Годы Карла в Испании: двор, правительство и администрация

Карл V. Портрет Тициана. 1548 г.Исходя из средневековых представлений об императорстве, верховный канцлер и идейный вдохновитель, юрист из Верхней Италии Меркурино Гаттинара усматривал призвание своего господина в том, чтобы «один пастырь объединил весь мир». Несмотря на полноту власти и притязания на главенство, успехи и неудачи Карла переплетались все теснее.

 

 

Мысли о всеобщем политическом единстве Европы были весьма популярны в широких кругах европейской общественности, в частности в империи, так как негативные последствия затянувшегося на десятилетия франко-габсбургского конфликта сильно недооценивались. Естественно, имелись и враги «Monarchia universalis», особенно в Испании, где эта идея вызывала воспоминания о временах Филиппа Красивого, который, впрочем, носился с подобными планами совсем недолго и интересовался в основном своими доходами.
При взгляде на развитие политики и власти Карла в Испанском королевстве становится заметным контраст между первоначально негативным отношением к императорству, связанным с критическим отношением к имперской политике Карла и растущим признанием европейской значимости политики императора, и сопутствующим повышением роли Испании. За несколько последующих десятилетий Испании суждено было стать финансовой и военной сверхдержавой. Абсолютно убежденный в законности своего права на власть, Карл отклонял мнение, будто с выбором в императоры испанского короля осуществляется идея «Translatio imperil» в пользу Испании, как выразился епископ Руис де ла Мота. И напрасно писал конквистадор Эрнан Кортес в своем первом письме Карлу V о завоевании государства ацтеков: «Ваше Величество с тем же правом может носить титул императора этой необозримой провинции, как и императора Германии».
Карл V представлял собой законченный образец средневекового странствующего короля. Он путешествовал, можно сказать, до самой смерти. Желание быть одновременно везде было неразрешимой проблемой Карла. «Между тем личное присутствие правителя, персональное осуществление своих прав и обязанностей даже в прогрессивных режимах того времени было политической реальностью высшего ранга; институты представительства отсутствующего сюзерена слишком часто бывали ненадежными и неудовлетворительными. Чаще всего господство означало очень конкретное, личное осуществление прав на политическую власть и авторитет, и, напротив, отсутствие правителя означало поэтому скрытое ослабление, если не угрозу его господству». Не учитывая момента вступления на престол (1517-1520 годы), Карл находился в Испанском королевстве в течение следующих лет: 1522-1529, 1533-1539 и 1556-1558 годы; отсутствовал в течение 1529-1533, 1539-1541 и 1543-1556 годов. На время отъезда императора назначались регенты и учреждались регентские советы. Карл учился на прежних ошибках и поэтому использовал свои династические возможности. Он последовательно оставлял регентами или представителями свою супругу Изабеллу, сына Филиппа и дочь Марию вместе с ее супругом Максимилианом. Связанные с этим более сотни полномочий, ограничений и инструкций объясняли формальный вид так называемых правил регентства Карла V.
Для следующих «испанских» годов (1522-1529, 1533-1539) императора верна характеристика Роаля Тайлера: «Карл действительно завоевал Испанию; но и Испания его покорила, причем настолько быстро, что он закончил свою жизнь испанцем». Можно говорить о «процессе испанизации», начавшемся в двадцатые годы и интенсивно продолжавшемся в тридцатые. Властно-правовую преемственность по отношению к Католической королевской чете Карл выразил средствами геральдики. Это было важно, поскольку его предшественники сами широко использовали это средство. Еще будучи претендентом на императорскую корону (в 1519 г.), Карл в качестве испанского короля использовал их эмблемы: стрелы и ярмо, а в «испанские годы» распоряжался вывешивать свой герб и девиз во многих местах, например, во дворце Альгамбра в Гранаде, в Алькасаре в Севилье и в университете Саламанки. Католические монархи — как и большинство европейских правителей — любили разъезжать по своей стране; так появилась эта густая сеть дворцов в Кастилии (Вальядолид, Толедо, Мадрид, Сеговия, Бургос, Тордесильяс, Медина-дель-Кам-по), в Андалусии (Севилья, Кордова и Гранада) и в Арагоне (Сарагоса, Барселона, Монсон, Тортоса, Перпиньян, Валенсия).
Карл V выучил кастильский язык и, как правило, делал своей резиденцией кастильские города и замки. Вальядолид, Толедо и Бургос, но еще и Сеговия, Авила и Мадрид попеременно пользовались императорской благосклонностью. Время от времени император разворачивал оживленное строительство. Так, в Толедо в 1537 году по проекту придворного архитектора Алонсо де Коварубиаса был перестроен городской замок Алькасар, а в Гранаде к Альгамбре Насридина пристроили целый дворец. В Мадриде Карл проживал в комплексе зданий, в котором его дочь Хуана позднее устроила королевский францисканский монастырь, известный как «Monasterio de Descalzas Reales». В Андалусии Карл V побывал лишь однажды, а именно во время своей свадьбы и медового месяца (1526). Женитьбе Карла на португальской принцессе Изабель (10 марта 1526 года в Севилье) предшествовали годовые переговоры его секретаря Барросо в Лиссабоне. Этот наконец осуществившийся брак свидетельствовал о преемственности его династической политики. Дружба с Португалией принесла не только кратковременное облегчение плачевного финансового положения Карла, но и дала политическое преимущество в споре с Францией.
По мнению Сандоваля, больше всего Карлу V нравилась Гранада. Это подтверждается тем обстоятельством, что здесь (в отличие от Валенсии) он пощадил мусульман. Разумеется, во дворце Альгамбра ни Карл, ни его португальская супруга не чувствовали себя комфортно. Так что для будущих посещений — которым так и не суждено было состояться — они распорядились пристроить новые покои. Впрочем, гораздо существеннее была политическая и династическая функция города и его кафедрального собора: во-первых, он стал символом ликвидации ислама на Иберийском полуострове. Во-вторых, Гранада в 1526 году играла для Карла ту же роль, «которая после этого, при Филиппе II, перешла к Эскориалу, — здесь был семейный склеп династии: в «Королевской часовне» в кафедральном соборе находятся могилы его испанских предков. В 1525 году Карл приказал перенести в нее из Тордесильяса бренные останки своего отца, Филиппа. В 1526 году он велел переоборудовать алтарный придел собора в императорский мавзолей для себя и своей семьи; при этом именно благодаря его содействию собор был перестроен в стиле ренессанса. В Гранаде была погребена в 1539 году умершая в Толедо императрица Изабель, сюда он перевез в 1546 году прах своих скоропостижно скончавшихся сыновей Хуана и Фернандо, а также невестки Марии, первой жены сына Филиппа. Позднее здесь упокоилась и его мать. Да и до распоряжения 1558 года все завещания императора содержали статью о захоронении в Гранаде. При этом высокое династическое значение этого города для императора подтверждается документально».
Хотя Гранада никогда не претендовала на роль «центра всей державы», в 1540 году здесь, около Альгамбры Насрида, было начато строительство императорского дворца в стиле ренессанса. Он должен был стать не только «одной из официальных королевских резиденций», «но и одновременно по своей концептуальности и выражению воззрений Карла V на власть своеобразным документом политической архитектуры».
Влияние бургундского двора на Испанию имело решающее значение. Так, был перенят и развит дворцовый церемониал: «Его веселая пестрота постепенно сменила размеренную торжественность», символом которой было «черное платье испанца». Изменился в те годы и состав советов: бургундцы, первоначально бывшие в большинстве, уступили под натиском испанцев. Также повысилось значение браков между бургундцами и испанцами; так, например, Генрих, граф Нассау, сменивший Шьевра на посту старшего камергера Карла, взял в жены испанку из дома Мендосы.
В качестве секретарей появляются, с одной стороны, бургундец Лалеман, сеньор Буклан, а с другой — испанец Франсиско де лос Кобос. Когда в 1528 году Лалеман попал под подозрение в причинении вреда интересам императора, Кобос поднялся до первого секретаря и советника Карла в финансовых делах — лучший пример «испанизации» центральных органов власти в Испанском королевстве. Новый помощник императора «не извлекал ни малейшей выгоды из своего положения, как некогда Шьевр. Только технически ловчее подключался к финансовым источникам. Как секретарь совета по Индии он приобрел контроль над плавлением и постановкой пробы на благородные металлы и имел от этого 1 процент и приобрел столь же доходную соляную монополию, распространявшуюся также и на американские колонии, — что ему приносило гарантированные крупные доходы». После смерти Гаттинары (5 июня 1530 года) духовник Карла, Лоайза, предложил назначить его секретарем по Испанскому королевству. Отныне Франсиско Кобос делил с Гранвеллем, который ведал всеми неиспанскими делами, обязанности умершего первого канцлера.
За этим стояло намерение больше не назначать никого на этот пост, чтобы в итоге его ликвидировать. К тому же прошло уже несколько лет после того, как великий канцлер Гаттинара в 1524 г. созданием Государственного совета попытался «ввести институты верховных и центральных совещательных органов». Если взглянуть на структуру власти в Испанском королевстве в целом, то становится очевидным, что, за исключением института Инквизиции, не существовало ни одного органа власти, объединявшего королевства Кастилию и Арагон. Эту структурную особенность Карл перенял от своих предшественников, Католических монархов. И даже развернутая Гаттинарой в 1522-1525 годах реформаторская деятельность едва затронула центральные совещательные органы, лишь увеличила их количество. В Кастилии были Королевский совет Кастилии, Верховная палата, Финансовый совет и Высший королевский совет Индий. Королевский совет Кастилии был — как и его одноименный орган управления в Арагоне — высшим судебно-административным органом. Гаттипара попытался сузить его административную компетенцию, однако на его подсудность не посягал.
Верховная палата, которая выделилась при Гаттиааре из Королевского совета Кастилии, давала королю советы но всем внутренним делам, которые тому предстояло решать лично. Финансовый совет, в ведении которого были финансы, несмотря на все попытки сделать из него общегосударственный институт, так и остался чисто кастильским органом, хотя и способствовал унификации кастильской финансовой системы. Для организации эмиграции в Америку и торговли с этими странами еще при Католических монархах в Севилье существовала Договорная Палата. Все же в Испании не хватало «подкрепленного органами власти руководства», что в 1524 году Гаттинара исправил созданием Высшего королевского совета Индий. Его личное председательство в этом учреждении демонстрирует значение, которое отводилось этому органу.
Прежде всего этот Совет заложил организационные основы управления испанскими заморскими территориями и тем самым попытался взять под контроль самоуправство конквистадоров. Развитие упомянутых институтов привело к «дифференцированию задач и компетенции отдельных совещательных органов» и повышению их эффективности. Подъем в эпоху Карла V переживала и Инквизиция. «Уже с первого знакомства Испании с учением Лютера на основании непосредственно относящихся к этому мер правящих кругов можно установить, что реакция Инквизиции на проникновение идей Лютера была несоразмерно велика. В частности, это объясняется тем, что Инквизиция в своей деятельности зашла в тупик. Поэтому и был умело использован «призрак Лютера». В наступлении на лютеран она нашла новое поле деятельности, которым могла оправдать свое существование и в итоге даже расшириться». Это соприкосновение с Лютером восходит к Вормскому рейхстагу (1521): в то время как ориентированный на Эразма Императорский совет в лице Хуана де Вальдеса и Хуана де Вергара, выступавших с критикой церкви, отнеслись к Лютеру с пониманием, реакция испанских богословов была в высшей степени негативной, так как они ориентировались на мнение папы. Уже в 1521 году в Испании Адриан Утрехтский, следуя указаниям папы, распорядился запретить ввоз книг Лютера.
В последующие десятилетия Инквизиция главным образом пристально следила за северо-испанскими портами и Валенсией. И лютеран, которые, как правило, были иностранцами, до середины века почти не было. Тем не менее лютеранство стало синонимом тягчайшей формы ереси, тогда как алюмбрадизм (религиозное течение, выступавшее за непосредственное обще- ние верующих с Богом без посредников) и эразмизм (движение сторонников Эразма Роттердамского) преследовались меньше. Разумеется, позитивное отношение к эразмизму двадцатых годов в последующее десятилетие сменилось на негативное. После отмежевания Эразма от Лютера уважение к нему в Испании сначала возросло. Так что великий гуманист мог написать: «Я благодарен Испании больше, чем своей собственной или какой-либо другой стране». В 1527 году Альфонсо Манрике, архиепископ Севильи и Великий инквизитор, созвал тридцать два теолога в Вальядолид на консилиум, чтобы проверить список тезисов Эразма. Поскольку эта ученая комиссия так и разошлась, не придя ни к каким выводам, дальнейшие нападки на ученого были запрещены.
Впрочем, в 1538 году некоторые книги Эразма оказались в Испании в списке запрещенных Инквизицией. Такой поворот событий был тем тягостнее, что при дворе Карла приверженцев Эразма было не так уж и мало. К ним принадлежал Альфонсо де Вальдес из Куэнки, который с 1522 года состоял на службе у Гаттинары, а с 1526 года был латинским секретарем Карла и сопровождал императора в Болонью и Аугсбург. Вместе с братом Хуаном он написал диалог («Lactancio у el Arcedia.no»), содержавший едкую критику папы по поводу разграбления Рима войсками Карла V в 1527 году. Рукопись ходила по двору Карла и удостоилась гневного осуждения папского нунция Кастильоне как гнусная клевета.
Аутодафе (казнь еретиков) алюмбрадистов в Толедо (1529) и поход Карла в Италию в том же году отмечают перелом во взглядах богословов и Инквизиции. С Карлом V в Италию отправились последователи Эразма, и после возвращения императора в Испанию (1533) представители ортодоксального католицизма, а также соответственно критики Эразма усилились. Отныне Инквизиция не делает различий между отдельными «еретическими» течениями, но осуждает любые из них. Выступила Инквизиция и против Хуана де Вальдеса (его работу «Dialogo de Doctrina Christiana» 1529 года Инквизиция приравнивала к ереси Лютера). До 1541 года Инквизицией было вынесено не менее 21 приговора эразмистам — поворот, который с тревогой отмечал в 1534 году Луис Вивес.

Статья получена: www.world-history.ru