«Найти свой камень

Через час я почувствовал, что если Тюлеин не сбавит шаг, я просто упаду в мокрую от дождя траву. Она упрямо пробивалась меж камней, по которым скользили подошвы. Иногда я оступался, и камень летел вниз, гулко стуча, словно мячик. Потом все затихало у подошвы горы, где глухо шумела река.

Размеренно поднимавшиеся перед моим лицом горные ботинки Тюлеина вдруг замерли.

 

 

Я с облегчением остановился и посмотрел вверх. Будто поняв, что я на пределе сил, Тюлеин терпеливо ожидал меня, прислонив рюкзак к выступу скалы. И наверное, уже жалел, что сманил меня в горы, пообещав показать цветущую кашкару — местный вид рододендрона, о котором я давно слышал, но который никогда не видел.

А познакомились мы с Тюлеиным не совсем обычно.
...С утра, отыскав копер третьего шахтного ствола Северомуйского тоннеля, я никак не мог попасть вниз. Нужно было согласие начальника тоннельного отряда № 22. Наконец обнаружили того по телефону на другом объекте. Но потребовался сопровождающий. Кончалась смена, все спешили в душевую, а потом весело бежали под обычным для Северомуйска моросящим дождиком на «вахтовку», чтобы поскорее разъехаться по домам. Ну, кому хотелось снова лезть под землю? И тут около конторки дежурного остановился... нет, не парень, а хочется сказать «молодой человек». Тюлеин сразу вызывал расположение своим, я бы сказал, интеллигентным видом, сдержанными манерами.

— Я свободен, могу спуститься, — негромко ответил он на вопросительный взгляд дежурного. — Идемте одеваться. — Это предложение относилось уже ко мне.

Основательно проверив на мне снаряжение — от шахтерской лампочки с аккумулятором до коробки самоспасателя на ремне, — он тоже надел желтую каску, и мы двинулись обычным маршрутом геолога Тюлеина.

Вошли в клеть, или «наш рабочий лифт», как потом назвал ее Сергей (так он коротко представился при знакомстве — «Сергей». Вообще Тюлеин был начисто лишен атрибутов внешнего представительства для своей немаловажной должности главного геолога тоннельного отряда). «Лифтерша» мило моргнула нам голубыми глазками, нажала кнопку, и мы ухнули метров на двести вниз, довольно мягко, впрочем, приземлившись в совершенно другом, подземном, мире — под сводами тоннеля.

Под ногами гремели листы железа, вдоль рельсов свисали кабели, толстая труба уходила вдаль по стене, над головой сетка обтягивала высокий свод, предохраняя от падений каменных осколков. Но главное — поражало обилие воды: по настилу бежали мутные потоки, тонкие струйки били из стен, и сверху вода падала мелким дождем.

Коричневым блеском отсвечивала впереди роба Сергея, который, проведя меня вспомогательными выработками, вывел в штольню. В ее гладкой трубе было непривычно тихо.

— Аварийное положение, ротор остановился в разломе, — хотя Тюлеин сказал об этом спокойно, но где-то в глубине его голоса чувствовалось, что долю вины в этой ситуации он берет на себя...

Как я потом узнал, Сергей в эти дни не уходил домой — ночевал на работе.

Обычно он по нескольку раз в сутки берет пробы породы, сквозь которую проходит горнопроходческий комплекс и буровые агрегаты. Хотя тоннель и штольня пробиваются по заранее выверенному направлению, но и от геолога тоннельного отряда зависит беспрепятственное движение того же ротора, придавленного сейчас дресвой.

Когда мы поднялись наверх, согрелись и намылись в душе, Сергей пригласил в свою лабораторию. Пока он накрывал на стол: вынул сахар и заварил чай из трав («Сам собирал в горах», — заметил он), я разглядывал обстановку. Увидев, что я обратил внимание на крепкие табуреты, полки вдоль стен, где стояли книги Бунина и Хемингуэя, на топчан, аккуратно застланный байковым одеялом, Сергей удовлетворенно сказал: «Сам смастерил». Эта комнатка была его рабочим кабинетом и спальней, даже зеркало для бритья стояло на столе.
— Когда работы много, остаюсь ночевать здесь. В поселок не езжу, жалко времени, — поясняет Сергей.

Пьем темный ароматный чай и разговариваем. Сам Тюлеин с юга, учился в Донецке, Новочеркасске. Потянуло на север — распределился в Иркутск, можно было спокойно заняться наукой, но захотелось посмотреть просторы Сибири, попробовать себя на трудной работе. Подался на Даван, потом на Байкальский тоннель, а теперь вот здесь. Именно в Северомуйске, на самом большом тоннеле БАМа, можно досконально изучить всю сложность и тонкость геологического дела в тоннельном отряде. Это и привлекает, хотя Тюлеин не забывает о науке.

На полках я вижу коллекцию минералов, научную библиотечку. Сергей получает реферативный журнал «Геология», как «компас в научном море»,— чтобы знать, что публикуется и выписывать интересное для себя.

— У нас в поселке работает геологическая экспедиция — документируют тоннель с научно-поисковой целью. Я захаживаю к ним в гости — бывалые люди. Все удивляются начальнику отряда: пожилой, мог бы давно отдыхать, болеет, а вот не сидится ему в городе, мотается в экспедициях. На таких неуемных людях и жизнь держится... — заключил Сергей и вдруг, без всякого перехода, спросил: — А кашкару нашу видели?
И мы отправились в горы.

Давая мне отдышаться, он стоял и рассматривал в бинокль склоны Северомуйского хребта. Лето уже наступило, но на скальных вершинах и в распадках еще оставался снег. Сергей вынимает фотоаппарат — хочет сделать горную панораму. Прислушивается, как под напором воды в реке ворочаются, грохоча, камни.
— Вот спадет вода, можно будет через Муякан переправиться, да и покупаться.

Тюлеин купается и в горной холодной воде, по-прежнему ночует у костерка, прикрываясь своей неизменной курткой. В поселке молодежь щеголяет в коже и джинсах, Сергей же верен своему правилу: одежда, самое главное, должна быть практичной и удобной на все случаи жизни. «А мода?» — спрашиваю я. «Внешнее отнюдь не отражает внутреннее»,— философски заключает разговор Тюлеин.

Идем по склону, и снова срываются вниз камни. Но, цепляясь за выступы скал, мы упорно двигаемся, пока не выбираемся на небольшую площадку, поросшую травой и кустарником. Сергей нагибается и что-то рассматривает. Может быть, нашел интересный камень. Он всегда таскает в рюкзаке геологический молоток, собирает разные минералы и, конечно, мечтает найти «свой камень».

Но Тюлеин выпрямляется и ожидает меня. Я подхожу и вижу у его ног незнакомое мне растение.

Из жестких темно-зеленых листьев выглядывают тугие лимонные бутоны крупных цветков.
— Это и есть кашкара. Цветок красивый и выносливый, привычный к горной непогоде. Наверное, он мог бы украсить герб Северомуйска, на который как раз объявлен конкурс,— улыбается Сергей.— Иногда те или иные цветы, растения сопутствуют разным минералам. Возможно, около такого рододендрона прячется и какой-нибудь необыкновенный камень...

Я вспомнил этот разговор и задумчивое лицо Сергея Тюлеина, когда через некоторое время мне передали небольшой пакетик. В нем были осколок камня и записка:
«Это образец из тоннеля. Магнетит в кварце. Вкрапленность. Наверное, это и есть мой камень».