На заре ХХ века Иван Поддубный показал всему миру, что самые сильные люди живут в России. Его физический облик, характер, неслыханные победы у людей со всего света ассоциировались со страной, где он родился. В самом имени непобедимого борца слышна Россия. Да и вся жизнь «чемпиона чемпионов» укладывается в исключительно русский сюжет, где счастье победы, народная слава и трагедия забвения сливаются в одно неразделимое целое.
Поддубные были из запорожских казаков.
Их предки сражались в войсках Ивана Грозного, защищая Русь от татар, а при Петре I бились со шведами под Полтавой.
Иван родился в Полтавской губернии в 1871 году. После первенца у четы Поддубных появились еще трое сыновей и трое дочерей. Иван, как старший из детей в семье, где привыкли считать гроши, к тяжелой крестьянской работе был приучен сызмальства и выполнял ее шутя. Односельчане не удивлялись тому, что мешки с зерном он бросал на телегу так, будто их набили сеном. Яблоко от яблоньки недалеко падает: глава семьи Максим Иванович сам был богатырского роста и силы геркулесовой.
Через много лет, будучи всемирно известным чемпионом, Поддубный скажет, что человек сильнее его — только отец.
Для сына Максим Иванович стал и первым тренером, и первым противником. По праздникам на радость жителям деревни они боролись. Оба силача, окруженные со всех сторон тесной стеной односельчан, брали друг друга за пояса и не отпускали до тех пор, пока кто-нибудь не окажется лежащим на лопатках. Иногда Максим Иванович, щадя самолюбие сына-подростка, великодушничал и поддавался. Больше никогда у Ивана не будет таких благородных соперников — явятся ожесточенные, хитрые, бесчестные...
Пересечения линий любви и таланта
Покинуть родные места Ивана заставила сердечная драма: Аленку Витяк, дочку зажиточного хозяина, с которой у него случилась первая любовь, за него, бедняка, не отдали. Иван подался в Севастополь. Здоровенного парня тут же взяли в грузчики греческой фирмы «Ливас». Четырнадцатичасовой рабочий день, когда Поддубный с пудовыми мешками туда-сюда сновал по трапу, не казался таким изнурительным из-за надежды заработать побольше денег, вернуться в село и отобрать Алену себе.
Однако все сложилось иначе. Переведенный в феодосийский порт Иван поселился на съемной квартире с двумя учениками мореходных классов. Его соседи оказались завзятыми спортсменами, и именно от них Поддубный узнал, что такое физические упражнения и система тренировок.
А тут еще в Феодосию приехал цирк Ивана Бескоровайного. В состав труппы наряду с привычными персонажами: жонглерами, «девушками из каучука» и шпагоглотателями входили известные атлеты и борцы, портреты которых украшали все городские тумбы. На афишах говорилось, что все желающие могут помериться с ними силой.
Судьба, как говорится, подтолкнула Поддубного в спину: посмотрев несколько цирковых представлений, он вызвался на поединок с атлетами-профессионалами и… потерпел жестокое поражение.
Это раззадорило будущего героя. Он понял — одной силы мало. Нужна еще и спортивная техника. Осознание этого дорого стоило: отныне и до конца жизни Поддубный не оставит свое тело в покое, не станет полагаться на свои действительно феноменальные данные. Сила, как любой дар природы, требует взамен работы, самоограничения, дисциплины. Он установил себе жесточайший спортивный режим: упражнения с 32-килограммовыми гирями, 112-килограммовой штангой. Он обливался холодной водой, по-особому питался, напрочь и навсегда отказался от спиртного и курева.
Спорт стал для Поддубного стержнем жизни. Лучшим местом для демонстрации своих талантов он считал цирк, к тому же выступления на арене могли приносить и неплохие деньги. С греческой конторой он рассчитался, чтобы стать борцом-профессионалом. В начале января 1898 года двадцатисемилетний Иван снова появился в Севастополе.
Экс-грузчик стал борцом цирка итальянца Энрико Труцци. Первые же выступления принесли ему известность. Высокий, прекрасно сложенный, с четкими, мужественными чертами лица борец быстро обзаводился поклонниками и поклонницами.
На арене он потрясал. Ему клали на плечи телеграфный столб и с обеих сторон повисали человек по десять, пока столб не ломался. Буря оваций после этого номера вызывала на его лице лишь снисходительную улыбку. За подобной безделицей-разминкой начиналось то, для чего Поддубный выходил на арену — исконно русская борьба на кушаках: соперники забрасывали кожаные ремни друг другу за талию, стараясь повалить. Поддубному на его противников хватало пять минут. Газеты печатали портреты новой звезды цирка, барышни вырезали их на память, а на представления шли с букетами цветов для своего кумира.
Сердце же кумира оказалось быстро занятым роковой цирковой дивой Эмилией. Дама в возрасте под сорок, но безумно темпераментная венгерка-канатоходка, заставила изрядно потускнеть в памяти Ивана девически невинный образ Аленки.
Поддубный узнал, что такое страсть зрелой, многоопытной в амурных делах женщины. Он был совершенно околдован, предлагал руку и сердце, не подозревая, что является не единственным обладателем прелестей красавицы.
Между тем случайно оказавшийся на цирковом представлении и кое-что уловивший из здешних слухов односельчанин привез Максиму Ивановичу невеселые вести о том, что его сын в самом «срамном» виде, в обтягивающем трико, вместо того чтобы заняться делом, кидает гири. Да к тому же говорят, что «девка-венгерка его сманила, которая у них в цирке по канату ходит. Жениться он на ней, вроде, собрался».
Вскоре Поддубный получил письмо от братьев: «Отец на тебя гневается и грозится обломать о тебя оглоблю. Лучше к Рождеству не приезжай».
Ему и без того было не до праздников: коварная канатоходка сбежала-таки с богатым поклонником. И он, решив избавиться от тяжелых воспоминаний, подается в Киев.
Говорили, что на вопрос, есть ли кто-нибудь на свете, кто может его одолеть, Поддубный без промедления отвечал: «Есть! Бабы! Всю жизнь меня, дурака, с пути-дорожки сбивали». Можно относиться к этому заявлению как к шутке, но в биографии богатыря действительно немало драматических страниц.
В труппе Киевского цирка братьев Никитиных, с которыми Поддубный подписал контракт, он познакомился с прелестным юным существом — Машей Дозмаровой. Он мог бы усадить ее на ладонь, настолько она была крохотна и изящна. Горячее чувство переполняло великана. Поддубный понял, что это такое — замирание сердца. Но оно, могучее, не сбивавшееся с ритма при сверхчеловеческих нагрузках, именно замирало, когда он, задрав голову, наблюдал, какие трюки проделывает Маша на своей трапеции под куполом цирка. Любовь была взаимной. Поддубный решил жениться и называл девушку своей невестой.
Все оборвалось в один миг. Поддубный ждал, когда окончится Машин номер за тяжелой драпировкой, отделявшей сцену. Вдруг послышался глухой удар, женские визги. Выскочив на арену, он увидел распростертое тело. Он поднял его на руки. Маша была мертва.
...Связанный контрактом, Поддубный выходил на публику без малейшего желания. Киевская арена стала для него местом ужасных воспоминаний. Чтобы как можно меньше времени оставаться наедине с самим с собой, он зачастил в клуб атлетов. Здесь собиралась киевская интеллигенция — адвокаты, врачи, да и просто влиятельные лица в городе. Все они очень увлекались французской борьбой, дававшей возможность большего маневра на ковре и требовавшей не только силы, но и ловкости, прекрасного владения телом, особой тактики ведения поединка.
Поддубный познакомился тогда с А.И. Куприным, которого часто видели в клубе атлетов. Писатель оценил в Поддубном не только самородка, удивительное произведение природы, но и человека большой внутренней силы.
...Не в силах забыть о своем горе, Поддубный подумывал покончить с цирком и вернуться в феодосийский порт. Однако, как известно: «Бог нашей драмой коротает вечность — сам сочиняет, ставит и глядит».
Самоутверждение
Перелом в жизнь Поддубного внесла телеграмма, полученная из Петербурга. Его приглашали для важного разговора. Что все это значит? Иван Максимович не раз перечитал имя человека, чья подпись значилась на телеграмме: председатель Санкт-Петербургского атлетического общества граф Рибопьер.
В сущности, Поддубный обрадовался этой телеграмме только как поводу куда-нибудь и зачем-нибудь ехать. Он взял билет до Петербурга.
И телеграмма, и заинтересованность Г.Н. Рибопьера в мужике, недавно таскавшем мешки на крымских пирсах, удивлявшем зрителей бродячего цирка, имели свое объяснение. В начале 1903 года граф получил предложение французского спортивного общества направить представителя России для участия в международных соревнованиях на звание чемпиона мира по французской борьбе.
Оказалось, Поддубный уже достаточно долго находился в зоне наблюдения основателей атлетического общества, сообщений о его победах в их копилке собралось достаточно, чтобы кандидатура казацкого богатыря показалась самой подходящей. Поддубный признался графу, что лишь недавно занимается именно французской борьбой, на что получил ответ: у него будет лучший тренер, мсье Эжен де Пари, и три месяца на подготовку.
Тренировки начались незамедлительно. Француз, сам в прошлом борец-профессионал, не щадил подопечного. Все приемы отрабатывались до автоматизма.
На чемпионат в Париже приехали 130 борцов, среди которых были мировые знаменитости. Условия состязания были жесткими — единственное поражение лишало права дальнейшего участия в состязании.
О чемпионате говорил весь Париж. Места в театре «Казино де Пари» брались с боем. Никому не известный «русский медведь» выиграл одиннадцать схваток. Поддубному, которому уже исполнилось 33 года, предстоял поединок с любимцем парижан, двадцатилетним красавцематлетом Раулем ле Буше. Тот с первых же секунд схватки пошел в бешеную атаку и скоро выдохся. Поддубному только и оставалось положить его на лопатки, но француз как рыба выскальзывал из рук. Стало ясно, что Рауль смазан каким-то жировым веществом. В ответ на протест Поддубного, обвинявшего противника в жульничестве, судейская коллегия, хоть и убедилась, что на тело Рауля нанесено оливковое масло, постановила борьбу продолжать, а «скользкого» противника Поддубного каждые пять минут обтирать полотенцем. Подобное решение походило на анекдот, но все именно так и случилось.
За час схватки с Раулем Поддубному не удалось положить француза на лопатки, хотя преимущество было явно за ним. Даже зрители, болевшие за соотечественника, возмутились, когда судьи, признавшие мошенничество Рауля, присудили победу все-таки ему «за красивые и умелые уходы от острых приемов».
Поддубный был потрясен даже не тем, что незаслуженно, нагло был выведен из дальнейших состязаний. Впервые выступив, он понял, что и на таком представительном авторитетном форуме перед лицом многих сотен следящих за схваткой зрителей возможно торжество самой черной лжи и человеческой бессовестности. Этот урок навсегда сделает Поддубного непримиримым, бескомпромиссным врагом «грязного спорта».
В Петербурге знали о парижском инциденте, но, не желая крупного скандала, по телеграфу предложили судейской коллегии повторить поединок Поддубного и Рауля. Но «победитель» категорически отказался. Однако Париж оказался лишь отправной точкой дальнейших выяснений на ковре «русского медведя» и любимца французов. Судьба то и дело сводила их — людей, по своим убеждениям олицетворявших светлую и темную стороны спорта. Рауль ле Буше — сильный, техничный борец — смог справедливо оценить Поддубного. Было ясно: в открытом единоборстве ему с ним не сладить. Терять же звание кумира публики, звезды французского спорта не хотелось. И когда Рауль приехал в Петербург на Международный чемпионат, он предложил Поддубному взятку в 20 тысяч франков. Это предложение, которое странный русский счел оскорбительным, стоило «звезде» двадцатиминутного стояния на четвереньках под свист зала. «Это тебе за жульничество! Это тебе за оливковое масло!» — приговаривал Поддубный. Отпустил он Рауля только по настоянию судей...
Куда более крепким орешком стал для Поддубного другой француз — чемпион мира Поль Понс — высоченный атлет, известный виртуозным владением всеми приемами борьбы, которые он обрушивал на противника с той молниеносностью, которая не давала опомниться.
Собственно, этой игре предстояло стать главным событием чемпионата. Цирк братьев Чинизелли с его трехтысячной публикой, кажется, готов был взорваться от заранее нагнетавшегося напряжения.
Предчувствие легкой победы над каким-то мужиком, не отмеченным ни одной медалью, после унизительного, под хохот и улюлюканье всего зала, проигрыша Рауля покинуло мсье Понса. Чемпион мира, человек опытный, он понимал, что его победа не будет легкой.
Первые минуты противники словно присматривались друг к другу: борьба шла вяло. Публика, болевшая за «нашего», не понимала, что случилось с Поддубным. Его стиль знатокам уже был известен: гигант с Полтавщины никогда не ждал, когда его атакуют. Он первый шел в наступление и работал всеми мышцами своего могучего тела. Однако в этот раз действия Поддубного были оправданны: перед ним — чемпион мира, борец, никогда им не виденный. В считанные минуты надо было понять его тактику, найти слабые стороны.
Все что случилось дальше, известно со слов очевидца — тогда молодого, а впоследствии одного из самых знаменитых дрессировщиков, Бориса Эдера: «Понс был непохож на обычного Понса. Никто еще с ним не обращался так дерзко, как Поддубный, он швырял его по арене... Понсу не пришлось сделать ни одного приема, он еле-еле успевал защищаться от Поддубного. К концу борьбы на Понса жалко было смотреть: его шаровары спустились, как будто он внезапно похудел сантиметров на двадцать в талии, его майка задралась, скомкалась и превратилась в тряпку, которую хотелось выжать»...
За пять минут до окончания двухчасового поединка Поддубный положил чемпиона мира на обе лопатки. Победа досталась все-таки очень тяжело, а напряжение буквально затмевало сознание. Иван вспоминал, что на какое-то мгновение потерял контроль над собой. Прижав противника к ковру, он лежал на нем до тех пор, пока его не оттащили за ноги. Вокруг творилось нечто невообразимое. На арену летели букеты, студенческие фуражки, картузы, дамские перчатки. Публика поднялась с места. Это был уже не общий ликующий крик, а рев, долетавший, как утверждали, до Невского проспекта. «Свое дело я сделал, — сказал русский богатырь. — Русской чести не посрамил. Французы меня долго будут помнить». Извозчик, который вез в ту ночь победителя сквозь живой коридор народа, стоявшего от цирка Чинизелли вдоль улиц и Литейного моста, под аплодисменты и крики «ура», обернулся к своему седоку: «Да кто ж ты, барин, такой будешь, скажи на милость...»
Золотая пятилетка
В начале ХХ века вся Европа была охвачена интересом к новой «королеве спорта» — борьбе. Школы, общества, атлетические клубы вырастали как грибы после дождя. Появилась целая когорта борцовских знаменитостей. Соревнования устраивались очень часто, публика на них валила валом. Поддубного приглашали на все крупные состязания. В 1905 году в Петербурге он получил первую в жизни золотую медаль и крупный денежный приз.
Но в том же году в Париже готовились к проведению международных соревнований на звание чемпиона мира. И Иван Поддубный уже твердо знал, какая цель стоит перед ним.
И снова Париж... Состязания на звание чемпиона мира проходили в знаменитом парижском театре «Фоли Бержер». Это был смотр борцовской элиты. Среди 140 лучших представителей этого вида спорта находилось несколько чемпионов мира прошлых лет. Заключались пари на фантастические суммы. Мало кому известная фамилия русского атлета не фигурировала в списке тех, на чью победу делались ставки.
А Поддубный продвигался к заветной цели неудержимо, уверенно укладывая на лопатки тех, кто вставал на пути этого поистине триумфального шествия.
Вот и еще одна, уже третья, встреча с Раулем ле Буше. С дикой злобой смотрят на Поддубного глаза и в этот раз поверженного противника. «Ты у меня заплатишь за все кровью», — хрипит Рауль.
Парижский чемпионат закончился триумфальной победой Поддубного.
Впереди было долгое турне по Италии, выступление на состязаниях борцов в Северной Африке. Его видят в Бельгии, Германии, где он положил на лопатки первоклассных немецких силачей. Все это производит настоящий фурор. «Золотая пятилетка» с 1905 по 1910 год превратила Поддубного в человека-легенду.
И вот в Ницце, куда его, уже к тому времени шестикратного чемпиона мира, пригласили на двухнедельное выступление, на горизонте замаячила фигура давнего знакомого Рауля ле Буше.
В один из дней Поддубного обступили четверо дюжих парней, которые стали говорить, что, мол, русский борец мог бы угостить болельщиков шампанским. У каждого из них Поддубный заметил нож, спрятанный в рукаве рубахи. Понимая, что ему, безоружному, с ними не справиться, он решил действовать хитростью и пригласил к себе домой, на что апаши (наемные убийцы) охотно согласились.
Решив выиграть время, Поддубный сделал верный ход. По дороге ему повстречался знакомый. Поддубный незаметным кивком показал на следовавших за ним субъектов. К счастью, тот все понял и повернул к полицейскому участку.
При входе в дом Поддубный сказал парням, что сейчас включит свет, а сам броском вытащил из-под матраса пистолет. Те опешили, увидев направленное на них дуло, а сзади — двоих полицейских.
Скоро разнесся слух, что Рауль скоропостижно скончался от менингита. Истина состояла в том, что апаши, хоть и не выполнили свою работу, потребовали от заказчика убийства денег. Рауль им отказал, и был избит резиновыми палками по голове, отчего скончался.
Этот случай и ряд подобных не избавляли Поддубного от тягостного ощущения, что спорт все больше и больше попадает в руки дельцов, людей без совести и чести. «Они торговали борцами оптом и в розницу, заранее обговаривали сумму, за которую спортсмен должен был на какой-то минуте сам лечь на ковер», — вспоминал он. А пресса, которая без зазрения совести называла гонорар, в которую обойдется хвалебное слово? По-крестьянски прямолинейную натуру Поддубного это коробило. Не терпевший мошенничества, он ругался с антрепренерами, разрывал контракты, нажив себе славу человека с тяжелым, неуживчивым характером.
Все чаще Поддубный отказывался от соревнований. Со второй половины 1910 года он ушел от активной деятельности на спортивной арене.
Олимпийская дисциплина
Вид спорта, в котором Поддубному предстояло поддержать престиж России, зародился в Древней Греции. И вскоре борьба стала настолько популярна, что вторым видом спорта после бега была включена в одну из первых Олимпийских игр. Эстафету Древней Эллады подхватили римляне, среди которых этот вид спорта стал очень популярным и приобрел впоследствии название греко-римской борьбы. Придя в упадок из-за нападок церкви в Средние века, вновь возродилась в XIX веке. В 1848 году в Париже прошел первый Международный турнир с участием борцов Германии, Италии, Турции, России и, разумеется, Франции. Возможно, в память этого события греко-римскую борьбу стали называть французской. В 1896 году в России был утвержден устав Петербургского атлетического общества, а через год был проведен первый Всероссийский чемпионат. Он и стал у нас стартом французской борьбы, популярность которой вышла далеко за пределы северной столицы. Во французской борьбе, в отличие от вольной, работает лишь верхняя часть тела. Схватка заканчивается, когда имеет место падение одного из противников, то есть когда одному борцу удается положить другого на лопатки, хотя бы на полсекунды. В СССР Всесоюзный комитет по физкультуре и спорту в 1948 году принял решение называть французскую (греко-римскую) борьбу классической. В 1991-м вернулись к прежнему названию — греко-римская борьба.
Помещик из Красеновки
Поддубному, вволю наскитавшемуся по городам и весям, невыносимо захотелось пожить своим домом. К этому решению его подтолкнули и изменения в личной судьбе. На сорок первом году жизни Поддубный женился на женщине ослепительной красоты, актрисе Антонине Квитко-Фоменко.
Вместе с ней и двухпудовым сундуком золотых медалей он объявился в родной деревне Красеновке и решил завести хозяйство на широкую ногу. Не считаясь с затратами, купил вдосталь земли, наделил ею всю родню, а себе с ненаглядной Антониной выстроил усадьбу. Крестьянская косточка давала себя знать — ему пришло на ум завести мельницу, пасеку.
В этой сельской идиллии Поддубный прожил года три. Правда, помещиком он оказался не слишком сноровистым. Одним словом, хозяйство приносило одни убытки, а деньги кончались.
Поддубный снова шагнул на ковер. Его увидели на цирковых манежах, на подмостках летних театров. Зарабатывать на шикарную жизнь требовательной Антонине ему становилось все труднее: спортивная форма у чемпиона уже была не та, да и годы брали свое. Со своих гастролей Иван Максимович привозил жене совсем не такие суммы, о которых она мечтала. Теперь Красеновка казалась ей красивым капканом, куда она попала, польстившись на чемпионское золото, а больше всего на то, что осталось у Ивана лежать в заморских банках.
...Времена же наступали какие-то смутные. Грянула революция. Поддубный плохо разбирался в раскладе сил, боровшихся за власть и обещавших вскорости самую замечательную жизнь. Но пока что приходилось наблюдать совсем иную.
Во время состязаний по борьбе, которые как-то устроил большой ее поклонник, глава крупной табачной фирмы в Бердянске, Поддубного едва не поставили к стенке налетевшие махновцы. В Керчи пьяный в дым офицерик чуть не убил его, зацепив плечо. Иван признавался, что порой начинал выступления при красных, заканчивал его при белых.
Во время гастролей в Одессе в 1919 году он узнал, что его Антонина сбежала с деникинским офицером, прихватив с собой изрядное количество золотых медалей из заветного сундука.
Это известие буквально свалило великана с ног. Иван Максимович отказывался от пищи, целыми днями лежал, перестал узнавать знакомых. Много позднее он признался, что был на краю настоящего сумасшествия.
Через несколько лет беглянка подала о себе весть. Просила простить. Поддубный сказал: «Отрезано».
 Берлин. 1 января 1925 года. Показательные выступления двух богатырей — Ивана Поддубного и Георга Штренге |
В 1922 году Ивана Максимовича пригласили работать в Московский цирк. Ему уже шел шестой десяток. Врачи, исследовавшие его, не переставали удивляться: после тренировок или выступлений у Поддубного не было заметно даже легкого утомления сердечной мышцы. «Иван Железный» — называли они его. Поддубный обладал феноменальным организмом, позволявшим ему мгновенно развивать энергию, подобную взрыву.
Как-то на гастролях цирка в Ростове-на-Дону Поддубный заглянул к молодому борцу, своему тезке, Ивану Машонину, которого еще мальчишкой наставлял на правильный борцовский путь. Теперь, за столом, накрытым его матерью, ладной, симпатичной вдовой, они проводили долгие часы за чаем да разговорами. Гастроли еще не закончились, а Поддубный уже понял, что видеть Марию Семеновну каждый день сделалось для него необходимым.
Уломать ее такому герою было несложно. Вдова приняла предложение руки и сердца, хотя и не представляла в точности всего значения этого имени — Иван Поддубный. Для него же обретение семьи имело большое значение. По настоянию Марии Семеновны он, человек нерелигиозный, даже обвенчался с нею. Не имея собственных детей, к пасынку относился с отцовской нежностью. Как глава семьи, Поддубный считал своим долгом достойным образом содержать жену и сына. А в Ростове-наДону, где он остался, на большие заработки рассчитывать не приходилось. И вот он решается на зарубежные гастроли. Но в Германии, куда он приехал и промыкался год, повторилась та же история: обман преследовал его. Ему сулили огромные деньги за сделку с импресарио. Победа над ним, пусть и липовая, оставалась мечтой для борцов. Само его имя и спустя десятилетия после первых побед все равно означало некую почти мистическую абсолютную силу. Того, кто справился бы с ней, пресса и реклама мгновенно превратили бы в полубога.
«Я им говорю: «Вы что, Поддубного забыли? Кто положит — под того я лягу». А они отвечают: «Ну, дело ваше, не согласны — так и бороться не будете». Я — в другой цирк. Потом в другой город, в третий. Всюду одно и то же. У них трест. Борцы борются, а хозяева расписывают, кто кого должен положить», — вспоминал Поддубный.
И он подписал контракт с чикагским антрепренером. По прибытии в Америку дело, правда, чуть не расстроилось: по американским законам атлеты старше тридцати восьми лет могли выйти на ковер только с разрешения специальной врачебной комиссии. Поддубный подвергся тщательному освидетельствованию. Было признано, что его здоровье соответствует сорокалетнему возрасту. Реклама кричала: 54-летний «Иван Грозный» вызывает смельчаков на поединок.
Но и здесь были свои подводные камни. Очень быстро Поддубный понял — классическая борьба, имеющая кодекс своих правил, американцам неинтересна. На ковре они хотели видеть зрелище, когда льется кровь, трещат кости, вопят от боли дерущиеся.
То, что здесь принималось за спортивную борьбу, оказалось ее вырождением. В разгаре была слава Эда Льюиса, прозванного Душителем за его отработанный прием — захват головы, заставлявший противника сдаться, под угрозой быть задушенным. Понимая, что надо быть готовым ко всему, в том числе и настоящим дикостям, Поддубный срочно овладевал навыками вольной борьбы.
Первые же схватки оправдали самые худшие ожидания. Соперник — канадец, которого он уложил на ковер и дожимал грудью, — схватил его за усы, за что, правда, тут же поплатился...
Блестяще проведя встречи с известными борцами, Поддубный боролся в Чикаго, Филадельфии, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско. Он собирал полные залы. Но здешние нравы, сам торгашеский дух спорта, даже ничем не завуалированный, вызывали в нем чувство, похожее на брезгливость. И он принял решение расторгнуть контракт, потеряв при этом огромные деньги. Никакие уговоры и посулы антрепренеров не помогали.
...Американские гастроли Поддубного освещались в советской прессе. Совершенно явно на него делали ставку как на воплощение силы и мощи страны победившего социализма. В Ленинградском порту, куда приехала встречать мужа Мария Семеновна, ее удивили огромные толпы народа, жаждавшие увидеть легендарного богатыря.
В честь Поддубного был устроен грандиозный праздник, в котором принимали участие все именитые спортсмены города. Известие о том, что 17 июня 1928 года неувядаемый «чемпион чемпионов» будет бороться на открытой сцене Таврического сада, мгновенно облетело город. Все милицейские кордоны к началу состязания были прорваны. Деревья облепили мальчишки, которые от дедов и отцов слышали о человеке, пришедшем в реальную жизнь, казалось, со страниц былин и сказок...
В Ленинграде же Поддубный обнародовал заявление о том, что «ввиду своих солидных лет решил оставить профессию борца». По его словам, целью жизни теперь для него будет популяризация классической борьбы среди молодежи, передача ей своего огромного опыта, чтобы «найти себе среди русских борцов настоящего преемника».
В 1934 году исполнилось сорок лет с того момента, когда грузчик Феодосийского порта вышел на ковер. Он все еще его не покинул, укладывая на лопатки куда более молодых. История борцовского спорта такого долголетия не припомнит. Как не припомнит столь долгой, из поколения в поколение передающейся славы.
Поддубный принимал участие в физкультурном параде на Красной площади в 1939 году. Жил в гостинице «Москва». Вместе со своим коллегой по спорту, чемпионом СССР по борьбе 1939 года Александром Сенаторовым, они прошли перед Мавзолеем, спустились к Василию Блаженному, и тут народ, не обращая внимания на молодого чемпиона, узнал Поддубного. Милиция ничего не могла поделать с наседавшей со всех сторон толпой. Сенаторов вспоминал: «Вижу, дело плохо: помнут Поддубного или совсем задавят. У меня глаз наметанный. Я прежде в милиции служил. Говорю: «Иван Максимович, спасаемся!» Он посмотрел и ответил: «Тикать надо, Саша». Не помню уж, как мы выбрались из этой переделки...»
...В том же 1939 году Указом Президиума Верховного Совета СССР Поддубный «за выдающиеся заслуги в деле развития советского спорта» был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
 Поддубный всегда гордился принадлежностью к казацкому роду, где все мужчины, как на подбор, рождались могучими и сильными |
Последние 22 года своей жизни Поддубный провел в Ейске на берегу Азовского моря. Это сегодня Ейск — 100-тысячный город-курорт с целебными грязями, не уступающими, как утверждают, разрекламированным грязям Мертвого моря. До войны же уютный городок был тих, малолюден. Дом Поддубных стоял на высоком обрыве над лиманом.
Но началась война. В августе 1942-го в Ейск вошли немцы. Этот период в биографии «русского богатыря Ивана Поддубного» или вовсе не освещается, или авторы отделываются невразумительными фразами. Однако, как это часто бывает, народная память имеет свойства хранить сведения, пусть не всегда точные, субъективные, но все-таки позволяющие хотя бы в общих чертах восстановить недостающее звено в прошедшем. А в биографии Поддубного это недостающее оказалось горьким, трагическим.
...Семидесятилетний Поддубный не захотел эвакуироваться: «Куда бежать? Помирать скоро». У него и вправду стало пошаливать сердце. Не доверяя лекарствам, он лечился настойками из степных кубанских трав.
В первые же дни оккупации его задержали люди из гестапо. Они увидели преспокойно расхаживающего по улице старика в соломенной, видавшей виды шляпе, в серой рубахе навыпуск и с пятиконечной звездой на ней — орденом Трудового Красного Знамени, который Поддубный никогда не снимал.
Из гестапо старика со звездой тем не менее выпустили. Слава спасла Поддубного — там его имя было хорошо известно. Более того, скоро он стал работать маркером в бильярдной — надо было кормить близких. Но поскольку рядом располагался бар, то перебравших игроков Поддубный, как котят, вышвыривал за дверь бильярдной, выполняя таким образом роль и вышибалы.
По воспоминаниям очевидцев, жителей Ейска: «фрицы-дебоширы очень гордились тем, что сам Иван Великий выставляет их на улицу. Однажды к Поддубному приехал представитель немецкого командования, предлагал уехать в Германию, чтобы тренировать немецких спортсменов. Тот отказался: «Я — русский борец. Им и останусь». И это заявление сошло Поддубному с рук. Немцы преклонялись перед его силой и всемирной славой.
Поговаривали, что в бильярдную к Поддубному заходили местные старики втихую послушать наше радио. В феврале 1943-го в Ейск вошли части Красной Армии. На Поддубного посыпались доносы, мол, на немцев работал. За Ивана Максимовича взялось НКВД. Провели обстоятельную проверку, никаких фактов сотрудничества с фашистами не обнаружили. Что касается бильярдной, то ее квалифицировали «как чисто коммерческое заведение». Конечно, Поддубному повезло: осудить и отправить в лагерь его тогда ничего не стоило. Эта магическая фамилия, видимо, подействовала на самые горячие головы СМЕРШа.
После освобождения Ейска Иван Максимович ездил по близлежащим воинским частям и госпиталям, выступал с воспоминаниями.
Время было нелегкое. Народ голодал… Тот паек, на котором сидел весь Ейск, не мог даже в малой степени удовлетворить потребности могучего организма борца. Он написал в Ейский горсовет: «По книжке я получаю 500 граммов хлеба, которых мне не хватает. Я прошу добавить мне еще 200 граммов, чтобы я мог существовать. 15 октября 1943 года».
Он просил помощи у Ворошилова, но ответа из Москвы так и не дождался.
Немцы выдавали ему по 5 килограммов мяса в месяц. Теперь он нередко приходил к директору ейского хлебозавода. Тот никогда не отказывал старику в куске хлеба. Если Поддубному присылали из Краснодара дополнительный сахарный паек на месяц, он съедал его за один день. Чтобы поддержать себя, носил в скупку одну за другой медали. Иногда от недоедания он сваливался в постель и лежал несколько дней, чтобы подкопить сил.
Было заметно, что вечное ощущение голода, невозможность насытить свой организм, далеко не такой, как у всех, накладывали на него свою печать. После войны видели уже другого Поддубного: с опущенными плечами, с выражением грусти и обиды, застывшим на лице.
Всегда натура широкая, бессребреник, он стал прижимист. Насыпав в короб муки, ставил на ней отпечатки пальцев, чтобы никто не смог взять даже щепотки. Такие мелкие подробности лучше всех пространных описаний дают представление о последнем этапе жизни самого прославленного и непобедимого из русских богатырей.
А ведь где-то на Западе на счетах Поддубного лежали огромные суммы, которыми он не воспользовался, весьма интересовавшие его дальних родственников.
 «Иван непобежденный» в потертом пиджачке… Поддубный пополнил длинный список русских самородков, надолго забытых Родиной |
Умер Поддубный в 1949 году на семьдесят восьмом году жизни. Кто знал их семью, говорили, что для Поддубных это не возраст — там помирали далеко за сто лет. Кряжистый род был, вечный...
Получив телеграмму из Москвы «Хоронить как положено», гроб с телом Поддубного установили в здании спортшколы. Похоронили его не на кладбище, а в городском парке, где от военных лет остались могилы погибших здесь летчиков. Поставили простую ограду, на дощечке написав суриком: «Иван Поддубный».
Вскоре всю эту территорию затянуло травой. Тихо и мирно здесь паслись местные козы с коровами. Но однажды по Би-Би-Си передали, что в городе Ейске в запустении, почти стертая с лица земли, находится могила Ивана Поддубного — человека, которого так никто и не смог положить на лопатки. Тогда власти стали искать место захоронения и поставили гранитный памятник. На черном камне высечено: «Здесь русский богатырь лежит».
Наверное, имена и лица прошлого возвращаются к нам не случайно и даже не по случаю круглой даты, а когда в том появляется общественная потребность. Она неосязаема, но факт ее существования отрицать невозможно. В нашей сегодняшней жизни, когда всему, кажется, определены цена и такса, фигура Ивана Поддубного — не только непревзойденный спортивный феномен, а укоризна. Это чувствуют даже совсем молодые люди, недавно написавшие о нем так:
«В среде профессиональных борцов существовали понятия «шике» и «бур». Первое означало работу на зрителя — артистичную демонстрацию эффектных приемов. Финал «шике» был заранее известен борцам. В «буровой» же борьбе определяется наисильнейший... Поддубный никогда не ложился по приказу организатора чемпионата на лопатки.
Только за одно это мы, проводящие большую часть жизни в «шике», обязаны помнить о Поддубном».
И к этому нечего добавить.
Противовирусные препараты: за и против
Добро пожаловать в Армению. Знакомство с Арменией
Крыша из сэндвич панелей для индивидуального строительства
Возможно ли отменить договор купли-продажи квартиры, если он был уже подписан
Как выбрать блеск для губ
Чего боятся мужчины
Как побороть страх перед неизвестностью
Газон на участке своими руками
Как правильно стирать шторы
Как просто бросить курить
- 2616 -
