Последний раз я был в Аджимушкайских каменоломнях под Керчью в октябре прошлого года.
Стоял пронзительный, холодный осенний день. Еще вчера грело, даже сквозь одежду, крымское солнце, было тепло и тихо. А сегодня неожиданно похолодало, и над щемяще знакомыми буроватыми горбиками каменоломен потянулись гряда за грядой с севера, с близкого Азовского моря, тяжелые тучи. Мы сидели с Сергеем Михайловичем Щербаком, заведующим отделом истории обороны Аджимушкайских каменоломен, в беленькой чистенькой хатке, и Сергей Михайлович в первый раз растапливал печку.
В этом домике была когда-то скромная резиденция «деда Гробова» — Данилы Ильича Гробова, аджимушкайского сторожа и смотрителя. Но теперь все неузнаваемо перестроилось и изменилось.
В соседнем помещении грелись за чаем в ожидании печного тепла молодые женщины-экскурсоводы, а в наши окна было видно, как время от времени с низким, почти самолетным гулом подплывали и разворачивались экскурсионные автобусы из Севастополя, Евпатории, Ялты, Симферополя, Феодосии, из Краснодара, Новороссийска и даже Сочи.
Погода была не лучшей для дальних экскурсий, но машины все подходили... Люди ступали на землю Аджимушкая, чтобы открыть для себя героическую, волнующую историю защитников Аджимушкайских каменоломен. То был сначала отряд, потом особый полк полковника Павла Максимовича Ягунова, который в мае 1942 года занял жесткую оборону в районе маленького поселка Аджим-Ушкая (так населенный пункт именовался тогда на всех картах) и Царского кургана и не позволил немецкому танковому клину в течение нескольких дней кратчайшим путем выйти к Керченскому проливу, где шла в это время напряженная и тяжелая эвакуация на таманский берег войск Крымского фронта. Полк Ягунова ушел в каменоломни и 170 дней держал их оборону, отвлекая силы фашистов. Это был маленький клочок советской земли на занятой врагом территории...
Так было.
Сегодня Аджимушкай продолжает жить своей, уже ставшей привычной экскурсионной жизнью. Почти круглый год. А если бы на станции Керчь-Пассажирская могли принимать туристические поезда (для этого необходима постройка нескольких сот метров железнодорожной колеи), людская река в Аджимушкайские каменоломни не мелела бы даже в зимние месяцы. О лете и говорить не приходится.
— Весной 1983 года ожидаем двухмиллионного посетителя,— сказал мне Сергей Михайлович.
С Сергеем Михайловичем, одним из руководителей аджимушкайских экспедиций журнала «Вокруг света», мы не виделись несколько лет, и нам было о чем поговорить, что вспомнить.
Но первым делом мы выбрали каждый себе шахтерские аккумуляторные фонарики в светлых полотняных мешочках и через асфальтированную дорогу от домика, по широкой, из толченого красного камня полосе пошли к недавно открытому мемориалу-памятнику воинам подземного гарнизона. Его создали молодые киевские скульпторы Евгений Ефимович Горбань, Борис Евгеньевич Климушко и архитектор Сергей Николаевич Миргородский.
В 72-м году, когда в заросший высоким донником карьер у «Сладкого колодца» прибыла вместе с саперами и связистами, присланными по распоряжению Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, наша первая разведочная экспедиция, не было здесь ни мемориала, ни музея, а стоял среди полыни и чертополоха одинокий трактор СТЗ. В начале обороны двигатель трактора, работая на вал генератора, освещал каменоломни, давал свет в операционные подземного госпиталя, и бойцы отряда полковника Ягунова после одной из удачных вылазок даже смотрели кинокартину «Свинарка и пастух».
Я коротко писал об этом, писал о тракторе, но тогда не знал, что этот железный ровесник первых крымских колхозов (сейчас он находится внизу, внутри музейной части) имел не только знаменитую военную, но и большую послевоенную биографию. Однако это отдельная страница.
И вот теперь примерно на том же самом месте, где стоял трактор, над входом в музейную часть, нависала величественная скала. Как выходили в мае—октябре 1942 года из-под нависших каменных сводов с оружием в руках защитники гарнизона, так поднимались они сейчас, возникая, казалось, из самой скалы-камня...
...Глухие своды
Их щедро осыпали в непогоды
Порошей своего известняка.
Порошу эту сырость закрепила.
И, наконец, как молот и зубило.
По ним прошло ваянье сквозняка.
Эти строчки здесь же, в каменоломнях, в ноябре 1943 года, когда наши части заняли район Аджимушкая, написал один из первых исследователей подвига подземного гарнизона поэт Илья Сельвинский. И словно предвидел поэт-солдат, каким будет, каким должен быть памятник воинам аджимушка некого полка арьергарда.
Мы вступили под своды мемориала и сразу внутри экспозиционных помещений почувствовали, после ветреного и холодного дня, почти осязаемую и ровную теплоту многометровой толщи нагретого бетона. Он отдавал летнее тепло, остывая как море.
Ничего подобного никогда не было в Аджимушкае до сооружения памятника. И представилось, что это не только сохраненное монолитом тепло солнечных лучей, но и тепло всех нас, кто хоть единый раз прикоснулся к камням Аджимушкая, тепло наших сердец и ладоней. Такое же, какое хранят старые форты Бреста, бастионы Севастополя, памятники Новороссийска...
Три года (1972-й, 1973-й, 1974-й) вместе с молодежью Керчи, Одессы, вместе с комсомольцами из других городов страны в Аджимушкайских каменоломнях вела поиск документов и реликвий времен войны специальная экспедиция журнала. (Публикации об Аджимушкае были в следующих номерах «Вокруг света»: № 3 за 1969 год; № 8, 11 за 1972 год; № 5, 11 за 1973 год; № 2, 7, 12 за 1974 год; № 4 за 1975 год, № 4 за 1977 год.)
И вот сейчас, выйдя из музейной части, мы снова шли по местам, где когда-то закладывались первые разведочные траншеи, где с помощью домкратов и лебедок отодвигали с краев завалов тяжелые глыбы и надеялись на близкую удачу... «Стенка с квадратом», «Политотдел», «Два смертника», «Матрос», «Центральный», «Комната Ягунова» — такие названия вписывали мы в раскопочные дневники и на собственноручно вычерченные планы каменоломен, давая их по характерным приметам места или первым находкам. Когда-то я находил эти точки почти на ощупь, с закрытыми глазами, а теперь с грустью убеждался, что многое крепко подзабылось. А многое и просто изменилось после окончания строительства музея и минувших раскопочных сезонов.
Вслед за нами в этих же местах работали другие самодеятельные коллективы: студенты, молодые рабочие, инженеры — комсомольцы из Свердловска, Челябинска, Миасса, Липецка, Симферополя, Львова, Черновиц, Винницы, Киева, Куйбышева, Ростова. Работали в основном летом, во время своих очередных отпусков и каникул. А к нам в редакцию по-прежнему приходили письма с пометкой: «Аджимушкай». Писали пожилые люди, свидетели и участники событий 1942 года; писали, присылали фотографии и отчеты молодые — те, кто своими руками, работая рядовыми раскопщиками, пытался отыскать и прочесть не разгаданные еще страницы истории подземного гарнизона.
Как и мы, они искали главным образом документы. Однако находок с каждым годом становилось все меньше, и Сергею Михайловичу, по его словам, все труднее было с каждым сезоном давать задания своим нетерпеливым молодым помощникам. Многие места, где могли что-то сделать небольшие бригады раскопщиков, многократно во время экспедиций разных лет были уже просмотрены.
Предметы обихода, личные вещи, части оружия и воинское снаряжение по-прежнему попадались, а вот документы, да еще такие, какие смело можно было бы отнести не к отдельному человеку, а к воинскому коллективу, — почти нет.
За эти годы останки около двухсот защитников Аджимушкая были с воинскими почестями перезахоронены на воинском кладбище в Керчи.
Во время разговора в домике-хатке у печки Сергей Михайлович положил на стол толстую книгу с алфавитом:
— Вот триста двадцать три фамилии тех, кого мы сейчас хорошо знаем, на кого имеем «личные дела» и с кем или по поводу кого продолжаем вести исследовательскую работу.
Эта книга — итог многих, в том числе и наших трех, экспедиций. А всего, можно сказать, документы, различные свидетельства, воспоминания многих людей помогли сотрудникам музея с помощью журналистов, ветеранов, историков и исследователей «проявить» сегодня фамилии примерно тысячи человек — тех, кто был в Аджимушкайских каменоломнях к началу их обороны, кто принимал участие в ней, видел эти события или сам сражался в числе защитников Аджимушкая. Но на многих из них, в том числе известных по устным свидетельствам участников обороны, нет документов...
Как же горько, наверное, этим людям рассказывать об Аджимушкае и не иметь во внутреннем кармане пиджака красной или зеленой книжки инвалида или участника Великой Отечественной войны из-за недоказанной документально статьи в графе прохождения службы на Крымском фронте, в частности в Аджимушкайских каменоломнях. Архивы не найдены.
Мы не можем с окончательной уверенностью назвать даже автора дневника, найденного в каменоломнях еще в январе 1944 года лейтенантом административной службы Ф. А. Грицаем. Подробно я писал об этом в очерке «Письма к живым». Но и сегодня, по прошествии девяти лет, не могу поставить точку. Рано. Со мной согласен и Сергей Михайлович Щербак.
По-прежнему не знаем мы имен тех или имени того, кто осуществлял связь между намертво, казалось бы, блокированными врагом каменоломнями в конце июля — начале августа 1942 года и нашей отважной разведчицей Женей Дудник — «Тоней», радиограммы которой из военного архива я приводил в очерке «Вы остаетесь в Керчи...».
Все неразгаданные, нераскрытые страницы аджимушкайской обороны, как меридианы на Северном полюсе, сходятся в одной точке: в архиве подземного гарнизона. Но где искать его, как?
...Мы вышли с Сергеем Михайловичем Щербаком из каменоломен у старого, знакомого мне завала с кустом шиповника. Когда-то это был маленький тоненький кустик. И вот разросся, раздался, превратился в большущий колючий куст с крупными яркими ягодами.
На поверхности кратер воронки был аккуратно обнесен железной оградой из толстых арматурных прутьев. Рядом из каменистой земли торчали стабилизаторы авиационных бомб. Сейчас их установили специально... Но такие же перья искореженного ржавого железа встречались нам и внутри каменоломен при расчистке завалов. Так, вкапывая авиабомбы и взрывая с поверхности своды, фашисты пытались бороться с аджимушкайцами. Взрывали, переходили к газовым атакам и снова взрывали...
Взрывы наносили потери гарнизону, но в то же время образовывали в обрушенной кровле и новые выходы, откуда бойцы могли совершать вылазки. Снижали они и действенность газовых атак противника: новые многочисленные щели, которые ночами защитники каменоломен расширяли, улучшали вентиляцию подземных галерей.
Но завал с шиповником... По некоторым данным и свидетельствам очевидцев и участников обороны, фашисты угадали в этом месте под землей большой перекресток — «звезду» подземных ходов, и под обвалами погибло целое подразделение аджимушкайцев...
Во время экспедиции мы не раз подбирались, подходили к этим завалам по доступным внутренним ходам, однако только тронули их в нескольких местах. Чтобы разобрать хоть один из них полностью, скажу честно, не хватало тогда у нас ни сил, ни терпения, ни времени, ни опыта. Самая большая наша экспедиция, 1973 года, насчитывала в лучшие свои дни до пятидесяти человек, и работали мы около двух месяцев. Но если бы снова можно было вернуться в лето десятилетней давности, я бы лично предложил, не отвлекаясь ни на что другое, разобрать по возможности целиком, до основания один завал. Сделать центром поиска — для гарантии безопасности лучше работать с поверхности — лишь одну воронку-кратер. Анализ находок «в культурном слое», как говорят археологи, сразу бы показал степень их ценности и, возможно, дал бы в руки надежную нить поисков. Ведь любой предмет, будь то командирская сумка, прижатая камнем, или коробка железного ящика у основания каменной пирамиды, мог быть с документами!
...Если они там были. Сколько раз мы находили и сумки, и ящики — они оказывались пустыми. И тем не менее под неразобранной грудой камней все по-прежнему никем не тронуто! И документы не могут наконец не быть не найденными — в какой-то сумке, в каком-то железном ящике, в каком-то свертке... Как все, что остается после человека в его доме. В разрушенном доме. Нужно искать их!
Вернувшись из каменоломен, мы еще долго сидели с Сергеем Михайловичем у теплой, не остывшей печки... И вот сейчас, когда пишу эти строки, я снова вижу железные прутья ограды перед знакомой воронкой-кратером, красные брызги шиповника и длинную цепочку людей, идущих к Аджимушкайскому мемориалу...
Безусловно, Аджимушкаю нужна в настоящее время серьезная, специальная, хорошо технически оснащенная и рассчитанная не на один сезон экспедиция, сродни археологической. Нужны дальнейшие терпеливые поиски в архивах и сугубо научная работа с участниками, очевидцами, свидетелями обороны. Однако нужны будут не только специалисты: историки, археологи, топографы, но и рядовые раскопщики... И тут молодежь, комсомольцы могут сказать свое слово.
Когда все завалы будут постепенно разобраны, мы найдем П-образные, никем не обследованные ниши-выработки за осыпями камней и никем еще не пройденные ходы — последние «белые пятна» на карте Аджимушкая. Они самый вероятный ключ к успешному поиску архива!