Дело в шляпке, или Как распилить ребро Адама

— Господин официант, просим отойти в сторону. — Слова, сказанные одним из нескольких дюжих охранников, сопровождались недвусмысленным жестом.

По ступенькам спускался солидный гость. Эрих Эмбергер не обиделся, понимая, что охранники выполняют свою работу, обеспечивая безопасное пребывание в его погребке министра иностранных дел Португалии, А что приняли владельца знаменитого венского ресторана «Пиарис-тенкеллер» («Подвал монахов-пиаристов») за официанта, так в том и его вина — сам ведь придумал себе столь легкомысленный облик: красная рубаха, расстегнутая темная кожаная жилетка да еще феска со свисающей набок кистью. Улыбчивый Эрих все же сумел представиться высокому гостю.

 

 

А дальше... Дальше я прекрасно мог вообразить последовательность событий, приведших к тому, что, расслабив узел на галстуке, дипломат и сам расслабился, превратившись в живого, и даже веселого человека. Придуманная Эмбергером и мастерски им отработанная система гостеприимства сработала и на этот раз — как было и в не столь сложном случае с нами, несколькими московскими журналистами.

...У дверей в погребок нас приветствовал высокий молодой парень в шляпе с пером — сын хозяина Харальд. Тут же возник человек в красной рубахе и феске — Эмбергер-папа.
— Хотите совершить небольшую экскурсию по нашему заведению? —предложил он. — Ведь оно расположено в погребах монастыря, недавно отметившего свое 300-летие. И начнем с нашего небольшого исторического музея шляп.

Немного пройдя по коридору, стены которого выложены древним красным кирпичом, мы увидели огромное хранилище всевозможных головных уборов: от дамских шляп огромными полями и перьями до современных офицерских фуражек, в том числе и российской.
— Хотите примерить? И вот уже мне на голову водружен высокий, с накладным бронзовым двуглавым австро-венгерским гербом, кивер начала столетия. Столь жесткий и прочный, что, думаю, он выдержал бы и картечный залп. Ветхозаветная кокетливая шляпка превращает одну из наших спутниц в даму полусвета штраусовских времен. Кому-то по вкусу оказывается широкополая соломенная шляпа, кому-то — чалма, кому-то — цилиндр.
— Вам так все идет, что не стоит снимать, невинно улыбается Эрих. — Продолжим экскурсию.

Пока мы движемся по длинному коридору со сводчатым потолком, Эрих рассказывает, что ресторан бережет древние традиции. Еще в 1698 году император Леопольд I заложил первый камень в фундамент монастыря ордена пиаристов, созданного испанскими монахами. К трехсотлетнему юбилею была завершена реконструкция древних сооружений, в том числе и подвалов. Уже в прошлом столетии в них был открыт винный погребок, весьма популярный среди офицеров близлежащих казарм. Чтобы завоевать внимание блестящих кавалеров, дамы изощрялись в туалетах, причем особенно благодатное поле для фантазии являли собой головные уборы. Ту давнюю атмосферу веселья, всеобщего флирта, карнавальности и задумал воссоздать наш хозяин. Он стал владельцем ресторана десяток лет назад. Потом я узнаю, что это обошлось ему в полтора миллиона долларов: хорошо, что его прежняя профессия — дизайнер — позволила сколотить кое-какой капитал. Но это я услышу после, а пока Эрих останавливает нашу легкомысленную процессию подле ответвления от сводчатого коридора. Оно превращено в подобие кабинета: с конторкой, застекленными шкафами, картинами на стенах, в торце — парадный портрет императора Франца-Иосифа в полный рост. Я удостаиваюсь чести сменить свой пуленепробиваемый и достаточно неудобный кивер на императорскую военную фуражку, точнее, ее копию, которую Эрих торжественно достает из шкафа. Замечаю, что в новом головном уборе хочется уже быть не столько галантным и воинственным, сколько величественным, мудрым и снисходительным.
Мы движемся дальше и попадаем в коридор, в стены которого вмурованы бочки. На стеллажах — запыленные бутылки, ждущие своего часа и своего ценителя. Впрочем, и мы уже вот-вот войдем в число таких ценителей - коридор привел нас в просторную залу, тоже со сводчатыми потолками и кирпичными стенами. Очень органично смотрятся тут винные бочки, превращенные в столы. На каждой — зажженная свеча, четыре бутылки разного вина, причем каждому вину соответствует свой фужер. Эрих рассказывает о каждом сорте, предлагая в заключение отведать тот, где этикетка дополнена его собственным портретом: каждый сезон он объявляет одно вино «своим любимым». Романтичность обстановки, прекрасные виноградные вина да еще этот маскарад — всего этого достаточно, чтобы посылались шутливые тосты. Но у Эриха припасен еще один аттракцион.

— Сейчас я вас буду обучать тому, как правильно следует целовать руку даме, — объявляет он.

Он приглашает на деревянный подиум господина в цилиндре и даму в кокетливой шляпке с вуалеткой. Подробно инструктирует: дама должна протянуть руку, которую осторожно берет кавалер, предварительно сняв головной убор и слегка отведя его в сторону; даме же следует незаметно отклониться, чтобы поклон кавалера был более глубоким... Конечно, у участников действа, впервые постигающих тонкости этого церемониала, не все получается: им приходится еще и еще раз повторять, в их адрес отпускают шутки, причем каждый это делает исходя из того образа, который ему придал его головной убор. Между тем экскурсия не закончена. Нам еще предстоит посетить несколько роскошных залов, обстановка в которых, быть может, несколько эклектична, но ведь погребку три сотни лет, и вполне естественно, что древние витражи соседствуют с изысканно выгнутыми венскими стульями, мягкий электрический свет — со свечами в вычурных канделябрах. Портреты в пышных рамах, выцветшие дагеротипы, деревянные фигуры почти в натуральную величину, вышитые золотом династические гербы... А вот уж вовсе необычный предмет — огромное зеркало с золоченым барьерчиком, лежащее на центральном столе, Выясняется, что в торжественных случаях — юбилей, событие в деловой или семейной жизни — гости заказывают большой торт с датой или эмблемой (из крема, разумеется), так вот его-то в обрамлении свечей в канделябрах и выносит сам хозяин ресторана на этом подносе-зеркале. Разрезая торт, гости имеют возможность разглядывать себя и друг друга еще и в зеркале.

Но, как говорится, и это еще не все. Для тех, кто ради забавы готов пуститься во все тяжкие, у Эриха припасено катание с 10-тонной бочки, лежащей на боку в отдельном помещении подземелья. К одному ее боку приторочена лесенка, а другой — до блеска отполирован мягкими местами предыдущих участников веселого аттракциона. В Австрии это давняя традиция. Считалось, что мужчина, способный скатиться с крутого бока огромной бочки, не может находиться под каблуком у жены. В прежние времена такие катания устраивали обычно после наполнения бочек вином и серьезной дегустации содержимого. В «Подвале» максимально приблизили действо к традиционным канонам — в веселой очереди толпятся баронессы, модистки, гусары, охотники и турецкие купцы. Внизу их подхватывает сам заводила в своей красной феске.

Другая бочка, столь же внушительной емкости, предназначена для молодоженов. В нее ведет дверь с круглым оконцем, сквозь которое их друзья наблюдают, как при свете свечей молодые «обживают» внутренность бочки — первое свое «жилье», как усаживаются на бочонки. Однако стоит им лишь попытаться проявить свои чувства друг к другу, их друзья начинают отчаянно лупить деревянными колотушками в стенки бочки. Эрих обычно забирается на верх бочки и жарит аж двумя колотушками. Какие уж там нежности — едва не оглохнув, молодожены под хохот собравшихся вылетают из своего недолговременного пристанища.

Но — только для того, чтобы принять участие еще в одном действе. Для него требуется двуручная пила: молодым предстоит распилить клепку от бочки. Это еще один воскрешенный народный обычай — «распиливание ребра Адама». Совместно отпиленный кусок клепки, — заметно превосходящий по размеру, но формой действительно напоминающий человеческое ребро, — невеста торжественно вручает жениху. Часть мужского ребра, из которого когда-то была сотворена женщина, возвращается хозяину в знак того, что супруга обещает вместе с ним возвести дом, посадить дерево и зачать сына. После вручения символической деревяшки молодым уже никто не мешает поцеловаться. Дело нешуточное, хотя и тут шуток хватает.

Между тем мы уже явно заслужили свой ужин, и Эрих тоже это понимает. Он проводит нас в основной зал, усаживает за стол, отделенный ажурной кованой загородкой. Стены украшены гербами, старинными фото, портретами членов королевских фамилий в золотых рамах. На первое подается небольшая чашка супа-пюре из сельдерея с орехами, удивительно вкусного. В нем еще плавают крохотные клецки, по форме напоминающие большие таблетки. На горячее — нарезанный ломтиками и фаршированный шпинатом рулет из двух сортов мяса — свинины и индейки. Овощной гарнир — крохотная вареная морковка, цветная капуста, редька, спаржа и опять же несколько небольших клецок. Вкусно и не слишком тяжело. Вино подано в странных сосудах, как будто взятых из химической лаборатории: нечто вроде конусообразных реторт, укрепленных на штативе и имеющих внизу подобие кнопки. Вы подставляете бокал и наполняете его, нажимая на кнопку донышком. Странно, конечно, хотя тут все необычно.

— Бывают ли здесь гости из наших краев? — спрашиваю Эриха.
— Любит заглянуть оперный певец Нестеренко, который подолгу работает в Вене, — отвечает хозяин. — Был как-то белорусский президент Лукашенко. Он, оказывается, тонкий ценитель вин, особенно красных. И еще он меня поразил сообщением, что в Советском Союзе производилось рислинга больше, чем в любой другой стране мира. Это что, действительно так?

Я посрамленно отмалчиваюсь, и Эрих продолжает:
— А как-то пришли участники международного семинара по военным вопросам. Некоторые были в мундирах, другие в штатском. Среди них одна дама из России в вечернем платье. Ее-то вместе с американским военным я и выбрал для ритуала целования руки по-венски: она в шляпке с перьями, он — в черном котелке. Все прошло замечательно. Однако присутствовавший при этом шеф протокола, австриец, потом мне все-таки выговорил, что впредь мне следует быть осмотрительнее — «это не дама, это офицер». Но в те минуты, я видел, она чувствовала себя именно дамой...