Новая встреча с «Терра аустралис».

Мы, конечно, не окажемся первооткрывателями, сообщив, что в Южном океане буквально все поражает размерами. Необычайно велики заснеженные просторы Антарктиды, громадны шельфовые ледники. Грандиозны айсберги. Одна из таких плавучих гор, обнаруженная семнадцать лет назад в Море Космонавтов, оказалась длиной сто шестьдесят километров, а шириной семьдесят два. Каково!

 

 

К тому же и толщиной этого ледяного мастодонта Антарктида не обидела — около четверти километра. И если перевести это на язык весовых категорий, то получится два с четвертью триллиона тонн!

Самый большой пролив в мире — тоже здесь, в Южном океане. Он носит имя Дрейка. А основное местное течение переносит воды почти столько, сколько все крупнейшие потоки остальных океанов. Границы этой гигантской, устремленной на восток реки лежат в зоне господствующих западных ветров южного полушария — между 35—40 и 50—60 градусами южной широты. Наши специалисты подсчитали, что ширина его в районе десятого меридиана достигает восьмисот миль.

Называют это течение по-разному: Дрейф западных ветров, Великий восточный дрейф, Антарктическое циркумполярное, то есть огибающее полярную область, Соединительное — соединяющее обращение вод трех океанов...

Многое изучено и разгадано в природе Антарктического циркумполярного потока. Но «белых пятен» еще немало. Нашу экспедицию интересовало, однородна ли структура течения, распространяется ли оно до самого дна?

Или, может быть, существует не менее мощное, расположенное над ним противотечение, несущее воды на запад?

Гидрологи Валерий Феденко и Георгий Безуглов вместе с другими сотрудниками плавающего института попытались дать ответ на этот нелегкий вопрос. Десятки раз трос с притороченными к нему АЦИТТами — автоматическими цифровыми измерителями течения и температуры — покрывался толстой коркой льда, не шел вглубь. Приходилось то и дело скалывать намерзающую коросту, выдерживая изнуряющую бортовую качку и ледяной пронизывающий ветер.

А гидрологи тревожились все больше и больше. И вовсе не за себя, а за приборы, которые выдержали испытание в Черном море, Индийском океане и в Атлантике на «отлично», а здесь, в этих суровых условиях, могли выйти из строя. И наконец-то успех — ученые обнаружили распространение однородных водных масс не только в широтном, но и в меридиональном направлении.

Заботила ученых и загадка больших одиночных волн, «волн-убийц». Сейчас установлены районы их возникновения и один как раз здесь, в Южном океане.

В 1965 году неподалеку от Оркнейских островов погибли два английских траулера: «Блю Глисадер» и «Бастон Пайонир». Океан поглотил их столь стремительно, что команды не успели даже подать сигнал бедствия. А причина, как выяснилось позднее,— отраженные волны, те самые, которых окрестили «убийцами». Беспорядочно возникающие в районах относительного мелководья, высокие, «пирамидальные», они представляют настоящую опасность. А по каким законам рождаются эти волны — тут непонятного еще предостаточно.

В середине января, пятнадцатого числа, нас встречали полярники со станции Молодежная. Передав приветы с Большой земли и ответив на многочисленные вопросы, мы тут же стали готовиться к будущим работам по определению положения «великого непоседы» — Южного магнитного полюса. Надо же быть таким неуемным — каждые двадцать четыре часа перескакивать в ту или иную сторону почти на тридцать метров! Еще раз проверили приборы, вновь опробовали непотопляемый и немагнитный полимаран кандидата технических наук Роберта Ряйккенена. «Спрут» по-прежнему показывал отличную маневренность, ловко плавая во льдах под парусом. Видимо, это его качество оценили и пингвины, поначалу с удивлением взиравшие на невиданное чудо, а затем, не выдержав, плюхнулись в воду и принялись состязаться с полимараном в скорости.

К вечеру покончили с «тренировками» и продолжили свой путь, лежащий невдалеке от Земли Эндерби. На следующий день, где-то после обеда, по курсу открылись горы Биско, Симмере и Кодрингтон, казавшиеся совсем рядом. Спустя какое-то время за снежным горизонтом алмазным блеском ударил в глаза отраженный свет от трех вершин. Сделав необходимые замеры, выяснили, что это пики гор Сертоппен и Кордуэлл.

— Но ведь по карте до них более ста шестидесяти километров! — изумился кто-то, впервые попавший в Южный океан.
— Вам выпала большая удача лично познакомиться с эффектом сверхвидимости в Антарктике, — пояснили специалисты. — Интереснейшее, знаете ли, явление...

А затем был Мирный. Проход к нему оказался плотно закрытым ледовой перемычкой. Вертолетная разведка и анализ радиоинформации не слишком-то утешили: несколько меньше льда «виднелось» лишь у северо-западной оконечности шельфового ледника Шеклтона. Но это был хоть ничтожный, но все-таки шанс. Им мы и решили воспользоваться.

И снова корабль задирал форштевень, содрогался от ударов льдин массива, поименованного моряками «ловушкой для кораблей». Видимость ухудшилась до предела. А «Адмирал Владимирский» шел и шел вперед.

Двадцать второго января мы наконец-то одолели ледовую перемычку и вышли на чистую воду. Произвели замеры западной границы шельфового ледника Шеклтона. Выяснилось, что за двадцать семь лет, со времени последнего измерения, она сместилась на 3,4 километра к западу.

Ранним утром следующего дня подошли к Мирному и стали на якорь в миле от острова Хасуэлл. Вольно или невольно, но, как всегда в нашем необычном походе, осознаешь, что всюду на пути мы пересекаем не только географические меридианы, но и исторические. Вот и научная станция Мирный — одна из координат на таких меридианах. Первая советская антарктическая, развернутая на местном континенте более четверти века назад — память о подвиге шлюпа экспедиции русских первооткрывателей Антарктиды.

Несмотря на ранний час, в Мирном уже бодрствовали. А вскоре на борт прибыли коллеги с континента, и мы тут же организовали нечто вроде ученого совета, на котором обсудили все варианты совместных гидрологических исследований, топографических и метеорологических наблюдений. Их мы провели множество. И, пожалуй, более всего удались топографические изыскания. Выяснилось, что остров Входной— вовсе не единый массив, как считалось до сих пор, а конгломерат из четырех внушительных скал. Обнаружили мы и три скалы, ранее не значащиеся на картах.

Теперь нас ожидала увлекательная работа — определение Южного магнитного полюса. Тысячи раз менял «великий непоседа» свое местопребывание, беспокойно блуждая по Южному океану, выбираясь временами на сушу Земли Виктории или на льды Антарктиды и опять отправляясь в океан. Чего ищет он — неведомо. Но нам знать координаты его очередной «пристани» необходимо. Занимала нас и еще одна мысль...

Во время экспедиции 1841 —1843 годов английский мореплаватель Джемс Росс, подойдя к Южному магнитному полюсу на двести пятьдесят миль, определил его координаты, как 76 градусов южной широты и 145 градусов восточной долготы. Профессор Карл Гаусс, автор теории земного магнетизма, примерно в это же время вычислил их по-своему: 66 и 146. Французские мореплаватели под началом Дюмона Д'Юрвиля пятью годами ранее Д. Росса установили местоположение блуждающего полюса в иных координатах — 75° 20' и 132° 30'. Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен в письме Крузенштерну указал 76° южной широты и 142° 50' восточной долготы. Позднее была еще масса самых различных «установлений», но теперь всем ясно, что славу первого точного вычисления Южного полюса вправе поделить с Беллинсгаузеном только Росс.

Все известные определения Южного магнитного полюса до сих пор получали различными способами, кроме одного — в условиях открытого моря. Нам предстояло восполнить этот пробел...

В течение нескольких суток бороздили океан «Адмирал Владимирский» и «Фаддей Беллинсгаузен», вычерчивая галс за галсом границы района, по которому перемещался «букет» вертикально направленных магнитных силовых линий. Поиск шел по дугам двух окружностей. Наше судно выполняло измерения на так называемой «критической дуге», то есть на столь близком расстоянии от магнитного полюса, где приборы работают на пределе своих возможностей. «Фаддей Беллинсгаузен» вел такие же измерения, находясь значительно севернее, в зоне уверенных показателей аппаратуры. И вот поставлена последняя точка: Южный магнитный полюс «плавает» теперь на 60 миль севернее, чем восемь лет назад.

Едва мы успели завершить свою «полюсную» программу, как радисты сообщили:
— На станции Ленинградская трое больных. Просьба срочно эвакуировать.

Немедленно берем курс к ледовому материку. Но не зря же этот район Южного океана называют полюсом ветров... Над кораблем завывает обжигающий ветер, со всех сторон бьют снежные заряды, видимость — пять-шесть кабельтовых. А о качке и говорить нечего — сплошная болтанка. Антарктика не упустила случая еще раз показать свой норов.

Поднять вертолет в этакую круговерть? Безумие. Остается только ходить вдоль кромки льда и в самом прямом смысле ждать у моря погоды. Прошли томительные сутки — никаких изменений к лучшему. Но не терять же драгоценные часы на бесплодные променады. И научный штаб предлагает:
— Поблизости острова Терра-Нова. Ночью можно провести их обследование...
— Принимается.

Вот где, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Подойдя к Терра-Нова на три мили, мы изумились — кроме мелкобитого льда, кругом ничего не заметно. Ладно, можно глазам своим не поверить, но и на экране радиолокатора нет ни единой приметы островов! Капитан отдает команду:
— Ход самый малый! Курс — прямо на острова!

Одна миля до них. Полмили... Мы, что называется, уже просто сидим на островах! А эхолот показывает — под нами толща воды в... семьсот тридцать три метра. Все еще не верим, напряженно вглядываемся в горизонт. Видимость пять миль, но вокруг только мелкобитый лед. А в лоции ведь черным по белому записано, что здесь скалистые острова, да к тому же и площадью ни много ни мало в целую милю! Что ж, еще одна поправка лоции обеспечена...

Очередные сутки снова прошли в ожидании. На некоторое время прекратилась связь с Ленинградской. Но мы не унываем. Дождавшись мало-мальски приличной, как говорят моряки, средней видимости, ранним утром на континент отправился вертолет. Через два часа наша стальная стрекоза с больными возвратилась на борт. И тут, словно спохватившись, задул сильнейший ветер, снегом замело весь корабль, волны восьмибалльного шторма начали заливать палубу. Но мы теперь споро уходим к морю Росса. У мыса Адэр, повернув на юг, и вовсе избавляемся от шторма.

Следующим утром в проливе Мак-Мердо перед нами во всем величии открылся остров Росса. Жалко, конечно, что из-за шапки облаков не видно почти четырехкилометровой вершины Эребуса — единственного действующего вулкана в Антарктиде. Вспомнили Роберта Скотта, увидев домик-музей его имени, стоящий у подножия горы, поблизости от американской станции. В бинокль разглядели памятник-крест, водруженный в честь погибших покорителей Южного полюса, с почерневшей от времени доской. Слов на ней не разглядеть. Но мы ведь помним и их фамилии, и строку-эпитафию: «Бороться и искать, найти и не сдаваться...»

В тринадцать ноль-ноль берем курс на Веллингтон. Позади антарктический маршрут наших прославленных предков Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. Ф. Лазарева.

Молодежная — Мирный — море Росса