На привокзальной площади, несмотря на ранний час, уже вовсю шла бойкая торговля. Прямо с деревенских повозок продавали молоко, желтые тыквы, живых поросят. А поток подвод, машин, груженных товарами, все стекался, и небольшая городская площадь уже становилась тесной. Торговые ряды растягивались по прилегающим к ней улицам, переулкам...
Так начался белорусский кирмаш.
Начался в небольшом районном центре Житковичи, что расположен неподалеку от старинного Турова. С давних времен на белорусской земле после уборки урожая отправлялись земледельцы на кирмаш, известный и большим торгом, и веселыми аттракционами, и песнями. Это был праздник славно потрудившихся людей, отдых после напряженной страды.
...Повсюду жарят, варят, готовятся к гулянью. Повара, озабоченные и серьезные, ходят вокруг своих котлов. Шутка ли: накормить, напоить множество людей — участников праздника.
Я вышел на центральную площадь города и попал в людской водоворот. Кружились краски костюмов, звенели оживленные голоса, играла музыка. Поспешил в городской парк, где проходила основная часть праздника. И мне повезло: наконец-то попал на старинную «Туровскую рыбалку», о которой так много слышал.
Протиснувшись сквозь плотное кольцо зрителей, увидел, как человек восемь, закатав рукава рубашек, запустив руки в железный чан, полный воды, ловили рыбу. Какой-то парнишка ловко выхватил из чана двух сверкающих карпов. Что с ними делать? Его карманы уже набиты рыбой. А времени терять нельзя: на лов дается лишь три минуты. И парнишка оттянул ворот рубашки, бросил рыбу за пазуху и снова запустил руки в чан. Ловким должен быть такой рыбак. Иные уходили с богатым уловом — до шести килограммов рыбы.
А сколько ловкости требует «Туровская рыбная шутка»! Попробуй подцепи удочкой с крючком плавающий в зеленой непрозрачной воде поплавок — пробку, на конце которой привязан приз... Вот мужчина в большой соломенной шляпе, долго и неудачно ловивший поплавки, наконец-то поймал один. Гордо глянул по сторонам: мол, знай наших! Удилище согнулось дугой, леска натянулись. Вокруг все замерли. Рыбак потянул удочку... И грянул смех. На конце веревки болтался рваный башмак...
Центр праздника тем временем переместился на стадион, где начиналось чествование героев жатвы. Здесь и белорусские хлеборобы, и гости из России, Литвы, с Украины.
Под звуки марша на зеленое поле стадиона выкатила открытая машина, увитая цветами и колосьями. В машине ехал «Урожай» — краснощекий мужчина с лихо закрученными пшеничными усами. Белая рубашка на нем была подпоясана поясом-перевяслом из хлебных колосьев, на голове — широкая соломенная шляпа, также сплетенная из колосьев.
Вслед за ним на другой машине ехал комбайнер с большим дожиточным снопом в руках, заслуживший почетное право завершения жатвы.
Когда официальная часть кончилась, на поле выбежали нарядные девушки с подносами и стали угощать гостей пирогами и густым квасом...
Этот ритуал традиционного угощения пришел из старинного народного обряда — дожинки.
Многие традиции кирмаша, зародившегося в XV веке в Полоцке, еще недавно были утеряны и забыты. Не одну научную экспедицию снарядили Петр Адамович Гуд, старший преподаватель Института культуры в Минске, и научный сотрудник Института искусствоведения, этнографии и фольклора АН БССР Леонид Иосифович Минько, чтобы восстановить этот праздник. Сейчас кирмаш проходит в Бресте, в Полесье и на Гродненской земле, но Петр Адамович Гуд считает, что он должен стать праздником республиканским, потому что истоки и характер его истинно народные...
Кирмаш всегда был известен как праздник-ярмарка. Вот и сегодня — пестрит в глазах от изделий народных мастеров. Деревянные ложки, лапти, радужные кружева, вышивка, плетения из лозы...
Под огромными липами разложили свой товар гончары. Покупатели осматривали крынки, горшки, кувшины, постукивали ногтем по их выпуклым бокам, прикладывали к уху, прислушиваясь к чистоте звона. Я увидел, как пожилой гончар попросил своего молодого напарника подать кусок, глины и, усевшись поудобнее за маленький домодельный станок, начал быстро вращать ногой гончарный круг. Все завороженно смотрели, как постепенно бесформенная серая глина превращалась в красивый кувшин. Когда кувшин был готов мастер ловко поставил его на ладонь, демонстрируя покупателям свое изделие...
Гудит, шумит кирмаш. Манит то в ту, то в другую сторону...
Стремительно взлетают качели: по традиции ни один белорусский кирмаш без них не обходится. Девушки в белых вышитых кофтах закрывают глаза от захватывающего дух полета и громко визжат.
А рядом идет упорная борьба за призы, которые подвешены на высоком столбе. Чтобы снять приз, нужно добраться до самой верхушки скользкого столба. Желающих много, но пока что никто не залез выше середины. Вдруг появился рыжий парнишка, скинул башмаки и проворно, одним махом вскарабкался на столб. Он дотянулся до колеса, на котором висели сапоги, корзина с живым петухом, бутылка шампанского, связка бубликов, и сорвал шампанское. По правилам игры можно было снять только один приз. Парнишке пришлось спускаться на землю. Отдышавшись, он снова полез на столб. Сорвал петуха с корзиной.
— Слушай, хлопчык, можа, хватит, а? — смеялись зрители. — Оставь другим!
— А я что? Полезайте!
Но никто не двинулся с места, и парень в третий раз по-обезьяньи начал карабкаться на столб...
Я свернул к «аппетитным» рядам. В белорусской бульбяне можно было отведать дранки, картофеля, фаршированного грибами и рыбой. В молдавском винном погребке — различные вина и напитки, в украинском шинке подавали полтавские вареники, похожие на варежки...
Я не успел еще как следует насладиться этой кухней, как услышал:
— Цыгане! Цыгане приехали!
Мимо меня с песнями, позванивая бубенчиками, вихрем пронеслись лошади. Телеги с цыганами направлялись в глубь парка. Вместе с толпой я поспешил за ними.
Когда подошел, цыгане уже заканчивали разбивать табор. В центре его полыхал огромный костер. Нарядные цыганки с ребятишками сидели на земле и раскладывали на темных скатертях еду, готовились к пиршеству.
А неподалеку от костра два цыгана с черными, прокаленными солнцем худощавыми лицами, развлекая публику, разыгрывали сцену купли-продажи лошадей.
Один держал по уздцы лошадь и, усиленно жестикулируя, — говорить ему мешала трубка, которую он не выпускал изо рта, — демонстрировал достоинства своего коня. Но другой, хитровато прищурив глаза, улыбался и говорил, что лошадь старая и дряхлая, что на ней далеко не уедешь. Тогда хозяин лошади позвал мальчишку лет двенадцати, который будто бы только и ждал, чтобы одним прыжком оказаться на спине лошади. Когда мальчишка вцепился в ее загривок, цыган взмахнул кнутом, и лошадь тотчас вздыбилась, широко раздув ноздри, и вскачь понеслась по кругу. Толпа восторженно ахнула. Старый цыган что-то крикнул мальчишке. Тот на полном скаку осадил лошадь. Ее взяли под уздцы и стали проверять зубы: не стерлись ли? Убедившись, что лошадь молодая, продавец и покупатель принялись хлопать друг друга по ладоням. Сделка состоялась. Затем цыгане подошли к костру. Молодая цыганка поднялась им навстречу с двумя бокалами красного вина. Цыгане приосанились, чинно взяли бокалы и, не торопясь, выпили до дна. Потом посмотрели друг на друга, весело перемигнулись и схватили гитары. Они разом ударили по струнам и пустились в пляс. Через пять минут весь цыганский табор кружился в танце. А впереди всех, выбивая ногами дробь и позабыв все на свете, носился маленький наездник...
Приближался вечер. Люди спешили на стадион, где теперь выступали гости из России, Литвы, с Украины. И над городом долго еще лилась песня...