Деколлективизация

Еще предстоит уточнять детали недавнего инцидента в Москве на Октябрьском Поле, когда, по сообщениям протестовавших против очередной точечной застройки, на них напали с дубьем служители особого назначения из фирмы-застройщика. Однако градус поземельных отношений приблизительно замерить и сейчас можно. Дело тут уже не в фирме особого назначения и даже не в столичной специфике. Скорее в том, что по всей России быстро устанавливается право поземельной частной собственности со всеми издержками этого процесса. Такая деталь: в очередной раз едучи по дороге Москва—Рига, я обнаружил, что почти до самого Волоколамска (100 км) все многочисленнейшие билборды, за исключением двух-трех, предлагают одно — купить землю и застроиться.

 

 

Размах поземельных спекуляций можно себе представить.

Что Подмосковье сделалось объектом таковых — понятно. Мегаполис с переизбытком денег — это гарантированная земельная экспансия. Но процесс явно идет дальше. Подмосковье относительно невелико и к тому же обделено природой. Маложивописный рельеф, не слишком много водных пространств, довольно сорный смешанный лес. Никакого простора для усадебного творчества — тогда как и к северу, и к западу лежат земли, куда более привлекательные в рекреационном отношении. Естественно, что следующей точкой приложения оказалась Тверская область, она же Верхневолжская Швейцария. Причем точкой столь привлекательной, что это даже привело к свободе слова и самовыражения в местной прессе. «Мы очень хорошо относимся к губернатору Тверской области Дмитрию Зеленину, но не можем не понимать, насколько беспредельно он одинок. Совладать с ордами рыскающих по региону людей, представляющихся “мы от Димы”, ему невозможно. Главы районов просто в обморок падают, когда секретарши говорят им, что прибыл “очередной советник губернатора”: всем подавай землю на берегу рек и водохранилищ (причем бесплатно!)», — пишет тверской еженедельник.

Если рассуждать отвлеченно, сама по себе идея устроить на Волге Швейцарию не лишена смысла. Промышленность региона не блещет, земля не больно родящая — песок да суглинок, торговля хизнула еще в XIX веке с устройством железных дорог. Когда есть шанс сделаться кузницей и здравницей — грех отказываться.

Рассуждая же не столь отвлеченно и вникая в детали, мы должны констатировать, что с очень большим временнЫм лагом — 15 лет как-никак — массовая приватизация наконец дошла и до поземельной собственности. Со всеми достоинствами и недостатками этого процесса. Основная проблема отнюдь даже не в том, что приезжает богатый богатина Магомет и скупает все что можно — хотя иные пеняют богатине на его чуждое имя. Будь на месте Магомета Тит Титыч Разуваев (да, собственно, и Титов Титычей тоже хватает), было бы совершенно то же самое, логика лендлорда вненациональна.

Основная проблема превращения в Швейцарию, а равно и в Верхнюю Баварию заключается в том, что на месте пережитков социализма, т. е. отстающих колхозов, появятся благоустроенные отели, мотели и бордели, а также живописные усадьбы, но при этом неясно, как поселяне впишутся во всю эту красоту.

Постоянно наблюдаемая в отечественной и всемирной истории острота земельного вопроса связана не с тем, что, как учили нас в 90−е годы коммунисты и аграрии, Мать Сыра Земля не может быть объектом купли-продажи, но с менее мистическими обстоятельствами. В отличие от иных форм собственности земельная максимально вещна и конкретна. «Вот моя земля — ни шагу дальше» — это не какой-то хитроумный дериватив, это самые непосредственные взаимоотношения людей. А непосредственные взаимоотношения всегда и в очень большой степени обременены обычаем, нигде не прописанным, но от этого не менее почитаемым за норму. В случае поземельных отношений конфликты права и обычая бывают чрезвычайно острыми именно потому, что правовая логика собственника «Земля моя, что хочу на ней, то и делаю» вступает в противоречие с устоявшимися обычаями. Прогон скота, сбор даров природы, хвороста и валежника, наконец, право прохода и проезда. Коллизий тут будет хватать даже при очень большой просвещенности сторон и их взаимном благоволении, а когда все участники поземельных отношений ни тем, ни другим сильно не обременены, в устройство общего лада между законным собственником и соседями, апеллирующими к обычаю, верится с трудом.

Тем более что утверждение поземельной собственности, как правило, неотделимо от язвы пролетариатства. Сегодня можно наблюдать, как поселяне увлеченно распродают свои колхозные паи, причем тут царит дух Клондайка: в течение считанных недель продажная стоимость пая возрастает десятикратно. Обмен весьма абстрактного пая на весьма конкретный пук ассигнаций чрезвычайно привлекает, что до последующих проблем — о них мало кто думает. Массовая распродажа паев, означающая долгожданную ликвидацию колхозов, означает еще и другое. Массовое же появление поселян, лишенных как низкооплачиваемой — но хоть какой-то — работы в ликвидированном ныне колхозе, так и средств производства, т. е. земли. Деньги от продажи паев тратятся на потребление — идет массовая покупка автомобилей, бытовой техники etc., но что будет, когда деньги кончатся, менее понятно. Трудоемкость создаваемой рекреационной сферы не столь велика, чтобы потребить высвобожденную рабочую силу, и строящуюся Швейцарию ожидает быстрый рост сельского пролетариата. На иной взгляд зажиточные бауэры являются более приемлемым соседством.

Речь не о том, что следовало ограничивать поземельную собственность и консервировать колхозы до трубы архангельской. Речь о том, что — ровно не прошло 15 лет с начала массовой приватизации и не было никаких уроков этого дела — все идет с той же хаотичностью 1992 г. Рынок все расставит по своим местам, а уж о подстилании соломки никто и не думает. К счастью, у нас уже не аграрная страна, где от поземельного вопроса можно и пугачевщину получить, но и при куда более мягком варианте деколлективизация — это будет совсем не майский праздник, именины сердца.

Максим Соколов Эксперт
Статья о недвижимости получена: IRN.RU