Музыка и электричество. Часть вторая: Лоренс Хаммонд

1930-е годы оказались не самыми приятными для Америки. Великая Депрессия вывела из игры, вероятно, больше коммерческих компаний, чем это сделала бы любая война (кроме ядерной, конечно же). Неважно обстояли дела и у Hammond Clock...

Едва ли, впрочем, мистер Лоренс Хаммонд (Laurens Hammond) был склонен в трудные времена отираться в барах, с тоской поглядывая в пустеющую кружку. Не тот у него был склад ума и характера.

 

 

Впоследствии его подчинённые отзывались о нём как о жёстком и автократичном руководителе, с которым никто не осмеливался спорить.

Тем более, что к своим сорока годам мистер Хаммонд успел придумать слишком много всяких полезных штучек, чтобы просто так вылететь в трубу из-за "какой-то там" Великой Депрессии.

Сам он в депрессию не впадал и по барам не странствовал. Вместо этого, он напрягал все силы своего громадного ума, чтобы понять, куда можно было бы пристроить свой "синхронный электродвигатель".

С часами-то оно всё было в порядке. Покупали их на ура. Часы эти славились своей бесшумностью и точностью хода, чем и заслужили всенародную любовь.

Была у них, правда, одна очень хитрая особенность: точность их обеспечивала не какая-то там сверхсложная электромеханика, а... люди. А именно — инженеры электростанций.

Дело в том, что шумный двигатель часов, запрятанный в звукоизолирующий корпус, синхронизировался с частотой переменного тока в общих электросетях. Частота поддерживалась на уровне 60 Гц. Если она менялась, то часы начинали спешить или отставать.

Механика нескольких клавиш органа Хаммонда.

Компания Хаммонда решила этот вопрос до безобразия просто и изящно: каждому работнику каждой электростанции, в обязанности которого входила поддержка постоянной частоты тока, подарили по таким вот часам. И шепнули, что точность хода зависит от неизменности частоты.

В общем, эти инженеры сами стали следить за постоянством частоты, чтобы их часы работали безукоризненно...

Но к началу 1930-х это было уже в прошлом: рынок часов вдруг умер. И теперь надо было срочно придумывать что-то такое, в чём можно было бы использовать пресловутый электромотор. И чтобы оно к тому же имело достаточный коммерческий успех.

Мистер Лоренс Хаммонд никогда не был особо музыкальным человеком. Он не умел играть ни на одном музыкальном инструменте и, как говорят, вовсе был лишён слуха.

Впрочем, тот же самый термин "tone-deaf" применяли и по отношению к некоему Роджеру Уотерсу (Roger Waters), который не мог даже самостоятельно настроить свою бас-гитару. Впрочем, его игре в одной малоизвестной команде со странным названием Pink Floyd это почему-то совершенно не мешало.

Не помешало это и Хаммонду. Конечно, можно говорить, что он относился к музыке утилитарно, что взялся за создание нового музыкального инструмента исключительно по коммерческим соображениям, что всё это ради денег...

Какая, впрочем, теперь уже разница?

Небольшой заводик на Западной Авеню в Чикаго, принадлежавший компании Хаммонда, был местом весьма шумным.

На четвёртом этаже, в испытательной лаборатории, не смолкая, орал фонограф. На третьем этаже, из лаборатории, то и дело доносились всякие нехорошие звуки электрического происхождения.

В общем, всё здание то и дело сотрясалось от всевозможных шумов, что довольно крепко било по ушам некоему Уильяму Лейхи (William L. Lahey), помощнику бухгалтера. Помимо бухгалтерских обязанностей, Лейхи служил органистом в Епископальной церкви Святого Христофора в пригороде Чикаго.

В конце одного особенно шумного дня в его кабинете внезапно нарисовался сам Лоренс Хаммонд и спросил: "Билл, ты не слышал сегодня никаких странных звуков?" Билл честно ответил, что слышал нечто похожее на звук флейты.

"Да, — ответил Хаммонд. — Я сделал электрическую флейту".

Принцип работы устройства был довольно прост. Маленькое, размером не более серебряной долларовой монеты, колесо с бугорками или зазубринами по краям вращалось напротив электромагнита.

	Часы, производившиеся компанией Хаммонда.

Возникавший благодаря этому колеблющийся ток затем подавался на громкоговорители (благо, к тому времени они уже появились), в которых и преобразовывался в слышимые звуковые волны. Всё это называлось "колёсным тон-генератором" (Tone Wheel Generator).

Открытие Хаммонда состояло в том, что ему удалось найти способ производить электрические волны именно с такими характеристиками, чтобы их можно было преобразовывать в музыкальные звуки.

Но этого было недостаточно для настоящего музыкального инструмента. И потому Хаммонд собрал целую небольшую армию инженеров, которым надлежало решить, казалось бы, невыполнимую задачу: создать аппарат, имитирующий звуки органа.

В какой-то момент такой аппарат собрали... но его размеры — это была просто беда: в одной конструкции было сразу столько колёсных тонгенераторов, переключателей и проводов, что хватило бы на целый склад.

А Хаммонду нужно было совсем другое — относительно недорогой прочный инструмент, не требующий особого ухода и, если получится, достаточно маленький, "чтобы возить его на заднем сидении такси".

Почесав затылок, Лоренс Хаммонд приступил к разламыванию своего фортепиано. Уцелела только клавиатура, которая, собственно, и понадобилась для очередных опытов.

Хаммонд оборудовал её простыми переключателями, которые соединяли каждую клавишу с двумя проводами. Провода эти шли через всю комнату к замысловатой электросхеме, соединённой с тонгенераторами.

Долго ли, коротко ли, Хаммонд понял, что, прикрепляя по нескольку проводов к одной клавише, и подсоединяя их к различным тон-генераторам, можно создавать комплексные звуки с весьма интересными тембрами. Всё гениальное, как говорится, просто.

В общем, между 1933 и 1934 годами Хаммонд и его помощники работали в поте лица, стараясь получить необходимый звук. В конце концов, им удалось установить, что 91 тон-генератор с колёсами различной формы — это вполне достаточно для того, чтобы достоверно изобразить знакомые звуки органа.

А для дополнительной тембральной окраски пришлось внести в конструкцию дополнительно 1500 крошечных переключателей с палладиевыми контактами и... 13 километров (!) проводов, причём некоторые из них были толщиной с человеческий волос.

Каждая нажатая клавиша задействовала одновременно девять дополнительных переключателей, каждый из которых был соединён с различными тяговыми стержнями, расположенными над клавиатурой.

Именно это позволило смешивать простые "фундаментальные" звуки с обертонами и контролировать громкость каждого из этих компонентов. Звук стал богатым и ярким.

Пока шли всевозможные усовершенствования, тучи вновь сгустились над головой Хаммонда. Главный бухгалтер компании посчитал, посчитал, и насчитал компании четвертьмиллионный убыток за один только 1933 финансовый год.

Больше медлить было нельзя. Хаммонд и его сотрудники подхватили свой "сундук" и бросились в Патентное бюро США в Вашингтоне.

Один из поздних органов Хаммонда. Инструмент вскоре набрал бешеную популярность.

Ответственные лица в патентном бюро были, на сей раз, куда внимательней, чем обычно. Хаммонд был не первый, кто заявлял о попытках создать электроорган, а чиновники — вот странно-то — заботились больше всего о том, чтобы получить какое-нибудь изделие, достойное запуска в серийное производство, с тем, чтобы создать новые рабочие места.

19 января 1934 года органистка Луиза Бенке (Louise Benke) села играть. И тотчас же, как в сказке, со всех сторон начали сползаться любопытные...

24 апреля 1934 года мистеру Лоренсу Хаммонду выдали патентное свидетельство.

Продолжение следует.

Статья о науки и техники получена: Membrana.ru