Биофилия

Человек - самый запутанный и опасный из всех лабиринтов. Делая шаг к его познанию, мы обязательно сделаем второй. Без путеводной нити Ариадны, без карты маршрута. Сами, то на ощупь в кромешной темноте, то при ослепительном дневном солнце. И никто не может запретить нам это путешествие, для него не нужны деньги.

 

 

Чтобы его совершить, нужно просто родиться человеком.

Почему есть люди, пьющие жизнь не по капельке, а жадными глотками? Они живут рядом с нами, щиплющими травку. Пьём из одного кувшина, только у нас в бокале пресная водичка, а у них - сладкое вино. Они не режут аккуратно пирог, чтобы положить себе немного на тарелку. Они поглощают его огромными кусками. И вечно нас шокируют своим неудержимым смехом и дурацкими выходками. И, наконец, нас разрушает жизнь, они же свою разрушают сами. Гулять по их лабиринтам - значит прикоснуться к великой тайне и в конце пути опять увидеть тупик.

* * *

У Аделлы было два состояния: плачет или смеётся. Гиппократ называл таких людей холериками, и причиной этого темперамента считал большое содержание желчи в организме. Но мне не хочется препарировать этого человека, как какую-то лягушку. Ведь ей было суждено родиться любимейшим ребёнком самого Бога, если бы сатана не стал её крестным отцом.

Я видела ее детские фотографии - настоящий бесенок! Блестящий острый взгляд, растрепанные волосы, улыбка во все скуластое личико. Семилетняя Делька висит на заборе. А вот она с мальчишками катается на льдине. Говорит:
- Однажды взрослый соседский пацан наступил на мой песочный куличик. Я от обиды кулачки свои маленькие сжала и стала его бить. Реву, но бью!

Я познакомилась с Делькой на вступительных экзаменах в институте. Делька пришла сдавать литературу, накрасив губы помадой пожарного цвета. Одета была так нелепо: коричневая юбка-шотландка и ярко- розовая кофточка, видно, с маминого плеча. Экзаменаторша, увидев ее, презрительно хмыкнула.
- Эту идиотку точно прокатят! - зашептала моя подруга.
Через десять минут Делька подняла руку и вызвалась отвечать, говорила что-то про Раневскую, "О, сад мой!". Ей задали один вопрос и предложили перейти ко второй части ответа. Ей выпала лирика Ахматовой. И Делька начала:
Я сошла с ума, о мальчик странный,
В среду, в три часа!
Она читала стихи спокойным сильным голосом, чуть-чуть переминая пальцы правой руки, будто она держала сигарету. Аудитория подняла голову и слушала, как Делька говорит о Коктебеле, о Царском Селе. О том, как Гумилев, однажды увидев Ахматову в саду, царственную, в белом платье, с книгой, уехал прочь, так и не повидавшись с ней. Делька получила "отлично", и экзаменаторша вытащила из вазы хризантему и подарила ей. Так мы узнали Дельку.

Начались учебные будни. Пару месяцев она прилежно ходила на занятия, потом вдруг пропала. Стали поговаривать, что она вообще не собирается учиться, вроде как ей не нужна эта тупая отсидка на лекциях и запись конспектов. Несколько раз я видела, как Делька возвращается в общежитие под утро с серым, помятым лицом.
- Делька, напиши матери! - как-то крикнула ей соседка по комнате. - Она сегодня звонила, но тебя не было! Напиши, она переживает!
- Хорошо, хорошо! - заторопилась Делька и через секунду исчезла в уличной сутолоке.

Однажды она ворвалась в наш штиль сильнейшим ураганом. Как всегда, была голодна, но с кучей новостей, свежими рисунками и стихами. В этот момент она страдала, театрально резала вены, заведомо не веря в смертельный исход, и нуждалась в друзьях. Ей было негде жить, и она остановилась у нас. Шло время, и меня, как в болото, засасывали её проблемы. Я сама завязла, спасая тонущего. Вскоре её осенило: "Сдай меня в дурдом!" Сначала эта идея меня испугала, но моя гостья убедила меня, что это просто игра, зато ей будет, где жить, что есть, и она перестанет быть обузой для нас.

Мы вызвали бригаду психологической помощи, а сами стали готовить декорации к спектаклю: бросали матрасы, переворачивали стулья, били стаканы, она "попыталась" повеситься, а потом смахнула со стола тарелку с мясом. Оно было для нас, студентов, почти деликатесом, и я, рассердившись, прикрикнула на неё. Она стала рыдать, я уже не знала, где правда, а где ложь.
Когда приехала бригада, она, взвизгнув, бросилась к балкону. Двое дюжих санитаров бросились за ней. Увидев разбросанные на кровати рисунки, врач спросил меня:
- Это ее творчество?
- Да.
- Она давно пишет картины?
- Да, но не часто. Она со школы рисует.

Начался допрос. Делька, спрятав лицо в спутанных волосах, говорила:
- Мне плохо, доктор, мне плохо…
- Вы употребляете алкоголь, наркотические вещества?
- Иногда водку. Два раза пробовала демидрол, после этого я видела на асфальте золотые монеты. Много монет.
- На этой картине Иисус Христос разговаривает с дьяволом?
- Да.
- Вы их рисуете, потому что слышите голоса? Вас преследуют слуховые галлюцинации?
Лицо Дели ярко вспыхнуло, видимо, она занервничала, не зная, что отвечать. Тут я испугалась. Здесь пахло серьезным клиническим случаем, доктор намекает на бред, паранойю. Если ее упекут, ее посадят на сильнейшие транквилизаторы, а потом… Кто знает, что будет потом и когда ее выпустят!
- Нет, доктор, что Вы, - я бросилась на защиту. - Она живет у меня несколько дней! Ни о каких голосах она не говорила!
После были обычные формальности и её увезли.

Вскоре мы с соседкой пошли навестить нашу подопечную: она вышла в бесформенном больничном халате, приволакивая ноги в туфлях явно ей не по размеру, низко опустив голову - сама Депрессия! Мы пошутили по поводу её живописного вида, она тут же оживилась и стала травить местные байки.

Любовь к жизни у нее не была обострением инстинкта самосохранения. Похоже, её увлекали не только страсти, но и игра в них. Я много думала об этом, пыталась нащупывать её больные места, читая Делькины стихи. Они убивали меня, потом воскрешали, заставляли чувствовать, как между строчек пульсирует её живая плоть. И почему среди одаренных так много больных биофилией? К несчастью, эта болезнь не может подчиниться их таланту, а они играют с этим алмазом, как с дешевым камушком.

Валерия Олюнина
19.04.02

Статья получена: Женский журнал Клео.Ру

загрузка...