Стариков было трое. Они стояли на обочине дороги. Один из них поднял руку с длинным, загнутым крюком посохом, и шофер остановил наш маленький автобус. Абдумалик соскочил на дорогу и осторожно, с почтением помог старцам забраться на высокую подножку.

Они церемонно поздоровались с шофером и со мной и лишь потом сели.

 

 

Одеты они были в новые, стоящие колом черные чапаны, перевязанные в поясе вискозными платками. Старцы были настолько древние, что уже с трудом угадывался их возраст; наверное, только очень важное дело могло заставить столь почтенных людей отправиться в путь.

Шофер спросил стариков, куда их подвезти, и Абдумалик перевел мне ответ:

— Едут в небольшой кишлак, это по пути. На похороны — умер усто. Хороший был плотник.

«Усто» — по-таджикски «мастер». Человек, не только поднявшийся в своем ремесле до самых вершин, но и привнесший в него что-то свое, особенное. Это не самородок-одиночка — у настоящего усто всегда есть ученики; не возраст, а профессиональное мастерство дает право на почетное звание. Когда-то оно присваивалось старейшими мастерами на общем собрании цеха. Этому предшествовали долгие годы ученичества. Как правило, учениками были дети самих мастеров или односельчан — так в течение веков создавались династии народных умельцев, и целые кишлаки, а то и города, становились известны благодаря искусству населявших их мастеров. Так, название Ура-Тюбе стало своеобразной фирменной маркой, гарантией качества кузнечных изделий, а Ворух — гончарных, Исфара же и ее окрестности прославились искусством резчиков по ганчу (Ганч — среднеазиатское название гипса, точнее, материала, который получают при обжиге породы, содержащей гипс. Водный раствор молотого ганча быстро схватывается и легко формуется.)

Теперь звание «усто» никто официально не присваивает. Просто, узнавая в изделии руку мастера, люди в один прекрасный день прибавляют к его имени коротенькое слово «усто». Так появляются усто Додобой, усто Кудрад, усто Джабир.

Я хочу рассказать о резчике усто Салиме. С ним, как, впрочем, и со всеми другими мастерами Исфары, меня познакомил Абдумалик Рахмонов. Будучи коренным жителем Исфары и работая в горкоме комсомола, Абдумалик знал практически всех молодых, а через них и старых исфаринцев. И когда я сказал, что хотел бы посмотреть резьбу по ганчу, он без особых раздумий ответил:

— Таких резчиков у нас много, но самый лучший — Салим Валиев в Кушдеваре.

К нему мы как раз и ехали, когда к нам в автобус подсели три почтенных старца. Они вскоре сошли, а полчаса спустя мы уже были в Кушдеваре.

...Название этого небольшого кишлака под Исфарой произошло от слов «куш дар девор», что означает «орел на стене». Кушдевар похож на большинство селений северного Таджикистана — пересекающиеся под прямым углом улицы с глухими, без окон серо-коричневыми глинобитными стенами-дувалами по обеим сторонам. Грустный вид, если бы не обилие деревьев за дувалами и не украшенные резьбой ворота — они как бы прерывают однообразие улиц-коридоров. Но среди всех ворот ворота дома Салима Валиева выделялись богатством резных и рисованных узоров.

Хозяин вышел нам навстречу: седобородый, прямой, с короткой мощной шеей, с широкими, по-молодому развернутыми плечами. Рукопожатие его было кратким и осторожным, как будто он боялся ненароком повредить чужие пальцы в своей жесткой ладони.

— Салам алейкум, усто Салим. Покажи, пожалуйста, гостю свою мастерскую, — попросил Абдумалик.

— Пойдемте, я мастерскую в доме сыновей сделал, на другом конце кишлака.

— Может, подвезти? — предложил Абдумалик, но усто Салим покачал головой и неспешно зашагал по улице, плотно ставя ноги в мягких кожаных сапогах.

Дом сыновей заканчивал собой новый квартал кишлака. Такие же высокие широкие ворота, как и в доме старика, только здесь основным украшением была резьба по ганчу — она покрывала всю входную арку.

Дом этот, как выяснилось, ставил сам усто Салим со своими старшими сыновьями: ведь он и плотник, и столяр, и, кроме ганча, знает еще резьбу по дереву. И хорошо поставил — во время исфаринского землетрясения 31 января 1977 года силой в 7,5 балла дом, уже выведенный под крышу, не дал трещин, а ведь кишлак Кушдевар находился гораздо ближе к эпицентру, чем сама Исфара.

Входим во двор, где уже поднялся молодой сад: невысокие абрикосовые деревья с черными, безлистными сейчас ветвями. Виноградная лоза оплетает укрепленную на шестах деревянную решетку. У рукомойника плещется второй сын Салима, он только что пришел с работы и тщательно смывает с лица и рук ганчевую крошку. Несмотря на молодые годы, он уже достаточно известен в округе, и его тоже называют усто Малик.

Посреди двора какое-то круглое сооружение, напоминающее фонтан.

— Точно, фонтан, — кивает Малик. — Это все отец, он у нас затейник. Сначала насос сделал — с девятиметровой глубины воду качает, теперь фонтан мастерит. А в праздники самодельную иллюминацию на доме развешивает, на радость ребятишкам.

Усто Салим раскладывает в саду инструменты: внутри мастерской, вытянутой побеленной комнаты, заваленной мешками с гипсом и брусками дерева, он работает только в плохую погоду. Вот названия некоторых инструментов: калами ростак — плоская, прямо заточенная стамеска, которой наносят глубокие линии по геометрическому орнаменту; баргак — стамеска с дугообразным резаком, напоминающим по форме ноготь, — им отрабатывают мелкие детали цветочного орнамента; деревянный молоток — мехкуб.

Ганч — благодатный материал. Он податлив резцу и в то же время прочен, что позволяет тонко прорабатывать детали. Резьба по ганчу не так трудоемка, как по дереву или камню, и в ней легче проявляется почерк художника. Правда, ганч слишком быстро застывает, но мастера научились регулировать время схватывания, добавляя в раствор растительный клей и смачивая заготовку водой. К тому же этот недостаток превращается в достоинство, когда надо сделать отливку с модели.

С первых веков нашей эры ганч использовался для штукатурки стен, резьбы, отливки декоративных деталей и скульптуры. Таджикские мастера, творчеству которых всегда были присущи здравый смысл, смекалка и фантазия, превратили штукатурку для жилища бедняка в изысканное украшение дворцов и мечетей. О высоком мастерстве предков современных таджикских ганчкоров — так называют резчиков по ганчу — рассказали раскопки древних городищ V-IX веков Педжикента и Шахристана.

За долгие века своего существования это искусство пережило много взлетов и падений. Приходили и уходили завоеватели, разрушались города, угонялись в рабство лучшие мастера, сменялись религии. И все-таки поколения таджикских ганчкоров сумели сберечь секреты своего ремесла, донести их до наших дней. Резьба по ганчу то умирала, то возрождалась.

Усто Салим Валиев, родившийся в 1910 году, прошел школу старых мастеров. В те годы учеба будущего ганчкора начиналась лет с семи и продолжалась десять-двенадцать лет, иногда больше. Днем ученики выполняли на постройках поручения своего учителя, сначала самые простые: затачивали инструменты, приготовляли растворы; с годами задания усложнялись. По вечерам усто учил их грамоте, в первую очередь математике, вернее, прикладной геометрии, необходимой при составлении плана здания, учил построению орнаментов, сводов и так называемых сталактитовых систем.

Когда мастер считал ученика вполне подготовленным, он давал ему задание, которое тот должен был выполнить самостоятельно, — чаще всего это была постройка жилого дома. От того, как будет выполнено задание, зависело, получит ли молодой мастер право называться «усто» и проводить самостоятельные работы.

...Усто Салим поднимает с земли массивную плитку из ганча, на которой выпукло выступает замысловатый узор. Не глядя берет из разложенного рядком инструмента необходимую стамеску и начинает мягкими округлыми движениями срезать потеки и шероховатости с ганчевой формы.

Малик рассказывает:

— В последнее время отец получает заказы на оформление административных зданий. При такой работе надо изготовить много ганчевых досок с повторяющимся узором. Для этого рисунок сначала вырезают на плоском куске резины. По этой форме отливается вторая — уже из ганча. Вот когда отец кончит с ней работать, с этой формы отольют окончательный слепок.

— А орнамент, кто его придумал?

— Вот этот, например, — Малик берет в руки одну из резиновых форм, — называется лола-мадохиль, то есть тюльпан. Посмотрите, в его переплетениях угадывается форма цветка. Это традиционный орнамент, известный мастерам уже многие сотни лет. Но отец знаменит и тем, что сам создает узоры...

Действительно, усто Салима хорошо знают в округе. Его приглашают и в соседние области, и в Узбекистан, и в Киргизию. По всему району в кишлаках стоят на домах его резные печные трубы из ганча. Знают не только усто Салима, а всю династию ганчкоров из Кушдевара — ведь у старика девять сыновей. Всех отец научил резьбе по ганчу, не говоря уже о том, что он подготовил около сорока учеников-резчиков.

Много зданий украсил старый мастер и в Исфаре. Но самая интересная работа, о которой он вспоминает с удовольствием, была в чайхане «Ором».

Каждый из окрестных колхозов имеет в городе свою чайхану. Их террасы нависают над глубоким руслом реки Исфаринки, по которому зимой течет ручеек, а летом, когда в горах тают снега, несется быстрый, в белой пене ледяной поток. Чайханы соперничают друг с другом рецептами заварки чая и обходительностью чайханщиков. Но ни одна не может поспорить своим внутренним убранством с чайханой «Ором». Она стоит в самом центре города, в окружении базара, автовокзала и всех крупных магазинов, но тем не менее оправдывает свое название, означающее в переводе «тихий». Это действительно спокойный уголок, а глядя на ее веселого чойхоначи, хлопочущего у пятиведерных медных самоваров, невольно вспомнишь есенинские строки: «Сам чайханщик с круглыми плечами...»

Человек, впервые пришедший в чайхану «Ором», как бы ему ни хотелось поскорее усесться на удобный, покрытый ковром топчан, как бы ни мучила его жажда, обязательно остановится, едва переступив порог. Он будет долго стоять, закинув голову, и разглядывать ярко расписанный потолок, тонкий узор ганчевой резьбы по голубым стенам. И даже когда он наконец усядется с пиалой в руке, все равно будет сидеть, задрав вверх подбородок, и нараспев читать вплетенные в узор строки великих поэтов Востока: Саади, Джами, Рудаки, Фирдоуси, строки, говорящие о дружбе, нетленности бытия, о любви. А если гость захочет узнать, кто сотворил эту красоту, то веселый чойхоначи с гордостью скажет:

— Потолок расписывали Мукаддасов Бек с дочкой и еще семь мастеров, а резьбу по ганчу делал Салим Валиев с сыновьями — усто из Исфары.