли, на проселке или бетонной автостраде, знай: ты вступил во владения Его Величества Медного Пояса.
Мир твоему дому
Люди у нас здороваются по-разному. Одни пожимают друг другу руки, другие обходятся кивком головы, третьи вскрикивают что-то вроде «Привет!» или «Салют!», четвертые хлопают по плечу, пятые... В общем, культа из приветствия особенно не делается.
В Африке по-другому. В Африке приветствие — целый ритуал. Своя процедура «здорования» чиновника с подчиненными, человека имущего с бедняком, мужчины с женщиной, старшего с детьми... Посмотришь, как здоровается замбиец, и многое о нем узнаешь.
Полдень. По обе стороны от шоссе снуют люди. Полная величественная женщина в ярко-красной читенге (Читенга — хлопчатобумажная ткань, из которой замбийские женщины шьют себе нарядные блузки и платья или наматывают кусок в пять-шесть метров на бедра вместо юбки. Примеч. авт.) не спеша возвращается с базара домой. На спине посапывает подвязанный полотенцем малыш. На голове не качнется плетеная корзина с покупками. Вдруг женщина останавливается, подгибает колени и начинает прихлопывать в ладоши. На лице радостное удивление. Метрах в десяти от нее, по другую сторону шоссе, таким же манером подогнул колени худой длинноногий мужчина. В костюме, при галстуке, в шляпе. Хлопки его звонче и энергичнее, на потном лице и радость, и удивление, и почтение.
— Здорова ли тетушка Эльза? — спрашивает женщина, не ослабляя хлопков.
— Да, здорова.
— А сестра ее?
— Слава богу.
— А дочь сестры Маргарита?
— И дочь здорова.
— А муж сестры?
— Здоров муж.
— А брат его, тот, что в Муфулире живет?
— И брат здоров. Женился недавно.
— Э-э?
Корзина на голове женщины качнулась, но она ловко выравнивает ее...
Проносятся автомобили, бредут люди. Голоса, шум, гудки сливаются в басовую ноту. Но эти двое ухитряются расслышать друг друга, и никакого дела им нет до уличной суеты.
Настал черед мужчины спрашивать. Родственников у женщины оказалось тридцать! Всем им мужчина передал привет.
Хлопки как по команде слабеют. Мужчина и женщина выпрямляются.
— Мир твоему дому! — говорит мужчина.
— И твоему дому мир! — отвечает женщина.
Приветствие закончено. Всяк идет в своем направлении.
Чуть поодаль встретились два подростка. Сначала пожимают друг другу ладони, потом большие пальцы рук и снова ладони. Лица серьезные. Наверно, ребята знакомы давно, ведь пожимание большого пальца — знак особого доверия к человеку...
«Нет ли работы?»
Этот вопрос я слышу каждое утро. Каждое утро в любую погоду нашу улицу обходят два босоногих подростка лет тринадцати-четырнадцати и спрашивают: «Нет ли работы?» Получив отказ, идут к другому дому, третьему... Зовут мальчишек Пит и Грег. На них лиловые шорты и футболки, рваные и застиранные. Они приходят в городок, отмахав десяток километров, и весь день бродят в поисках работы. Везет им редко. У людей с достатком постоянная прислуга, а в бедняцком хозяйстве обходятся собственными силами. От случая к случаю Питу и Грегу перепадает вскопать чей-нибудь огород, выстирать белье или выкосить траву вокруг дома.
В каждом бомо десятки таких мальчишек. За несколько квач в неделю они согласны ни любую работу. Даже на грязную и муторную, от которой откажется взрослый. В замбийских семьях по шесть-восемь детей. Как прокормить такую ораву? Хорошо, если глава семейства работает. А если нет? Если он болен, калека или безработный? Вот и приходится старшим детям подрабатывать, а иногда просто выпрашивать милостыню.
...Ранним утром спешу в школу. В конце улицы во дворе мистера Бобо замечаю Пита и Грега. Пит поливает из шланга газон, Грег окапывает мотыгой деревья папайи.
— Привет! — киваю ребятам.— Повезло?..
— Да, — улыбается Пит. — У мистера Бобо заболел работник. Теперь неделю жить можно...
И дует вокруг себя, смешно вытягивая губы. Будто воду изо рта разбрызгивает. Примета, чтоб удачу не сглазили.
«Русские грибы»
Как-то в начале декабря по пути домой нагнал мальчишек. Они несли груду желто-зеленовато-коричневых грибов и пуляли ими друг в друга.
— Маслята! Откуда у вас эти грибы? — изумился я. Вот уже три месяца я в Солвези, а в голову не приходило, что маслята могут расти в Африке! Ребята переглянулись.
— Так вон же, сэр... — мальчишка посмелее махнул рукой. — Где сосны... Там их видимо-невидимо...
Здешние сосны удивили меня еще в первый день приезда. Десятка два их росло вдоль шоссе, укрывая от солнца школьную спортивную площадку. Огромные, крепкоствольные, с длинными светло-зелеными иголками. И вот второе чудо: под соснами, оказывается, маслята водятся...
— На обед несете? — спросил я мальчишек.
Ребята посмотрели на меня, будто я только что превратился в крокодила. Швырнули грибы в траву и пустились наутек. Четверть часа спустя, прихватив с собой корзину и нож, я отправился к соснам... Вечерело. Шоссе оживлялось. Пешком и на велосипедах жители окрестных селений возвращались домой из города. Мужчины — с работы, женщины — с базара. Цепляясь за верхушки деревьев, волочили водянистые кудри тучи. Того и гляди грянет ливень — сезон дождей заступил в свои права. Корзина быстро наполнилась. Не в силах унять азарт заядлого грибника, я приспособил под грибы и шляпу. Когда я обернулся, то обомлел: человек пятнадцать-двадцать — кто стоял, кто сидел на обочине — смотрели на меня.
«Что это они, никогда не видели, как собирают грибы?.. — подумал я. — А может, перестарался — вон сколько нарезал... Хотя маслят столько, что с лихвой хватит на все Солвези!»
Среди ребят на спортплощадке Джозеф Мванса, ученик из моего класса. Я подозвал его и попросил разузнать, что так заинтересовало прохожих. Мванса растерянно посмотрел на корзину и шляпу.
— Зачем вы собираете это?
— Чтобы есть...
Если бы у меня вдруг выросли крылья и я полетел, Мванса, наверно, поразился бы меньше...
— Они же ядовитые! Люди удивляются, зачем вам нужно так много ядовитых грибов. Не колдун ли вы?..
— Кто тебе сказал, что грибы ядовитые? — опешил я.
— У нас такие не едят. И вы не ешьте, учитель. Я принесу вам съедобных грибов. Белых...
Белые — это шампиньоны. В здешних низинах их столько, что косой можно косить! Я отказался и пригласил Мвансу зайти ко мне через час. Когда он пришел, я усадил его за стол и принес из кухни сковородку жареных грибов.
— Сейчас отведаешь. У нас, в России...
Мванса выскочил из-за стола и подбежал к двери, готовый броситься прочь. Я придвинул сковороду и принялся уплетать грибы. Покончив с жарехой, подмигнул Джозефу:
— Теперь будем ждать, выживу ли...
Через неделю на базаре в Солвези я заметил женщину, торговавшую... маслятами. Покупателей, правда, не было — люди подходили лишь поглазеть на диковинку. Но женщина не унывала и настойчиво предлагала товар, весело приговаривая: «Русские грибы! Русские грибы!..»
Пытаясь выяснить секрет появления маслят на земле Солвези, я узнал, что в прошлом веке какой-то европеец-миссионер посадил здесь саженцы сосны. Привез ли он их из Европы или взрастил из семян на солвезских суглинках, никто не ведает. Если привез, может, на корешках саженцев оказались и споры «русских грибов».
До свидания, Замбия!
В любом путешествии самый горький и самый радостный день — последний. Горький, потому что расстаешься с удивительным миром, который успел полюбить и оставить в нем частичку своего сердца. Радостный, потому что каждое путешествие — это испытание. А разве не радость осознавать, что выдержал испытание?
Последний урок. Последние улыбки. Последние слова...
На автобусную станцию проводить меня пришел весь класс. Каждый пожимает мне ладонь, большой палец и снова ладонь. Так выражают мальчишки свою дружескую привязанность. Пожелания тонут в гуле отъезжающего автобуса. К раскрытым окнам тянутся ребячьи руки. Кто-то спохватился:
— Сэр, орехов на дорогу! Мы же вам арахис несли...
В окно летят пакеты с орехами. Один, два, три...
Перед глазами качаются знакомые картины: крестьянские хижины, зеленоватые холмы, подернутые серой дымкой, вереницы бредущих с базара женщин... Все знакомо. Все привычно. Будто целую жизнь прожил в Замбии. В самолете, пока летим над территорией Замбии, вся наша группа учителей притихла. Каждый прильнул к иллюминатору. Каждый отыскивает СВОЕ место.
Там, за цепью холмов Медного Пояса, мой Солвези.
Солвези — Москва