В Шамбалу... на паровозе

Предлагаем вниманию читателей записки нашего постоянного автора отца Августина, в миру Дмитрия Никитина, доцента Духовной академии в Санкт-Петербурге.
Не удивительно, что в странствиях по Индии, куда он был приглашен на международную конференцию «Мир через культуру», им в первую очередь руководили профессиональные интересы.
А Индия для человека, изучающего различные религиозные конфессии, — благодатная страна…

Матхура. Храм Кришны

Я вернулся из Айодьи в тревоге: искры печально известных событий в этом индийском городе не затухли. Напомню: в конце 1992 года в Айодье индусские фанатики снесли мечеть Бабри Масджид и вместо нее воздвигли временный храм-шатер в честь бога Рамы, родившегося на этом месте.

 

 

Этому в течение долгих лет предшествовали бесконечные споры, распри между индуистами и мусульманами и, к сожалению, кровавые столкновения со многими жертвами...

А как обстоят дела в Матхуре, городе, где находится знаменитый храм Кришны? Чтобы узнать это, я решил отклониться от традиционного туристского маршрута в Агру с ее всемирно известным мавзолеем Тадж-Махал.

«Матра! Матра!» — кричит шофер автобуса, отправляющегося из Агры в Матхуру. Через полтора часа прибываем в этот город — один из крупнейших центров паломничества индуистов, — место, где, как они полагают, родился Кришна. При въезде в город бросается в глаза большое число солдат. Для городка, удаленного от границ, это тревожный признак. На пути от железнодорожного вокзала, куда пришел автобус, до центра Матхуры — полчаса ходу. По дороге то и дело вижу плакаты: «Матхура — город Кришны».

На улицах — обычная жизнь. Велорикши, обгоняющие путника, предлагают свои услуги. Из придорожной мастерской выходит мальчишка с большой корзиной на голове. Он несет на базар статуэтки индуистских божеств — гипсовые и ярко раскрашенные. Следуя за ним, я безошибочно достигну цели. И впрямь — вскоре возникает величественное, облицованное мрамором здание храма, воздвигнутого в честь Кришны.

Это сравнительно недавняя постройка, и если бы не три купола, украшающие ее, здание выглядело бы как черноморский санаторий 50-х годов. Из многочисленных лавок, торгующих религиозными сувенирами, несутся индуистские песнопения, записанные на пленку. Чаще других слышится — «Харе Кришна, Харе Рама!» (кришнаиты-европейцы позаимствовали эти слова из индуизма.)

Паломников, входящих во двор храма, встречает двойной контроль солдат. Каждого ощупывают и проверяют металлоискателем: опасаются терактов. Паломниц обыскивают женщины-солдаты за занавеской. Чтобы попасть на храмовую площадь, поднимаюсь вместе с паломниками по лестнице — и снова выборочный контроль, а при входе в храм солдаты еще раз проверяют уже обысканные ранее котомки и приказывают оставить их вместе с обувью в нише, за которой присматривает служитель.

Спрашиваю: почему такие строгости? Солдаты отмалчиваются, а офицер объясняет, что индуисты опасаются нападения мусульман, чья мечеть находится рядом с храмом. Истоки конфликта уходят в средневековье, В Матхуре было, по меньшей мере, четыре индуистских храма, посвященных Кришне, но три из них были разрушены мусульманскими монархами. В 1670 году могольский правитель Аурангзеб сравнял с землей великолепный храм Кришны и на его месте построил мечеть Шах-и-Масджид.

С установлением британского владычества в Индии ислам утратил былое влияние, и индуисты смогли усилить свои позиции. В начале XIX века местной индуистской общине были переданы семь гектаров земли близ мечети Шах-и-Масджид. Но потребовалось еще более ста лет, чтобы на этом участке началось строительство храма Кришны. И сейчас в любое время у храма толпится народ — в отличие от мечети, где бывает многолюдно лишь по пятницам и большим праздникам.

В 1960-х годах духовные лидеры индуистской и мусульманской общин договорились, что храм и мечеть будут мирно соседствовать рядом. Однако в последнее время со стороны радикально настроенных индуистов все чаще раздаются голоса, требующие снести Шах-и-Масджид. И связаны их доводы с пещерой, которая считается местом рождения Кришны. Она расположена рядом с храмом, и туда ведут указатели с надписью: «Место первого явления Кришны».

Внутри пещеры — статуя Кришны, кругом узоры, парча, курение благовонных палочек, служители, состоящие при святыне. Здесь, говорят индуисты, мог бы появиться еще один храм и включить под свою крышу эту пещеру. Но пещера почти примыкает к мечети — той ее части, которая обращена в сторону Мекки. Выходит, мусульмане, собирающиеся на молитву за этой стеной, невольно кланяются индуистской святыне... А возгласы муэдзинов, призывающих мусульман на молитву, пять раз в день перемежаются с индуистскими песнопениями в честь Кришны.

Но это лишь внешние поводы для религиозной конфронтации. Историки индуизма считают, что в эпоху мусульманского господства в Индии более трех тысяч индуистских храмов было либо разрушено, либо перестроено в мечети. Индуисты не настаивают на возвращении всего утраченного, но требуют передать в их полное распоряжение два самых почитаемых места: в Айодье и в Матхуре. Впрочем, вопрос с Айодьей уже решен, но, к сожалению, ценой крови и жертв. И в Матхуре не раз приходилось вызывать полицейские подкрепления для защиты мечети от решительно настроенных индуистов. А с 6 декабря 1992 года здесь постоянно находятся воинские подразделения, чтобы не допустить «второй Айодьи». Потому-то и автоматчиков на храмовом дворе, кажется, больше, чем паломников...

Между храмом Кришны и мечетью — глубокий ров, и рабочие строят ограждения с «мусульманской» стороны. Уже готовы бетонные столбы, а кое-где на них натянута колючая проволока. Солдаты несут дежурство по обе стороны будущей «берлинской стены». Они придерживаются нейтралитета. Среди них заметны сикхи в зеленых, армейского цвета, тюрбанах. Солдаты переговариваются через заграждения между собой и со строителями. Те тоже наняты за поденную плату — это их заработок, который приносит им межрелигиозная вражда. Здесь же установлены приборы ночного видения, что бы обнаруживать злоумышленников в кромешной тьме.

Однако, действительно темнеет, а еще надо побывать в мечети. Выхожу из индуистской «зоны» и, обогнув квартал попадаю в мусульманскую. Снова путь лежит мимо храма Кришны. Вход в него украшен скульптурой: что-то вроде ангела с крыльями я по обеим сторонам изваяния — голубые свастики. Перед храмом — большой навес от солнца. Здесь на молитву и отдых собирается около тысячи паломников. При храме есть своя библиотека, школа и лечебница, где помогают больным, используя рецепты древней медицинской книги Аюрведы.

На пути к мечети пересекаю полузаброшенную железнодорожную колею иду проулками, миную загон для скота. Лестница, ведущая наверх, упирается в вышку с часовым и проволочными заграждениями.

Уже смеркается, и поэтому начальник караула не разрешает войти во двор мечети. Впрочем, ее портал хорошо виден и отсюда. Перед входом во двор — как и в индуистском храме — солдат больше, чем молящихся. Один солдат оказался разговорчивее других. Сам он — баптист, и к местным религиозным проблемам относится нейтрально. Рад, что в этот спор не вовлечены христиане и что войска были введены сюда своевременно, до «большой крови»...

Матхура и Айодья — две горячие точки, вызывающие головную боль центрального правительства. Третий священный город индуистов — Варанаси: там находится грандиозный храм Шивы. К счастью, там пока все спокойно.

Ауровиль. Город будущего?

Четыре старомодных автомобиля медленно подруливают к стоянке у бетонного заграждения. Пассажиров просят собраться у пропускного пункта. Охранник строго смотрит на визитеров, но сопровождающий тихо говорит ему что-то, и тот соглашается пропустить группу.

...Перед нами огромный шар, диаметром около 40 метров. В его золоченых пластинах отражаются лучи солнца. Он кажется инопланетным кораблем, приземлившимся на красноватую почву среди тропического леса. Бетонная лестница ведет внутрь «объекта». Следует команда: сдать оптику, построиться в затылок. Проходим мимо нового охранника, который пересчитывает нас — ровно 20 человек. Где-то рядом слышны очереди, похожие на автоматные.

Лестница-спираль приводит к центру шара. Здесь очередной досмотр и очередная команда: снять обувь, оставить вещи. Сопровождающий вместе с охранником разбивают группу на пятерки, и каждая медленно поднимается к последнему посту. Он расположен перед затемненным входом, ведущим в неизвестность, Каждому выдается пара белых носков, которые приказано надеть поверх своих.

Тихо входим в «святая святых», В центре зала, как бы подвешенного к вершине круглого здания, — полированный хрустальный тиар, около метра в диаметре. Он покоится на четырех шестиконечных звездах, стоящих вертикально. В зале полумрак. Лишь луч света, проникающий через отверстие в куполе, падает на хрустальный шар, освещая близлежащее пространство. Вошедшие рассаживаются на полу, на белые плоские подушечки — кто у круглой стены, кто у одной из 12 колонн, поддерживающих перекрытие. В полной тишине все сосредоточенно смотрят на светящийся шар. В зале около ста «допущенных»; значит, наша группа — одна из пяти...

Все это напоминает сон или, что точнее, одно из сюрреалистических полотен Дали. Мы находимся в «Матримандире», в зале для «медитаций и концентраций», для самостоятельного исследования «внутренней Истины». А сам гигантский шар — «Матримандир» — расположен в центре Ауровиля — «города будущего».

Ауровиль лежит в 160 километрах к югу от Мадраса, близ Пондишери, бывшей французской колонии. С Пондишери тесно связаны судьба как Ауровиля, так и его духовных родителей, а ими были Шри Ауробиндо (1872 — 1950) и Мирра Алфасса (1878 — 1973).

Что объединило этих людей? Ведь один родом из Калькутты, а другая — из Парижа. Поиск Истины, ну и, конечно, счастливое стечение обстоятельств. В возрасте 21 года Шри Ауробиндо закончил курс обучения в престижном Кембридже и вернулся на родину, где вскоре включился в освободительное движение. В 1908 году он был арестован и после выхода на волю перебрался в Пондишери: французы терпимее относились к индийским патриотам, которых преследовали англичане.

К тому времени, когда Мирра отправилась в Индию, Шри Ауробиндо уже приобрел известность благодаря своим философским работам. В 1914 году состоялось их знакомство, и Мирра стала последовательницей своего индийского наставника. Она постоянно жила в Пондишери и в 1926 году основала здесь общину (ашрам) последователей Шри Ауробиндо, который развивал систему «интегральной йоги», К этому времени их число достигало двух тысяч человек. Вслед за Ауробиндо они стали называть Мирру «Матерью».

Когда Шри Ауробиндо скончался, его с почестями похоронили на территории ашрама. А когда пришло время «конечного ухода» Матери, ее погребли близ могилы Шри Ауробиндо, и ныне во дворике ашрама устроено общее мраморное надгробие — «самадхи». Это место паломничества последователей и почитателей двух основателей нового философского направления.

В Пондишери любой житель укажет путь к ашраму. В городе довольно много европейцев, но это, как правило, не туристы. Хотя каждый из них держится наособицу, их невидимо объединяют «интегральная йога» и ашрам. Похоже, что многие из них успели обжиться и чувствуют себя как дома. По городу разъезжают на велосипедах и мотоциклах, в тапочках на босу ногу; через плечо перекинута полотняная паломническая котомка.

...Привычно снимаю обувь при входе и прохожу в небольшой дворик, где находится «самадхи». К мраморному надгробью, сплошь покрытому живыми цветами, приникли несколько человек. Остальные сидят поодаль, предаваясь духовным размышлениям. Здесь и индийцы, и европейцы. На металлической подставке курятся благовонные палочки. К вечеру их становится все больше и больше, как и посетителей, пришедших сюда для общей медитации.

В полвосьмого вечера раздается звон колокольчика, гаснет свет, лишь сверху фиолетовая лампочка подсвечивает надгробье. Тишина становится все более насыщенной. В полумраке мерцают красные точки курящихся палочек. Облако дыма обволакивает застывшие фигуры. Через 20 минут снова слышится звон колокольчика, вспыхивает свет, медитация окончена, но люди не спешат расходиться. Кто-то поправляет цветы в вазах, украшенных шестиконечными звездами. Такие же звезды на мраморном надгробье. Это древний индуистский символ: и сегодня в Индии можно видеть, как в деревнях женщины украшают им землю перед входом в жилище.

По окончании медитации привратник доверительно сообщает, что на следующий день для желающих будет организована поездка в Ауровиль с посещением Матримандира — храма Матери. И если ваше имя попало в список, считайте, что вы получили допуск по «форме № 1». Я, по счастью, как уже знает читатель, в этот список попал.

«Где-нибудь на земле должно быть место, которое ни одна страна не могла бы считать своей собственностью, где все люди доброй воли, искренние в своем устремлении, могли бы жить свободно, как граждане мира, повинуясь только одному авторитету — высшей Истине», — так писала Мать в 1954 году. Постепенно предвидения, основанные на идеях Ауробиндо, начали воплощаться в реальность благодаря трудам и усилиям Матери. 28 февраля 1968 года пять тысяч человек прибыли на церемонию рождения Ауровиля, Горсти земли из 127 стран мира были символически смешаны и помещены в хранилище — «торжественную урну».

В то время лишь одинокое дерево — старый баньян — стояло в центре «города, в котором нуждается земля». Сегодня в Ауровиле 800 постоянных жителей, прибывших из многих стран, а плато, когда-то пустынное, засажено более чем двумя миллионами деревьев...
Согласно закону, принятому индийским парламентом, Ауровилю предоставлен особый статус, который должен способствовать успешной реализации принципов, провозглашенных в Хартии Ауровиля.

Центр будущего города — Матримандир. Строительство его было начато в 1972 году и скорее всего завершится к концу этого года, Так сказал нам прораб-индиец, Верхняя часть огромного шара с залом для медитаций уже готова, работа идет на уровне земли. Именно здесь стучат автоматными очередями отбойные молотки. От Матримандира спиралями расходятся четыре зоны города — жилая, культурная, международная и индустриальная. За ними — «зеленый пояс» ферм и лесов. В международной зоне — павильон Индии, его строительство подходит к концу, и в нем расположатся библиотеки, культурные и торговые центры, а также офисы городской администрации.

В Ауровиле существуют коммунальные службы, Центр здоровья, налажены различные производства — от изготовления арахисового масла до компонентов электронных схем и компьютеров. По отдельным проектам ожидается финансовая поддержка от многих организаций, включая правительство Индии и ЮНЕСКО.
Как и многие города, Ауровиль имеет генеральный план развития — его население должно достигнуть 50 тысяч человек.

«Ауровиль создается, чтобы воплотить идеал Шри Ауробиндо, который учил всех последователей карма-йоге. Жить в Ауровиле — значит практиковать йогу труда. Каждый житель Ауровиля должен заняться какой-нибудь работой и выполнять ее, как Йогу», — такова одна из заповедей кодекса строителей Ауровиля.
Интересно, какое будущее ждет этот город будущего?

Срирангам. Восьмое чудо света

Мог ли я миновать город, где, как мне говорили, находится восьмое чудо света? Но сначала о его соседе, тоже небезынтересном городке. Название Тиручирап-палли, бывшей столицы царства Чола, трудно произносить даже местным жителям-тамилам. Поэтому город, расположенный в 300 километрах к югу от Мадраса, в обиходе называют Триши.

Жители Триши непременно посоветуют гостям посетить «рокфор». Так звучит по-английски в их произношении «крепость на скале» (rock fort). Она видна отовсюду — городок словно облепил это величественное сооружение. Снизу кажется, что это действительно крепость, но стоит подняться на скалу метров на сто, как ты убеждаешься, что это не так.

Подъем начинается у храмовых ворот, возведенных на центральной торговой улице. Опять по просьбе привратника оставляю обувь при входе и начинаю подниматься по ступенькам, вырубленным в скале. Путь идет в тоннеле, и на каждом повороте устроена площадка, а по бокам — храмы. Самый большой из них построен в честь Шивы и Парвати. Сюда устремляются паломники, в руках у многих приношения: плетеные тарелочки с цветами и кокосовыми орехами. При входе в храм надпись: «Только для индуистов». Это — вежливая форма запрета для иностранцев — европейцев или японцев здесь без труда выявляют. А вот с индийцами сложнее — ведь может войти индиец-мусульманин и индиец-христианин. Во избежание ошибки, храмовый жрец, опустив палец в красный порошок, ставит паломникам метку на лбу, и при выходе ясно, что индийцы, побывавшие в храме, — индуисты. Ну, а я — увы! — прохожу мимо, хотя звуки барабанов и труб, несущиеся из храма, завораживают.

Поднявшись еще на два «этажа», оказываюсь перед древним храмом Шивы, вырубленным в скале в начале VII века. Над этим небольшим, с каменными барельефами сооружением, нависает выступ скалы, увенчанный еще одним храмом. Гранитные ступени ведут все выше, тоннель позади, и можно взглянуть на город с высоты птичьего полета.

В Триши поражает сочетание традиций Востока и Запада. Здесь некогда пересекались интересы англичан и французов, и потому протестантские и католические миссионеры старались обратить в христианство местных жителей, в чем и преуспели. Подтверждение этому — величественный готический собор в честь Лурдской Божьей Матери, выстроенный французскими католическими миссионерами. Его колокольня отражается в бассейне, где индуисты совершают ритуальные омовения. Слева от собора видны белые минареты мечети. Звон колоколов, зовущих на мессу, сливается с возгласами муэдзина, и все это переплетается со звуками индуистских барабанов и труб...

Вершина скалы уже близка; ее венчает храм, воздвигнутый в честь Ганеши, сына Шивы. Здесь паломники отдыхают, любуясь окрестностями города. Внизу все утопает в зелени пальм и полей, а на другом берегу обмелевшей реки Кавери виден огромный гопурам — ворота, ведущие во внутренний двор индуистского храма. Этот храмовый комплекс находится в близлежащем городке Срирангаме, и я туда непременно доберусь.

Спустившись вниз, к выходу из городского храма, украшенному каменными изваяниями слонов, вижу настоящего слона, который медленно шествует по главной улице Триши. Это не аттракцион для туристов, здесь их немного, слон работает «на себя». Подойдя к животному, индуист кладет на кончик хобота мелкую монетку (10 — 20 пайсов), и слон возлагает хобот на голову паломника, как бы благословляя его. Так слон зарабатывает себе «на сено».

Подобные сцены можно увидеть не только в Триши, но и в соседних городах: Мадурай, Танджавуре, Рамешвараме. Для индуистов-тамилов слон — священное животное, посланец Ганеши (не случайно Ганеша изображается с головой слона), и после того, как благословение получено, паломник складывает ладони и благодарит животное за оказанное внимание. Причем, это происходит не только на улицах, прилегающих к храму, но и в самом храмовом дворе, где у слона есть своя выгородка. Лоб животного расписан ритуальными узорами, вокруг шеи — сбруя с колокольчиками. Иногда погонщик отправляется со слоном на автовокзал. Здесь слон просовывает хобот в окна автобуса, ждущего отправления, и собирает дань с пассажиров, раздавая благословения.

...Автобус, до предела забитый паломниками, быстро добирается до Срирангама и разворачивается перед гопурамом. Местные жители привыкли к этому монументу, но меня он ошеломляет. Как и других гостей, посещающих городок впервые. Перед нами высится 13-этажное кирпичное строение, покрытое штукатуркой под цвет мрамора. Эта пирамида пестрит горельефами тысяч ярко раскрашенных персонажей. При входе в ворота — памятная доска с надписью по-тамильски и по-английски, сообщающая, что постройка гопурама была закончена 25 марта 1987 года, что это сооружение имеет высоту 235 футов (более 70 метров). Уверен, что если бы это здание было возведено в древности, его непременно нарекли бы одним из чудес света.

Множество паломников входит под своды гопурама — самого высокого в Индии. Над сооружением этого колоссального портала трудилось 250 рабочих в течение 15 лет. По первоначальному проекту гопурам должен был иметь 11 этажей, но по «божественному внушению» или по собственному почину старший жрец этих мест не преминул добавить еще два — «один для бога, другой для мира».

Пройдя через главные ворота, я вместе с паломниками оказался не на храмовой площади, как ожидал, а на обычной городской улице, опоясывающей площадь: лавки, закусочные, парикмахерские, рой колесного транспорта. Здешний храм превратился в город... Нужно миновать еще одни ворота, чтобы увидеть внутренний двор храма. А чтобы войти туда, надо пройти и третий гопурам.

В глаза бросается множество нищих-калек. Кого-то везут ко входу, кто-то сам ползет по земле. Слева от храмовых ворот — огромная колесница. Каждое ее колесо больше человеческого роста. В праздники сотни паломников тянут ее по улицам города, впрягшись в повозку и держась за канаты длиной по 30-40 метров. Здесь же — две деревянные лошадки. Они похожи на тех, что бывают на детских каруселях. Но это ритуальные скульптуры — на лбу каждой изображен трезубец. Замечаю группу туристов — оставив обувь в своем автобусе, шлепают по коричневой недавно прошел дождь, и грязь не успели смыть. Но они кое-как приспособились: на ногах у одних — полиэтиленовые пакеты, у других—шапочки для душа.

Описывать интерьер храмов не берусь — достаточно сказать, что местные индуисты сами не всегда могут здесь сориентироваться. Перед входом в храм Срирангам для них помещен план интерьера, где указаны 83 объекта поклонения! А таких храмов здесь несколько. При входе в главное святилище, как обычно, надпись: «Только для индуистов». Здесь дежурит страж с металлоискателем и проверяет каждого входящего. Тут же — камера хранения. Как говорится, оставь все вещи «всяк, сюда входящий». Видно, пошаливают местные исламские фундаменталисты. Но в руках у паломников не бомбы, а кокосовые орехи для жертвоприношений. Любопытно еще одно объявление при входе: «Больше одного кокоса не вносить».

В святилище, где таинственно мерцают в золотых отблесках статуи божеств, мне не попасть. Но в одном из храмов устроен музей индуистской скульптуры. И я направляюсь туда мимо бассейна для омовений. На ступеньке у самой воды ловит рыбу кот. Он воспринимается здесь как экзотическое животное: ведь в Индии глазу более привычны храмовые обезьяны. Еще один «ловец» — местный садху. Его техника проста: он подходит к иностранцам, ставит им метку на лоб и просит записать свои имена в особую тетрадь. После этого выясняется, что это регистрация пожертвований, и простодушные туристы в графе «счет» видят цифры в десятки и сотни рупий.

Под сводами храма-музея собраны древние каменные и бронзовые скульптуры. Вот Натараджа — одно из воплощений индийского бога разрушения и созидания Шивы, танцующего на спине поверженного им демона. Это — знаменитый «космический танец». В стремительном движении все четыре его руки, высоко поднята одна из ног, а в стороны разлетелись длинные пышные волосы аскета. Здесь же изваяния многочисленных воплощений Вишну, сына Шивы — Ганеши, богинь Парвати, Дурги, Лакшми. На протяжении веков мастера создавали этот обширный индуистский пантеон, и многие из них вложили в камень и бронзу свою душу.

Время летит незаметно, пора бы и перекусить. Паломники целыми семьями садятся прямо на землю перед храмом и начинают трапезу. К их услугам — храмовая кухня, где можно получить порцию вареного риса на банановом листе. Но эта пища только для своих, и ее едят руками. Где-то квартет музыкантов исполняет ритуальные песнопения, и музыка через динамики разносится по всему двору, дробясь внутри храма, который носит название «тысячеколонного». Напротив — танцующие апсары, вздыбленные кони в натуральную величину и множество других уникальных скульптур. Вход в один из храмов охраняют два слона, также высеченные из камня.

В храмовый двор можно попасть через один из четырех входов; они ориентированы по четырем сторонам света. Если идти в сторону, противоположную главному гопураму, то нужно миновать точно такой же тройной барьер ворот, как при входе. Это — как бы закулисная часть храмового комплекса. Вот лежат запасные колеса для праздничной повозки, вот чья-то шкодливая рука нарисовала на основании вторых ворот серп и молот — эмблему, совершенно не сочетающуюся с индуистской символикой. Это, видимо, дело рук местных левых. Ко второй храмовой стене примыкает хлев, вдоль стены тянется ряд пальм с пронумерованными стволами: у каждой свой владелец. Между второй и третьей стенами — жилые дома, мастерские, лавки. За третьей стеной сразу же начинается деревня...

Заходящее солнце освещает гигантский гопурам, и его фантастические персонажи по-новому предстают передо мной.

Дарджилинг. В Шамбалу... на паровозе

Лама, подобный средневековому изваянию, указал на пять вершин Канченджанги и сказал: «Там находится вход в священную страну Шамбалу». Помня эти слова Н.К.Рериха, я задумал приблизиться к загадочной Шамбале и отправился в Дарджилинг — на север, в Гималаи.

Сегодня до Дарджилинга можно добраться на обычном автобусе, но я предпочел более экзотический путь — по железной дороге, на стареньком паровозе.

Станция Джалпайгури — узловая, иностранцам, которые делают здесь пересадку, не миновать паспортного контроля. Оно и понятно: городок стоит как бы в узкой горловине, через которую идет путь на восток — в штат Ассам. С юга — граница с Бангладеш, на севере сразу три рубежа: с Непалом, Китаем и Бутаном. Прямо на железнодорожной платформе лагерем расположилась на ночь рота солдат, а к услугам транзитных пассажиров — «дормиторий» — комната отдыха при вокзале, где под сетками от москитов за умеренную плату можно сомкнуть глаза.

Поезд на Дарджилинг отходит утром от перрона, стоящего на отшибе от прочих. Путь узкоколейный; длина дороги всего 51 километр. Она построена в 1879 - 1881 годах Франклином Престиджем, инженером британских колониальных войск. В справочнике по Индии конца прошлого века ее называют «шедевром инженерного искусства» — ведь эта железная дорога проходит по горным отрогам, на высоте 2200 метров.

К перрону, пыхтя и свистя, медленно приближается паровозик с тремя вагончиками. Один из них — багажный, другой — для толстосумов — пассажиров первого класса. Так что почти все пассажиры рассаживаются в среднем вагончике II класса. Это сельские жители с баулами, многие знают друг друга. В общем, поедем большим колхозом. Среди пассажиров выделяется босой аскет-индуист с трезубцем на лбу, нарисованным белой краской.

До отправления еще четверть часа, и можно походить рядом с паровозом, украшенным спереди трезубцем и свастикой, древними индуистскими символами. На паровозике красуется натертая до блеска медная табличка с номером 782 и надписью по-английски: «Mountaneer» (горец). Никто не знает, сколько раз уже разбирали «Горца» в ремонтном депо. По крайней мере, другая табличка сообщает: «Восстановлен в 1939 году». Проводник, признав во мне иностранца, сообщает, что вагончик первого класса гоняют в составе по давней традиции. Ведь англичане, строившие узкоколейку, заботились о своем комфорте. Ослабленные малярией офицеры колониальных войск ездили по ней на отдых в горы...

Паровоз издает хриплый, словно простуженный в горах, свисток, и составчик трогается в путь. Точно по расписанию. Поезд курсирует всего раз в день, поэтому местные жители плотно обжили придорожное пространство. Путь идет мимо лавок; под навесами что-то жарят, тут же на путях люди завтракают, священные коровы упорно не хотят освобождать полотно и с удивлением смотрят на шипящее и дымящее чудо.

Первая остановка — соседний Силигури — райцентр, где желающих сесть в поезд гораздо больше, чем мест. Начинается штурм вагончика: родители просовывают детей через окна, а потом сами идут на приступ. Те, кому не удалось втиснуться в вагон, устраиваются на крыше, куда поднимают корзины с визжащей и квохчущей живностью. Хотя трасса высокогорная, тоннелей на пути нет, и можно ехать на крыше, без риска сломать шею. Пока идет «битва при Силигури», машинист сливает из паровоза отработанный кипяток прямо на платформу через краник — как из самовара. А на привокзальной площади под навесом стоит дедушка здешних паровозов по имени Беби, 1881 года рождения.

Наш «Горец» запасается водой перед началом подъема. Рельсы, извиваясь, неуклонно ползут вверх. Постепенно зеленые чайные плантации по склонам гор сменяются вечнозелеными дикими зарослями. Становится прохладнее, но не для нашего труженика-паровоза. Он хочет пить, и через час пути машинист останавливает состав прямо у водопада, который приспособлен вместо водокачки: горный поток направляется прямо в железный бак, прилепившийся к обрыву, а оттуда по трубе — к паровозу. Пока паровоз заправляется, машинист смазывает трущиеся части хитрого механизма, а кочегар ссыпает шлак под откос, как это заведено здесь больше века назад.

Вскоре начинается нижняя граница облаков, но из окна вагона хорошо видны заснеженные горные вершины. Скалы все ближе подступают к колее, и неосторожный пассажир, чуть высунувший руку из окна, запросто может получить ушиб или более серьезную травму. Проводник рассказывает, что внешний рельс железнодорожной колеи расположен выше, чем внутренний. Это сделано для того, чтобы в случае аварии поезд опрокинулся не в пропасть, а на насыпь. Некоторые участки трассы носят соответствующие названия: «Точка агонии», «Поворот «Боже, пронеси». Время от времени муссонные дожди смывают участки полотна, и движение прекращается на несколько дней.

В прошлом караванный путь в Дарджилинг шел теми же ущельями, что и сегодня, поэтому железнодорожная колея иногда пересекает шоссе, а иногда идет рядом с ним. Никаких шлагбаумов нет и в помине: кто будет дежурить у них ради двух составов? А вот и встречный поезд: он осторожно спускается с холма по большой петле, и мы приветствуем гудками друг друга. Можно посмотреть на себя как бы со стороны: такие же вагончики на 33 сидячих места, только паровозик называется «Орел Гималаев». Как и наш «Горец», «Орел» пыхтит и вместе с дымом выбрасывает угольную крошку, которую пассажиры потом долго вытряхивают из волос, карманов и даже ушей...

На станции Тиндхарья — большой привал: паровоз снова жадно пьет воду, а пассажиры — чай в станционном буфете. Здесь поездная бригада меняется: по вагону идет новый проводник, а в начале состава пыхтит свежий «Король гор».

За окном стеной поднимаются заросли бамбука. В этих труднодоступных местах бамбук некому заготавливать, и он достигает высоты трехэтажного дома. Вот железнодорожная колея упирается в склон, круто уходящий вверх. Рельсы кончились, но это еще не конец пути. По боковой, параллельной колее паровоз «перепрягается» из головы в хвост состава. Переводится стрелка, и мы задом наперед движемся вверх, зигзагами, пока снова не упремся в отвесную скалу. Тогда снова приходится перепрягать «Короля». И так — более десятка раз, ведь Шамбалу не объедешь по кривой.

Гхум — высшая точка дороги, и надпись на железнодорожной станции указывает высоту 2257 метров. Проводник утверждает, что это — высочайшая железнодорожная станция в мире, ему очень хочется в это верить... Здесь в Гху-ме, созерцая панораму окружающих гор, я различал на вершинах контуры парадзонгов — сторожевых башен, с которых издревле оповещали местное население о приближении завоевателей.

После Гхума дорога идет под уклон, и путь до самого Дарджилинга проходит рядом с автомобильной трассой. Дарджилингский вокзал выстроен в викторианском стиле — как при большой, «настоящей» железной дороге. Здесь и зал ожидания, и комнаты отдыха, и буфет, и багажное отделение. В привокзальном депо, как в стойле, томятся без дела паровозы-ветераны. Впрочем, правительство Индии изучает проекты расширения Дарджилингской железной дороги с целью использовать ее для грузовых перевозок, в которых испытывает нужду население горных районов. Трудно сказать, насколько выполнимыми окажутся подобные планы, но хочется верить, что эта дорога, уходящая в поднебесье, сохранит свой неповторимый облик.

Выйдя на привокзальную площадь, я сразу увидел освещенную закатным солнцем, парящую над высокогорьем, бело-розовую вершину Канченджанги. Отсюда, как считал Рерих, начинается путь в сказочную Шамбалу...