Рожденная из ступни Вишну

Ганг — река, священная для каждого индийца. Ее название неоднократно меняется в зависимости от мест, где она протекает. У индийско-тибетской границы поток ледниковой воды, стремительно несущийся с горной высоты в 4200 метров, зовется Бхагирати и, прежде чем, преодолев две с половиной тысячи километров, он достигнет моря, получит множество санскритских имен. Они переводятся как «Дочь повелителя Гималаев», «Рожденная из ступни Вишну» и тому подобное. Миллионы индийцев ежегодно совершают паломничество к этому природному святилищу.

 

 

Путь пилигримов нахожен за многие сотни лет: Бенарес, Аллахабад, Хардвар, Ришикеш — вот главные города, которые лежат на берегах Ганга в его среднем течении. Но я стремился попасть к истокам Ганга и поэтому из Ришикеша отправился в предгорья Гималаев — к Ганготри — последнему селению, приютившемуся у крутых берегов Бхагирати.

Рано утром автобус, набитый паломниками, уходит из спящего городка. Нам предстоит преодолеть 240 километров по горной дороге, весь путь лежит в пределах штата Уттар Прадеш. В предрассветном тумане внезапно возникают фигуры паломников.

Омывшись в водах Ганга, они пешком возвращаются в свои селения, лежащие подчас за несколько сот километров. Через плечо у них перекинуты бамбуковые шесты, украшенные разноцветными гирляндами. К обоим концам коромысла подвешено по баклажке, наполненной водой из Ганга.

Через 70 километров пути — городок Деварпрайяг, омываемый с одной стороны коричневыми водами Бхагирати, а с другой — голубыми — Алакнанды. Слившись здесь, они образуют реку, которая и есть Ганг. Скорость течения тут так велика, что со ступеней дхатов — широких каменных лестниц, ведущих к воде, спущены цепи, дабы паломники, совершающие омовение, погружаясь в волны, могли удержаться. Индуисты считают, что священный источник Ганга — именно Бхагирати, берущий начало от ледника Гомукх.

Преодолев полторы сотни километров, въезжаем в городок Уттаркаши — один из основных паломнических центров. В наш автобус втискивается новая партия паломников; у некоторых из них на лбу изображен трезубец. Это — садху, индуистские аскеты. Почему же они не идут пешком, а садятся на «железного коня»? Потому что они не только аскеты, но и мудрецы. А умный в гору, как известно, не пойдет...

За Уттаркашем Ганг с шумом течет между отвесными склонами — идеальное место для гидроэлектростанции. А вот и она; излишки воды с грохотом сбрасываются через аварийный шлюз — зрелище впечатляющее. Похоже, индуистов не смущает такое утилитарное обращение со священной рекой. Впрочем, по обочинам шоссе можно увидеть рекламу двигателей фирмы «Кришна-моторс»...

Начинает накрапывать дождь; он становится все сильнее. С крутых склонов на дорогу низвергаются потоки воды. Водитель резко тормозит: впереди что-то произошло. Нам крупно «повезло»: огромная гранитная глыба, весом в несколько тонн, рухнула сверху и перекрыла узенький серпантин.

Путь наверх отрезан, но пассажиры рады, что кусок скалы не расплющил наш автобус. Что делать? Обратно тоже нельзя: дорога, повисшая над обрывом, слишком узка для разворота.

Проходит час, другой. Дождь не прекращается. Садху, лоб которого украшен белым трезубцем, пронзительным голосом затягивает гимн Кришне, моля о помощи. Ему вторят паломники. Внезапно сзади раздается грохот: еще одна гранитная глыба сорвалась с кручи и перекрыла дорогу.

Теперь мы надежно заблокированы, и вниз не уехать даже задним ходом. Да, садху хорошо поработал: он смущенно затихает и под укоризненными взглядами соседей забивается подальше в угол.

Проходит еще два часа — наш неугомонный садху снова затягивает священный гимн. И мы уже не удивляемся, услышав впереди оглушительный взрыв. Садху испуган не меньше, чем его слушатели, но он не виноват. Это сработали военные, прибывшие на джипе с ближайшего блок-поста. Пробурив в глыбе шурфы, они заложили туда взрывчатку и разнесли камешек на части. Через полчаса дорога снова свободна.

В Ганготри прибываем затемно; беспокоит мысль о гостинице. Но волнения напрасны: несколько подростков, встречающих припозднившийся автобус, наперебой зазывают в свой отель. Мне достается жилище, нависшее над ущельем. Где-то внизу слышен рев Бхагирати. В гостиничной книге записываю свое имя; в графе «цель приезда», как и все, ставлю «ятра» — паломничество.

Ганг на санскрите женского рода — Ганга. И это не просто сентиментальная прихоть индийцев. Как гласит древняя легенда, Небесная река Ганга с благоволения Шивы сошла на землю для того, чтобы подвергнуть очищению прах 60 тысяч сыновей царя Сагары, которые были поражены за непомерную гордость и прегрешения.

Покинув горные лабиринты Гималаев, она спустилась к их подножию и далее — через северные равнины — отправилась на юго-восток. В древней книге учения «Пуранах» говорится, что Ганга вытекает из пальца на ноге Вишну и что река была спущена с небес благодаря молитвам царя Бхагиратха, чьим предком был Сагара. Отсюда название, под которым известна эта река — Бхагирати.

...Утром просыпаюсь от громкого пения, несущегося из динамиков. Начались молитвы в индуистском храме. Путь туда лежит по единственной улочке, окаймленной лавками. А на подходе к торговым рядам угнездились индуистские аскеты, прорицатели, йоги.

Водная лавина с грохотом разбивается о гранитную скалу, высящуюся у правого берега Бхагирати. Согласно преданию, Ганг был разгневан тем, что его спустили с небес, и Шива, вняв мольбам Бхагиратха, подставил свое чело, чтобы спасти землю от страшного удара. Река укротила свой бег в его густых волосах, и Шива заслужил имя Гангадхара, то есть «Поддерживающий Ганг»...

Улочка идет мимо береговой части скалы. К ее отвесной стене лепятся убогие хижины подвижников. Улочка приводит к воротам индуистского храма Ганготри. Здесь множество паломников и паломниц. Не каждому из них подсилу совершить 18-километровое путешествие к леднику Гомукх, к истокам Ганга. Поэтому именно здесь, в храме Ганготри, для большинства из них и завершается путь к верховьям священной реки. В кого бы ни веровал паломник, он твердо уверен, что ритуальное омовение в Ганге освободит его от грехов.

«Если кости покойного погрузить в Ганг, — говорится в священном для индусов эпосе «Махабхарата», — то он достигнет небес. Даже того, кто грешил всю свою жизнь, ждет Вишнупада (небеса), если он поклонялся Гангу. Дуновение ветра, соприкасавшегося с водой Ганга, уносит все грехи». Индуисты еще называют Ганг «Дасахара», что значит «Смывающая десять грехов».

Выйдя из храма, паломники следуют к берегу Бхагирати. Здесь они совершают ритуальное омовение, набирают воду в пластмассовые канистры и, окружив садху, слушают чтение священных гимнов.

Через Бхагирати перекинут висячий мост, на другом берегу реки — множество ашрамов, индуистских монастырей и центров ведической йоги. Здесь можно встретить объявления такого рода: в окрестностях священной реки не разрешается вкушать мясо, рыбу и яйца; нельзя стирать белье с мылом, дабы не осквернить ее воды.

Поселок Ганготри весь как на ладони, но тропа, ведущая к истокам Ганга, куда-то запропастилась. Впору воспользоваться советом, который знаменитый древний поэт Калидаса дал когда-то облаку:

Лети туда, где Ганга низвергает
Себя с небес на горные вершины
И простирает волны, словно руки,
Готовые схватить луну на челе Шивы,
И пенится и радостно хохочет…

Долгий поиск пути к леднику Гомукх, наконец, увенчался успехом: оказывается, тропа круто уходит вверх прямо от индуистского храма. Но день прошел не зря: три тысячи метров над уровнем моря — хоть какая-никакая, а все же высота, и акклиматизация не помешает. Ведь чтобы добраться до истока Ганга, надо подняться еще на тысячу метров, пройдя 18 километров.

...В 6 утра харчевни в Ганготри уже открыты. Две лепешки-пароти, стакан чая — вот и весь завтрак. Накрапывает дождь. Прохожу мимо храма, откуда через динамики уже несется пение мантр.

Паломники-индуисты, облаченные в плащи-накидки, с рюкзачками за спиной, собираются у тропы, готовясь в неблизкий путь. Женщин среди них не видно. Служители индуистского храма — брахманы и пурохиты — дают богомольцам последние наставления.

Поднимаюсь по каменной лестнице, ведущей на тропу. По ней прошли сотни тысяч, если не миллионы паломников. Она хорошо натоптана и обустроена: через каждую сотню-другую метров на камне указано пройденное расстояние. Так что все предстоящие встречи и события имеют точную маркировку.

1,7 км. Через полчаса пути впереди показались красные и голубые купола ашрама с развевающимися на них желтыми флагами. За оградой тихо — еще не время принимать путников. Зато близ тропы — колонка с краном, здесь можно запастись питьевой водой.

2,6 км. Еще 20 минут ходьбы, и у обочины возникают убогие хижины отшельников. Правда, их так можно назвать лишь условно: какое уж тут уединение, когда взад и вперед ежедневно снуют паломники! Да и тишины, как на Афоне («а-фон» — по-гречески «без-звучный»), здесь нет: рев горного потока отнюдь не способствует молитвенным размышлениям. Подвижник уже разжег костерок, готовит чаишко, приглашает «к столу».

Приветствуем друг друга: намаете! Но рассиживать некогда — ведь к вечеру нужно вернуться в Ганготри. Так что откланиваюсь и продолжаю путь.

3,5 км. А вот группа списанных армейских палаток. Но здесь расположились не отшельники, а работники торговли. Я им: «намаете!», они мне: «Гуд морнинг!» Я им: «Как поживаете?», а они, упорно по-английски: «Что желаете? Пепси? Кока-колу? Чай?»

4,2 км. Первое водное препятствие: слева в Бхагирати впадает горный ручей, который придется преодолевать. Мостик — это громко сказано: ступаю на три связанных вместе бревна, переброшенных через ревущий поток. Стараюсь не смотреть под ноги: впечатление, что скользкие бревна плывут над стремниной. Где-то на дне ворочаются каменные глыбы, их стук отдается в висках.

На другом берегу еще один палаточный лагерь. У торгового центра мирно пасутся мулы, навьюченные поклажей. На их спинах и перевозят все необходимое для приема паломников: от спальных мешков до керосинок, от пакетиков с ритуальным прасадом до амулетов с изображением Кришны.

Среди местных богомольцев он пользуется особой популярностью. Ведь в «Бхагавадгите» именно Кришне принадлежат слова: «Среди гор я — Гималаи».

Тропа прижимается к скале; справа — обрыв, внизу — ревущий поток. Когда-то здесь были металлические ограждения, но нынче от них остались штыри, покореженные камнепадом. Там, где часть тропы смыло в пропасть, устроен деревянный настил. Осторожно ступая по разъезжающимся и скрипящим доскам, вспоминаю название одного поворота на кавказских кручах: «Пронеси, Господи!»

8.5 км. Впереди — очередная преграда: приток Бхагирати — его надо преодолеть. По бревну, переброшенному над кипящим потоком, осторожно, поодиночке, перебирается группа европейцев. Это англичане, совершившие поход к леднику Гомукх в сопровождении местного индийца-проводника. Англичане идут налегке; их поклажу — спальники, теплую одежду и прочее имущество тащат на себе мальчишки-носильщики.

Пропустив группу, ступаю на мостик: скользкое бревно не закреплено и гуляет по валунам. Инструктор-индиец подстраховывает внепланового путника, помогая мне перебраться на другой берег. В голове одна мысль: как тут быть на обратном пути? (Эта переправа еще не раз вспомнится.)

Пройдена почти половина пути, и здесь утомившихся путников ожидает целый пакет услуг — чай с молоком, лепешки-пароти, а на случай непогоды — укрытие с громким названием «отель». Но сейчас мне все это ни к чему и, миновав вереницу палаточных хижин, продолжаю путь к Гомукху.

У ходоков, встречающихся на пути, заметна усталость — высота подходит к четырем тысячам метров. У альпинистов-профессионалов эти строки могут вызвать улыбку, но ведь на тропе — простые, не тренированные путники.

Встречаю очередную группу; на разговор сил и времени нет. Приветствую их международным «хэлло!», а в ответ — еле слышное «бонжур!» — значит, французы.

13,0 км. Впереди виден базовый лагерь: несколько домиков для туристов. Рядом — индуистский храм, на берегу Бхагирати — что-то вроде часовни; близ нее совершаются омовения. Это — Гарвал, откуда паломники делают последний бросок к Гомукху. Индуизм и туризм здесь плавно переходят в альпинизм. «Зеленка» и «населенка» кончаются, и вместо мелкого кустарника на скалах видны лишь каменные осыпи. Самое время подкрепиться лепешкой-пароти и стаканчиком чая.

Под соседним навесом расположились на краткий отдых четверо французов. Похоже, они не первый месяц скитаются по Индии. Длинноволосые, похожие на хиппи, они погрузились в мир восточной экзотики. Да и вместо туристских брюк на них яркие юбки-дхоти.

16,4 км. Идти становится все труднее, но тропа, к счастью, уже не забирает вверх. На пути еще одна армейская палатка, на ней надпись: «Отель «Шива», высота 4 тысячи метров». Рядом — еще одна «скиния» — шатер, но это уже не приют, а индуистский храм — над ним развеваются молитвенные флаги. Около храма — святилище: два десятка продолговатых, выкрашенных белой краской камней кучно воткнуты в землю. Это — лингамы.

Почитание фаллического символа — лингама — близ истока Ганга не случайно. Согласно индуистским верованиям, на одной из гималайских вершин — горе Кайлас — восседает сам Шива. А именно с Шивой ассоциируется почитание лингама.

Однако даже отсюда до горы Кайлас далеко, но зато впереди уже виден ледник Гомукх; до него осталось полтора километра. Похоже, это самый тяжелый участок и для пилигримов и для их обуви: тут и там видны выброшенные пляжные сандалии. Они пришли в негодность, и их неопытным владельцам приходится возвращаться босиком.

18,0 км. Вот и ледник, из-под которого вырывается Бхаги-рати. Глаз ищет отшельников, в глубокой медитации сидящих у истока священной реки. Однако в реальности все не совсем так, как на полотнах Рериха. Две-три убогие лачуги, два-три подвижника, живущих здесь в летний паломнический сезон — до первых холодов, — вот и все, что может видеть путник, проделавший долгий путь к истокам Ганга. Сидя между огромных валунов, садху нараспев читают священные гимны, водя пальцем по печатному тексту.

Глыбы льда с обвальным грохотом летят вниз с тающего Гомукха в светло-коричневый поток Бхагирати. Есть и тихая заводь, где медленно тает ледяное крошево. Здесь редко кто выдержит омовение дольше тридцати секунд. И это — в середине жаркого индийского августа!

Над ледником белеет изумительно красивый пик Шивалинка. Его три вершины для индуистов как бы олицетворяют Шиву. Ибо Шива «прекрасен, трехглаз, с месяцем на челе... Шива предстает на быке, белом, как гималайские вершины».

Пора возвращаться. И если бы мы были на равнине, здесь следовало бы поставить точку. Но в горах много непредсказуемого, так что «продолжение следует».

...Перекусив в базовом Гарвале, беру обратный курс. Где-то в горах прошел ливень, и притоки Бхагирати не на шутку разбушевались. В одном месте, где тропа шла вдоль берега, — оползень. Сильный поток подмыл грунт и кусок тропы унесло вниз по течению. За то время, что пребываю в раздумье, появляются собратья по несчастью.

Три молодых сикха в тюрбанах стоят на другом конце тропы, не зная, как перебраться на мою площадку. Придется забираться круто вверх, на гору, и, цепляясь за кустарник, двигаться над ревущим потоком. Сикхи испуганно машут: мол, не надо рисковать! Однако другого выхода нет, и приходится доказывать свою правоту по принципу: «Делай как я!» Продолжая свой путь по тропе, оглядываюсь и вижу, как три тюрбана мелькают в зарослях — там, где только что пришлось мне заниматься скалолазанием без страховки. Но это только разминка, а мысль постоянно о том — как там, на восьмом километре?

Иду мимо палаточного лагеря, направляясь к переправе. Торговцы, сидящие в лавках, словно сговорившись, качают головами, цокают языком и жестами приглашают остаться.

Неужели переправу смыло? Выхожу на каменистый берег. Той досочки, по которой утром переходили англичане с проводником, нет и в помине. Как говорится, «мост ек». Уровень воды резко поднялся после дождя, и там, где была горная речка, теперь бешеный поток...

Неожиданно слышу разговор. На берег выходят пятеро молодых паломников, увешанных канистрами с водой из Ганга. Они полны решимости. Сняв тапки, с силой швыряют их через бурлящую стихию, рассчитывая добраться до другого берега вброд, на босу ногу. Взявшись за руки, входят в воду, но тут же выскакивают обратно. Напор таков, что движет по дну огромные валуны.

Около часа стоим на берегу, обсуждая самые смелые идеи — как перебраться через реку. В итоге идем под навес пить чай. Мои спутники — местные жители из Уттаркаша. Они рвутся в бой, и пока мы допиваем чай, двое из пилигримов выдергивают длинное бревно из какой-то постройки и наводят временную переправу.

Каким-то чудом четверым из них удается перескочить по нему на каменную косу, а с нее — на противоположный берег. Однако пятому, последнему, не повезло: бревно, подхваченное течением, как перышко уносит вниз, и оно быстро исчезает из вида.

Но теперь у «тургруппы» есть важное преимущество — «зацепка» на другом берегу. Дежурные по приюту несут длинную веревку и швыряют конец через реку. Со второй попытки «правобережные» ловят конец и закрепляют его в камнях. «Левобережные» делают то же самое: переправа налажена.

Внимательно слежу за тем, что будет дальше, рассчитывая воспользоваться ею. Молодой сорви-голова бросается в ревущий поток, пытаясь удержаться за веревку. Такое впечатление, что его заглатывает пасть водяного дракона: лишь в последний момент он с отчаянным усилием вырывается из нее и в изнеможении падает на спасительную каменную косу.

Вода быстро прибывает, еще один прыжок, и вот смельчак в объятиях своих товарищей. А в это время на наших глазах каменный островок рассыпается под мощным напором кипящих волн. Это был последний шанс...

Машем друг другу и отправляемся в противоположные стороны: ребята — в Ганготри, а я — в местную гостиницу. Мы идем вместе с человеком, помогавшим при переправе юным пилигримам. Уже смеркается, и в руках у него фонарь с газовым рожком.

После пережитого приют поражает спокойствием: с десяток паломников молча сидят на одеялах и наблюдают за тем, как владелец странноприимного дома готовит для них ужин.

Спрашивать о размещении не надо: и так ясно, что гостя примут и накормят, а плата — стандартная. Тем более, что по-английски хозяин не говорит.

Зато по-английски говорит один из странников. Это пожилой индиец, родом из Калькутты; много лет живет в Англии. Приехал на родину, чтобы омыть свое тело в верховьях Ганга. Тихо беседуем о наших общих проблемах.

Оказывается, есть надежда, что к утру вода немного спадет, и можно будет попытаться перейти речку вброд. А пока готовимся к ужину. Каждый получает по несколько лепешек. Но это уже не утренние пароти, а вечерние чапати. Вареный рис, кувшин ледяной воды — все это входит в перечень предлагаемых блюд.

Рис все едят руками, но нам с калькуттцем дают ложки: он вроде бы тоже теперь европеец. Кстати, разговора остальных паломников он не понимает. Его родной язык — бенгали, знает он и хинди, а местные пилигримы говорят на своем языке, близком к непали.

Ночевать приглашают в соседний «однозвездочный» барак. Ложимся вповалку на матрасы, укрываемся казенными одеялами. Кашель, храп, табачный дым, запах пота — неизбежные атрибуты барака, и это долго мешает заснуть. Забытье приходит под утро, но, очнувшись от сна, вижу, что паломников и след простыл.

Привратник жестами объясняет, что все ушли к речке, на переправу. От завтрака отказываюсь, каждая минута промедления может стать роковой. На берегу никого нет, вода немного спала. Все благополучно переправились вброд и уже продолжают свой путь к Ганготри. Лишь одинокий садху, сидящий в хижине, бесстрастно взирает на мои метания вдоль берега.

За спиной слышу голос: это садху. Он спрашивает по-английски:
— Баба-джи, достопочтенный! Ты веришь в Бога? Если веришь, то не бойся и иди.

Взяв горсть камешков, он бросает их по одному в воду, как бы показывая, куда нужно ступать. Осенив себя крестным знамением, шагаю в ледяной поток. Вода по пояс, почти сбивает с ног. С большим усилием добираюсь до отмели. Здесь можно передохнуть.

Вчерашним ребятам сегодня было бы труднее: их в легком весе, при малом росте снесло бы с брода в костоломную камнедробилку.

Собрав силы, прыгаю с отмели на берег. Садху одобрительно кивает и, повернувшись, идет в свою келью. Машу ему и сажусь на камень. Надо передохнуть и перекусить. Припасенные с вечера чапати, как нельзя кстати. Несколько глотков ледяной воды, и в путь.

В Ганготри вхожу как в родное село: многие раскланиваются. Это неудивительно — ведь наши дороги пересекались на пути к Гомукху. Автобус, отходящий на Уттаркаши, по обыкновению забит паломниками. С трудом нахожу местечко. Шум двигателя закладывает уши. Но вдруг его перекрывает возглас паломников:
— Ганга май хи джай!
Слава матери Ганге!