Продолжение диалога с шимпанзе

Шимпанзе Мойя — необычное животное. Возможно, единственное в своем роде. Она рисует. И ее произведения являются первыми» сделанными не рукой гомо сапиенса предметными изображениями, то есть рисунками, которые в представлении животного хорошо выражают ту или иную вещь. На одном из них — то, что Мойя считает птицей Неважно, что сочетания линий напоминают скорее большой палец или, весьма приблизительно, рыбу, важно, что Мойя видит в них определенное значение.

 

 

Откуда мы знаем это? Мойя сама обо всем рассказала.

Так же, как десяток других шимпанзе и одна горилла (См. Померанцев С. Горилла, которая любит говорить — «Вокруг света», 1979, № 6, Федоров М. Начало великого диалога? — «Вокруг света», 1975, № 12.) в США, Мойя умеет говорить. Она изъясняется на языке, которого не слышишь,— это американский язык жестов (АСЛ). Им пользуются сотни тысяч американцев, лишенных слуха.

Когда в апреле 1976 года Мойя впервые изобразила на листе бумаги птицу, ее учитель так удивился, что, не поверив своим глазам, подал ей знак «продолжай». Но шимпанзе в ответ потерла ладонь о ладонь. Жест означал «готово» «Что это?» — спросил учитель. И был совершенно ошеломлен, когда Мойя поднесла сложенные большой и указательный пальцы правой руки к губам: жест соответствовал слову «птица».

С тех пор обезьяна расширяла сферу своего творчества, рисовала цветы, траву и нечто, выдаваемое ею за кошку. Сейчас Мойя рисует даже «по заказу», и, если ее просят изобразить ягоду, она делает это, подбирая соответствующие цвета.

Все сказанное — лишь немногое из числа феноменальных фактов, ставших возможными при установлении контакта с животным. Эти эксперименты проводятся в американском исследовательском центре близ города Рино (штат Невада), расположенном в горном районе на высоте 2200 метров. Некогда здесь была ферма. Беатриса и Аллен Гарднеры приобрели ее и позаботились об относительной изоляции от внешнего мира. Они хотели избежать любопытства и советов своих, возможно, и благожелательно настроенных, но могущих помешать исследовательской работе коллег.

Начало исследованиям было положено, можно сказать, случайно. В 1965 году Гарднеры, ученые-психологи в университете штата Невада, посмотрели фильм о шимпанзе Вики, обученной семи английским словам. Вики явно с большим трудом удавалось произносить эти немногие слова, и в общем эксперимент закончился безрезультатно. И лишь благодаря тому, что звуковое сопровождение фильма выходило из строя, Гарднерам удалось обратить внимание на жесты, которые делала обезьяна, мучаясь с произношением звуков. Не легче ли обучить шимпанзе языку жестов, подумали они, используя именно АСЛ, поскольку он уже существует

Первым животным, участником опытов, стала Уошо, одиннадцатимесячная самка шимпанзе, пойманная в Африке, вероятно, после того, как ее мать была убита или умерла Она попала к Гарднерам в 1966 году и была наречена Уошо — по названию индейского племени, давшему имя району вокруг города Рино.

Азбуку АСЛ шимпанзе осваивала при помощи «форм» чтобы научить ее, например, знаку «шляпа», была показана шляпа, затем руку обезьяны положили на ее голову — так жестом обозначался этот предмет. В качестве вознаграждения Уошо получала изюм. Показав шимпанзе цветок и заставив коснуться пальцами носа, ее обучили следующему «слову». Она быстро впитывала знания и вскоре уже не нуждалась в изюме — упражнения для животного стали наградой сами по себе.

Итак, Гарднеры увидели, что Уошо очень хотела учиться. Овладев восемью первыми знаками, она сделала попытку составлять с их помощью различные комбинации. Вскоре выяснилось, что шимпанзе не ограничивает смысл знаков только теми предметами, с помощью которых она с ними знакомилась. Слово «ребенок» передается жестом, соответствующим покачиванию младенца на руке, — Уошо стала применять его не только по отношению к человеческим детям, но и обозначать им также щенят и котят. В то же время она употребляла знак «собака», видя на картинке взрослую собаку, даже если эта картинка была меньше, чем изображение щенка на другой картинке.

Часто она составляла собственные комбинации. Так, зажигалку она обозначала как «горячее — металл». Усвоив понятие «открытый» применительно к дверям и ящикам стола, она самостоятельно стала употреблять его, видя открытый водопроводный кран.

Конечно, не обходилось и без ошибок, но большей частью они заключались в том, что Уошо путала слова, называя, например, гребень щеткой или одно животное именем другого. На вопрос Гарднеров: «Кто Уошо?» — она отвечала «человек», других же шимпанзе она называла «черными жуками».

К третьему году жизни словарь Уошо состоял из 85 знаков. Употребляла она гораздо больше, однако, чтобы не преувеличивать ее способности, Гарднеры сосчитали лишь те знаки, которые она употребила самостоятельно в течение 15 дней по крайней мере однажды. Таким, образом, требования были строгими.

В апреле 1967 года Уошо впервые употребила соединения из слов. Она попросила «дай мне сладкое» и «иди открой». В это время шимпанзе была в таком возрасте, когда человеческие дети впервые начинают пользоваться комбинациями из двух слов. Сравнение способностей человека и обезьяны явилось следующим направлением исследований. Но этот аспект принес Гарднерам и некоторые неприятности. Дело в том, что на первых порах кое-кто из ученых не признавал способность Уошо говорить. Роджер Браун, профессор Гарвардского университета, известный своими исследованиями развития речи у детей в раннем возрасте, считал, что Уошо не всегда твердо соблюдает правильный порядок слов и, следовательно, не понимает связей между различными категориями слов, придающих предложению определенный смысл. Якоб Броновски и лингвист Урсула Беллуджи опубликовали острую статью, в которой утверждалось, что Уошо не может разговаривать, так как она никогда не задает вопросов и не употребляет отрицательных предложений. Наконец, лингвист Ном Чомски категорически заявил, что мозг шимпанзе не приспособлен к тому, чтобы животное могло разговаривать.

Исследования тем временем давали все новые и новые результаты, которые Гарднеры анализировали и тщательно сравнивали с имеющимися данными о развитии речи у детей. И вскоре критики были вынуждены снять некоторые из своих возражений

Роджер Браун сегодня признает, что порядок слов не играет решающей роли. В некоторых языках, например финском, он не столь важен, как в английском. Расположение слов в предложении не играет большой роли и в языке глухонемых АСЛ. Да и дети сами нередко нарушают порядок слов, но... превосходно понимают друг друга.

Гарднеры пришли к выводу, что дети и обезьяны очень близки в том, что касается ответов на вопросы, составления двучленных предложений, употребления существительных, глаголов и прилагательных, а также порядка слов в предложении. Незнакомые с грамматическими нормами, дети, как и шимпанзе, стремятся заменить целые предложения одним-двумя словами.

Проверка показала, что Уошо свободно задает вопросы и употребляет отрицательные предложения. Обезьяна способна пользоваться знаками «нет», «не могу», «хватит». Уошо охотно листала иллюстрированные журналы, спрашивая у людей: «Что это?» Высказывания же Чомски об ограниченных возможностях мозга шимпанзе просто не поддаются проверке: до сих пор не существует методов, позволивших бы выяснить этот вопрос. Лишь недавно американский ученый Норман Гешвинд приступил к опытам с целью установить, имеется ли в мозгу шимпанзе область, аналогичная той, которая у человека регулирует речевую деятельность.

Сейчас Гарднеры работают с тремя шимпанзе. Мойе (на суахили ее имя означает «один») шесть лет, Тату («три») идет четвертый год, Ннэ («четыре») — самец, ему два с половиной года. Уошо незадолго до начала этой фазы была выведена из эксперимента. Все шимпанзе попали на ферму не позднее, чем на четвертый день после рождения. С самого начала они жили по строгому, научно обоснованному режиму. У каждого животного свое жизненное пространство — спальня, место для игр, ванная и столовая. С каждым питомцем работают три сотрудника, на строго спланированных занятиях они быстро обучают шимпанзе языку АСЛ. Учителя привыкли пользоваться им — одна из сотрудниц сама глухая, остальные — дети глухих родителей. В присутствии животных все сотрудники на ферме общаются только при помощи АСЛ, так что шимпанзе никогда не слышат человеческой речи.

Рабочий день на ферме начинается в семь утра, когда служители будят шимпанзе. Ежедневно определяется «знак дня» — новый знак, который воспитатели стараются ввести при подходящей ситуации в обиход своих питомцев, создавая как можно более естественные условия для пополнения их словаря. После обязательного утреннего туалета — завтрак, включающий, помимо прочего, стакан теплого молока. И во время еды шимпанзе приучаются к самостоятельности: они должны сами повязать себе нагрудник и есть без посторонней помощи. После еды следует чистка зубов и чистка шерсти щеткой.

Если нет жары, шимпанзе ходят в одежде, которую должны сами надевать. Они стелют постели и занимаются уборкой. Как правило, обезьяны способны подтереть пролитую жидкость, вымыть посуду, исполнять другие поручения. Все это благотворно отражается на познании языка и позволяет избежать избалованности.

До и после обеда проводятся занятия. Полчаса — тренировка в применении знаков, и еще полчаса — просмотр иллюстрированных журналов, книг. Так называемыми «педагогическими» играми их побуждают к рисованию, отбору предметов из определенного ряда, забавам с кубиками, их учат вдевать нитку в иголку и даже шить. Установлено, что внимания у шимпанзе хватает на тридцать минут. А чтобы избежать перенапряжения, дважды в дневное время их отправляют спать. Около семи вечера они купаются и до сна резвятся в длинных легких одеждах, чтобы шерсть хорошо просохла.

При таком образе жизни Мойя приобрела словарный запас, исчисляемый 150 знаками, а Тату — более чем 60. Один раз в неделю все исследователи собираются вместе, чтобы обсудить результаты работы, в том числе эволюцию программы «знаки от шимпанзе к шимпанзе». В некоторые недели фиксировалось до 19 актов общения между животными при помощи АСЛ. Большинство из них сводятся к знакам «иди играть» или «приходи щекотать» (шимпанзе очень любят, когда их щекочут). Случалось, что Мойя, охотно катающая Тату на себе, подавала сигнал «сюда», показывая на свою спину, куда Тату должна была забраться. Мойя обозначала Ннэ знаком «ребенок», ворковала над ним и давала ему пить из своей бутылки, в то время как сам Ннэ по причине, известной лишь ему самому, называет Мойю печеньем.

Это поколение шимпанзе, как показали сравнения, обогнало Уошо в развитии, поскольку знакомство с языком АСЛ у них начато раньше и они с первых дней находились в более благоприятной «стимулирующей» среде.

Разговорные возможности человекообразных обезьян успешно исследуются в США и по программам четырех других экспериментов.

А вот эксперимент, проводившийся с шимпанзе в Колумбийском университете Нью-Йорка, недавно был прерван. Причины, побудившие профессора психологии Херба Террейса капитулировать, вызвали серьезные споры среди коллег.

Четыре года назад Террейс начал эксперимент, в ходе которого шимпанзе Нима (его полное имя Ним Чимпски — намек на американского лингвиста Нома Чомски) обучали также языку АСЛ. Ним осваивал язык жестов столь же усердно, как и другие «вундеркинды», и даже сам протягивал воспитателям руки, чтобы те показали ему новые знаки. Он успешно прошел «детскую» фазу языкового развития, изобретая новые знаки, и научился... обманывать и браниться. Несмотря на все это, Террейс пришел к выводу, что шимпанзе не способны правильно строить предложения. В своих опытах Террейс обращал внимание не на то, как пополняется словарный запас Нима, а на грамматику его высказываний. Ним, составляя комбинацию из двух слов, соединял слова вполне осмысленно. Некоторые слова, например, «больше», оказывались у него всегда на первом месте, другие, например, «мне», «меня», — на втором. Ним видел, что фразы «дать мне» и «мне дать» построены неодинаково. Но дальше, как утверждает Террейс, он не пошел. И здесь как раз начинаются различия в использовании разговорных навыков между маленькими детьми и шимпанзе

Во-первых, если шимпанзе строят комбинации из трех и более слов-знаков, то третий и последующие элементы лишь в редких случаях содержат дополнительную информацию они либо повторяют уже использованный жест, либо добавляют имя к личному местоимению — «играть (со) мной Ним(ом)» Из 21 четырехчленного предложения, которые образовал Ним, лишь одно не содержало повторов. В детском же языке подобные повторы, по данным лингвистики, почти не наблюдаются.

Второе различие заключается в том, что лингвисты называют средней длиной выражения. Дети употребляют, становясь старше, все более длинные и сложные фразы. В два года средняя длина предложений у них примерно такая же, как у Нима,— 1,5 слова (или знака), но в последующие два года длина фраз у Нима росла очень медленно, тогда как у детей (как глухих, так и здоровых) она резко увеличивается.

И семантика у Нима отличалась от детской. Ему была недоступна связь между семантическим значением знака и способом его употребления. Позиционная связь между, например, чем-то съедобным и соответствующим глаголом для Нима не существовала — он не видел никакой разницы между «есть орех» и «орех есть». Из этого следует, доказывает Террейс, что шимпанзе не понимают того, что говорят.

И наконец, Террейс провел тщательный анализ кинофильмов, на которых были запечатлены «беседы» Нима с человеком, и сравнил эти результаты с исследованием разговоров между детьми и родителями. Дети рано начинают понимать, что разговор — это своего рода игра, в которой участники постоянно меняются ролями: сначала скажет один, затем другой. Ребенок редко перебивает собеседника или говорит одновременно с ним. У Нима примерно в 50 процентах случаев высказывания вклинивались в речь собеседника.

Существуют три способа поддержать разговор после того, как партнер закончил говорить: можно повторить фразу другого полностью, можно частично воспроизвести сказанное и добавить нечто свое и, наконец, можно сказать что-то совершенно новое Дети до двухлетнего возраста повторяют за родителями до 20 процентов их высказываний. На следующий год доля повторений падает до двух процентов. Ним, однако, на протяжении всего третьего года жизни имитировал 40 процентов фраз своих учителей. Дети до двух лет дополняют сказанное собеседником в 20 процентах случаев, а к трем годам поддерживают таким образом половину разговоров. У Нима добавления не превышали 10 процентов