Узкие улицы Аяччо

Великие корсиканцы

Если уж вы попали на Корсику, надо, конечно, прежде всего посмотреть наполеоновские места.— Это было первое, что сказал встретивший меня в порту Аяччо Жюль Родье, сотрудник одной из французских туристских компаний. Лавируя в толпе туристов, заполнивших причалы в ожидании автобусов, мы выбрались на набережную. Машина Жюля с включенным мотором стояла чуть не посреди мостовой.

— У нас здесь такие же проблемы со стоянками, как в Париже. Можно час проездить вдоль тротуаров, но так и не найти стоянки.

 

 

Поэтому приходится оставлять машину на мостовой, — пояснил Жюль.

«Ситроен» резко рванул с места и ловко втиснулся в многоцветный поток автомобилей, который с изматывающей неторопливостью, замирая у светофоров, тянулся по набережной.

— С чего начнем? — спросил я.

— Думаю, стоит проехать по проспекту Наполеона, заодно посмотрите город.

На дверях кафе, ресторанов, бистро таблички, предназначенные для иностранных туристов: «Здесь говорят по-немецки, по-английски, по-испански». Словом, обычная главная улица обычного не слишком крупного французского города. Некое своеобразие ей придают лишь неизбежные для корсиканских городов пальмы, шелестящие темными листьями, да легкие решетчатые ограды и сверкающие белизной стены зданий, построенных в «колониальном» стиле.

Недалеко от проспекта Наполеона, в пяти минутах ходьбы от порта, на площади высится монументальное сооружение мрачно-серого цвета.

На внушительных постаментах все пять братьев Бонапарт (Наполеон, конечно, в центре), увенчанные лавровыми венками, в древнеримских тогах. В расположенных поблизости магазинах и лавках поистине необозримое море сувениров. Излишне говорить, что все они посвящены Наполеону, начиная от зажигалок, брелоков, открыток и кончая фарфоровыми сервизами с портретами императора и его матери Летиции Бонапарт. Кстати, трудно сказать, кого корсиканцы чтут более — Наполеона, которого они все-таки считают наполовину иностранцем (его отец был выходцем из Италии), или Петицию, стопроцентную корсиканку, урожденную Рамолино.

Как-то утром мы с Жюлем отправились к другому памятнику. Солнце стояло уже высоко и пекло в полную силу, обливая лучами одинокую фигуру императора на вершине высокого холма. Возле монумента и на лестнице, ведущей к нему, было безлюдно и тихо. Но спустя час-полтора холм уже кишмя кишел туристами, а внизу ежеминутно подъезжали все новые автобусы многочисленных туристских компаний. Разноцветная толпа поднималась по лестнице. Сновали фотографы, ловкие продавцы сувениров, бойко рекламировавшие свой товар.

Чтобы немного отдохнуть от жары и людской сумятицы, мы зашли в первое попавшееся кафе. Разглядывая суетливую толпу, Жюль с иронией сказал:

— Весь этот туристский «взрыв» вызван не столько интересом к острову, сколько своеобразной модой на «корсиканские вояжи». Большинство из тех, кто приезжает сюда, гораздо сильнее интересуют низкие цены на сувениры и тарифы в гостиницах, чем наполеоновские места. Смешно сказать, но многие иностранцы, увлеченно фотографирующиеся у памятника императору, смутно представляют, в какое время жил Бонапарт и кем он был вообще. Правда, «наполеоновские» сувениры расходятся хорошо. Японцев, например, даже не удивляет, что многие из них сделаны на их родине...

Вскоре мы вновь вышли на раскаленную площадь, и я попросил Жюля отвезти меня на улицу Сен-Шарль, к дому, где родился Наполеон.

Здание это резко контрастирует с напыщенными памятниками императору: обыкновенный четырехэтажный дом на малолюдной улице, от соседних зданий он отличается только укрепленной на стене строгой мемориальной доской. Столь же скромен и музей Бонапарта. Там собраны немногие личные вещи, принадлежавшие членам семьи Наполеона, которые удалось сохранить до наших дней. Музей невелик — всего несколько комнат, которые, правда, содержатся в образцовом порядке. Посетителей здесь было очень мало, да и те не выказывали особого интереса к экспонатам — вероятно, зашли сюда, просто следуя привычному туристскому маршруту

Надо сказать, что корсиканцы считают своим земляком еще одного человека, имя которого известно всему миру. Это Христофор Колумб. За столетия, прошедшие со времени его путешествий к берегам Америки, так и не удалось установить, где родился мореплаватель, хотя в историю он вошел как «великий генуэзец» и Генуя ни за что не уступит своего «родительского» права. Но любой корсиканец с уверенностью объявит, что отчий город Колумба — это Кальви, где якобы даже сохранился дом, в котором он появился на свет. В подтверждение сего приводятся самые различные доводы, и порой трудно понять, где кончаются исторические факты и начинаются легенды.

Менее известно имя национального героя Корсики Паскуале Паоли. Здесь им гордятся не меньше, чем Наполеоном. Паоли прославился в борьбе за независимость острова, разгоревшейся с особой силой в конце XVIII века. В заслугу ему ставят и то, что он был одним из первых среди корсиканцев, активно выступавших против печально знаменитой вендетты — обычая кровной мести, который издавна существовал на Корсике и унес десятки тысяч человеческих жизней. Паоли начал упорную и трудную борьбу против варварских пережитков, а продолжалась она вплоть до середины нашего столетия. Буквально перед началом второй мировой войны в горах в перестрелке с полицией погиб последний корсиканец, смывший кровью обидчика нанесенное ему оскорбление. Какие бы слухи ни распускали ныне о Корсике, вендетта там ушла в прошлое — об этом вам с гордостью поведает любой житель острова.

«Негостеприимная» земля

Для острова, лежащего на оживленном перекрестке морских путей Средиземноморья, Корсика выглядит удивительно необжитой. Пустынные прибрежные районы, немногочисленные города, нетронутые горные склоны в глубине острова...

Все это еще более поразительно, если вспомнить, что с древнейших времен Корсика неизменно привлекала завоевателей со всего Средиземного моря.

Правда, в античном мире остров слыл негостеприимным местом. Подобной славой он обязан финикийцам и грекам, которые, первыми открыв Корсику для «цивилизованного мира», пытались там закрепиться. Попытки эти провалились из-за ожесточенного сопротивления тогдашнего населения острова, состоявшего в основном из сардов (Сарды — обитатели острова Сардиния.).

В 260 году до нашей эры на Корсике появились римляне. Даже им, с их огромным опытом превращать соседние государства в провинции Рима, понадобился почти век, чтобы покорить островитян.

После падения Римской империи в 552 году остров был захвачен Византией. Спустя два столетия византийцев сменили арабы, которые за время своего правления истребили тысячи корсиканцев, полностью уничтожили многие поселения на побережье. Местные жители ожесточенно сражались с захватчиками. Бросая свои дома, они уходили в горы, где на крутых склонах строили укрепленные деревни. Как ни странно, арабы — прекрасные строители — не оставили на Корсике ни дворцов, ни крепостей. Пожалуй, единственные следы их многолетнего пребывания на острове — это завезенные из Северной Африки пальмы да сохранившиеся до наших дней в корсиканском языке (он напоминает архаичный тосканский диалект) арабские слова.

До присоединения к Франции в 1769 году остров около 400 лет находился под владычеством Генуи: до сих пор по всему побережью вдоль бухт, на обрывающихся в море скалистых берегах высятся мощные сторожевые башни, построенные генуэзцами на случай нападения пиратов.

Однажды в городке Порто-Веккьо я взобрался на один из таких бастионов Он венчал огромную, лишенную какой-либо растительности гору. С верхней площадки, огражденной квадратными зубцами, открывалось все побережье. По бесконечному, уходящему за горизонт морю резкий порывистый ветер гнал пенные волны. На голых, изъеденных ветром и прибоем скалах извивались узкие тропинки, бегущие от берега в горы. За сто лет генуэзцы построили на острове почти 90 таких башен, и в каждой постоянно несли караул несколько человек. Здесь же размещались склады оружия. При появлении на горизонте пиратского корабля караульные подавали сигнал местным жителям, которые готовились к отражению атаки морских разбойников.

Город-крепость Бонифачо, лежащий на южном побережье, у пролива, отделяющего Корсику от Сардинии, основал в IX веке тосканский граф Бонифаций.

Хозяин гостиницы, расположенной километрах в десяти от города, посоветовал мне осмотреть крепость с моря. Я присоединился к французским туристам, и на легком глиссере, владелец которого за умеренную плату согласился прокатить нас, мы отправились на экскурсию. Минут через десять, проскочив мимо изрезанных крохотными фиордами обрывистых берегов, наш катерок оказался в сотне метров от города. Громадные крепостные стены Бонифачо, возведенные на отполированных прибоем, нависающих над волнами скалах, производят грозное впечатление. Штурмовать его с моря пираты не отваживались. Пожалуй, город даже не нуждался в гарнизоне. Одного вида этих стен, наверное, было достаточно, чтобы отпугнуть самых отчаянных корсаров.

Глубокие следы оставила на Корсике вторая мировая война. Войска фашистской Италии захватили остров в ноябре 1942 года. С первых дней оккупации под руководством французских коммунистов здесь развернулось партизанское движение. Отряды легендарных «маки» действовали на всей территории Корсики. Они громили итальянские гарнизоны на побережье, взрывали склады боеприпасов, укрепления. Активную поддержку партизанам оказывало все местное население. Из городов, деревень корсиканцы по горным тропам уходили в партизанские отряды.

К 1943 году, когда на Корсику в помощь итальянцам высадились немецкие части, на острове шла настоящая партизанская война. Ни кровавый гитлеровский террор, ни зверства карателей не смогли подавить вооруженную борьбу корсиканцев. В сентябре 1943 года на Корсике началось общенародное восстание, организованное коммунистами. Двенадцать тысяч партизан в упорных кровопролитных боях, продолжавшихся около двух недель, разгромили немецкие и итальянские гарнизоны. Корсика стала первым районом Франции, освобожденным от фашистских оккупантов. Сегодня повсюду на острове можно видеть обелиски, воздвигнутые в память павших бойцов Сопротивления.

Многие корсиканцы сражались с фашизмом во Франции. В маленьком городке Пьяна родилась национальная героиня Франции, коммунистка Даниэль Казанова, замученная фашистами в концлагере Освенцим. Проезжая через Пьяну, я специально остановился у памятника Даниэль, воздвигнутого ее земляками.

«Корсика — корсиканцам!»

Подобные надписи стали сегодня привычными для жителей Аяччо. Совсем новые, выведенные, кажется, только вчера или уже поблекшие от палящего южного солнца, размытые дождями, метровыми буквами лозунги кричат со стен домов, заборов, стволов деревьев, придорожных рекламных щитов. На первый взгляд призывы различных политических группировок, выступающих за автономию острова, совершенно не вяжутся с внешним обликом Аяччо, с царящей в нем атмосферой спокойствия и провинциальной респектабельности. Но постепенно начинаешь понимать, что за внешней безмятежностью скрывается тугой клубок жгучих проблем, в который сплелись интересы, чаяния, стремления самых разных людей, объединенных в целое понятие, имя которому — корсиканцы. Наиболее крупное автономистское движение острова — Союз корсиканского народа — создано в 1977 году. В него вошли остатки многих мелких организаций, ранее распущенных властями. Судя по листовкам, которые активисты союза раздают прохожим на улицах Аяччо и других городов, эта организация выступает за «предоставление Корсике статуса внутренней автономии». Деятельность Союза корсиканского народа не выходит за рамки законности, чего не скажешь о другой сепаратистской группировке —Фронте национального освобождения Корсики. Фронт, как и несколько других организаций помельче, действует в подполье: на его долю приходится большая часть совершаемых на острове террористических актов. Впервые фронт заявил о себе в мае 1976 года, когда на Корсике и во Франции его члены провели одновременно 24 террористических акта. Но это было, как оказалось впоследствии, лишь скромным началом. С тех пор эта организация совершила более восьмисот преступлений. Не проходит и дня, чтобы в каком-нибудь районе острова не произошел взрыв...

В маленьком кафе на набережной Аяччо добродушный хозяин, виртуозно обслуживая посетителей, мягко успокаивал туристов, которые расспрашивали его о громовых раскатах, разбудивших их ночью: «Это автономисты на пустыре взрывают динамитные шашки. Вы не бойтесь! В городе такого не случается, да и людей они обычно не убивают».

Действительно, взрывы зачастую гремят где-нибудь на пустырях, заброшенных мусорных свалках и почти всегда ночью. Однако из года в год число террористических актов растет. В 1972 году их было совершено двенадцать, а в прошлом — около четырехсот. Жители Корсики помнят трагические события 1975 года, которые произошли в городке Алерия, когда в результате провокации экстремистов и последовавшей затем перестрелки были убиты два жандарма.

В начале этого года корсиканцы вновь стали свидетелями кровавой драмы, разыгравшейся на улицах Аяччо. На этот раз автономисты разработали крупномасштабную операцию. Их отряд занял один из небольших отелей на улице Феш, захватив в качестве заложников нескольких постояльцев. В город мгновенно были переброшены специальные отряды по борьбе с терроризмом, около тысячи полицейских. Уже через несколько часов Аяччо оказался практически на осадном положении. На обезлюдевших улицах остались лишь патрули жандармерии. Напряжение достигло предела. Пока террористы размышляли, капитулировать или нет, полицейские, которым показались подозрительными две автомашины, изрешетили их автоматными очередями. В результате погибли два молодых человека, не имевших никакого отношения ни к автономистам, ни к их противникам. В тот же день неизвестные застрелили полицейского.

Деятельность экстремистов не пользуется поддержкой большинства населения острова, и сегодня сепаратисты вербуют своих сторонников в основном среди незрелой молодежи, не имеющей твердых политических убеждений. Корсиканские рабочие, крестьяне прекрасно понимают, что взрывами на пустырях и вооруженными вылазками никогда не удастся решить те запущенные социальные и экономические проблемы, которые сами французы называют «корсиканской болезнью».

«Корсиканская болезнь»...

— Эту болезнь вполне можно назвать хронической, ведь длится она больше двух столетий. Пожалуй, с тех самых пор, как генуэзцы уступили Корсику Франции, — рассказывал мне Франсуа Жиро, преподаватель одного из лицеев Аяччо. — Во Франции сменялись монархи, империи, республики, а Корсика всегда оставалась задворками метрополии...

Социальные проблемы острова во многом обусловлены отсталостью экономики. Среди всех департаментов Франции Корсика занимает первое место по уровню безработицы, темпам роста стоимости жизни, здесь самые низкие доходы на душу населения и самые высокие цены. Ведь почти все продукты питания и промышленные товары завозят с континента. И естественно, что пока, например, пачка сливочного масла проделает долгий путь из Нормандии в Аяччо, она вздорожает в полтора-два раза по сравнению с той же пачкой в Париже или Лионе.

На протяжении многих лет на острове свертывается сельскохозяйственное производство. Как это ни парадоксально, но если в 1800 году, когда местные крестьяне мотыгами обрабатывали свои участки, на острове было 144 тысячи гектаров плодородной земли, то в 1960 году осталось лишь 3600. Точнее, земля все та же, плодородие ее не упало, но вот обрабатывать тысячи и тысячи гектаров стало некому: в результате деятельности Европейского экономического сообщества, установившего низкие закупочные цены на продукцию сельского хозяйства, масса мелких и средних крестьянских хозяйств разорилась. Правда, на восточном побережье французы, вернувшиеся в 60-х годах из Алжира и Марокко, после того как эти государства провозгласили независимость, создали крупные современные виноградарские хозяйства, конечно, не без помощи государственных субсидий. Сегодня практически все равнины в восточных районах острова превращены в один огромный виноградник. Однако корсиканским крестьянам подобная «аграрная революция» принесла лишь новые трудности, поскольку торговля вином и виноградом полностью оказалась в руках французских компаний.

Мне представилась возможность своими глазами увидеть некоторые симптомы «корсиканской болезни». Однажды Франсуа Жиро сказал мне:

— Мои друзья, которые живут неподалеку от Аяччо, приглашают меня к себе. Может, вы составите компанию?

Я охотно согласился, и в пятницу часа в четыре дня мы уже выезжали из Аяччо. Скоро город остался позади, мимо замелькали горные склоны, поросшие густым кустарником и высокой травой.

— Смотрите, — заметил Франсуа, — это и есть знаменитые «маки». В таких зарослях во время войны на Корсике и во Франции скрывались партизанские отряды. С тех пор слово «маки» прочно вошло во французский язык.

Еще час пути — и нас уже радушно встречали друзья Франсуа.

На следующее утро мы отправились побродить по горам. Не успели пройти и сотни метров, как Франсуа остановился и сказал:

— Не люблю бесцельных прогулок. Давайте, вместо того чтобы просто лазить по скалам, навестим одного моего знакомого. Он крестьянин, живет километрах в четырех отсюда.

Проплутав часа два по каменистым тропинкам, мы подошли к приземистому серому дому под двускатной черепичной крышей. Рядом загон для овец, апельсиновая роща. Невдалеке небольшой виноградник.

Хозяева — Роже Бланшар и его жена — оказались дома. Они только что пообедали и собирались снова идти на работу. Но, увидев гостей, сразу же повели нас в дом. В просторной комнате, обставленной массивной темной мебелью, которую, по-видимому, смастерил еще дед месье Бланшара, на столе, покрытом выгоревшей клеенкой, появились тарелки с домашним сыром, виноградом, апельсинами, бутыль вина.

Беседа скоро пошла о проблемах, которые больше всех волновали наших хозяев.

— Жить с каждым годом становится труднее, — говорил месье Бланшар. — Эти деятели из «Общего рынка» совсем загнали нас в угол. Они сидят у себя в Брюсселе и, видно, считают, что разбираются в корсиканских делах. Многие из них на Корсике-то ни разу в жизни не были, а берутся решать, по каким ценам мы должны продавать свои апельсины. Поэтому, наверное, и получается, что в магазинах цены каждый год подскакивают на двенадцать процентов, а закупочные цены на нашу продукцию растут в пять-шесть раз медленнее. Выходит, работаем мы больше прежнего, а денег получаем все меньше. Каждый год кто-нибудь из соседей разоряется. В прошлом году мой приятель даже не смог продать свою ферму — не нашел покупателей. Сам уехал в Бастию искать работу, а сыновья отправились на континент — может, хоть там повезет.

— Ну уж вы-то, Роже, продержитесь, хозяйство у вас крепкое, — попытался подбодрить хозяина Франсуа.

— Продержимся... — с иронией произнес хозяин. — Пока Испания и Португалия не вступят в «Общий рынок». Тогда мы со своими апельсинами и виноградом вообще никому не будем нужны.

— Насчет апельсинов не знаю, а на корсиканское вино всегда есть спрос, — не отступал Франсуа.

— Так нам от этого все равно нет прока: это раньше мы сами делали вино и сами его продавали, а теперь я несу весь виноград оптовикам из Восточной долины. И деньги за вино, конечно, остаются у них в кармане.

За беседой прошло два часа, месье Бланшару пора было идти на виноградник — помогать старшему сыну и невестке, которые работали там с утра. Мы с Франсуа поблагодарили хозяев за гостеприимство и, простившись, отправились в обратный путь.

...Сегодняшняя Корсика — это настоящая промышленная пустыня: около пяти тысяч человек заняты на нескольких мелких предприятиях. Пятнадцать тысяч работают в строительной промышленности. Пожалуй, единственной процветающей отраслью экономики остается туризм: Корсику ежегодно посещает миллион туристов из Франции и других западноевропейских стран. Но самим корсиканцам это «процветание» не дает, в сущности, никаких преимуществ. Индустрия туризма полностью контролируется крупными французскими и западногерманскими трестами. Почти все необходимое для обслуживания туристов они ввозят с континента, а местную рабочую силу практически не используют.

Сейчас туристские компании разрабатывают проекты, цель которых превратить Корсику в гигантский средиземноморский пляж «Общего рынка». На побережье близ Аяччо, Бастии и других городов появляются новые гостиницы, порты для частных яхт, намываются искусственные песчаные пляжи. Сами корсиканцы к этому буму не имеют никакого отношения, хотя средняя заработная плата жителей острова на треть ниже, чем у рабочих и служащих во Франции. Корсика по-прежнему остается захолустной провинцией метрополии, а решение ее социальных и экономических проблем, по-видимому, забыто в «долгом ящике», запертом еще двести лет назад.

...И «корсиканский парадокс»

На Корсике не осталось следов непосредственного влияния арабской культуры. Однако, как и во многих средиземноморских городах, в облике Аяччо виден восточный колорит, и здесь трудно заметить разницу между столицей Корсики и, скажем, Алжиром или Касабланкой.

На этом фоне выходцы из стран Северной Африки, которых в Аяччо можно встретить повсюду, поначалу не привлекают внимания человека, впервые попавшего на Корсику. Но лишь познакомишься с городом, как сразу понимаешь, что рабочие-иммигранты, приезжающие сюда в надежде заработать кусок хлеба, остаются здесь такими же чужаками, как в Париже, Марселе, Лионе...

Есть в Аяччо свои «арабские» кварталы — попросту самые убогие и грязные районы города. Сюда я забрел во время одной из прогулок. На узких, мрачных улицах, куда почти не проникает солнечный свет, полно мусора. Потоки грязной, с тошнотворным запахом воды сбегают вдоль тротуара. Над мостовой на натянутых через улицу веревках сушится белье. Возле мусорных бачков и пустых картонных ящиков играют дети. Многие здания имеют такой вид, словно они построены еще современниками Наполеона и с тех пор ни разу не ремонтировались. Но снять комнату даже в таком доме многим рабочим-иммигрантам не по карману. Поэтому и живут они в грязных конурах по шесть-семь человек.

...Как-то мы с Жюлем в течение получаса безуспешно пытались выбраться из автомобильной пробки при выезде из Аяччо. В этом месте дорожные рабочие ремонтировали узкое шоссе, но его, как на грех, перегородил грейдер, у которого некстати заглох двигатель. Вокруг машины суетились несколько человек в замасленных синих комбинезонах. Около десятка раздетых до пояса рабочих-арабов невозмутимо разбрасывали лопатами кучу гравия. Они сохраняли полное спокойствие, несмотря на непрерывные раздражающие вопли автомобильных сирен. Водители на все лады проклинали грейдер и механиков-французов. Некоторые наиболее воинственные шоферы предлагали сбросить грейдер в кювет.

— На Корсике к рабочим-иммигрантам относятся хорошо, — сказал мне Жюль. — Случись такая пробка где-нибудь в Марселе, водители наверняка стали бы приставать к арабам. А у нас подобного не бывает.

— Вообще, проблема иммигрантов — это «корсиканский парадокс», — продолжил он, когда грейдер наконец удалось завести и поток автомашин, набирая скорость, вновь устремился по петляющему между скалами шоссе. — На Корсике сейчас 240 тысяч жителей, из них лишь 160 тысяч «настоящих» корсиканцев. Большинство молодых людей, закончив школы, уезжают на континент. Там сейчас живут 500 тысяч корсиканцев. На острове очень трудно получить какую-нибудь специальность, а устроиться на работу — дело совсем уже нелегкое. Понятно, что предпринимателям выгодно нанимать иностранных чернорабочих. Их не надо обучать специальности, да и работа для них находится только самая низкооплачиваемая и тяжелая — грузчик, подсобный на стройке, мусорщик. Иностранцы, в сущности, люди безответные, не то что французские рабочие, которые могут и забастовать, и потребовать повышения зарплаты. Принцип простой: «недоволен — собирай пожитки и отправляйся домой».

Жюль на минуту замолчал, слегка притормозил машину.

— Вот посмотрите! — сказал он, указывая на растянувшиеся вдоль моря виллы. — Все это построено иммигрантами. Но не для них!

Накануне отплытия из порта Аяччо пассажирского судна, отправляющегося на континент, на причалах всегда много иностранных рабочих. Те, кому не удалось найти работу на острове, собрав последние гроши, едут попытать счастье на южном побережье Франции, многие, проработав на Корсике несколько лет, возвращаются на родину. Здесь я однажды разговорился с двумя молодыми алжирцами. Салех и Али, худые, одетые в почти одинаковые дешевенькие костюмчики, приобретенные, судя по всему, в лавке уцененных товаров, с нетерпением поглядывали на стоявший у причала теплоход, ожидая объявления о начале посадки.

— Возвращаетесь домой? — спросил я их.

— Все, отработали. Пять лет не были на родине. У нас ведь отпусков не бывает. Сами знаете, сколько мы получаем: если будешь сам сыт, не сможешь посылать деньги семье, так и живешь впроголодь. Нам-то еще повезло: как приехали, сразу нашли работу. И продержались на ней все пять лет. А многие так и возвращаются ни с чем.

Из репродуктора хриплый голос начал приглашать пассажиров на посадку. Мне ничего не оставалось, как пожелать, новым знакомым счастливого пути. Подхватив свои клеенчатые чемоданчики, разноцветные коробки с подарками для родственников, они вместе с толпой двинулись к судну. Время от времени они поглядывали на Аяччо, на его белоснежные улицы, протянувшиеся вдоль лазурной бухты. Салех и Али прощались с городом, в котором им повезло...

Через неделю и я покидал Корсику. Теплоход вышел из порта Аяччо и некоторое время шел вдоль пустынных берегов острова, хранящего вопреки всем «болезням» и «парадоксам» знаменитую корсиканскую самобытность...