Люди под вулканом

(Записки сезонного рабочего, сделанные на Курилах)

Остров Итуруп — самый большой по площади из всех Курильских островов (6725 кв.км.). Длина его — 200 км, а ширина в среднем 30 км. На Итурупе десятки вулканов. Многие из них — действующие. Откройте один из двух рекламных проспектов по острову, и вы прочтете об этом.

 

 

Три памятника Ленину. Их можно сосчитать, забравшись в немудреные завороты здешних улиц. И горячие минеральные ванны на Охотском побережье в довершение ко всему...
В путину, на заработки, много людей приезжает сюда. Мы с приятелем не были исключением. Поездка прошлой осенью — третья по счету.

Остров оторван от материка — географически. От внешнего мира жизнь его изолирована еще и погранконтролем. Существовал сей контроль всегда: пассажирские суда и авиалайнеры с Сахалина проверяли и проверяют регулярно. У военных летчиков до лета 96-го было одно преимущество: они досмотру не подлежали. Теперь же — еще в Хабаровске командир военного борта предупредил — без разрешения на въезд каждого на Курилах ждет комендатура, штраф и высылка обратно. Нам нужен был вызов.

Первую неделю в ожидании вызова мы провели под Хабаровском на Амуре. Жара временами стояла невыносимая. Впрочем, от сибирского солнца, к которому мы привыкли, хабаровское отличается тем, что под ним действительно загораешь, причем моментально и без ожогов. Тем более у воды. Когда же наша брезентовая палатка выцвела добела, счастье улыбнулось нам в виде пришедшего по телеграфу вызова. Впрочем, наутро мы торопились зря: курильский аэродром не принял из-за непогоды. Семь дней ненастья (ровно столько пришлось ждать) — это была не просто непогода, это был тайфун.

Но пришел наконец день, точнее вечер, когда мы запросто сидели на бетонном фундаменте сгоревшего в прошлом году шикарного (по курильским меркам) двухэтажного дома в поселке Китовом. За спиной вырисовывался силуэт вулкана Богдан Хмельницкий, справа от нас плескалось холодное Охотское море. Как обычно, пахло морской капустой. С заходом солнца мы уже обживали опустевший некогда детский садик того же поселка.

Китов здесь не видели давно. Сохранились лишь названия с тех давних, по сегодняшним меркам, времен. Реже — воспоминания очевидцев: народ на островах все чаще временный. Толчком для отъезда местного населения послужило сильное землетрясение 94 года. Уходят и военные. Некогда полюбившийся мне поселок Горный в центральной части острова превратился в буквальном смысле в обыкновенную свалку. Мусор выбрасывают у самой дороги, вблизи от жилой застройки. Завалены мусором и почти все квартиры в опустевших гарнизонных многоэтажках. А их на сегодняшний день — опустевших домов в три этажа — около десяти.

Никого здесь не удивляют рассказы о медведях, прогуливающихся у поселка. Днем или ночью. В поселок Ясный, что в предгорье вулкана, медведица с медвежонком повадились ходить на промысел к местному рыбному заводу. Медвежонок — годовалый и худой. Приезжие студенты обозвали его Доходягой, хотели на веревку вместо ошейника посадить. Медведица же тем временем задрала в поселке двух коров. По осени они ушли.

Медведей здесь практически не боятся — такое у меня сложилось впечатление. При том, что звери ходят порой бок о бок с человеком. И дело скорей не в бесстрашии жителей острова. Причина в ином — в неизбежности подобного соседства. В путину звери питаются в основном рыбой. Люди живут за счет той же рыбы. Свалки порезанной рыбы (берут только икру) встретишь повсюду. Рыбой даже частенько удобряют личные огороды и наделы. Заметьте: КРАСНОЙ РЫБОЙ! Тушки гниют и, естественно, благоухают: неделю-другую — в зависимости от погоды, привлекая тем самым к себе как пернатых друзей падали, так и косолапых хозяев курильских джунглей.

На людей медведи нападают крайне редко. Однако предосторожность не помешает никогда.
В Горном офицер рассказал невеселую историю: в одном из караулов солдат, испугавшись подошедших зверей, разрядил в них свой автомат. Медвежонка убил, раненая же медведица ушла. Бойца на пост долгое время больше не ставили, опасаясь ушедшего в лес зверя, — вернется и выследит. Спустя год, на том же посту, отстояв караул или два, солдат все-таки погиб — задрала медведица. Звериное чутье и память: мстила за медвежонка.

Лучше плохо и медленно ехать, чем быстро идти! Старая и непреходящая истина как нельзя лучше подходит к Итурупу. Это наиболее «забамбученный» остров на всем архипелаге. Попробуй пробейся сквозь бамбуковые джунгли... Рейсовые автобусы между поселками ходят редко и не всегда. Автобусы же, курсирующие через джунгли в центральную часть острова на аэродром, вообще привязаны только к самолетам и непогоде соответственно. Лучшим средством передвижения были и остаются попутки. Впрочем, и здесь народец мельчает: далеко не на любой борт посадят задаром...

Говорят, когда японцев только пустили на остров, они были сильно удивлены: «Нам рассказывали, что у вас очень плохие дороги. А у вас, оказывается, их просто нет». Асфальтовых или бетонных дорог на острове действительно не было никогда. Немногочисленные грунтовые и те зовут золотыми — ежегодный ремонт их обходится, очевидно, в немалую копеечку. Впрочем, сами курильчане на этот счет отшучиваются: «У нас не дороги, у нас направления!»

На самом коротком, трехкилометровом участке Курильск — Китовый практически все водители выжимают из своих автомобилей — независимо от марки — все, что возможно: три километра, но на скорости 100-120! Естественно, машины быстро выходят из строя, изнашиваются. Потому-то здесь так ценят японские джипы и отечественные армейские грузовики.

Рыба, если бы знала, что ждет ее на этой земле, пожалуй, в курильские реки не заходила бы никогда (как, наверное, и в сахалинские, и в камчатские). Впрочем, не исключено, что, спустя год или несколько лет, лосось и так нереститься на Итурупе не будет — просто физически нереститься уже будет некому. Зайдите в любой продовольственный магазин, на любой городской рынок: в стеклянной и пластиковой посуде, в жестяных баночках — в любом количестве — красная икра лососевых — кеты и горбуши. Любите? — на здоровье. Но чем больше ее будет уложено в бочки и закатано в банки, тем меньше шансов для рыбы возродиться вновь. Это закон природы: ничто ниоткуда не берется. Для нового нерестилища нужна эта самая икра... Я не возражаю против ловли категорически. Но надо же и меру знать, господа браконьеры и так называемые предприниматели!

Сегодня на острове лишь один завод по разведению лосося — в поселке Рыбоводном. И тот — на протяжении всего русла реки Курилки — от устья на Охотском побережье обложен браконьерами. Ловят рыбу в Курильске все — от мала до велика. У каждого куста по ОМОНовцу не поставишь. А у местных ответ один: на реке жить да рыбы не видать?! Обидно до слез. Даже ОМОНовцы гоняют далеко не всех местных. Почему? Потому что помногу не ловят. Однако критерий «много» — у каждого свой.

Сезон нереста горбуши — это одновременно и пик активности браконьеров. Впрочем, на этой земле их зовут только рыбаками.
...Юго-западная часть острова. Середина октября 1993 года. Река Горная вся в тухляках. Не Горная (как уже не Сторожевая, не Хвойная, не Высокотравка), а Тухлянка. Одни тухляки по острову. Разлагающейся, переловленной, перебитой и выброшенной в кусты рыбы по берегам — десятки тонн, и так — километра на три-четыре вверх по течению. На Сторожевой уже почти пусто. Лишь в воде на отмелях лежат зацепившиеся за коряги тухляки. Все остальное перегнило, переболело. Даже запаха не осталось. Лесная жизнь, как и смерть, быстротечна. Недели, оказывается, достаточно, чтобы ликвидировать это безобразие. Впрочем, на Сторожевой и рыбы было гораздо меньше. Теперь поровну — везде одни старые одинокие и зеленые горбыли-самцы. Все прочие — по берегам.

...Холодная осень 95-го. Штормило практически каждую неделю. Рыба в реки не шла. На остров ввели ОМОН. Ходить по бамбукам вдоль речных проток стало не только сложно, но и опасно. Браконьерская доля такая. Стреляли. И те и другие. Били, ловили, изымали икру.

Изменились времена, в каком-то смысле изменились и люди. Штраф за один килограмм икры-сырца — около 200 долларов в 96 году. Естественно, за одним килограммом на реку никто и не ходит. Ловят, носят, вывозят по-крупному. Если попадаются, то тоже всерьез. Один знакомый заметил: крюки, хапы (тройные крюки), сачки — все осталось в прошлом. Ловят только сетью. Попадаться в таком случае не следует. Накладно.

Володя П. — рыбинспектор на юге острова: ежедневно составляет два протокола. Конфискованная икра сдается на завод в переработку. 10 процентов сданного — инспекторам. В прошлую путину жалел он, но не жалели его. Теперь он стал жестче. Система градации браконьеров существует: «Смотрю — есть у мужика нечего или так идет. «Таких» не жалею. Одного наручниками к дереву пристегнул, другого дубинкой достал. Теперь дело в прокуратуре».

Володе 41, Он на пенсии (бывший военнослужащий). Пенсия и зарплата позволяют жить сносно. Да еще добавка из премиального и браконьерского фондов — положение Володи можно назвать благополучным. К зиме он уедет из поселка, чтобы в следующем году вернуться на путину. Расстались мы на улице поселка. Порывы ветра сбивали с ног, трепали одежду. «Самая что ни на есть браконьерская погода!» — заметил Володя, остановил проходящий «Урал», и я уехал.

...Юго-западная часть острова. Прошелся старыми тропами. Вдоль рек, по Охотскому побережью. Рыбы мало. Но и на берегу встречается редко. Это не девяносто третий... Порядок навели. Во всяком случае вот здесь, на этих реках.

...Западная сторона. Конец октября. Пронеслось: на севере лосось пошел валом. Старый знакомый Т. — оттуда. Шесть бочек красной икры за две недели — неплохой результат. Рыбинспекция? Ей не пройти — сложно и далеко. Вариант только один — вертолетом. А это на сегодняшний день, как правило, безумно дорого. Что ж, похоже, там история повторяется.

Конечно, ввод ОМОНа на острове — весьма крайняя и крутая мера, даже для этой видавшей виды земли. Ограниченное количество лицензий на отлов лосося, жесткие условия и короткие сроки отлова — и как результат: большие и малые человеческие трагедии. Люди на острове живут практически только одним — красной рыбой. И несколько существующих рыбоперерабатывающих заводов и цехов по побережьям всей проблемы не решают. Потому-то у любой реки в сезон нереста днем, а чаще ночью, повстречать можно не только бурого медведя...

Еще один знакомый — И., в прошлом военнослужащий. Теперь — браконьер со стажем. На острове уже семь лет. По его словам, в 96-м рыбы в реках было «на шесть граммов больше, чем в 95-м» (когда рыбы было очень мало). Все окрестные реки были откуплены еще до начала путины. Лицензий на отлов лосося по этой причине там, где он живет, не продавали. Куда бедному рыбаку в этой ситуации податься? И занялся прежним ремеслом — браконьерством. Ловил с друзьями — много и охотно, под крышу забивая рыбой свой проверенный на дорогах тягач. Рыбинспекцию и ОМОНовские рейды бригада эта благополучно миновала. (А таких бригад по острову, не считая при этом неорганизованных дядей-браконьеров, — минимум до десятка.
Во всяком случае, я знал о существовании двух.) Все истории с И. закончились бы благополучно, если бы не одно исключительное по дерзости событие.

...К ночным визитам гостей в дом И. я привык давно. И на сей раз — стук в дверь далеко за полночь. Хозяин дверь открывать не стал. Я отреагировал с не меньшим безразличием. Все-таки я — гость. Раздавшийся на лестничной площадке грохот стеклянной посуды спустя полчаса заставил на этот раз оторвать голову от подушки: ночью в гости, и с банками! Спустя какое-то время дверь попросту открыли с той стороны. Я не большой любитель детективных историй, но у дверного замка И. в ту пору была одна особенность: открыть его можно было чем угодно, хоть перочинным ножом.

Ночной визитер, не включив свет в коридоре, прошел в нашу общую комнату; увидев нас, спящих, незваный гость ретировался столь же быстро и неожиданно, как и появился. Не забыв при этом захватить свой мешок с банками.

Погоня не состоялась. Сквозь сон мы едва уловили подвох: ну надо — вот и ушел человек. На шум отреагировал один лишь И.
Спустя несколько дней — в следующий наш приезд — выяснилось, что из четырех стоявших на балконе бочек с икрой «ушли» две крайние. Ночной гость с банками и был тем самым воришкой. Человека этого позже нашли и «поставили на учет». Дверной замок И. тогда же починил.

На этот раз баба Алла все-таки надорвалась. Закончилась путина, а с ней и все серьезные работы и надежды на солидный заработок.
В тот день отгружали с завода тухлую, отлежавшую свое красную рыбу. Более 20 тонн. Отгружали двумя бригадами: в одной только женщины — рыбу толкали руками по желобу; в другой — мужчины выносили тухляков носилками.

В последние дни путины в разделочном цехе, по указанию директора, брали только икру — рыбу под нож и на лежку в бункера. Спустя сутки — стоящий в цехе дух загнивающей рыбы терпеть еще можно. Спустя трое — грузили головы и тушки лосося прямо из мешков, с червями, — терпеть, не думая о последствиях, можно было опять. Но какой дух стоял в округе! Тогда-то баба Алла и надорвалась. Хоть и просила директора не ставить ее на эту работу. Все-таки под 60 человеку...

В заводской конторе бабе Алле должны еще 12 миллионов рублей за путину 95 года. Обещали рассчитаться осенью 96-го по реализации уже новой продукции. Тщетно. На общем собрании директор сказал просто:

«Забудьте!» Такое же положение, по словам бабы Аллы, почти у половины работников предприятия. В течение года зарплату выдавали разными продуктами, рыбой и икрой (покупали ее осенью 95-го на заводе по 18 тысяч рублей за баночку; зимой-весной 96-го, когда кончились деньги, заезжим коммерсантам отдавали уже за 12 тысяч — только бы прокормиться!)

Естественно, возмущению людей нет предела: работать готовы многие, в том числе и пенсионеры, — жить на что-то надо, да и пенсии на острове на месяц физически не хватает. Что говорить, если в июле — ноябре 96-го буханка хлеба в Курильске, Рейдово, Ясном стоила 8,5 тысячи рублей; килограмм копченой колбасы в Курильске по стоимости почти сравнялся с килограммом браконьерской либо иным путем добытой красной икры — 50-60 тысяч, а сливочное масло стоило 35-50 тысяч и т.п. С голода люди не умирают. Свои все-таки места. Но и работать готовы не за воздух и не за обещания руководителей. По этой причине некоторые и не пошли в 96-м в цеха завода. Не поверили — еще за прошлое не получили расчета.

Временных же работников в 95 году — студентов из Барнаула — рассчитали спустя два месяца по окончании работ. Первая партия тогда ушла на корабле лишь в ноябре — как раз к началу наступавшей зимней сессии. Впрочем, некоторые уезжали без твердой уверенности, что они еще студенты...

Местные жители с дирекцией судились, ругались и просто бастовали. Результат — нулевой. Веры в то, что что-то изменится к лучшему, по-видимому, у людей уже нет. Мнение, весьма распространенное здесь, — остров небольшой — все и везде куплено. Как заметил один курильский знакомый: «Жить на острове лучше не высовываясь: себе дороже. В любом случае, ничего не добьешься при нынешней администрации».

Права пословица: «Лес рубят — щепки не считают». Икорное дело — сфера, где делят и где крутятся огромные денежные средства. Потому-то, видимо, о людях здесь чаще всего предпочитают «забывать». На год и больше. До следующей путины — когда по горло нужны будут рабочие руки...