Площадка для взлета

Отшумел бешкунак, ураганной силы ветер, который без перерыва дул всю первую половину месяца. Плотные тучи пыли, серое, нависшее над пустыней небо и непрерывный завывающий гул угнетающе давили на психику, и что гораздо хуже — бешкунак не давал работать подъемным кранам, срывая тем самым и без того напряженный ход строительства. А времени до завершения стройки оставалось в обрез.

Правда, возведение монтажно-испытательного корпуса, старта и всего комплекса вспомогательных и обеспечивающих сооружений было завершено. Приступила к работе Государственная комиссия по приемке космодрома, однако дел по ликвидации «хвостов» и «хвостиков» оставалось еще много, и Шубников предпринял высокоорганизованный штурм.

 

 

Строители и без того все эти два с лишним года работали не за страх, а за совесть, но этот последний месяц потребовал максимальной отдачи сил. Георгию Максимовичу по ночам не спалось, и память то и дело возвращала его в прошлое...
Шел январь 1955 года, когда Шубникова неожиданно вызвали в Москву, и его в тот же день принял член правительства. В просторном, строго обставленном кабинете находился еще один человек, который представился коротко:
— Сергей Павлович.
— Георгий Максимович,— ответил Шубников.

Когда все сели, член правительства начал без предисловий:
— Георгий Максимович, вы известны как опытный строитель, прекрасный организатор и волевой руководитель. К тому же у вас и ваших сотрудников есть опыт строительства в пустынях, а это крайне важно для успеха новой стройки, которую вам поручается возглавить.
— Какой стройки?..— настороженно спросил Шубников.
— Космодрома! — почти торжественно ответил член правительства. И, видя открытое недоумение на лице Шубникова, добавил: — Подробней вам об этом расскажет товарищ Королев,— кивок в сторону Сергея Павловича,— а я хочу обратить ваше внимание на особую, государственную важность этого задания...

Они говорили долго, очень долго, и Шубников все больше и больше понимал, какая тяжесть и ответственность взваливается на его плечи. Всегда уравновешенный и выдержанный, не теряющий самообладания в самых сложных ситуациях, он сейчас волновался, словно студент перед экзаменом. Необычность стройки радовала его и в то же время настораживала, жизненный опыт подсказывал, что сроки будут сжатые, условия строительства тяжелые, а проблем множество. Но полностью осознал полноту возложенной на него ответственности, когда о космодроме более подробно ему рассказывал главный инженер проекта Алексей Алексеевич Ниточкин.

Оказывается, на территории космодрома могли бы разместиться два-три небольших европейских государства. Состоит он из ряда самостоятельных комплексов, объединенных сетью автомобильных и железных дорог; стартовый комплекс предназначен для пусков ракет с космическими аппаратами; грандиозное стартовое сооружение в котловане объемом в миллион кубометров, подземный командный пункт, система заправки с хранилищем для горючего, компрессорная и ряд вспомогательных зданий; монтажно-испытательный корпус с комплексом вспомогательных сооружений — громадный сборочный цех машиностроительного завода; и наконец, город, в котором жить тем, кто будет работать на космодроме. Современный зеленый город в пустыне: с парками, бульварами, магазинами, гостиницами, театрами, лечебными учреждениями, школами, детсадами, столовыми, рестораном и многим, многим другим, без чего немыслим город...

И еще вспомнил он о заключительной беседе с членом правительства, когда тот сказал:
— Ну что же, Георгий Максимович! Теперь вы имеете полное представление о поставленной перед вами задаче. В ближайшие дни будут определены задачи министерств и организаций, участвующих в создании космодрома. И сроки, очень жесткие сроки! Так что прошу вас, как только прилетите домой, тут же начинайте готовиться к переезду. Что надо — звоните, поможем. Помните, на вас будет обращено особое внимание.

Это было в январе, а уже в мае того же года, вспомнил Георгий Максимович, над пустыней стояло плотное облако пыли. День и ночь не смолкал шум моторов, железный лязг и какой-то, не поддающийся расчленению, слитный гул от работы всей этой массы людей и машин.

На маленькую железнодорожную станцию ежедневно, ежечасно, один за другим, а то и одновременно прибывали поезда с материалами, машинами и оборудованием, необходимыми для строительства космодрома. Полным ходом строилась промбаза — комплекс цехов и полигонов, механизированных установок и автоматизированных бетонно-растворных узлов, для того чтобы обеспечить стройку бетоном и железобетоном, арматурой и раствором, окнами, дверями, половыми досками, опалубкой, перегородками, металлическими поковками, слесарными изделиями и многим другим. И все это оказывалось необходимым в первую очередь потому, что кругом на сотни километров распростерлась пустыня.

Еще стояли палатки. Многие жили в землянках, и хотя палила нестерпимая, выжигающая всю пустынную растительность жара, но через несколько месяцев должна прийти зима, с ледяными ветрами, голой, растрескавшейся от мороза землей; и ой как плохо придется тем, у кого не окажется теплого жилья. Этого допустить было нельзя, и Шубников повторял на каждом совещании:
— Если уж людям пришлось работать в пустыне, так надо создать для них максимум возможных условий для нормальной жизни.

Его ближайшими помощниками в этом деле был партийный вожак Константин Павлович Баландин и заместитель по материально-техническому обеспечению Андрей Александрович Ткаленко. Именно их трудами был пущен хлебозавод, организован пункт для убоя скота. Но все еще плохо шли дела с обеспечением водой. Водовозки не успевали подвозить по бездорожью воду с реки, а отсюда строго нормированное ее потребление. Надо ли говорить, как тяжело переносили жажду люди, которые все прибывали и прибывали на строительство космодрома.

Как-то глубокой ночью у Шубникова зазвонил телефон. Взяв трубку, он услышал голос Ткаленко:
— Беда, Георгий Максимович! Министр закрыл станцию!
— Кто закрыл? Чем закрыл? — спросонок ничего не поняв, переспросил Шубников.
— Министр путей сообщения закрыл нашу железнодорожную станцию, — почти кричал Ткаленко. — Это значит, что ни одна станция страны не принимает к отправке в наш адрес никаких грузов. Это вызвано тем, что наша станция забита невывезенными грузами и даже на соседних стоят поезда, потому что мы их не можем принять!
— Все ясно, — сказал Шубников, помолчав. — Давай решим так: к шести утра чтобы на станции были ведущие специалисты. Я приеду, будем решать.

Положив трубку, Шубников задумался. Задача была непростая. Такое положение на станции сложилось не потому, что руководство строительства не уделяло должного внимания разгрузке и вывозке грузов. Нет, дело обстояло гораздо хуже.

Хотя выгрузкой из вагонов и погрузкой на автомобили занимались круглосуточно, количество невывезенных грузов все возрастало — не успевал автотранспорт. Глинистая плотная корочка, покрывавшая поверхность пустыни, после нескольких проходов машин разрушалась так, что образовывались глубокие колеи, в которых грузовики садились «на брюхо». Во избежание такой «посадки» следующие машины прокладывали свою колею рядом. Образовалась полоса разбитой пустыни невероятной ширины — до двух-трех километров. И в этих условиях при страшной запыленности воздуха, когда зажженные фары автомобиля не были видны за 15—20 метров, скорость не превышала пяти, а то и четырех километров в час. От станции до площадки будущего стартового комплекса машина с трудом делала один рейс в сутки. И хотя по всем предварительным расчетам строительство было обеспечено автотранспортом с излишком, его катастрофически не хватало. А взять было негде.

Нужны были дороги. Но на постоянные не меньше года на постройку, а временные строить не из чего.

В шесть утра Шубников был на станции. Зрелище было ошеломляющим: по обе стороны железнодорожного полотна, от входной до выходной стрелки лежали штабеля стройматериала, бревна и балки, мешки с цементом и ящики со стеклом, кирпич и гравий, деревянные щиты для сборных домов, мел и известь, шифер и кровельное железо, покрышки для автомашин и бочки со смазкой, ящики и тюки неизвестного назначения...

После осмотра станции Шубников тут же, в здании вокзала, собрал небольшое совещание, на котором сказал:
— Круглосуточную и бесперебойную работу транспорта и погрузочных средств мы обеспечим. Но не это главное. Через три дня мы вывезем скопившийся груз, а через неделю будет то же самое. Так что решение вопроса не здесь. Кардинальное решение — уйти с разгрузкой вагонов со станции.
— Куда? — почти одновременно спросили присутствующие.
— На нашу материальную базу,— ответил Шубников.

Дело в том, что генеральным планом строительства была определена территория для хранения материальных ценностей для нужд строительства. Она намечалась в двух километрах от железнодорожной станции и соединялась с ней железнодорожной веткой.

— Но ведь базы нет, и ветки нет, — сказал Ткаленко.
— Верно, Андрей, — ответил Шубников. — Базы нет, но есть земля, а ветку нам Георгий Дмитриевич Дуров за три дня построит.
— Но у меня все люди и рельсы задействованы на расширении станции, — возразил Дуров, который в то время отвечал за строительство железной дороги.
— Верно, — сказал Шубников. — Вот их-то ты немедленно и перебросишь. Слышишь — немедленно! Собко,— обратился он к главному механику, — тебе двое суток на земляное полотно. Отсыпать скреперами, чтобы сразу же уплотнялось. А ты, — повернулся он опять к Дурову, — наступай им на пятки с верхним строением. Конечно, уплотнение полотна будет недостаточное, потеряем на балласте, зато выиграем время и разгрузим станцию. Овчинка выделки стоит.
— Георгий Максимович! — воскликнул Ткаленко. — Когда главк узнает, что вы остановили работы на площадках и на расширении станции, поднимется невероятный шум.
— Ничего, — ответил Шубников. — Пока разберутся, мы дело сделаем, да и не дураки там сидят, понимают, что я не дачу себе строю...

Прошел всего лишь год, как Шубникова вызывали в Москву. Лютые морозы, сильнейшие ветры и небывалые для этих мест снежные заносы создавали дополнительные трудности для строителей. Тем не менее одна из самых тяжелых, самых трудоемких работ — рытье котлована под стартовое сооружение — подходила уже к концу. Осталось углубиться еще на 5—6 метров, и котлован объемом миллион кубометров будет готов. Вот тогда-то можно будет начинать бетонировать основное стартовое сооружение — наиболее сложное во всем комплексе. А его готовность определяет готовность всего космодрома. И вдруг страшная, ошеломляющая новость: через 3—4 метра котлован врежется в водоносный горизонт. Мало того — вода находится под давлением около трех атмосфер. Если не принять немедленных мер, котлован будет затоплен, причем прорыв воды может произойти в любую минуту. А если это произойдет... О последствиях не хотелось даже думать.

Из Москвы прилетела представительная комиссия. Начали разбираться, откуда взялась угроза затопления. Ведь, по данным разведочного бурения во время предпроектных изысканий, водоносные горизонты были обнаружены значительно ниже дна котлована, притом безнапорные.

Но когда же проектировщики по ряду соображений решили пробурить еще две скважины в непосредственной близости от котлована, то одна из них неожиданно показала наличие напорного водоносного горизонта, выше проектного дна котлована, притом со значительным притоком воды.

Высказывались различные соображения: предлагалось рытье котлована прекратить до предварительной постройки системы устройств для перехвата и отвода воды; предлагались устройства для водопонижения, а один молодой прораб, желая блеснуть эрудицией, предложил сделать завесу из иглофильтровальных установок.

Шубников внимательно изучил документацию по всем разведочным скважинам и сказал:
— Водоносного горизонта нет! Есть небольшая линзочка песка, насыщенного водой, которая весной поступает с поверхности. Линза расположена наклонно, скважина попала в ее нижнюю часть, отсюда напор и все остальное. Ну, выльется из этой линзочки в котлован пара тысяч кубометров воды, так мы их выбросим насосами — нет вопроса! А вы, молодой человек, — обратился он к прорабу, — запомните, что в толще плотных глин, которые мы сейчас отрываем, иглофильтровальная установка работать не будет — слой водоносного песка слишком тонок. Эффективность установки окажется ничтожной. Это я вам говорю на будущее — может быть, пригодится.

Шубников оказался прав: когда в котловане срыли слой водоносного песка, вылилось небольшое количество воды. Ее скоро удалили экскаваторами вместе с грунтом — даже насосы не потребовались. А ведь полной гарантии, что все именно так и произойдет, не мог дать никто. И все же Шубников не стал прятаться за чужие спины, а смело пошел на риск, не побоявшись огромной ответственности.

Незаметно наступил август 1956 года. Второй год уже шло строительство космодрома. На месте голой пустыни вырастал город, появились асфальтовые тротуары. Был проложен водопровод, линии связи, подана электроэнергия. В пустыне взметнулись стены монтажно-испытательного корпуса. От железнодорожной станции к МИКу и дальше к старту пролегла железная дорога.

Однажды вечером Шубникову позвонил Королев, только что прилетевший из Москвы:
— Хочу завтра ознакомиться с состоянием строительства старта и МИКа. Не могли бы, Георгий Максимович, мне сопутствовать?

Шубников согласился, и на другой день они вдвоем осмотрели стартовый комплекс и МИК. После осмотра Королев сказал:
— У меня к вам две просьбы, Георгий Максимович. Первая... Нельзя ли получше отделать гостиницы, которые построены для моих сотрудников возле МИКа, создать им побольше удобств. Я понимаю, что это не так просто в здешних условиях, но если что-то можно, сделайте, пожалуйста. Уж больно люди у меня золотые.
— Хорошо, — ответил Шубников. — Я сам осмотрю, и все, что можно, будет сделано. А насчет людей, Сергей Павлович, так если у вас золотые, то у меня строители — наверняка стальные! — Оба засмеялись.
— И вторая просьба. Я знаю, что у вас принято после обхода стройки проводить так называемую «проработку». Разрешите поприсутствовать? Только не объявляйте, кто я.

Тут требуются некоторые пояснения. В то время Королев был известен довольно узкому кругу лиц, непосредственно с ним связанных по работе. В дальнейшем весь мир узнает его как Главного конструктора, и лишь после смерти всем станет известно его имя и фамилия.

...Шубников вошел в помещение, где должна была проводиться «проработка» по МИКу и стартовому комплексу, то есть подробный разбор хода стройки, сел на председательское место и оглядел присутствующих. Среди них были строители и монтажники, проектировщики, эксплуатационники, представители министерств и организаций, поставляющих оборудование, — одним словом, те, кто своей деятельностью обеспечивал успех строительства. Увидев скромно сидящего в уголке Сергея Павловича, Шубников поздоровался с ним кивком головы. «Проработка» началась.

Михаил Иванович Халабуденко, непосредственный руководитель строительства МИКа и стартового комплекса, стоя у висящего на стене графика, докладывал состояние работ на момент «проработки».

Было видно, что все присутствующие ответственно относятся к выполнению поставленной задачи, что люди работают четко, слаженно — одним словом, хороший оркестр с хорошим дирижером.

И вдруг спокойный ход «проработки» нарушился. Халабуденко, подойдя к одному из пунктов графика, где был записан монтаж двух позиций довольно простого, но громоздкого оборудования, сказал:
— Ничего доложить не могу, насосов нет, когда будут, неизвестно.
— Представитель организации, поставляющей насосы, здесь? — спросил Шубников.
— Здесь, — ответил, поднимаясь с места, представительный мужчина средних лет.
— Почему до сих пор нет насосов? Срок поставки на объект прошел десять дней назад.
— Потому что у вас не готово помещение под монтаж,— ответил мужчина.
— Неверно,— сказал Халабуденко.— Уже две недели как готовность помещения под монтаж оформлена актом с участием технадзора.
— А малярные работы? Когда покрасите помещение, тогда пришлем и насосы,— небрежным тоном ответил мужчина.

«Старая песня. Оборудование не готово, вот он и выкручивается»,— подумал Шубников, а вслух сказал:
— Вы не правы. Помещение готово под монтаж в соответствии с утвержденными техническими условиями. Зачем же делать малярные работы, если там при монтаже будут стены долбить и сварку вести? Вся малярка погибнет.
— Это нас не касается. Мы имеем свои технические условия. Пока не покрасите, насосов не будет,— последовал ответ.
— Зачем вам малярка? Ваше оборудование хоть под навесом от дождя поставь — ничего с ним не случится, — подал реплику с места Королев.

Мужчина резко обернулся, увидел скромно одетого, сидящего в углу Королева, бросил зло:
— А вы, товарищ, не суйтесь. Раз не понимаете ничего в оборудовании, так нечего языком болтать!

Королев вскочил, но, увидев спокойный, иронический взгляд Шубникова, вспомнил про свое инкогнито, мгновенно оценил комизм ситуации, когда его, Главного конструктора, обвинили в некомпетентности, и усмехнулся. Улыбнулся, глядя на него, и Шубников. И странное дело, их усмешки подействовали на мужчину сильнее, чем резкие возражения. Он сообразил, что сделал какой-то «ляп», допустил промах, но не мог понять какой.

— Ну что ж,— сказал Шубников,— раз мы не понимаем друг друга, придется позвонить вашему министру, сообщить о срыве сроков поставки насосов и заодно попросить заменить вас на космодроме человеком, понимающим поставленные задачи.

«Проработка» продолжалась. По окончании Шубников подошел к Королеву, и они вышли вместе.
— Я очень доволен, что присутствовал на вашей «проработке»,— сказал Королев.— Теперь у меня полная ясность о положении дел, и я уверен, что объект будет готов в срок.

...Прошли годы. 31 июля 1965 года Шубников умер. После его смерти в кармане у него нашли вырезанное из газеты стихотворение:

Сердце мне сказало:
я устало!
Я ответил — погоди,
посмотри, какие дали впереди,
а когда почувствуешь беду,
не проси меня остановиться,
можешь разорваться на ходу.

Любимое стихотворение Шубникова оказалось пророческим. Он умер «на ходу» — в разгар своей кипучей деятельности.

Шубников умер, но растет и развивается космодром Байконур. Здесь есть улица Шубникова, бульвар Шубникова, школа имени Шубникова. И живет память о нем — Главном строителе Байконура.