Деньги колдуна

Фураль возвращался в свою деревню. Попутный грузовик из Перпиньяна доставил его почти до места. И теперь он шел не спеша по безлюдной горной дороге. Неожиданно его обогнал какой-то полуголый придурок. Таких он еще не встречал здесь, в Восточных Пиринеях.

 

 

Несомненно, идиот, но не из тех, что с головами величиной с котел. Есть у них парочка в деревне. А этот, видимо, какой-то новой породы.

Приглядевшись получше, Фураль зачислил сумасшедшего в категорию буйных. Красная шея и руки, рыжеватая кожа, видневшаяся сквозь прорехи нелепой разноцветной одежды, здоровенная красная рожа с улыбкой от уха до уха — все говорило об этом.

На вершине сумасшедший остановился и замер, как громом пораженный.

— Боже мой! — воскликнул он, когда Фураль поравнялся с ним. — Посмотрите туда!

Фураль посмотрел и ничего не увидел. Чокнутый продолжал;
— Вот уже месяц как я таскаюсь по этим чертовым Пиринеям. Излазил все долины и леса. Все зеленое, как зеленые бобы. И наконец нашел то, что нужно! Почему мне никто не сказал про это место?

Дьявольский вопросик! Впрочем, Фураль промолчал. Сумасшедшие ведь обычно сами себе отвечают. Он просто продолжил свой путь и стал спускаться по склону. Но идиот не отставал.

— Что это, скажите ради Бога? — вопрошал он, идя следом. — Кусочек Испании, перешедшей границу? А может, я попал в лунный кратер? О, эта цепь красных гор вокруг! Она меня сводит с ума. А эти розовые и желтые луга! Поблизости есть деревня? Или мы уже в царстве мертвых? Мне определенно здесь нравится. Вы слышали когда-нибудь о сюрреализме? Нет? Так вот, эта долина — совершеннейший пример сюрреализма. Сюрреализма, воплощенного в жизнь. Посмотрите на те дубы! Они похожи на сказочных заколдованных великанов, несомненно, добрых и бесстрашных. Под их корой течет не сок, а настоящая человеческая кровь. Дайте срок, и я — только с помощью кисти и холста — верну их к жизни!

Фураль сильно сомневался в чародейских способностях говорившего, но из боязни примирительно кивнул. Так они прошли еще километра три под непрестанную болтовню странного типа и осторожные «да» и «нет», издаваемые иногда Фуралем.

— Волшебный край, он создан для меня, — вопил сумасшедший. — Какая удача, что я не поехал в Марокко! Похоже, деревня впереди? Фантастично! Ну и дома... Пристанища троглодитов... В них даже окон-то нет. Мне нравится этот безумный желтый цвет! Это так по-испански! И колокол, висящий, словно в клетке.

Черный, как ваша шляпа. Замерший. Да, пожалуй, верное определение. Мертвый колокол на виселице — контражуром по фону голубого неба. Простите, вам это не кажется забавным? Вы не поклонник сюрреализма? Тем хуже для вас, мой друг, потому что — я открою маленькую тайну — ведь именно такие типажи дали толчок к рождению сюрреализма. Я, например, влюблен в черную одежду, которую вы все тут носите. Тоже частичка испанского духа, не считаете? Когда я смотрю на здешних людей, то воображаю их черными дырами в потоке света.

— Всего хорошего, — сказал Фураль.
— Подождите, — сказал чужак, — где здесь можно остановиться? Тут есть гостиница?
— Нет, — ответил Фураль, входя в свою калитку.
— Господи! Но я надеюсь, кто-нибудь сдаст мне комнату?
— Нет.

Этот чудак похоже расстроился.
— Ладно, — сказал он наконец, — я все-таки пойду поспрашиваю.

Он медленно двинулся по улице. Фураль видел, как он разговаривал с мадам Араго, которая отрицательно мотнула головой. Потом незнакомец вступил в дискуссию с булочником, но и тот ответил отказом. Это ничуть не обескуражило краснорожего типа. Он купил батон хлеба, а у Барелье разжился сыром и вином. Затем уселся на лавке, а подкрепившись, встал и медленно стал взбираться в гору.

Фураль решил, что будет лучше не упускать его из вида. Поэтому он двинулся к окраине деревни, где по склонам холмов раскинулся небольшой лесок. Здесь он увидел незнакомца, стоявшего в раздумье. Повертев головой, рыжий направился к маленькому одинокому сараю.

Это ветхое строение принадлежало Фуралю, точнее его жене — перешло по наследству от ее родителей.

Их сыну вполне подошел бы этот дом, считал Фураль. Если бы у них был сын, конечно. И Фураль решительно — не очень быстро, но и не очень медленно — двинулся за сумасшедшим. Ну, так он и думал! Тот уже заглядывал сквозь ставни и даже попытался открыть дверь. Явно замыслил какую-то пакость.

Тут мужчина стал оглядываться по сторонам и, заметив Фураля, спросил:
— Здесь никто не живет?
— Нет, — ответил Фураль.
— А чей это дом?

Фуралю ничего не оставалось, как признаться в факте обладания сим «великолепием».
— Могу я его снять? — спросил чужак.
— Что это значит?
— Я хочу снять ваш дом на полгода.
— Зачем?

Тогда тот показал свою ладонь, вытянув большой палец, и произнес оч-чень медленно:
— Я художник. Живопись! Понимаете?
— Да, — сказал Фураль.

Теперь мужчина вытянул свой указательный палец:
— Здесь я смогу работать. Мне нравится дом и вид. Мне нравятся эти дубы.
— Хорошо.

Незнакомец показал ему средний палец:
— Шесть месяцев. — Да.

Безымянный палец поднялся кверху:
— В этом доме, на этой желтой земле, похожей на игральную кость среди дикой пустыни. А скорее — на череп!
— Ну-у...

Наконец Фураль увидел перед своим носом мизинец незнакомца.
— Сколько... Сколько вы просите... за то, чтобы я жил и работал... В этом доме... шесть месяцев?
— Зачем?

От последнего вопроса незнакомец забегал кругами. Фураль дал себя втянуть в длинный никчемный спор, пытаясь объяснить, что здесь все живут по-людски, никто не снимает чужих домов, ведь у каждого имеется свой.
— Но мне нужно где-то положить свои холсты и краски, — скрежетал зубами голодранец.
— Тем более я не пущу вас.

Незнакомец выдавил из себя несколько слов на непонятном языке, гаком странном, каким говорят наверное только в аду. Фураль сложил из пальцев «козу» и показал этому новоявленному колдуну, как вдруг услышал:
— Сколько вы хотите за свою развалюху? Я куплю этот сарай. Фураль вздохнул с облегчением, убедившись лишний раз, что
имеет дело со вполне обыкновенным сумасшедшим. Штанов-то приличных нет, а туда же! «Куплю!» Да за такой приличный дом Фураль собирался запросить 20000 франков, если бы кто-нибудь когда-нибудь собрался его купить, конечно.
— Так сколько? — повторил незнакомец.
— Сорок тысяч.
— Я даю вам тридцать пять. Фураль рассмеялся от всей души.
— Какой, однако, замечательный смех. Мне хотелось бы запечатлеть ваш смех на полотне. Я передам его, изобразив корни вырванных зубов. Значит, договорились? Тридцать пять тысяч. Получите аванс.

Достав откуда-то кошелек, этот король сумасшедших отсчитал один... два... три... четыре... пять! Пять купюр по тысяче франков каждая!

— Ну вот, теперь я без гроша, — сказал он, сунув деньги чуть не в лицо Фуралю. — Хотя, может быть, я смогу потом продать этот славный домишко.
— С божьей помощью.
— Во всяком случае неплохо наведываться сюда время от времени. Господи! Да за полгода я наберу тут сюжетов на целую выставку. В Нью-Йорке все просто сойдут с ума! А я вернусь и напишу еще столько же.

Фураль на радостях и не пытался понять, что он там себе бормочет. Получив нечаянно-негаданно пять тысяч франков, Фураль стал на все лады расхваливать «товар». Он затащил мужчину внутрь дома, показал ему печь, постучал зачем-то по стенам, сводил в погреб и на чердак.

— Хорошо-хорошо, — сказал тот. — Замечательно. Все великолепно. Побелите стены и найдите служанку, чтобы убирала и готовила. Я уезжаю в Перпиньян и вернусь через неделю с вещами. О'кей?
— Нет, подождите. Надо, чтобы все было как полагается, при свидетелях. Позовем соседей, оформим бумаги. Пойдемте. Я приглашу месье Араго. Это честный человек, очень честный. И месье Гиза. Тоже очень честного. И конечно Винье, порядочного, честного, просто золотого. Разопьем бутылочку доброго старого вина. За мой счет.
— Ладно, — сказал сумасшедший, посланный ему, наверно, самим небом.

За столом у Фураля собрались все. Пришли Араго, Гиз, Винье, Честность и порядочность светились на их лицах. Сделку заключили «как полагается». Откупорили бутылку вина. Потом другую... Пожаловали еще гости. Народу прибывало. Те, кого не пустили, толпились снаружи. В комнате царило веселье, раздавался громкий смех. Сторонний наблюдатель мог решить, что здесь справляют либо свадьбу, либо отмечают какое-то событие. Жена Фураля, пожилая крестьянка, время от времени возникала на пороге, как призрак, ставила еду и исчезала.

На следующий день, после приезда сумасшедшего, во всей деревне только о нем и говорили.
— Его слушаешь, — сказал маленький Гиз, — будто вино лакаешь задарма. И думаешь, что все понятно.
— А я поверил, что превратился в бога, — вздохнул Араго. — Так прямо представил, как швыряю деньги направо и налево.
— Мне он понравился, — добавил Гиз. — И я вам скажу: отныне он мой друг.
— Плетешь невесть что, дурья башка, — рассердился Фураль. — Он же сумасшедший, во-первых. А во-вторых, это я его нашел.
— Все-таки здорово он сравнил твой дом с черепом! Это додуматься надо.
— Да врет он все, — махнул рукой Араго. — Сначала сказал, что приехал из Парижа, а потом заявил, что он американец.
— Я и говорю, жулик. Хорошо еще, что дурак.
— Однако дом он купил. А кабы жулик, то стал бы он платить тридцать пять тысяч?
— Я и говорю. Дурак. Хорошо еще, что богатый.
— И откуда у дураков деньги?

Ничто не доставляло им большего удовольствия, как эти пересуды. Они с нетерпением ждали возвращения сумасшедшего. Он приехал, как и обещал, через неделю, и потребовался целый день, чтобы перенести в дом все его вещи.

Вечером они снова собрались вместе — свидетели, помогавшие таскать рамы, холсты, и просто любопытные. Оставался сущий пустяк: получить от придурка тридцать тысяч франков.

Фураль со всей деликатностью намекнул о долге. Красномордый верзила улыбнулся, достал из кармана черную книжечку и, вырвав один листок, похожий на лотерейный билет, протянул его Фуралю.

— Не волнуйтесь, вот ваш чек.
— Нет, — сказал Фураль.
— Что еще не так?
Знаем мы эти штучки с лотерейными билетами. Обещают миллионы, а ни шиша не выигрываешь. Лучше гоните денежки, дружок.

— Но это и есть деньги, а не лотерея. Чек. Понимаете? Любой банк выдаст по нему тридцать тысяч франков. Посмотрите, здесь все в порядке.

Фураль ничего не понял и растерялся. Не хотелось упускать выгодную сделку. Он взял бумажку, попрощался и вышел, а за ним и остальные. В конце месяца Фураль собирался ехать в Перпиньян. Вот тогда он и проверит: надули его или нет.

Через несколько дней чудака знала уже вся деревня. Фураль был при нем кем-то вроде переводчика. Выяснилось, наконец, что незнакомец действительно приехал из Парижа и он действительно американец, проживающий постоянно в США.

— Значит, вы никого не знаете в нашем краю? — закинул удочку Фураль.
— Никого.

И у него в голове зашевелились смутные пока идеи. Однажды ночью Фураль проснулся и, лежа в темноте, хорошенько все обдумал.

В конце месяца он достал странную бумажку, осмотрел ее со всех сторон и двинулся к сараю. Он застал придурка, сидящего на пне и рисующего красками. И что вы думаете он рисовал? Засохшие оливы старухи Рустан, на которых сроду никто ни одной оливки не видал!

— Что вы хотите? Я очень занят! — заорал этот чокнутый.
— Вот, — показывая бумажку, сказал Фураль. — Я пришел за деньгами.
— Но какого дьявола вы явились ко мне?
Фураль никогда не видел его таким злым. Понятно! Любой весельчак позеленеет, когда с него начнут трясти деньжата.
— Послушайте, — сказал Фураль. — Это очень серьезно.
— Послушайте! — ответил тот. — Это называется чек. Я вам дал, а вы несите его в банк. Банк дает деньги.
— Какой еще банк?
— Ваш банк. Вообще, любой банк. Например банк Перпиньяна.

Фураль вздохнул и стал жаловаться, что он бедный человек и не может каждый день кататься в Перпиньян и обратно.
— Вы прекрасно знаете, — сказал придурок, — сколько стоит этот «дом». Я и так заплатил слишком много. Если вам нужны деньги, езжайте в Перпиньян и получите.

Фураль сразу смекнул, что Гиз его выдал, сообщив сумасшедшему истинную цену. «Ладно, Гиз, — мысленно произнес Фураль, — ты у меня еще попляшешь». Делать нечего, он вернулся к себе, надел черный костюм и побрел к шоссе.

Перпиньян — странный город. Народу тьма. Все толкаются. Ничего не разглядишь. Например, вывеску банка. За те пять минут, что он ее читал, Фураля толкнули раз двадцать.

Наконец он вошел. Вот это да! Колонны, лестницы, кругом полированное дерево. Служащие в одинаковых костюмах сидели каждый за своим столом, словно мышки в сыре.

Полчаса он стоял посреди зала, и никто не обращал на него внимания. Потом одна из этих «мышек» сделала ему знак приблизиться. Фураль подошел и протянул чек. Служащий смотрел, ничего не понимая. «Вот-те и на!» — оборвалось в груди Фураля.

— Я хочу денег, — прохрипел он.
— Вы наш клиент?
— Нет.
— Вы хотите им стать?
— А деньги?
— Не беспокойтесь. Подпишите здесь... И здесь... Распишитесь на обратной стороне... Это вам, распишитесь еще раз... Спасибо. До свидания.
— А деньги?! — заорал Фураль.
— Вы сможете получить их через неделю, когда мы проверим чек.

Оглушенный таким ответом, Фураль вернулся в деревню. Это была самая худшая неделя в его жизни. Но он выдержал и в указанный срок снова заявился в банк.

— Вы хотите получить чековую книжку?
— Нет. Я хочу получить деньги.
— Все?! Вы закрываете счет? Хорошо подпишите здесь. И здесь. Вот ваши 29890 франков.
— Но, месье... Должно быть тридцать тысяч.
— Но существует налог.

Фураль понял, что спорить бесполезно. Он сгреб деньги и вышел. Ладно, хоть получил. Но на сто десять франков его обманули. Вернувшись в деревню, он сразу пошел к придурку за отчетом.
— Я бедный человек, — начал Фураль.

— Я тоже, — сказал сумасшедший. — И кроме того, я не виноват, что здесь не принимают чеки сразу, как это делается во всех цивилизованных странах.

Он насмехался над ним! «Бедный!» Фураль собственными глазами видел, как много листов было в этом странном альбомчике, где каждая бумажка стоила 30000 франков. Обманщик! Колдун чертов! Но такова жизнь: честным людям всегда достаются одни шишки. Фураль пошел к себе домой, сел за стол и сосчитал деньги. 29890 франков. А могла быть кругленькая сумма! Тридцать тысяч... Какая несправедливость!

Он позвал Араго, Куеса, Лафаго, Винье, Барилье. А хитреца Гиза не пригласил. Предателей надо наказывать. Всем собравшимся Фураль объяснил суть дела достаточно ясно:

— Ну кто его тут хватится? А в черной книжечке-то, таких бумажек штук десять, а может и двадцать! Вы же сами видели...
— А если из Америки приедут?
— Скажем — ушел, как пришел. Он же сумасшедший.
— Правильно. Мало ли что дураку в голову стукнет.
— Наш кюре его еще не видел. Нотариус в отъезде...
— А главное, друзья, это справедливость. Без справедливости жить нельзя. Не допустим, чтобы у честного человека воровали сто десять франков.
— Не допустим, — хором ответили «друзья».

Этой же ночью они тайком пробрались по улице, поднялись по склону и постучали в дверь сарая.

Через несколько минут они оттуда вышли и тихо разошлись. В течение следующей недели ничего примечательного не произошло. Только тягостное молчание опустилось над деревней. Каждый сидел в своем доме. Шесть мужчин не выпускали из рук таинственные «чеки», стоившие, разумеется 30000 франков. Всем досталось по две бумажки. Это была цена молчания. О художнике они не думали. Его смех, его шутки и даже его последние подергивания стерлись начисто из их памяти.

С утра до вечера они сидели, как тарантулы, подкарауливающие добычу. Став богачами, они перестали здороваться и друг с другом. Гиз быстро пронюхал о случившемся, но его жена смотрела на него с таким презрением, что бедняга не решился жаловаться на судьбу своим соседям.

В конце недели Барилье важно и торжественно прошествовал по улице, всем своим видом выражая железную волю и решительность. Он остановился у дома Араго, постучал в дверь и, в ожидании, лениво облокотился на косяк. Араго появился на пороге и, в свою очередь, облокотился на другой. Они поболтали ни о чем, затем Барелье позволил себе произнести одно несправедливое замечание по поводу небольшого участка земли, принадлежащего Араго, где тот выращивал виноград и оливы.

— Ужасно видеть, — сказал Барилье, — как черви губят такие хорошие деревья. Заботливый хозяин мог бы иметь с них неплохой доход.

— Да-да, ты не поверишь, старина, — ответил Араго, — но в былые годы я имел с этой земли 3000 франков.

Барилье издал звук, похожий на рычание, который в здешних местах считался обыкновенным смехом.
— О! Я не ослышался, случайно? Ты сказал 3000 франков? Ну ты даешь! Три тысячи... Ну нет... Триста, может быть, и то в хороший год.

Вся эта беседа, имевшая иногда тон мирных переговоров, иногда саркастичная, злая и запальчивая, закончилась пожатием рук: Барилье покупал у Араго землю за 25 000 франков. Позвали свидетелей. Барилье отдал один из своих «чеков» и получил 5000 франков сдачи. Сделка повергла всех жителей в полное восхищение. Деревня ожила.

Еще не успели разойтись свидетели, как толпу облетела новость: Винье продал мулов Куесу за 800 франков. Потом все утонуло в лавине фантастических сообщений. Любе продал свой участок Фуралю за 15 000 франков; Рустополь отдавал дочь замуж за брата Винье и приданое должно было составить 20 000 франков. В довершение мадам Арго продала ненужной посуды на 65 франков.

И только бедный Гиз не совершил никакой сделки. Но надо отметить, что Любе, глотнувший вина на радостях, почтил своим присутствием несчастного парию. Остановившись на пороге, он раза три с ног до головы осмотрел жену Гиза. На лице мужа при этом появился интерес, смешанный с проблеском надежды.

Но псе это было только начало. Собственность стремительно стала переходить из рук в руки, цены бешено подскочили и продолжали со страшной скоростью расти. Наступил «бум», как говорят на бирже. Из щелей в стенах, из-под матрацев, из мудреных тайников доставались спрятанные на «черный день» сбережения.

Свежие финансовые влияния произвели нужный эффект. Деревня расцвела словно орхидея. После каждой сделки лились реки вина. Заклятые враги становились лучшими друзьями. Старые девы находили молодых женихов, а богатые старики женились на молоденьких красотках. Самым робким покупателем оказался Любе, проводивший теперь все вечера у Гизов, в то время. как хозяин рыскал по деревне, пытаясь сам что-нибудь купить или продать. Поговаривали о большой «фиесте», которая завершит веселую ярмарку. И лишь злые языки шептали что, возможно, кюре, когда приедет, вряд ли одобрит их затею.

Фураль выступил с грандиозным планом: проложить от деревни до шоссе настоящую дорогу. Ему возразили, что на это нужны средства.
— Ничего, — ответил Фураль, — мы теперь не бедняки какие-нибудь.

Особенно радовалась переменам молодежь. Барилье назвал свое бистро «Интер-Гранд-кафе». Вдова Лойо открыла «пансион» для девиц и стала устраивать приемы.

Барилье съездил в Перпиньян и привез опрыскиватель для своего нового участка. Любе съездил тоже и привез такое женское белье, что его мог придумать только сам дьявол! В деревне распространилась новая игра в карты, действительно необычная, так как колода состояла из одних королей и тузов.

Постоянные траты опустошали карманы, и требовался наличный капитал. Тогда Фураль сказал своим друзьям:

— Мы все поедем в Перпиньян. Мы пойдем в банк, сунем под нос этим крысам наши «чеки», и тогда они узнают, кому здесь принадлежат все денежки. Мы их разорим!
— Сто десять франков у них все-таки останется, — вздохнул Куес.
— А пошли они к черту! — крикнул Фураль. — Возьмем деньги и... Эх, каждый мужик раз в жизни да согрешит... Знаете, у них есть дома, где женщины... О-о! На любой вкус! Кругом ковры, и делай что хочешь! Решено — завтра едем!
— Едем! — закричали все.

На следующий день, надев лучшие костюмы, они отправились. Каждый дымил сигаретой, как паровоз, и каждый помыл ноги.

Они заставили шофера останавливаться у всех кафе. Важно спрашивали цену обо всем, что им попалось на глаза. В Перпиньяне они держались вместе, словно маленький боевой отряд, пробивающийся сквозь армию неприятеля. Когда они подошли к банку, Фураль обернулся, будто искал кого-то среди собравшихся, и сказал:

— А где предатель Гиз? Ах да, он же остался с носом. Ребята, может, дадим ему что-нибудь?
При этих словах все взорвались от хохота и никак не могли остановиться. Они все еще хохотали, когда тяжелые вращающиеся двери проглотили их, буквально помирающих со смеху.