В том самом 1956 году, незадолго до олимпийских стартов в Мельбурне, на первенстве СССР Михаил Лавров установил всесоюзный рекорд в ходьбе на 50 км. Прямо за линией финиша воронежского скорохода тесно окружили, поздравляли с победой. Анатолий Фруктов, один из наставников сборной Союза, бесцеремонно разомкнул живое кольцо, вывел из него едва успевшего перевести дух атлета, увлек в сторону и там, в удалении от спортсменов, судей и болельщиков, представил герою дня вполне реальные перспективы: квартира в Москве, все условия для тренировок, зарубежные поездки… Конечно, потребуется хороший тренер, авторитетный, вхожий в высокие кабинеты. Лавров ничего тогда не смог ответить, потоптался на месте, отвел взгляд и, высвободив руку, быстро, едва не бегом направился в раздевалку – смыть под душем пот, усталость и внезапное раздражение.
До сих пор он обходился без тренера, занимался самостоятельно.
В 1947-м, после предательского удара прикладом в затылок на учениях, его комиссовали из армии. Работал на авиазаводе, мучили головные боли. Кто-то из пожилых рабочих посоветовал больше бывать на воздухе, кататься на лыжах. Михаил попробовал, помогло. Зимой – лыжи, летом – ходьба. Постоянное увеличение нагрузок. К высоким результатам в легкой атлетике он приблизился своим путем. Нужен ли ему сегодня тренер? Помогут ли чьи-то подсказки?
Придя в бухгалтерию получить премию за рекорд (за высшие достижения и тогда платили), Михаил Лавров кроме своей фамилии увидел в ведомости еще и фамилию “тренера”. Рекордсмен возмутился, ведь он не собирался давать согласие, вспылил, отказался от положенного ему вознаграждения и уехал из Москвы домой в расстроенных чувствах.
Инцидент списали на чудачества Лаврова. Наметившийся было конфликт не получил развития, для многих остался незамеченным. В преддверии Олимпиады никому не хотелось отвлекаться по пустякам. Сборная жила другими заботами.
Уже на Зеленом континенте, куда наша легкоатлетическая команда прибыла за двенадцать дней до открытия Игр, к трудностям ожидаемым добавились непредвиденные. “Климат Мельбурна тяжел для человека с севера. В один день может быть и жарко, и холодно, может идти проливной дождь и светить яркое солнце, влажность воздуха очень высока, необычна пища. Многие наши легкоатлеты долгое время испытывали вялость, недомогание, сонливость…” — оценивал обстановку член советской делегации Гавриил Коробков.
Ходок-марафонец в отличие от многих не выявлял физической слабости. Уровень его готовности вызывал восхищение (в отдельных случаях зависть) среди больших авторитетов. Вот что говорил о нем великий стайер Петр Болотников: “Не было равных Михаилу Лаврову. Как Куц был сильнее нас всех на две головы, так и Лавров превосходил всех ходоков мира. Все у него было в порядке, но лих был чрезмерно. В дневнике, который представлялся тренерскому совету, мог написать: “Ходил восемь часов. Гонял зайцев. Одного чуть не задавил”. Посмеивались, прощали, понимали, что будущий чемпион”.
Ходовую технику Лаврова называли облегченной, этакой вроде бы несерьезной, сомнительной даже – на грани бега. В наши дни ее бы нарекли прогрессивной. Рывок на много лет вперед не только поражал — бывало, и вызывал неприятие современников. Но он не умел ходить иначе. Да и рекорды его никто не отменял.
Поиск своего движения внешне напоминал утомительно однообразную пантомиму. Ходьба перед зеркалом. Все на виду: кроссовки на босу ногу, спортивные трусы с двойной резинкой на поясе, майка с гербом страны и долгая непрерывная работа. Такая же по сути спортивная ходьба, только на месте. И под пристальным самоконтролем. Левая рука менее энергична в движении, оттого правое плечо чуть подается вперед, перекос туловища требует большей затраты сил ради сохранения той же скорости. На стадионе этого за собой не заметишь. А тут… Для того и зеркало, чтобы исправлять, совершенствовать, оттачивать… Вот уже с полчаса, как не к чему придраться: вертикальные и боковые колебания таза минимальны, угол сгибания рук в локтях соответствует темпу. Поправка на ходу, продолжение тренировки. На полу собирается лужица пота. Главное открывается в состоянии предельной усталости. И руки, и ноги сами тогда отыскивают траекторию наименьшего расхода сил. Важно ее запомнить. Памяти глаз тут мало. Включается мускульная память – от нее во многом зависит умение идти свободно, без лишнего напряжения.
Способность расслабляться на ходу позволяла Лаврову выдерживать ежедневные двухразовые тренировки. Надо учесть, что в
50-е годы, кроме парной бани и массажа, не было других восстановителей. Каждый день тогда не тренировались. Михаил Лавров тренировался, он ни в чем не признавал общих схем. Даже в поезде, по дороге на соревнования, не позволял себе прожить и дня без нагрузки. Выходил в тамбур, подпрыгивал на одной ноге, вперед выбрасывал другую, и так попеременно. Под стук колес делал “мах — выхлест” больше часа.
Терпение у него было нечеловеческое. На первенстве России шел 50 км, стер ногу аж до пяточной кости. Кроссовка липкая от крови, а он улыбается – победил.
И в Мельбурне настрой на победу был непоколебимый. За день до старта получил установку: помогать второму советскому скороходу, Маскинскову, вести его до финиша. На дистанции 50 км запланировали две медали. Мог ли Михаил Лавров согласиться с подобным диктатом — сдерживать себя, пусть даже в интересах команды? Нет. Он как рванул со старта, так тут же забыл о строгих наставлениях.
Первая отмашка судейским флажком остепенила его. На 16-м километре Лавров получил первое замечание за “облегченную ходьбу”. Сбавил ход, уступив лидерство Маскинскову, следуя за ним по пятам. Когда позади осталось 30 километров, решил, что хватит “давить на тормоза”, и пошел в полную силу. На коротком отрезке обошел усталого лидера и ощутил жгучую радость от того, что снова впереди. На этом участке трассы за ходом соревнования следил советский судья Анатолий Фруктов. В свою отмашку флажком он вложил много больше, чем требовали его судейские полномочия.
После второго замечания Михаил Лавров был дисквалифицирован. Такого еще не знала история Олимпийских игр — чтобы свой судья снял с дистанции своего участника, идущего на победу!
Для Лаврова Олимпиада закончилась на середине дистанции.
Ходок еще не один год сохранял силы, упорно тренировался, надеялся отыграть упущенное. В 1960 году он становится чемпионом страны, а на Олимпийские игры в Рим его не берут. В 1961 году выигрывает на первенстве СССР обе дистанции – 20 и 50 км. Но соревнования за рубежом проходят без Лаврова.
Много пережил… Хотя внешне, казалось бы, ничего не изменилось. Ежедневно в пять утра бегом спускался к реке. Там собирались единомышленники. К Лаврову льнули подростки, за ним тянулись начинающие спортсмены. В его методу верили. Его метода была проста: выдержал – пойдешь дальше, спекся – ты из породы отстающих. Прежде чем предложить другим, он сначала все испытывал на себе. Это подкупало. Живой пример неутомимого сорокалетнего действовал неотразимо. “Если ему под силу, отчего же нам не справиться?” — думали молодые, честолюбивые, которые и ростом повыше, и в плечах помощнее. Поднимались ни свет ни заря “жаворонки” и “совы”, чтобы побегать вверх-вниз на спуске Степана Разина, пока не загудел по городу транспорт. Успеть потренироваться – и на работу не опоздать или на учебу. А ближе к вечеру – основная, более продолжительная тренировка на стадионе. Так на любительской почве выросли в Черноземье в 60-е годы порядка двух десятков мастеров спорта: ходоки, стайеры, марафонцы. Иван Рудаков, Виктор Лосев, Иван Сезин, Борис Маслаков, Геннадий Солдатов, Вениамин Гришин…. Среди них наиболее известный — участник двух Олимпиад Николай Свиридов.
Молодые росли, набирали силу, затем расставались с легкой атлетикой. А Лавров все продолжал ходить, бегать — остановиться не мог. Уже в 48-летнем возрасте вышел на старт 100-километрового зимнего пробега Воронеж – Нововоронеж — Воронеж. Его отговаривали: зачем? Поберегись, твоя кардиограмма показывает недостаточное кровоснабжение сердечной мышцы. Он отвечал: хоть раз еще хочется пробежать, душа просит, мне надо разрядиться.
Взял старт. А на 68-м километре сошел с трассы. Первый раз в жизни (после Мельбурна) не закончил дистанцию.
Я не раз думал: зачем он так себя истязал? И кажется, нашел ответ. Кроме спортивных неудач он прошел через житейские трагедии: ушли две жены, младшую дочь в 12 лет сбила машина – девочка погибла, отца не понимали взрослые дети. Едва не исключили (за острый язык) из партии, в которую он фанатично верил. Михаил Лавров жил в состоянии глубокой моральной усталости. Снять ее было невозможно. Уравновесить? Тут он подчинялся инстинктам. Усталостью физической пытался уравнять усталость душевную. Взвинчивал, держал нагрузки. Но…
1956 год – вот начало. Он мог открыть счет победам, а стал началом бед.
Умер Михаил Григорьевич Лавров в 1997 году в приюте для престарелых. Памятник на могиле поставили ученики рекордсмена – организацию дела взял на себя Иван Рудаков. И не находится пока организатор легкоатлетического турнира памяти Михаила Лаврова, первого воронежского олимпийца. Его больше помнят как мученика. А образ яркого спортсмена время неумолимо стирает.