Зоя Федорова: Смерть в рассрочку

Это случилось 11 декабря 1981 года. В хорошо известный дом на Кутузовском, 4 приехал молодой человек, чтобы навестить свою тетю. Он звонил, стучал, барабанил в дверь - в ответ ни звука. Выскочил на улицу и позвонил из телефона-автомата - никто не подходит. О встрече условились заранее...

 

 

Тете семьдесят четыре... Мало ли что... Да еще эта торчащая в двери записка от приятельницы, которая тоже не дозвонилась и не достучалась... Нет, тут что-то неладно, подумал молодой человек и помчался к себе домой, чтобы взять запасные ключи, которые тетя, будто что-то предчувствуя, хранила у племянника.

Вернулся молодой человек вместе с женой. Когда они открыли дверь и вошли в гостиную, то увидели сидящую в кресле тетю... с простреленной головой. Этой тетей была всем хорошо известная и всеми любимая киноактриса Зоя Федорова.

Я хорошо помню, сколько самых невероятных слухов вызвало это убийство, и не столько в связи с самой Зоей Алексеевной, сколько с отъездом в США ее дочери Виктории - тоже прекрасной актрисы. Но слухи слухами, а вот то, что преступление до сих пор не раскрыто, - это факт. Почему? В свое время мы зададим этот вопрос человеку, который занимается в Москве раскрытием подобного рода преступлений. А пока - вернемся в годы бурной, прекрасной и порой авантюрно-дерзкой молодости Зои Федоровой.

Фокстрот с Генрихом Ягодой

Целую вечность назад, а именно в 1927 году, двадцатилетняя счетчица Госстраха Зоенька Федорова обожала три вещи: фельдиперсовые чулочки, крохотные шляпки и... фокстрот. Танцевать она могла как никто: красиво, зажигательно и, в самом прямом смысле слова, до упаду. Нет, не думайте, что она не любила чарльстон или шимми - любила, но не так. И ничего странного в этом нет! Чарльстон, как известно, танцуют, в лучшем случае, взявшись за руки, а то и вовсе на расстоянии, о шимми и говорить нечего. А вот фокстрот... О, фокстрот! Это такой эротически-соблазнительный, такой быстрый и непредсказуемый танец, тут можно так импровизировать, так показать, что ты не какая-то там счетчица, что все подруги лопнут от зависти, а кто-нибудь из парней восхищенно всплеснет руками и совершенно искренне скажет: "Ну, прямо артистка. Прямо, Мери Пикфорд!".

Если учесть, что телевизоров тогда не было, о наркотиках знать не знали, то, собираясь, скажем, на день рождения, молодежь, пригубив портвейна, бросалась в объятия фокстрота. Фокстрот-то и довел Зою Федорову до беды: она дотанцевалась до того, что ее арестовали.

Передо мной совершенно секретное Дело э 47268, которое 14 июня 1927 года ОГПУ завело на легкомысленную любительницу танцев. Здесь же ордер э 7799, выданный сотруднику оперативного отдела ОГПУ тов. Терехову на производство ареста и обыска гражданки Федоровой Зои Алексеевны. О том, что это дело не пустячок и речь идет отнюдь не о фокстроте, свидетельствует размашистая подпись всесильного Ягоды, сделанная синим карандашом.

Арестовали Зою в три часа ночи. Обыск ничего компрометирующего не дал: какие-то шпильки, зеркальца, пудреницы... Ничего путного не дала и "Анкета арестованной", заполненная в тюрьме: семья самая что ни есть простая - отец токарь по металлу, мать фасовщица, шестнадцатилетний брат вообще безработный. Стали копать глубже: связи, знакомства, контакты - тоже ни одной зацепки. А обвинение, между тем, было предъявлено более чем серьезное: Зою Федорову подозревали в шпионаже. И вот, наконец, первый допрос. Можно представить состояние двадцатилетней девушки, когда конвоир вывел ее из камеры и по длинным коридорам вел в кабинет следователя. Страху Зоя натерпелась немалого, это ясно, но на допросе вела себя собранно. Вот ее показания по существу дела.

- В 1926-1927 годах я посещала вечера у человека по фамилии Кебрен, где танцевала фокстрот. У него я познакомилась с военнослужащим Прове Кириллом Федоровичем. Он играл там на рояле. Кирилл был у меня дома один раз, минут десять, не больше. О чем говорили, не помню, но во всяком случае не о деле. Никаких сведений он у меня не просил, и я ему их никогда не давала. О своих знакомых иностранцах он тоже никогда ничего не говорил. У Кебрен при мне иностранцев не было, и у меня знакомых иностранцев нет.

Ерунда какая-то, скажете вы! При чем тут фокстрот, при чем пианист, при чем иностранцы, которых она не знала? Казалось бы, после таких пустопорожних показаний перед девушкой надо извиниться и отпустить домой, но не тут-то было: по данным ОГПУ, Прове работал на английскую разведку. И все же, поразмышляв, следователь А.Е.Вунштейн решает использовать Зою в качестве живца и принимает довольно хитрое постановление.

"Рассмотрев дело э 47268 по обвинению Федоровой З.А. в шпионаже и принимая во внимание,что инкриминируемое ей обвинение не доказано и последняя пребыванием на свободе не помешает дальнейшему ходу следствия, постановил: меру пресечения в отношении арестованной Федоровой 3.А. изменить, освободив ее из-под стражи под подписку о невыезде из г. Москвы".

О том,что Вунштейн установил за ней наблюдение и следствие по ее делу продолжалось, Зоя, конечно, не знала, но что-то заставило ее порвать старые связи, на танцульки больше не бегать и, если так можно выразиться, взяться за ум. Никто не знает, были ли у нее впоследствии беседы со следователем и контакты с Ягодой, но факт остается фактом - этот человек с репутацией холодного палача сыграл в ее судьбе немалую роль: именно он 18 ноября 1927 года подписал редчайшее по тем временам заключение по Делу э 47268.

"Гражданка Федорова З.А. была арестована по обвинению в шпионской связи с К.Ф.Прове". Далее излагается суть ее единственного допроса, показания самого Прове и, не боюсь этого слова, уникальный вывод: "На основании вышеизложенного следует констатировать, что инкриминируемое гр. Федоровой З.А. обвинение следствием установить не удалось, а посему полагал бы дело по обвинению Федоровой З.А. следствием прекратить и сдать в архив. Подписку о невыезде аннулировать".

Как Зоя Федорова хотела убить Сталина, а потом сбежать в Америку

Прошло девятнадцать лет... 3а это время из никому не ведомой счетчицы Госстраха Зоя Алексеевна стала одной из самых популярных актрис советского кино. Она снялась в таких фильмах, как "Музыкальная история", "Шахтеры", "Фронтовые подруги", "Великий гражданин", "Свадьба" и многих других. Она стала дважды лауреатом Сталинской премии и была награждена орденом Трудового Красного знамени. Все шло прекрасно... Но после 1940 года отношение к ней резко изменилось: сниматься ее не приглашали, а если и приглашали, то предлагали такие крохотные роли, что Зоя Алексеевна считала ниже своего достоинства браться за эту работу. Она объясняла это тем,что ее бывший муж кинооператор Рапопорт, используя свои связи, вредил ей и делал все возможное и невозможное, чтобы погубить ее как актрису.

Так это или не так, судить не будем, но факт остается фактом: одна из самых популярных актрис вынуждена была пробавляться концертами, выступлениями в самых разных уголках Союза, а во время войны - поездками на фронт. После войны ситуация стала еще хуже. Федорова не находит себе места, в отчаянии пишет Сталину, Берия, напоминает о себе и просит помочь. Сталин промолчал, а Берия ответил, причем так по-бериевски, что лучше бы он молчал.

Как известно, этот человек никогда ничего не забывал и никому ничего не прощал. А обидеться на Зою Федорову ему было за что: он ей помог, вытащил из тюрьмы отца, арестованного в 1938-м по обвинению в шпионаже в пользу Германии, а она... она этого не оценила. Несколько позже, когда Зое Алексеевне терять уже будет нечего, она прямо скажет, что вплоть до января 1941-го неоднократно встречалась с Берия, благодарила его за помощь, но ему этого было мало и он откровенно ее домогался, а в 1940-м дошел до того,что дважды пытался изнасиловать.

Новый министр государственной безопасности Абакумов, который и шагу не мог ступить без Берия, конечно же, знал о своеобразных отношениях своего шефа с артисткой и наверняка посоветовался с ним, прежде чем подписывать документ, который сломал жизнь Зое Федоровой. Зеленый свет, данный Берия Абакумову, и был тем самым ответом на письма отчаявшейся артистки. Вот он, этот страшный документ. Это - постановление на арест от 27 декабря 1946 года.

"Я, пом. нач. отделения капитан Раскатов, рассмотрев материалы в отношении преступной деятельности Федоровой Зои Алексеевны, нашел:

Имеющимися в МГБ СССР материалами, Федорова З.А. изобличается как агент иностранной разведки. Кроме того, установлено, что Федорова является участницей группы англо-американской ориентации, стоящей на позициях активной борьбы с советской властью. Постановил: Федорову Зою Алексеевну подвергнуть аресту и обыску".

Через день после ареста - первый допрос. Но вот что странно: обычно такого рода допросы вели лейтенанты, в лучшем случае капитаны, а тут - целый полковник, да еще в какой должности - заместитель начальника следственной части по особо важным делам. Значит, дело Федоровой не хотели предавать огласке и не хотели, чтобы о ее показаниях знали низшие чины. Несколько позже выяснится и другой, наводящий на размышления, факт: за время следствия Федорову 99 раз вызывали на допросы, а протоколы составлялись только в 23 случаях. Почему? О чем шла речь на тех 63 допросах, следы которых в деле отсутствуют? Жаль, очень жаль, но теперь на эти вопросы ответить некому.

Допрос

А тогда, 29 декабря 1946 года, полковник Лихачев с первого же вопроса, если так можно выразиться, взял быка за рога.

- Вы арестованы за преступления, совершенные против советской власти. Следствие рекомендует, ничего не скрывая, рассказать всю правду об этом.

- Преступлений против советской власти я не совершала, - уверенно начала Зоя Алексеевна, но потом, видимо, поняв, что в чем-то признаваться все равно надо, добавила: - Единственно, в чем я считаю себя виновной, это в связях с иностранцами, особенно с англичанами и американцами.

- Это были связи преступного характера?

- Нет. Я принимала их у себя на квартире, бывала в посольствах, посещала с ними театры, выезжала за город.

- Назовите имена.

Поняв, что от полковника ничего не скроешь, Зоя Алексеевна назвала несколько имен и среди них одно, самое дорогое.

- Я была знакома с заместителем главы морской секции американской военной миссии Джексоном Тейтом. С ним у меня были особенно хорошие отношения. Вскоре после нашего знакомства я начала с ним сожительствовать и в настоящее время имею от него ребенка.

Прочитав эти строки, я невольно вздрогнул! Как же так? В анкете арестованной - вот она, передо мной - черным по белому написано: родители умерли, сестры живут в Москве, муж - Рязанов Александр Всеволодович, жив, здоров, дочь - Виктория Яковлевна 1946 года рождения. Почему Яковлевна, а не Джексоновна или, на худой конец, Александровна? Что за Яков, откуда он взялся? На некоторые из этих вопросов мы еще получим ответы, а вот то, что касается Якова, - покрыто мраком тайны.

В ночь под новый год - снова допрос, на этот раз куда более жесткий.

- На предыдущих допросах вы отрицали совершенные вами преступления против советской власти. Учтите, ваша преступная деятельность следствию известна, и, если вы не станете рассказывать об этом, мы вынуждены будем вас изобличать.

- Изобличать меня не надо, - чего-то испугалась Зоя Алексеевна. - Оказавшись в тюрьме, я пересмотрела всю свою жизнь, все свои настроения и связи и пришла к выводу, что заключение меня под стражу является правильным.

- А конкретнее, - подтолкнул ее полковник. - В чем вы признаете себя виновной?

- В том, что на протяжении последних лет проявляла резкие антисоветские настроения и высказывала намерение любыми путями выехать в Америку... Как я уже говорила, отцом моего ребенка является Джексон Тейт. Хочу откровенно сказать, что мною руководила мысль с помощью ребенка привязать Тейта к себе и, если представится возможность, уехать с ним из Советского Союза в США.

После рождения Виктории я передала в Америку ее фотографии, но так и не знаю, дошло ли все это до Тейта. В Москве об этих письмах никто не знал, так как отцом Виктории был объявлен мой муж Рязанов.

Самое странное, что Рязанов против этого не возражал. Арестованный несколько позже, на одном из допросов он показал:

"В конце июля 1945 года Федорова по секрету сообщила мне, что беременна от сотрудника американской военной миссии капитана I ранга Джексона Тейта, который уже уехал в США. Мы условились, что в качестве отца ребенка она будет называть меня. Я пошел на это потому, что тоже высказывал желание уехать в Америку и надеялся осуществить этот план с помощью Федоровой".

- В чем еще вы признаете себя виновной? - вернул ее к действительности полковник.

- Говоря откровенно, сборища на моей квартире нередко носили откровенно антисоветский характер. Собираясь вместе, мы в антисоветском духе обсуждали внутреннюю политику, клеветали на материальное благосостояние трудящихся, допускали злобные выпады против руководителей ВКП(б) и советского правительства. Мы дошли до того, что в разговорах между собой обсуждали мысль о свержении такого правительства. Например, артист Кмит (вы его не можете не помнить - это Петька в фильме "Чапаев". - Б.C.), в ноябре 1946 года заявил, что его враждебные настроения дошли до предела, в связи с чем он имеет намерение выпускать антисоветские листовки. Я и моя сестра Мария тут же выразили готовность распространять их по городу.

- Материалами следствия установлено, - сказал полковник, - что одними разговорами дело не ограничивалось. Какие конкретные методы борьбы против советской власти вы обсуждали?

То, что скажет Зоя Алексеевна через секунду или что ее заставят сказать, настолько ужасно, что я просто поражаюсь, как она могла подписать этот протокол, а ведь ее подпись - на каждой страничке. Неужели она не понимала, что подписывает себе смертный приговор?!

- Мне тяжело и стыдно, но я должна сказать, что в ходе ряда враждебных бесед я высказывала террористические намерения против Сталина, так как считала его основным виновником невыносимых условий жизни в Советском Союзе. В связи с этим против Сталина и других руководителей ВКП(б) и советского правительства я высказывала гнусные клеветнические измышления - и в этом признаю себя виновной.

Полковник Лихачев, конечно же, ликовал: раскрытие покушения на вождя - это большая заслуга, которая, несомненно, будет замечена руководством. А если учесть, что во время обыска на квартире Федоровой был обнаружен "браунинг" - то вот оно и орудие убийства. И не имеют значения слова подследственной о том, что пистолет якобы подарил знакомый летчик как память о поездке на фронт: пистолет надо было сдать, а раз не сдала, то сама собой возникает статья об ответственности за незаконное хранение оружия - это как минимум. Но у следствия нет никаких сомнений, что "браунинг" можно было использовать при покушении на Сталина. Тем более одно время у Федоровой хранился куда более мощный "маузер": Рязанов его, правда, сдал, но почему-то лишь в 1946-м и от своего имени. Федорова, по его словам, была страшно возмущена, что лишилась "маузера". Так что все сходится: Федорова - организатор покушения на Сталина.

Рассудив таким образом и посчитав эту линию обвинения законченной, полковник решил добить Зою Алексеевну, заставив ее признаться в том, что она, помимо всего прочего, американская шпионка.

А визит к мексиканскому послу? А контакты с китайским послом Фу? А банкет в честь ее дня рождения в американском посольстве? Где это было видано, чтобы американское посольство устраивало банкет в честь хоть и довольно известной, но все же обыкновенной актрисы? А чешский генерал, откуда он взялся? Почему он на изъятой при обыске фотографии рядом с Федоровой? И почему Федорова в форме американского офицера? Ее объяснения, что форму дал специально для фотографирования человек по фамилии Толли, ничего не стоят: этот Толли на голову выше и в два раза толще Федоровой, а формочка сидит, как влитая.

И наконец, встречи с послом США Гарриманом, с которым она познакомилась еще в 1943 году. Попробуй-ка кто-нибудь из людей куда более известных, нежели Федорова, пробиться к американскому послу, а Федорова встречалась с ним неоднократно. И на фотографии они рядышком.

Так родилось обвинительное заключение по делу, которое к этому времени стало групповым - по нему проходило семь человек во главе с Зоей Федоровой. 15 августа 1947 года оно было утверждено генерал-лейтенантом Огольцовым и вскоре внесено на рассмотрение Особого совещания МГБ СССР.

В объятиях ГУЛАГа

Главные пункты обвинения Зои Алексеевны выглядят довольно зловеще. "Являлась инициатором создания антисоветской группы, вела враждебную агитацию, допускала злобные выпады против руководителей ВКП(б) и советского правительства, призывала своих сообщников к борьбе за свержение советской власти, высказывала личную готовность совершить террористический акт против главы советского государства. Поддерживала преступную связь с находившимися в Москве иностранными разведчиками, которым передавала извращенную информацию о положении в Советском Союзе. Замышляла совершить побег из СССР в Америку. Кроме того, незаконно хранила у себя оружие".

Предложенное наказание - 20 лет исправительно-трудовых лагерей. Остальным "подельникам" - от десяти до пяти лет. Но Особое совещание решило, что 20 лет - это мало, и постановило: "Федорову Зою Алексеевну заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на двадцать пять лет". Этот документ подписан 8 сентября 1947 года, но уже 27 декабря Особое совещание решило ужесточить наказание и постановило: "Исправительно-трудовой лагерь заменить тюремным заключением на тот же срок". Через три дня ее отправляют в печально известный Владимирский централ. За что? Что она натворила? Ведь, чтобы принять такое решение, надо иметь очень серьезные основания.

Основания? Они были. Сопоставив даты, я понял, в чем дело и кто инициировал эту акцию. Дело в том, что Зоя Алексеевна имела неосторожность обратиться с письмом к своему давнему, но отвергнутому поклоннику. Вот что она писала.

"Многоуважаемый Лаврентий Павлович!

Обращаюсь к Вам за помощью, спасите меня. Я не могу понять, за что меня так жестоко терзают.

В январе месяце 1941 года, будучи несколько раз у Вас на приеме по личным вопросам, я хорошо запомнила Ваши слова. Вы разрешили мне обращаться к Вам за помощью в тяжелые минуты жизни. И вот тяжелые минуты для меня настали, даже более чем тяжелые, я бы сказала - смертельные. В глубоком отчаянии обращаюсь к Вам за помощью и справедливостью.

27.XII.46 года я была арестована... Я была крайне удивлена этим арестом, так как не знала за собой никаких преступлений. Правда, за последние шесть лет министерство кинематографии постепенно затравливало меня. Последние два года я чувствовала себя в опале. Это озлобило меня, и я среди своих родственников и друзей критиковала нашу жизнь. Говоря о материальных трудностях, я допускала довольно резкие выражения, но все это происходило в стенах моей квартиры.

Находясь в жизненном тупике, я всячески искала выход: обращалась с письмом лично к Иосифу Виссарионовичу Сталину, но ответа не получила; пыталась зайти к Вам, но меня не пустили Ваши сотрудники...

Инкриминированное мне преступление и весь ход следствия напоминают какую-то кровавую комедию, построенную следователями на нескольких неосторожно мною сказанных фразах, в результате чего на бумаге из меня сделали чудовище. Я пыталась возражать и спрашивала: "Зачем вы все преувеличиваете и сами за меня отвечаете?" А мне говорили, что если записывать мои ответы, то протоколы будут безграмотны. "Вы боитесь терминов", - говорили мне и вставляли в мои ответы термины - один другого ужаснее, один другого позорнее, делавшие из меня изверга и изменника Родины.

Что дало повод так позорно заклеймить меня? Мое знакомство с иностранцами. Но знала ли я, что дружба, которая была у нас с ними в те годы, перейдет во вражду и что это знакомство будет истолковано как измена Родине?! Но этого мало, полет жестокой фантазии следователей на этом не остановился. Подаренный мне во время войны маленький дамский пистолет послужил поводом для обвинения меня в террористических намерениях. Против кого? Против Власти? Против партии и правительства, ради которых, если Вы помните, я дала Вам согласие остаться в Москве на случай, если немцы захватят ее, чтобы помогать Вам вести с ними подпольную борьбу.

Следователи говорили мне: "Не бойтесь, эти протоколы будут читать умные люди, которые все поймут правильно. Неужели вы не чувствуете, что вам хотят протянуть руку помощи? Вас надо было встряхнуть. Да и вообще, это дело вряд ли дойдет до суда". Я сходила с ума, решила покончить с собой и повесилась в одиночной камере Лефортовской тюрьмы, но умереть мне не дали... Потом я была отправлена в Темниковские лагеря - больная, полусумасшедшая. Но Особому совещанию показалось недостаточным столь суровое наказание, и через два месяца они решили добавить конфискацию имущества, отнять то, что было нажито в течение всей жизни честным трудом. Этим они наказали не меня, а моих маленьких детей, которых у меня на иждивении было четверо: самой маленькой, дочери, два года, а самому старшему, племяннику, десять лет.

Я умоляю Вас, многоуважаемый Лаврентий Павлович, спасите меня! Я чувствую себя виноватой за легкомысленный характер и несдержанный язык. Я хорошо поняла свои ошибки и взываю к Вам как к родному отцу. Верните меня к жизни! Верните меня в Москву! За что же я должна погибнуть? Единственная надежда у меня на Ваше справедливое решение.

20.12.1947 г."

Переведем дух, дорогие читатели, и попытаемся проанализировать это письмо повнимательнее... В январе 1941-го Зоя Федорова несколько раз была у Берия по личным вопросам. Что это за вопросы? Отец уже был на воле, все друзья и родственники на свободе - так что хлопотать вроде бы не за кого. А по каким другим делам можно ходить к Берия? Не знаю. Но если грозный и, конечно же, занятой нарком внутренних дел кого-то принимает несколько раз в течение одного месяца, значит, дела были достаточно серьезные. Думаю, что непосредственное отношение к этим делам имеет и разрешение Берия обращаться за помощью лично к нему. Полагаю, что не будет большой натяжкой, если предположу, что в Советском Союзе было не много людей, которые обладали таким правом.

И уж совсем откровенно звучит напоминание о согласии, данном лично Берия, остаться для подпольной борьбы в Москве. Не станет, ох, не станет должностное лицо такого уровня, как Берия, вести разговоры о подпольной работе с, мягко выражаясь, посторонним для его ведомства человеком.

Но может быть, я не прав? Честно говоря, мне и самому хотелось бы все свести к приставаниям неудавшегося любовника и его чисто мужской мести за отказ.

Как она выжила, как все это вынесла?! Ведь Зоя Алексеевна была серьезно больна, об этом свидетельствуют справки, имеющиеся в деле, да и в письме к Берия она жалуется на малокровие и чисто женские заболевания. Но она держалась... И продержалась до января 1955 года, когда Центральная комиссия по пересмотру дел вышла с предложением: "Решение Особого совещания от 8 сентября 1947 года изменить... меру наказания снизить до фактически отбытого срока и из-под стражи Федорову Зою Алексеевну освободить. Конфискованное имущество возвратить". Такое же предложение было высказано и в отношении всех ее "подельников", вот только сестра Мария этого решения не дождалась: она умерла в заключении.

В феврале Зоя Алексеевна вышла на свободу. А в августе Центральная комиссия все постановления Особого совещания вообще отменила и дело в уголовном порядке прекратила.

Вдогонку за жизнью...

Да, жизнь надо было догонять. Девять лет в ГУЛАГе - это не шуточки: потеряно здоровье, потеряна форма, забыл зритель, а жить на что-то надо. Не в Госстрах же снова обращаться! И Зоя Алексеевна взялась за себя так, как это могла только она. Уже в 1955-м она снялась в фильме "Своими руками". В 1956-м было уже два фильма, в 1957-м - пять, а дальше, как говорится, пошло-поехало. За двадцать два года Зоя Алексеевна снялась более чем в тридцати фильмах. Роли были и главные, и эпизодические, но самое важное - они были! Потрясающая работоспособность Зои Алексеевны дала свои результаты - в 1965 году она стала Заслуженной артисткой РСФСР.

Последний раз она снялась в фильме "Живите в радости". Это было на "Мосфильме" в 1977 году. После этого она сказала: "Все, ухожу на пенсию. Пора и отдохнуть". Но отдыха не получилось. Дом у нее был хлебосольный, друзей и знакомых - тьма, так что хлопот было предостаточно. Конечно же, Зоя Алексеевна скучала по дочери, хотела съездить к ней в Америку, открыто делилась этой мечтой - кто-то ее отговаривал, кто-то одобрял. Не забывайте, что в 1981-м такие поездки были не столь частыми и не столь простыми, как сейчас. Короче говоря, Зоя Алексеевна жила обычной, простой жизнью не совсем обычной советской пенсионерки.

Так было до того трагического вечера 11 декабря 1981 года.

- Так что же тогда произошло? Кому помешала Зоя Алексеевна? И почему это преступление до сих не раскрыто? - спросил я у начальника следственного управления прокуратуры города Москвы В.П.Конина.

- Как вы знаете, племянник обнаружил убитую вечером, но само убийство произошло днем. На месте преступления была обнаружена пуля и гильза от пистолета "Зауер". Следы борьбы отсутствовали. Замки на дверях целые. Из квартиры, судя по всему, ничего не похищено. Ни отпечатков пальцев, ни каких-либо других следов преступника или преступников тоже не обнаружено.

- Значит, работали профессионалы?

- Безусловно. Причем хорошо знакомые Зое Алексеевне. Судя по всему, она сама открыла кому-то дверь, спокойно уселась в кресло, а тот подошел к ней сзади и выстрелил в затылок.

- Это все, что вы знаете?

- Конечно, нет! Знаю я гораздо больше, нежели говорю вам. Но так как преступление не раскрыто, говорить о большем, в интересах следствия, я просто не имею права. А тогда... Я хорошо помню, что тогда была поднята на ноги вся милиция и прокуратура Москвы. Были отработаны многочисленные связи, знакомства и контакты Зои Алексеевны. На причастность к убийству мы проверили свыше четырех тысяч человек, в том числе более ста ранее судимых. К рассмотрению принимались самые разные версии - от убийства на бытовой почве до убийства по политическим мотивам. Но ни одна из этих версий не дала положительного результата, и преступление до сих пор не раскрыто. Следствие по делу приостановлено. Но это не значит, что мы о нем забыли: как только где-то что-то всплывет, как только появится хотя бы один новый факт, мы снова приступим к расследованию.

Как это ни грустно, но ко всему сказанному выше добавить мне, практически, нечего. Жил прекрасный человек, на которого начал охоту Ягода, продолжил Берия, а роковой выстрел произвел кто-то третий. Жизнь у этого прекрасного человека была очень непростой, там были и шипы, и розы, и, к великому сожалению, пули. Но напрасно думает тот, кто пускает в ход последний аргумент, что пули что-то решают, что они могут что-то остановить. Глубочайшее заблуждение, это далеко не так! И хотя Зои Алексеевны Федоровой нет, с нами ее фильмы, ее незабываемые героини, с нами память о много страдавшей, жизнелюбивой и необычайно обаятельной женщине.