Работать на новый век

Тревожный закат горел над притихшей землей. Синим перекаленным металлом отливал каменистый обрыв. С Чистой, покойно лежащей воды поднимался белый туман. Он медленно затягивал уже сыреющую землю и березовые колки на взгорке. Парные плотные туманы появлялись к ночи, потому озеро звали Парным, а речку, которая робко вливалась в него, Парнушкой.

 

 

Уже несколько дней я с заместителем начальника штаба ЦК ВЛКСМ на ударной комсомольской стройке Мишей Ануфриевым мотался по карьерам и участкам, и вот теперь уткнулись в это озеро. После всего виденного я неожиданно осознал, что и это озеро в скором времени тоже превратится в «объект». Бросится вода в жаркие трубы котлов, взбесится паром, кинется на лопатки турбин — и исхлестанная, измочаленная, обессиленно выльется в родные берега. Но уже не озера, а «водоприемника», «водохранилища», как обозначено в проекте. И потеряют свою красоту березы, если и уберегутся от стальных бульдозерных лбов. И уже не будут первозданно смотреться закаты через паутину высоковольтных линий и труб...

В эти дни я видел на железнодорожных путях составы с бетонными сваями, блоками, квартирными секциями, пиловочником, грузовиками, тракторами, вагончиками, арматурным железом, цементом... С трудом представлялся размах новой стройки, поскольку само начало уже потрясало.

Остроглазый, расторопно-деловой Миша Ануфриев, сам сибиряк и выпускник Красноярского политехнического, возил меня на экспериментальный разрез «Березовский», вскрытый недавно рядом с полустанком Дубинино. Разрез этот походил на кратер. На пологом склоне проглядывалась мускулатура земли: сверху слой жирного, как мазут, чернозема, потом — охровая толща глины, ниже — полоса светлого гравия, окатанного, словно на морском берегу, и, наконец, бурый монолит каменного угля. Внизу возились два экскаватора. Двигая хоботами, они нагружали КамАЗы, которые сверху походили на черных жуков.

— Обратите внимание, убрали здесь всего лишь шестнадцать метров породы! Приходилось в шахтах бывать? Непросто дается тот уголек. А этот как на самобранке!

Я хорошо знаю эту землю, много раз бывал в этих местах. Пробежит поезд через Обь, и потянутся без конца гористые леса, пашни, поднятые переселенцами еще во времена Витте и Столыпина, добротно срубленные села, вытянутые вдоль великой сибирской магистрали. Но мало кто подумает о том, что поезд побежал по каменноугольному монолиту...

На уголь натыкались жители, копая погреба и колодцы. Вместе с дровами уголь горел жарко и хорошо, почти не оставляя золы. Изыскатели, прокладывающие железную дорогу на Дальний Восток, надеялись использовать его в топках паровозов. Применяли уголь и на небольших теплостанциях. Однако до больших разработок дело не доходило. Несмотря на острую потребность в угле в самой Сибири с ее резко континентальным климатом, суровой зимой, добыча велась хаотически, разрозненно, мелкими артелями и только подземным способом — в шахтах. Даже в Отечественную воину, когда был оставлен Донбасс и страну вместе с другими невзгодами терзал топливный голод, добывалось менее полумиллиона тонн угля в год.

Месторождение протянулось от Канска до Ачинска на 60 тысяч квадратных километров 600 миллиардов тонн бурого угля — его запасы. Мощность пластов колеблется от 12 до 100 метров. В некоторых местах, выше и ниже основного слоя, залегает еще несколько пластов. Угля, пригодного для добычи дешевым открытым способом, здесь не менее 140 миллиардов тонн. Если станет возможной добыча миллиарда в год, как предусматривается в проекте, то его хватит почти до середины 22-го столетия.

Для разработки огромных запасов понадобится и могучая техника. Я видел, как посреди всхолмленного поля, где паслось совхозное стадо и маячил в седле одинокий пастух, высилась оранжевая громада высотой с пятиэтажный дом. Это собирали новый экскаватор. Стрела уже была смонтирована и достигала 90-метровой длины. Ковш, в который могла бы уместиться однокомнатная квартира, еще лежал на земле, распустив цепи и канаты толщиной с добрую жердь. Везли сюда экскаватор в нескольких составах. Но и такая махина, и шагающий драглайн со стокубовым ковшом, какой работает на разрезе «Назаровский», окажутся маломощными, когда теплоэлектростанция вступит в строй. Справятся лишь роторные экскаваторы. И мощные драглайны. В минуту они будут давать 120 тонн. Не сладит с такой нагрузкой и железная дорога. Техника непрерывного действия потребует и непрерывного транспорта, то есть конвейера.

Канско-ачинские угли сравнительно малокалорийны и способны самовозгораться. Отправлять их куда-то на другие электростанции опасно и нерентабельно. Тогда решили построить рядом с месторождениями десять мощных теплоэлектростанций. Они станут сжигать уголь на месте, а энергия пойдет по линиям высокого напряжения. Гигантский энергетический кулак получил название — Канско-Ачинский топливно-энергетический комплекс — или кратко и емко. КАТЭК. Ему, КАТЭКу, суждено стать одним из наиболее крупных строительных объектов последних десятилетий нашего века. Сравнить его можно лишь с такими стройками современности, как КамАЗ и БАМ.

Таких топливно-энергетических комплексов еще нет на планете. В Соединенных Штатах на гораздо большей территории действует известный комплекс «Теннеси», в нем 31 электростанция вырабатывает в год всего 13 миллионов киловатт КАТЭК будет иметь втрое меньше теплостанций, но они будут во много раз мощнее, эффективнее благодаря совершенству закладываемых в их проекты технических решений и научному Лормированию комплекса.

Недалеко от Дубинина и угольного разреза «Березовский» строится новый микрорайон. Работали плотники. Лично мне эта профессия дорога тем, что я начинал плотником на одной из первых послевоенных строек — Куйбышевской ГЭС. Инструмент плотника известный — пила да топор. Но основным инструментом дубининских плотников были гаечные ключи. Ребята скорее походили на монтажников. Они поднимали уже готовые щиты с теплой прокладкой из шлаковаты, скрепляли их болтами, вставляли в проемы рамы, наращивали новый этаж — так получался дом.

На КАТЭКе, однако, деревянные здания строятся только в Дубинине, поселке угольщиков. В Шарыпове — на центральной базе энергетиков — отказались от бараков, палаток, времянок, характерных для других строек. Там строят сразу основательно, надолго. Ведь городу предстоит жить и трудиться уже в 21-м веке. Правда, несоразмерность планов с возможностями первых дней порождает пока большую неразбериху. Но когда и где начиналось легко?

Миша Ануфриев попал сюда, когда еще была обыкновенная земля с пашнями и перелесками. В поле выехали представители трех союзных министерств, взявшихся за стройку КАТЭКа, — Минэнерго, Минуглепрома и Минтранса, и один из министров, преодолев смущение от несоответствия того, что видел перед собой в эту минуту, с тем, что вырастет через десяток лет, проговорил «Ну, что ж, отсюда и начнем», и взмахнул молотком, вбивая первый колышек. Мы проезжали мимо этого места. Сейчас тут бетонная стела, похожая на молнию, и щит с надписью: «Здесь будет Березовская ГРЭС-1». А кругом стояли машины с брезентовым верхом, и люди вели теодолитную съемку.

В один из дней я встретился с директором будущей станции Василием Александровичем Попковым. Вся сознательная жизнь этого сорокапятилетнего человека была связана с энергетикой Уроженец Подмосковья, он попал в Сибирь по распределению и не собирался здесь задерживаться надолго. Работал на теплостанциях в Красноярске и Ачинске. «Думал пробыть до 1975 года, потом — до новой пятилетки, а теперь — до конца века. КАТЭК — это уже навсегда» У него и сын Игорь учится в энергетическом.

У нас оказалось несколько часов, был воскресный день, и Попков мог, не отрываясь, подробно рассказать о стройке.
— Начнем с того известного факта, что восемьдесят процентов электроэнергии у нас вырабатывают тепловые станции. Их топливо уголь, газ, нефть, торф. Было время, когда стали делать главную ставку на нефтепродукты. Но запасы нефти не беспредельны. Да и возросла нужда на нее в химической промышленности, подскочили цены на мировом рынке. Думается, в обозримом будущем уголь станет основным хлебом энергетики
— Каким же будет первенец КАТЭКа? — Попков быстро начертил схему. — Здесь будет применено все новейшее, что есть на сегодняшний день. В час в топке парогенератора будет сжигаться 480 тонн угля. Если учесть, что на станции будет восемь таких агрегатов, то потребление составит 93 тысячи тонн в сутки. Как вода непрестанно льется на лопасти гидротурбин, такой же беспрерывной рекой пойдет уголь в топки ГРЭС.

Почувствовав, что цифры не произвели должного впечатления, Попков сказал:
— Одна Березовская станция в год станет вырабатывать столько же энергии, сколько Красноярская и Саяно-Шушенская, вместе взятые.
— Надо ли говорить, что гигантские размеры станции продиктованы стремлением сохранить природную среду? — помолчав, заговорил снова Василий Александрович. — Умение работать на земле — это и забота о ней. Когда идея КАТЭКа еще барахталась в пеленках, возник вопрос: сжигать ли уголь в том виде, в каком он есть, или перерабатывать его химическим путем с целью обогащения. При соответствующих температурах и давлении из угля можно получать и кокс, и моторное топливо, и сырье для производства пластмасс, и смолу, и гуминовые кислоты, способствующие росту растений, и мерзоль... Этот компонент зовут еще сверхмылом за то, что он не теряет моющих свойств даже в морской воде. Но, к сожалению, для химической переработки углей в крупных масштабах еще не настало время. Это требует капитальных затрат, долгих поисков. Остановились на обычном сжигании угля в топках котлов для получения электроэнергии, пара и горячей воды. Этот метод наиболее экономичен, прошел длительную проверку.
— Но если более или менее ясно с созданием систем, автоматов, которые позволят управлять всеми процессами без вмешательства человека, конвейеров, дробилок высокой производительности и так далее, то что делать с минеральной частью топлива: золой, шлаком? — продолжал Василий Александрович. — Хотя негорючий остаток составляет и небольшой процент в наших углях, именно с ним связана сложнейшая проблема и долгие поиски ее решения. Не вдаваясь в технологические подробности, скажу, что в конце концов был выбран тот режим горения, который дает меньше золы и шлаков...

Василий Александрович закурил. Он, видно, любил воскресные дни. И не потому, что можно поехать на охоту, рыбалку, просто отдохнуть. В воскресенье он отрывался от выматывающей текучки забот. В свободные дни представлялась возможность обдумать какие-то значительные дела, расставить своеобразные вешки, по которым следовало жить и работать дальше.
— Но это, если можно так выразиться, задачи нашего двора, — после некоторого молчания проговорил Попков. — Давайте теперь выйдем на улицу... КАТЭК будет брать у природы воздух, воду, землю. Сможем ли мы отыскать оптимальные варианты для того, чтобы сохранить среду, окружающую гигантскую стройку? Вот это проблема проблем. Представьте, например, сколько дыма выбросят наши трубы... Загрязнение водоемов можно зафиксировать в точках сброса производственных вод, распространение ограничить пределами водоемов и водотоков. Загрязнение же воздуха всецело во власти «небесной канцелярии» — куда ветер дунет. Дымы могут распространяться на большие расстояния. Особенно нежелательны окислы азота. Они получаются при сжигании огромного количества бурого угля в топках котлов. Мы можем стать жертвой собственных непродуманных решений... Известно ли вам, что возрастающие объемы выбросов дыма ведут к изменениям атмосферы всей планеты? Поэтому-то для борьбы с дымом мы и выбрали высокие трубы с мощными электрофильтрами, котлы больших размеров и рациональные топочные режимы.

Что такое труба в 370 метров? — спросил Василий Александрович и, не дожидаясь, ответил: — Телевизионная башня в Останкине выше всего на 160 метров. Очищенный в фильтрах дым на такой высоте рассеется и практически не окажет никакого воздействия ни на человека, ни на атмосферу. Современный уровень техники позволит почти полностью уловить золу, перекрыть выброс ее в воздух. Что такое электрофильтры? Это камера, где к пластинам-электродам подведены разные полосы от источника высокого напряжения. Запыленный газ, пройдя через электрополе, ионизируется, пыльные частицы приобретут определенный заряд. Они устремятся к электроду с противоположным зарядом, осядут на нем и специальной системой стряхивания попадут в бункер. Электрофильтры способны обеспечить весьма высокую степень очистки — до 99,5 процента...

Березовская ГРЭС будет потреблять много воды, — продолжал Попков, поправив очки привычным движением руки. — По существу, вода — такой же основной компонент, как и уголь. Она расходуется на охлаждение, является рабочим телом в системе энергетической установки, используется и как теплоноситель, и как транспортирующая среда для очистки от золы и шлака. Хотя в районе много полноводных озер, мы должны помнить, что стоки ГРЭС пагубно влияют на биологический состав природных вод. На станции предусмотрено применить оборотные системы. Промышленная вода включится в круговорот, проходя через соответствующие фильтры. Так мы снизим расход свежей воды, к минимуму сведем нежелательные сбросы.

Василий Александрович встал, подошел к окну. Полуденное солнце осветило его коренастую, плотную фигуру, высокий лоб, белокурые волосы. Вечером он должен был уезжать в Красноярск, оттуда лететь в Ростов в проектный институт, делающий какие-то рабочие чертежи для стройки. Но, очевидно, он умел владеть собой, делал вид, что не торопится.
— Есть и радикальный способ устранения жидких стоков гидрозолоудаления: сдавать золу и шлак в сухом виде, может быть, какому-то потребителю. Ведь если мы вовремя не подумаем, куда девать отходы, то сразу потонем в них. Часть золы и шлака пойдет на засыпку выработанных карьеров.

Но ведь можно использовать их как добавки к цементу, в качестве заполнителя в бетонах, в производстве глиняного и силикатного кирпича, минеральной шлаковаты, литых изделий, удобрений, в дорожном строительстве...

Попков говорил как инженер. Больше заботился о точности фактов. И кажется, умышленно приглушал эмоции, как бы давая возможность собеседнику самому оценить и прочувствовать сказанное. Василий Александрович был первым директором первой станции КАТЭКа. Значит, приходилось во многом идти непроторенным путем... Потому он охотно делился своими размышлениями с новым человеком. Бывает же у нас такая потребность — высказаться, проверить самого себя.
— Любопытно бы встретиться нам снова этак лет через десять...

Василий Александрович озорно рассмеялся:
— Если голову не снимут к этому времени, почему бы не встретиться?..

Еще стояла на месте будущей станции бетонная стела, еще топографы и геодезисты цементировали колышки из арматурного железа, обнося их сварными оградками, ставили точки привязки к будущим цехам и аппаратным, подъездным путям, заводам, складам, еще строились микрорайоны в Дубинине и Шарапове, а Василия Александровича заботило, как он справится с дымовыми выбросами, как уменьшить количество золы и шлака, удастся ли все промышленные стоки замкнуть в одном цикле, оставив в неприкосновенности большинство озер и рек.

Много вопросов теснили Попкова, и думал над ними не только он.

Мы проезжали мимо внушительного кургана с утрамбованной тракторными катками вершиной.
— Чернозем в консервах, — мимолетно объяснил Миша Ануфриев.

Этот курган тоже был хорошей приметой заботливого отношения к природе. Здесь хранился плодородный слой земли, собранный во время вскрышных работ на разрезах. Далеко не на всех стройках можно встретить такое. Чаще строители, озабоченные сиюминутной выгодой, оставляли после себя горы железного рванья, истерзанную колесами и гусеницами землю, вывороченные с корнем деревья, выжиги... Но на КАТЭКе, похоже, запомнили слова, сказанные однажды крупным ученым, разработчиком новых Фильтрующих материалов Игнатием Васильевичем Петряновым-Соколовым.

«Глупо было бы не понимать, — говорил академик, — что будущее человечества зависит теперь и от того, насколько серьезно осознает каждый лежащую на всех нас ответственность и перед современниками, и перед потомками. Каждый, начиная от аппаратчика на химическом заводе, который не имеет права поддаваться искушению и приоткрыть заслонку канализационного сбора, чтобы избавиться от пролитой кислоты, и кончая директором Фирмы или членом правительства. За состояние биосферы ответственно все человечество, и это уже проблема социальная, а не научно-техническая».

На КАТЭКе и Попков, и Ануфриев, с кем я ближе всех познакомился, думали о том же, и каждый по-своему говорил об этом. Василию Александровичу предстоит еще много лет активно работать на строительстве энергетического комплекса. Миша Ануфриев вступит в пору зрелости, когда весь энергетический комплекс заработает на полную мощь. А его трехлетний сын уже начнет работать на готовых предприятиях. И хотя у каждого из них есть и будут свои заботы, своя работа, для всех одинаково ценной будет земля в ее неповторимости и чистоте...

С первых же дней на КАТЭКе поняли, что земля, временно принесенная в жертву строительству, так же дорога, как и электричество. Пройдет время, и из курганов ее развезут по выработанным карьерам, засыпят их и будут растить на ней хлеб, как и растили раньше.

Позднее я виделся с руководителем управления «Красноярскэнерго» Владимиром Михайловичем Иванниковым, который настаивал на идее использования в будущем канско-ачинских углей как исходного материала для производства, смол, синтетического топлива, высококалорийных брикетов. Разговаривал и с главным инженером этой организации Олегом Александровичем Кучерявым, яростным сторонником четкой организации труда на уровне задач сегодняшнего стремительного дня. Они, энергетики, люди, казалось бы, далекие от проблем взаимоотношения с природой, тоже так или иначе касались этой жгучей темы.
— Березовская ГРЭС — первая станция КЛТЭКа. На ней мы должны проверить всю правильность и надежность проектов. Ее надо строить, имея главную цель — безотходное использование угля на всем технологическом цикле, — утверждал Владимир Михайлович. — Иначе благие намерения потопим в золе и пепле...

Зашла речь о линиях электропередачи. По ним энергия КАТЭКа пойдет в другие районы страны.
— Сейчас высшее напряжение линий в Сибири — 500 киловатт, — говорил Олег Александрович. — Для того чтобы передать мощности только Шарыповской группы теплостанций, потребовалось бы около двадцати линий этого класса напряжений. А что произойдет, если по ним выдать мощности всех станции КАТЭКа?! Мы бы опутали этими линиями весь сибирский юг!

Значит, ратуя за линии электропередачи высоких и сверхвысоких напряжений порядка 1150 и 2250 киловатт, энергетик Олег Кучерявый думал не только об утечках энергии, об изоляторах совершенно нового типа, но и о земле — ее лесах, пашнях, реках. Им он не хотел нанести урона.

...И теперь, глядя на озеро с чудным названием Парное, где отсвечивало тревожно-закатное небо, я прокручивал в памяти все эти встречи. Понемногу смятение покидало меня. Жизнь не остановить. Уже с тех пор, как человек срубил первое дерево, он вступил с природой в трудные отношения, и нечего тосковать о необратимых временах. Мы же помалкиваем, когда садимся в самолет и проводим считанные часы в дороге, когда-то отнимавшей годы и месяцы. Мы же не задумываемся, что самолет — это металл, это энергия...

Могучий энергетический комплекс впишет свои краски в привычный сибирский пейзаж. В удалении от промышленных зон вырастут новые города с зонами отдыха, парками, пляжами, культурными центрами. Их образ уже рождается в арлитектурных мастерских. Обитатели этих городов, так же как и сами города, и гигантские электростанции, и вся эта земля будут работать на новый век.

Этот комплекс, только начинающий делать первые шаги, конечно же, не упоминался в планах ГОЭЛРО. «...В Сибири принимается во внимание только западная ее часть, те губернии и области, которые прилегают к Уралу», — говорилось в черновом варианте программы работ Государственной комиссии по электрификации России. Но Владимир Ильич Ленин перед словом «принимается» вставил коротенькое «пока». Всего лишь слово. Но этим «пока» он как бы бросил мысль в будущее — наше сегодня и наше завтра.