Он и их подверг той же каре: вместо радостного восторга благочестивых вакханок их обуяло дикое безумие, они помчались по большим дорогам полуострова, позоря и своего отца, и свою родину.
Чтобы их исцелить, Прет обратился к самому славному пророку всего полуострова, ученику самого Аполлона — Мелампу. Меламп согласился, но в виде награды потребовал от Прета третью часть его царства. Тому это требование показалось чрезмерным, и они разошлись. Безумие царевен продолжалось и заразило мало-помалу и прочих женщин Аргоса. Тогда Прет вторично обратился к Мелампу. Тот опять согласился, но потребовал уже не треть, а половину его царства. Прет, опасаясь, как бы дальнейшее его упорство вовсе не лишило его владений, повиновался: он пригласил Мелампа в Аргос, а сам удовольствовался одними Микенами.
Придя в Аргос, Меламп, следуя уставу Аполлона, произвел великое очищение всего города — безумие прекратилось, женщины вернулись к своим очагам. Но, желая предупредить и в будущем подобные болезни души, он, вдохновленный Аполлоном и с согласия Диониса, произвел важные преобразования всего вакхического культа, желая его примирить с требованиями эллинской гражданской жизни. Благодаря ему умеряющая струя аполлоновского благозакония влилась в волны дионисического восторга. Исступленные празднества вакханок были ограничены одним только Парнасом. Для остальной Эллады были установлены городские и сельские дионисии, тоже веселые, и даже очень, но все же не разрушающие рамок гражданского благочиния. Эти праздники Диониса были благотворны не для одной только Эллады. И это великое преобразование — примирение Диониса с Аполлоном — связано с именем пророка Мелампа.
Но зачем он потребовал от Прета столь чрезмерной награды? К лицу ли пророку такая жадность? Дело в том, что он для себя лично не воспользовался ни одной пядью из выговоренной у Прета земли и остался тем же боговдохновенным бедняком, каким был раньше. А чтобы понять его намерения, нужно знать его историю.
В Мессении — юго-западной области полуострова — царствовал Нелей, сын Посейдона. Среди подвластных ему людей были и два брата — Биант и Меламп. Биант был силен телом, мужествен и деятелен душой. Меламп пошел по иному пути, совсем отвлекшему его от мирских забот.
Рассказывали, что, когда он, еще будучи ребенком, спал на нагорном лугу, к нему подползли два змееныша и своими длинными и тонкими язычками прочистили ему уши. Проснулся Меламп — и ему показалось, что он слышит голоса природы, недоступные человеческому слуху, и понимает те, которые кажутся бессмысленным рокотом обыкновенным смертным: и переклички птиц, и шум листвы, и подземный шепот нарастающих каменных глыб. И он весь отдался этой науке — общению с природой и толкованию ее смутной и властной воли.
Но при этом он с удвоенной нежностью возлюбил своего брата Бианта. Тот отвечал ему взаимностью и, когда чувствовал пределы своей человеческой мудрости и находчивости, обращался к нему за советом. Отроки стали юношами, но богатства им не прибавилось: кроме того убогого клочка земли, что оставил их отец, у них не было ничего. Тем временем подросла и дочь царя Нелея, красавица Перо, при двенадцати братьях единственная сестра, завидная невеста для женихов. В таких, понятно, недостатка не было. Но Нелей объявил, что он выдаст ее только за того, кто доставит ему отборное стадо Ификла, царя Филаки, в Фессалии...
Надо знать, во-первых, что в те древнейшие времена отцы редко давали приданое за дочерьми. Чаще они наоборот, требовали за них плату от женихов. Во-вторых, что хотя люди и были уже знакомы с дарами Деметры, но скотоводство по-прежнему было главным в гористой Греции; особенно же ценились быки и коровы, а отборные между ними и подавно; плата за невесту — за несуществованием денег — обычно состояла в определенном числе голов скота. И в-третьих, что похищение скота тогда еще не позорило человека, как присвоение чужой собственности, а скорее, даже возвышало его в кругу сверстников, как проявление особого молодечества; зато и меры против него принимались самые решительные. Лишь позднее в Греции поняли, что эти меры предупреждения, вместе взятые, слишком обременительны для хозяйства и что будет гораздо выгоднее для всех, если построить гражданскую жизнь на взаимном уважении к чужой собственности.
Узнав об условиях сватовства, Биант стал упрашивать брата, чтобы тот доставил ему стадо Ификла. Meламп согласился.
— Но, — прибавил он, — это дело многих месяцев. Тайно стадо не увести: Ификл приставил к своему стаду такого пса, которому ни человек, ни зверь не страшен. Раньше чем через год меня не жди.
Затем он ушел. Переправившись через Коринфский залив в Этолию, он оттуда достиг Парнаса, обогнув его, проследовал дальше в теснину Фермопил и через несколько дней был в Филаке. Стражники схватили чужестранца и привели его к царю.
— Кто, откуда? — спросил его тот. Меламп назвал себя.
— Зачем пожаловал?
— За твоим стадом.
Царь разгневался и велел отвести дерзкого бродягу в тюрьму.
Сидит Меламп на хлебе и на воде месяц, другой. Вдруг слышит странный шепот в поперечном бревне, поддерживающем потолок его камеры. Прислушивается — это разговаривают сверчки, подпиливающие бревно.
— Ничего, братик, благополучно, еще осталась одна жесткая жила, но в течение ночи подпилю и ее.
Когда пришел тюремщик, Меламп потребовал, чтобы его перевели в другое помещение, так как в этом потолок на следующий день обрушится. Тот его сначала высмеял, но Меламп так настаивал и говорил с такой уверенностью, что он счел за лучшее исполнить его требование. На следующий день потолок действительно обрушился. Тюремщик доложил обо всем царю. Тот велел привести Мелампа.
— Ты, вижу я, прорицатель, — сказал он ему. — Не можешь ли ты мне сказать, почему у меня все еще нет детей и как помочь беде?
— Попытаюсь, — ответил Меламп. — Но в случае удачи какова будет моя награда?
— Сам требуй, чего хочешь.
— Я тебе уже сказал, что пришел за твоим стадом. Царь было опять рассердился, но Меламп стоял на своем и о другом слышать не хотел. Пришлось согласиться.
Меламп зарезал двух быков и раскромсал их туши. Вскоре к нему слетелись все хищные птицы окрестности — а они, как наиболее вещие, были ему особенно нужны. Когда они собрались, он предложил им свой вопрос. Никто не мог ответить. — Да все ли вы здесь?
— Нет, недостает самого старого коршуна, по старческой слабости не мог прилететь.
— Привести его сюда, иначе никому ничего не дам. Общими усилиями привели старика. Узнав от него все требуемое, Меламп вернулся к царю.
— Когда ты был еще мальчиком, — сказал он ему,— твой отец Филак, основатель этого города, свежуя барана, положил окровавленный нож тебе на колени. Ты испугался и ножа, и крови, вскочил и убежал. Тогда отец воткнул нож в дерево. Так твоя сила и ушла в него. Нож с тех пор оброс корой. Ты должен его найти, соскоблить с него ржавчину и в течение десяти дней пить ее вместе с вином. Тогда с тебя снимется проклятие бездетности.
Ификл поблагодарил прорицателя, по продолжал держать его при себе. И лишь когда его желание исполнилось и у него родился сын, он отдал ему выговоренное стадо и с честью отпустил его домой. Меламп привел стадо своему брату Бианту — и нетрудно себе представить, с какой радостью он был встречен. Нерадостно было только царю Нелего: небогатый жених был ему не особенно приятен. Но делать было нечего: условие было исполнено, пришлось отпраздновать свадьбу. Свадьбу — но и только: особым почетом зять в царской семье не пользовался. Только младший сын Нестор был с ним ласков и приветлив, но он был еще совсем ребенок.
Это пренебрежительное отношение царской семьи тяготило Бианта. Тяготило оно и Мелампа, и он дал себе слово, что не успокоится, пока не добудет своему брату и его царевне также и царства. А так как он ни на что не мог рассчитывать, кроме своего пророческого дара, то он решил развить его до совершенства. Выйдя на берег Алфея, великой реки полуострова, он взмолился к Аполлону, чтобы тот не отказал ему в своей высокой милости и научил его, удостоенного уже понимания голосов природы, пониманию также и воли высших богов. И Аполлон внял его мольбам: явившись ему, он сделал его своим учеником и первым пророком всего полуострова, равным по силе Тиресию, пророку Средней Греции.
Итак, Аргосское царство Меламп добыл не для себя, а для своего брата Бианта. В результате вместо двух враждебных друг другу братьев, Акрисия и Прета, Аргос увидел у себя двух беззаветно любящих друг друга Бианта и Мелампа. И страна расцвела. Вскоре Аргос стал самым могущественным городом полуострова, и мессенский царь Нелей, раньше свысока смотревший на своего зятя, теперь сам к нему посылал, прося у него то совета, то помощи. Еще более просияла слава Аргоса при сыне Бианта Талае, а при его внуке Адрасте город был уже так могуч, что не только на полуострове, но и из Средней Греции к нему обращались за помощью.
Соседний Тиринф тоже процветал при благочестивом Персее и его ближайшем преемнике. И только третий город страны, мрачные Микены, владения Прета, оставались обителью божьего гнева.