Забытый странник

Однажды, будучи в экспедиции в отрогах Тянь-Шаня и остановившись как-то в небольшом ауле, я разговорился со старым казахом, который, вспоминая прошлое, вдруг назвал фамилию Пашино.
Произнес он ее несколько искаженно, но я понял, что речь шла о Петре Ивановиче Пашино, русском путешественнике-востоковеде, ныне, к сожалению, незаслуженно забытом.
— Он мог говорить с любым человеком, знал язык каждого, был отважный и добрый, и люди любили его. Мой прадед был у него проводником. Много о нем говорил.

 

 

Забыл я уже. Вернувшись из экспедиции, я стал собирать сведения о Пашино.

В феврале 1861 года Петр Иванович Пашино был отправлен в Персию вторым секретарем посольства. Для большинства это могло быть началом дипломатической карьеры. Но ни отличное владение восточными языками, ни основательное знание быта местных жителей, ни исключительная наблюдательность не продвинули его по служебной лестнице. Больше всего он любил встречи с различными людьми и поездки по стране. Так, однажды, путешествуя, Пашино повстречался с кавалькадой хорошо вооруженных всадников.
— Что это за народ? — спросил Пашино у спутника-иранца, наемного слуги.
— Разбойники, — спокойно ответил слуга.
— Чего же они хотят?
— Известно, ограбить хотят, — флегматично ответил тот.
Но узнав, что Пашино иностранец, разбойники оставили его в покое: недавно за грабеж проезжавшего француза пострадали, по шахскому повелению, 60 деревень той местности, где было совершено ограбление.

Но не всегда так удачно заканчивались встречи в пути.
В другой раз, когда Пашино с проводником ехали по узкой горной дороге, их остановили трое. Они отобрали всю поклажу, забрали несколько монет, но, к счастью, не догадались прощупать пояс, куда Петр Иванович предусмотрительно зашил деньги. После грабежа бандиты стали обычными приветливыми людьми, предложили вместе поесть лепешек, только что отобранных у Пашино. Остро отточенным обрезком ножа один из них даже побрил Петра Ивановича. Мыла, конечно, не было, поэтому «парикмахер» поплевал на голову клиента, намочил ее водой и довольно чисто выбрил, сделав не так уж много порезов. Два предприимчивых бандита уехали, а третий предложил Пашино стать его проводником и в дальнейшем исправно выполнял свои новые обязанности.

Трагичное и смешное были рядом. Так, однажды в пути Петр Иванович натер ногу. Рана болела, но, лежа на кошме, с одной стороны жарко обогреваемый костром, с другой — обдуваемый ледяным ветром, слушая хохот и визг шакалов, он был счастлив. Ночью проснулся, почувствовав прикосновение чего-то теплого к больному месту: это гиена лизала его рану. Зверь мгновенно исчез, как только путешественник сделал движение...

О своих путешествиях Пашино писал немало, он был издателем, редактором и сотрудником уличного листка «Потеха», сотрудничал в «Современнике», готовил книгу о Персии на основании своих дневников. О точности изложения и прекрасном слоге Пашино можно судить хотя бы по одному отрывку: «Проехавши версты две все так же по берегу той же горной речки, названия которой мы никак не могли добиться... мы должны были перебираться через нее вброд при впадении ее в широкую и чрезвычайно величественную реку Талар. Река Талар берет начало на вершинах Эльбруса и, спускаясь несколькими каскадами, омывает подошвы хребта со стороны Мазендерана, а потом впадает в реку Бабр. Вода Талара с голубым отсветом, прозрачна, как чистейший хрусталь; на вкус жидка и отзывается железом. Бродом, или иначе сказать, самою рекою мы ехали около часа. Берега густо засажены то плакучими ивами, повисшими над водой и играющими по поверхности ее своими продолговатыми, как ногти персидской красавицы, листочками, то высокими тонкоствольными чинарами, которые при легчайшем порыве ветерка покачивают своими вершинами, сплетаются между собой, то лепечут, как влюбленные, то поднимут шум и свист, наводя этим на суеверного странника панический страх, в котором он сознает зловещую ноту горного духа. Мы вытянулись вдоль реки длинной вереницей на большом расстоянии друг от друга, чтобы брызги, летящие во все стороны из-под копыт мерно ступающих по мозаиковому дну Талара коней, не кропили нас... Дорога тесна, рядом ехать нет возможности, поэтому нет и разговоров. Топот копыт, отдаленное чириканье мелкой птички, шум Талара и изредка вспархивание золотистого фазана нарушают тишину»...

Во время пребывания в Персии, в июне 1862 года, Пашино встретился в Тегеране с известным ученым-тюркологом, этнографом и путешественником Вамбери.
Арминий (Герман) Вамбери был венгром. Он владел двумя десятками европейских и азиатских языков, в том числе в совершенстве говорил на персидском, староузбекском, турецком, арабском.

Несколько лет Вамбери жил в Стамбуле. Затем едет в Персию, а потом идет в Хиву, Бухару, Самарканд — в облике дервиша, возвращающегося с группой паломников из Мекки, в заплатанном рубище, с Кораном в сумке-куржуме, все время под страхом разоблачения. Ибо, если бы фанатики-спутники разоблачили его как европейца, смерть была бы неминуемой.

Он прошел там, где не бывал ни один европеец. С торговыми караванами через великие азиатские пустыни, испытывая жажду и голод, нередко сопровождаемый подозрительными взглядами ревнителей шариата. Прошел все, одержимый жаждой знаний.

Пашино встретился с Вамбери и с восторгом слушал рассказы знаменитого путешественника. Но когда поделился своими планами действовать его методами, Вамбери предостерег его.
— Вон, посмотрите на него, — указал он кивком головы.

Худой, жилистый дервиш с бесстрастным лицом в свободно болтающемся плаще-балахоне чуть ниже колен, обтрепанном и грязном. На голове — островерхий, такой же грязный, войлочный колпак. Неопрятная патлатая борода свисала на грудь, прикрывая узкий вырез серой рубахи из грубой ткани. За несколько шагов от дервиша чувствовался тяжелый гнилостный запах пропотевшей одежды и немытого тела. Из-под края колпака враждебно, по-звериному блестели глаза. Небольшой куржум висел на плече, а в руке дервиш держал традиционный посох — из крепкого дерева, с острым металлическим наконечником. Это было довольно опасное оружие в умелых руках, и в то же время нередко в нем имелись небольшие тайники, умело скрытые от постороннего взгляда. Небольшой сучок мог выниматься, приоткрывая емкость для опиума, гашиша или записки, которую нужно было кому-то передать в конце пути.

Дервиш мог идти в группе с такими же угрюмыми себе подобными, мог долгие сотни верст идти один, питаясь подаянием и дарами природы — для него все живое и растущее было съедобно. Никто не знает, откуда и куда он идет, да никто его об этом и не спрашивает. Он или отмалчивается или отвечает коротко невпопад. А иногда дервиши и сами не знают, куда они идут, что заставляет их всю жизнь в угрюмом молчании скитаться по пыльным дорогам Азии...

Некоторые из них бродят по своим, только им известным, маршрутам, никому не подвластные, не признающие границ и законов.

Непонятные, коварные люди. Говорят, они без жалости могут убить человека, который чем-то не понравился им, крадут детей, из которых готовят себе замену, приучая ходить по горным дорогам, просить милостыню, не имеют ни дома, ни семьи. Если есть у них хоть какая-то цель, то почему об этом никто не знает? У каждого народа есть свои предания, памятники, книги, история. У дервишей нет ничего: ни храмов, ни книг, ни даже песен. Но всех их объединяет железная дисциплина. По указанию своего наставника каждый из них, не задумываясь, пойдет на смерть. Фанатики, шпионы, торговцы наркотиками — некоторые дервиши очень богаты, но богатство никак не отражается на их образе жизни и облике.

— Нет, не советую вам, никак не советую связываться с этими типами. Вспомните хотя бы о Грибоедове! — воскликнул Вамбери. — Вспомните, как зверски был убит он персидскими фанатиками...

Перед каждой поездкой в другую страну Пашино обращался в Русское Географическое общество с просьбой снабдить его тем, что издано обществом об этой стране. Со многими учеными и путешественниками он был дружен, часто встречался. Как правило, Пашино посылали все нужные ему материалы и часто прилагалась записка секретаря общества с горячей благодарностью за представляемые Петром Ивановичем сведения и отчеты о путешествиях.

В феврале 1866 года «по высочайшему государя императора повелению» в Туркестанскую область были командированы генерал-майор Романовский и флигель-адъютант граф Воронцов-Дашков. Вместе с ними в качестве драгомана (переводчика) был отправлен и Петр Иванович.

Отношения Петра Ивановича с начальством не складывались. Его попытки внушить чиновникам, что «грязные азиаты» такие же люди, как и все, а многие из них умнее и честнее наглых колонизаторов, раздражали их. «Он считал совершенно лишним исполнять мои поручения и в чем-либо помогать мне серьезно. Это человек скорее упрямый ученый, нежели дипломат», — так характеризовал его генерал Романовский, который в конце концов приказал выслать Пашино из Ташкента под конвоем казака, причем сделано это было с такой поспешностью, что Пашино не смог взять с собой ни вещей, ни денег. «Я отправляю Вас из Ташкента, — писал генерал, — как человека неблагонадежного и вредного для службы в Туркестанской области по своим объяснениям и сношениям с туземцами, а равно и суждениям о делах здешнего края и лиц, здесь находящихся».

В Петербург Пашино вернулся в марте 1867 года и принялся за обработку своих материалов по Средней Азии. Но болезнь задержала выход в свет его книги... Осенью с ним случился удар. Но и после лечения он волочил ногу, хромал, не мог писать правой рукой. Однако железная воля, ежедневные утомительные тренировки помогли перебороть болезнь; и в конце концов, не совсем поправившись, он совершает два путешествия в Индию и путешествие вокруг света.

19 сентября 1873 года Пашино прибыл на пароходе в Бомбей, оттуда направился в Амритсар, где сделал некоторые покупки для дальнейших странствий. Из Амритсара проехал к Джамму, мимо слонохранилища магараджи. Оно представляло собой большую территорию, обнесенную стеной, где содержалось до 150 слонов, которых ежедневно водили на «дежурство и поклонение магарадже».

В Барзиле Пашино купил осла, нагрузил на него пожитки и вдвоем с нанятым в том городе проводником Абдуллой-Тани отправился в дальнейший путь. Шли на большой высоте по узкой тропинке, часто едва просматриваемой. «По ней мы плелись целый день, положительно лепились, — пишет Пашино. — Однако ж благополучно прошли этот отчаянный путь, на котором я, как хромой и безрукий, несколько раз кричал, вздыхал и стонал, не имея возможности выразить иначе свои страдания... Несколько раз я обрывался и падал сажени на три, потом взбирался, хватаясь за колючки вьюнов, растущих по обрыву, внизу которого была бесконечная пропасть... Здесь нет ни селений, ни деревушек, нет решительно ничего; только где-то внизу, в пропасти, журчит и шумит горный ручей. Вьюги и бураны не прекращались — шел ноябрь месяц, и в горах установилась уже зима…».
Перешли неглубокий в это время года Инд и далее, по берегу реки Гилгит, вошли в город Гилгит.

Петр Иванович во время перехода тщательно выполнял все мусульманские обряды. Чалма на голове, повязка на бедрах, простыня через плечо, сандалии на деревянной подошве — он выдавал себя за турка. Подводила его светлая кожа, и он старательно обмазывался «всякой встречной грязью» и ни разу не мылся во время путешествия. Но это не помогло, его узнал афганец, встречавший его в Ташкенте. Он немедленно донес куда следует, и Пашино со слугой повели к верховному правителю — вали. «Я испугался ужаснейшим образом, полагая, что уж конец жизни пришел», — вспоминает Пашино.

Здесь уместно будет вспомнить, что, еще будучи студентом Казанского университета, Петр Иванович любил шутки и розыгрыши. Однажды в центре внимания на балу оказалась элегантная, красивая девушка с прекрасной фигурой, веселая и общительная. Вокруг нее столпились молодые люди. После бала, как было принято, лучшую маску вместе с ее друзьями пригласили на ужин. Вечно голодные студенты с энтузиазмом устремились к столикам с закусками, но тут кто-то из присутствовавших узнал в «прекрасной маске» переодетого в женское платье Петра Пашино. Об этом стало известно университетскому начальству, и только заступничество преподавателей, ценивших Пашино за хорошую успеваемость, особенно в изучении языков, спасло его от исключения из университета.
Не думал тогда Петр Пашино, что его актерские способности не только помогут в странствиях, но и спасут ему жизнь...

Вали, седобородый старик, уже ждал Пашино. Он сидел, окруженный своими приближенными, в основном духовного звания. В стороне стоял доносчик. Петр Иванович поприветствовал вали и сел против него на корточках, как подобает мусульманину. Начался допрос. Пашино рассказал выдуманную биографию. Затем вали и представители духовенства решили экзаменовать его по Корану.
— Знаешь ли ты, нечестивец, что говорится в Коране о таких, как ты? — грозно спросил вали, устремив на него суровый взгляд.
Ни на секунду не задумываясь, Пашино завопил:
— Во имя Аллаха Милостливого, Милосердного! «Он распределяет свое повеление с неба на землю, потому оно восходит к нему в некий день, протяжение которого — тысячи лет... Он ведает скрытое и явное, славный, милосердный».

Вспомните, вали, слова суры Корана: «Приемлет вашу кончину ангел смерти, которому вы поручены, потому вы к вашему Господу будете возвращены».
Тем же, кто оклеветал меня, скажу великие слова из Корана: «Да, они не верят во встречу со своим Господом!» И тридцатое из той суры: «Отвернись же от них и жди! Ведь и они ждут!»
Фанатики и ненавидящие Пашино дервиши-шпионы смотрели на него, не смея прервать: он цитировал одну за другой суры Корана, и прервавшего его ждала смерть.

Утомленный Петр умолк. Передохнув, он убежденно, со зловещим, похожим на завывание, полушепотом, произнес слова суры тридцать второй (Поклон): «Наказание ближайшее означает наказание в земной жизни!..». Далее он прочитал наизусть еще несколько глав Корана. Потом началось между духовенством перешептывание и продолжительный разговор, который кончился тем, что вали махнул Петру рукой, делая этим знак, чтоб он убирался вон. Видимо, решили, что «неверный» так прекрасно знать Коран не может. И все-таки вечером, видимо, по наущению доносчика, толпа побила его камнями. С трудом удалось Пашино вырваться из этого города.

Он решил уехать в Мадрас. Но в дороге новое несчастье: у него украли единственную ассигнацию в тысячу рупий. В Мадрасе он сразу же написал письмо вице-президенту Географического общества, в котором рассказал о своих злоключениях и просил выслать ему 500 рублей.
На обратном пути он уже ехал как русский путешественник, «из любознательности отправившийся посмотреть на индийские владения, не принадлежащие английскому правительству».
Он совершил поездку вниз по Инду, останавливался в Мултане, Ширшахе, Чагире, Шикарпуре. Побывал на Цейлоне.

В 1874 — 1875 годах Петр Иванович совершает свое второе путешествие в Индию. На этот раз о его маршруте писали газеты, в частности, что Пашино «намеревается проникнуть через Лахор в страны, доселе не посещенные еще ни одним из европейских путешественников, как-то: Баджаур, Суат, Миян, Килян, Дир, затем, перевалив через Гималаи, посетить Читрал и оттуда через Гиндукуш попасть в Бадахшан. Из Бадахшана Пашино предполагает направить свой путь на Памир для осмотра истоков Аму-Дарьи и уже отсюда по Кокандской дороге, мимо озера Кара-Куль и через Ташкент возвратиться в Россию».

И вот Петр Иванович снова в пути. Отныне уже в качестве туриста, с документами на свое настоящее имя, в европейской одежде.
Теперь он уже не мог, как прежде, общаться запросто с народом: «В течение трехмесячного пребывания моего в Лахоре я не мог познакомиться с внутренней жизнью индустанского народа настолько, насколько мне пришлось узнать эту жизнь в первое мое путешествие, когда я был одет арабом и жил по караван-сараям в среде самого народа. Теперь же, кроме встреч разных процессий под стенами Лахора и сжигания трупов, я, в костюме европейского туриста, ничего не мог видеть».
Но, к сожалению, видели его.

28 ноября 1874 года Пашино снова высадился в Бомбее и по железной дороге отправился в Аллахабад. В этой непродолжительной поездке ему встретился в поезде высокий, худой человек.
Петр Иванович посмотрел на него и сразу узнал — магометанин в большой чалме, грязный и униженный, что присутствовал при выдворении его из Индии во время первой поездки, когда так стремительно выпроводили его из страны, что он не успел взять своих вещей, в частности белья, которое находилось у прачки.

Многое хотелось сказать наглецу, но Пашино сдержался. Он понял, что дальнейший его путь не будет усыпан розами. И когда поездка в так называемую туземную часть Аллахабада ему была запрещена, Петр Иванович вспомнил своего старого знакомого. Далее через Канпур, Агру он прибыл в Дели. После некоторой передышки он через Амбаллу, Симлу, Амритсар прибывает в Лахор, где прожил около трех месяцев.

В начале января 1875 года Пашино получил разрешение пройти через Читрал в Туркестан до Ташкента, но вдруг это разрешение было отменено (опять пришлось вспомнить встречу с таинственным магометанином). А Петр Иванович уже нанял себе проводника — смышленого бухарца Хаджи Беграма, собрал немало сведений о пути следования. Путешественник не мог смириться с отказом и решил действовать без разрешения властей. Переодевшись в арабскую одежду, поехал поездом по намеченному пути.

Следили ли за ним или он сам допустил оплошность, но на одной железнодорожной станции Пашино был жестоко избит полицейским за попытку выпить стакан чаю в буфете первого класса и отправлен в полицейский участок. Пашино намекнули, что ходу ему не дадут. И он решил вернуться домой, в Россию.

В дневниках второго путешествия Пашино дает очень полное и интересное описание Бомбея, как города «туземного» и европейского одновременно — с музеем, памятником королеве Виктории, но тут же добавляет: «Храмов английских и католических не имел особого желания видеть, меня влекло совершенно в другую сторону».

Кстати, в Бомбее, в гостинице, где остановился Пашино, он вновь увидел человека, который преследовал его. Увидел вечером. А ночью, перед тем, как лечь в постель, привычно встряхнул одеяло, и из-под него комком выпала змея. Отведя левую руку в сторону, он правой ухватил ее за хвост и осторожно понес к выходу. Змея извивалась, шипела, но дотянуться до хвоста не могла — об этом прекрасно знал Пашино.

Утром был шум — известный Пашино незнакомец был укушен ядовитой змеей и отправлен в больницу. Оказывается, он расположился в соседнем номере, видимо, и к нему заползла змея...

Вообще, в своих путешествиях по Индии Пашино не раз встречался со змеями. И многое для себя усвоил, наблюдая, как обращаются со змеями дервиши. Никто из них не боялся змей. Пашино не раз видел, как дервиш иногда осторожно, а порой и грубо, отбрасывал посохом, а то и просто ногой, встретившуюся на его пути огромную, разъяренную чем-то, ядовитую змею. Казалось, на первый взгляд, он делал это непринужденно, но приглядываясь, Пашино понял, что это была целая наука — опыт поколений, тренировка. Как правило, дервиши прекрасно разбирались, с какой змеей и как нужно обращаться. Одну достаточно отбросить в сторону, перед другой, скажем, королевской коброй, стать на колени, потом уже стремительно ударить посохом или рукой в уязвимое место. Знали дервиши и как обращаться с хищниками — к каждому, в зависимости от времени года, состояния животного и многих других нюансов был особый подход. Главное же, чему научился еще в юности Пашино, — никогда не бояться никакого животного или насекомого. Клещи, скорпионы, фаланги, каракурты, которых немало в Индии, были близки к туркестанским, и это помогало путешественнику.

В Петербурге Пашино не задержался. Счастливое стечение обстоятельств позволило ему отправиться вскоре в кругосветное путешествие. Известный московский миллионер Хлудов отправлял своего непутевого, вечно пьяного сына в Филадельфию — побывать на Всемирной выставке. Пашино было предложено сопровождать его: ведь «по пути» за океан предполагалось «объехать весь мир».

В Италии Пашино встретился с Адамоли, адъютантом Джузеппе Гарибальди, с которым Петр Иванович познакомился еще в Ташкенте в 1870 году. И теперь, спустя пять лет, в Риме, Пашино попросил его устроить встречу со знаменитым героем Италии. И адъютант устроил эту встречу. Гарибальди жил в загородной вилле. Он принял Пашино на террасе, сидя в глубоком кресле, положив больную ногу на табурет. Беседа продолжалась около 30 минут. Очень тепло Гарибальди отозвался о четырех русских, сражавшихся в рядах его войска.

В Османской империи Пашино был первый раз по пути в Индию. Вот как пишет Петр Иванович о Турции того времени: «Страна роскошная, в изобилии одаренная природой: в ней есть и множество богатств царства ископаемого, не говоря уже о всем том видимом материальном богатстве, которым она могла бы за пояс заткнуть всякую державу, если бы находилась под лучшим правительством». Управлял тогда Турцией султан Абдул-Гамид...

О Бирманской империи по возвращении в Россию Пашино сделал сообщение в Русском Географическом обществе. В журнале общего собрания, в частности, писалось: «Последнее из прений заседания было посвящено описанию недавно совершенного членом-сотрудником П.И.Пашино путешествия по Бирманской империи. Изложив в общих чертах маршрут путешествия, г.Пашино остановился на некоторых подробностях, касающихся государственного и общественного устройства Бирмы, и рассказал в заключение несколько мелких случайностей путешествия».

В Сингапуре Пашино пробыл недолго, да к тому же и чувствовал тогда он себя неважно.
Затем путешественники прибыли в Китай. Часть пути в Пекин из Тяньцзина плыли на лодке по реке Байхэ.

С удивлением описывает Пашино способ орошения китайцами полей: они зачерпывали воду «в огромнейшие, сплетенные из соломы корзины и подбрасывали эту воду на уступы берега, откуда другая пара китайцев перечерпывала ее и бросала выше в водопроводную канаву для орошения своего поля. Видно, что здесь задельный труд ценится чрезвычайно дешево, — делал вывод Пашино, — так как до сих пор не придумано никаких приспособлений для орошения полей».

В Пекине Пашино поразили длинные, тянущиеся на многие километры торговые улицы, не похожие на уже виденные им ранее улицы других восточных городов. «Направо и налево повсюду развевались китайские надписи, прикрепленные на высоких шестах, изящно разукрашенных разноцветными фонариками. Чайные магазины играли, как мне показалось, последнюю роль. Большая же часть лавок была переполнена китайскими фарфоровыми и металлическими изделиями, причем не давалось разницы обыкновенному тазу и изящно отлитой бронзовой вазе. Самой простой работы фаянсовая посуда стояла рядом с превосходными фарфоровыми чашками изящного китайского фарфора».

Особенно поражали магазины шелковых тканей. Пашино восторгался расцветкой китайских шелков, говоря, что нигде в Европе нельзя встретить такого изящества и такого разнообразия узоров.

Из Китая направились в Японию. Побывали в Симоносеки («огромнейший и роскошнейший японский город», — пишет Пашино), Киото, Осаке, Иокогаме, Токио.

В своих записках Пашино не раз отмечал необыкновенную чистоту городов и деревень и присущее японскому народу чувство прекрасного. Он пишет: «По дороге в Осаку, почти все пространство мы ехали или возделанными полями, или изящными японскими деревушками, причем я заметил много элегантности даже в таких деревенских постройках, куда сбрасываются дрова и где делаются колеса». «Сколько требуется здесь терпенья и самого заботливого ухода, чтобы достичь подобного превращения!» — восторгался он, любуясь карликовыми деревьями.

Пашино писал, что, по его мнению, через 50 лет Японию нельзя будет отличить от европейских стран. В этом он не ошибся.
Об Америке Пашино писал скупо. Видимо, сыграло роль и то, что там средь бела дня его обокрали, что он провел ночь в американской тюрьме, — все это отложилось в памяти.

Вернувшись на родину, Петр Иванович снова думает о путешествиях. Он побывал еще во многих странах. В Эфиопии, например, проехал на страусах за три дня около 300 верст... Одним словом, продолжал прежнее существование.

Остается сказать, что Петр Иванович Пашино родился 5 февраля 1836 года и умер 3 сентября 1891 года. Умер всеми забытый и одинокий — в богадельне, куда был помещен с помощью друзей и знакомых.