Зеленый заслон Сахеля

Меня разбудила перекличка петухов в деревне за холмом. Прежде чем окончательно проснуться, я увидел ясный короткий сон — избы на берегу отливающей предрассветным серебром реки. В лицо дохнуло свежестью. Ветерок был не приснившийся, а настоящий. На мгновение повеяла пустыня прохладой, но этого было достаточно, чтобы продрогнуть.

 

 

Лунный серп висел над головой. Но по минувшим ночам, проведенным под открытым небом, я знал, что за рассветом дело не станет — вот-вот и взойдет солнце. Завозились, заверещали невидимые птицы, ночевавшие в ветвях одинокого баобаба. Восток посветлел, алым воздушным шаром вынырнуло солнце. Переход от ночи к дню у экватора мгновенен — рассвета и заката нет. Привыкнуть к этому нельзя.

Солнце поднялось высоко и было уже не алым, а белым, каким-то косматым. Зной разлился в недвижимом воздухе. Мимо нас, приветливо взмахнув руками, проследовала крестьянская семья — отец, мать и трое ребятишек. Как и взрослые, сыновья несли на плечах мотыги с отполированными до глянца рукоятками, утолщенными, словно дубинки, книзу. То был обиходный инвентарь — «колами», которым пользуются здесь изо дня в день. Смотришь на эту мотыгу с острой как бритва тяпкой на конце — и словно на машине времени переносишься... на века назад.

Любое путешествие по пустыне лишь на первый взгляд однообразно. Зато каждое изменение пейзажа живо отмечаешь. Высохшее корявое дерево с орлом на вершине — и пустыня. Белый одногорбый верблюд-дромадер, вытянув худую шею, ощипывает листочки с ветвей дерева — и пустыня вокруг. Коричневая гладь озерка, на берегу которого пасется стадо под присмотром пастуха в белоснежном одеянии, — и пески. Пески от края и до края. Вросший в землю остов автобуса — и та же безжизненная земля вокруг. При слове 4Африка» воображение невольно рисует картину тропических джунглей. И редко кто вспоминает пустыни. А их на этом континенте немало — и на севере материка, и в его центре, и на юге. О Сахаре знают все. Как, впрочем, и о Сахеле — огромном полупустынном пространстве, примыкающем к этой величайшей пустыне мира с юга. Здесь расположены такие крупные африканские страны, как Нигер, Верхняя Вольта, Сенегал, Мали, Судан, Чад.

В конце 60-х — начале 70-х годов на эту территорию обрушилась страшная засуха, которую потом назвали «Великой». За пять лет не выпало ни единой капли дождя. Погибло девяносто процентов скота. Миллионы людей были обречены на голод.

Минуло десять лет. Что же изменилось в странах сахельского региона за это время? Как они преодолевают последствия страшной засухи? Пустыня — «шагреневая кожа» наоборот: ее пространство медленно и неуклонно расширяется. Этот процесс связан прежде всего с неумеренной хозяйственной деятельностью человека в климатических сухих (аридных) районах земного шара, где природа весьма уязвима. Причин опустынивания немало. Это и неумеренный выпас скота, когда предельная нагрузка на пастбище приводит к деградации растительного покрова, и эрозия почвы. Это и хищническая вырубка деревьев и кустарников на топливо вблизи жилья, что приводит в движение пески, засыпающие поля и деревни.

Сегодня в мире, по данным специалистов Программы ООН по окружающей среде — ЮНЕП, — Сахара, например, «растет» на полтора миллиона квадратных километров в год. И эти участки начинают смыкаться с обычной пустыней.

Борьба с опустыниванием — одно из основных направлений международного сотрудничества в области охраны природы планеты.
Советский опыт закрепления барханов в Каракумах, посадки саксауловых лесов, улучшения пустынных пастбищ путем высева различных трав, мелиорации засоленных почв лег в основу «Проекта СССР — ЮНЕП по проблеме опустынивания». Четыре года назад в Туркмении во время XIV сессии Международного союза охраны природы его участники посетили биосферный песчано-пустынный заповедник Репетек в самом центре Каракумов, ознакомились с работой лесоводов в пустыне.

Колодец под баобабом

...Снова полосатый шлагбаум перегородил шоссе. Префектура Доссо. Из-под камышового навеса выходит коренастый малый в малиновом берете, военной форме, с кобурой на бедре. Проверка документов — обязательная формальность на границе каждой префектуры. О нашем прибытии кордон предупрежден заранее.

Сворачиваем с шоссе на проселок, и вскоре останавливаемся у круглых глинобитных хижин-баукки, укрывшихся в тени баобабов. Деревня называется Кукуаки, что так и переводится — «баобаб». Каждый домишко под конической соломенной крышей поднят на валуны, чтобы ветер гулял под полом и в жилище не было так жарко. Внешне баукки — нечто среднее между избушкой на курьих ножках и индейским вигвамом. За забором из тростника женщины в окружении ребятишек дробят в больших деревянных ступах зерно. Мельком взглянули на нас, не отрываясь от дела. Зато мужское население деревни берет нас в плотное кольцо.

Гурьбой подходим к новому колодцу — гордости селян. В жерле, далеко внизу, на сорокаметровой глубине, плещется осколок неба. Гулко падают капли с поднимаемой бадьи. Вода хоть и теплая, даже горячая, но прозрачная, приятная на вкус. С тех пор как государство построило колодец, в деревне есть где напоить скот, да и в быту большое облегчение. Ежегодно в Нигере сооружают до двухсот колодцев. И каждый раз это праздничное событие: слишком большого труда стоит разведать в пустыне водоносные горизонты.

Худощавый, в белой праздничной одежде по случаю приезда гостей, глава субпрефектуры Догодучи — Мохаммед Кайулу приглашает нас посетить строительство колодца близ деревни Баводилдан.

В распоряжении техника Алассана Доду четверо рабочих. Небольшой дизель с лебедкой для подъема вынутого грунта — вот и вся механизация. Строители дошли до отметки «44 метра» за семьдесят дней. На дне будущего колодца начала сочиться вода.

— Скоро закончим, — говорит Алассан, загребая из бадьи горсть мокрого песка, и прикладывается к нему щекой. — Завтра бетонируем последнее кольцо. Думаю, что через несколько лет у каждой нигерской деревни будет собственный колодец. Чистая вода...

Лесная контратака

Караван верблюдов, навьюченных аккуратными вязанками хвороста. Женщины, несущие на головах охапки сучьев. Дымы очагов у хижин. У каждой хижины. Топливо — следующая после воды проблема нигерской деревни. Достать дрова в пустыне— дело нешуточное. А человек так уж устроен — брать в первую очередь то, что под боком. Зачем идти куда-то, если рядом с домом растет кустарник, одинокие деревья? Постепенно сахельские крестьяне вырубили в округе все, чем можно топить. Так было испокон веков, а привычки менять в этих местах не очень принято. И в результате не из чего стало смастерить даже рукоять для мотыги, не говоря уже о строительных материалах.

Долина реки Нигер пока не утратила своего зеленого наряда. Веерные пальмы, баобабы, непроходимые колючие заросли. Стоит отъехать в сторону, и деревья редеют. Перед глазами — пустынное пространство. И вдруг въезжаешь в самый настоящий лес! Конечно, это не бор в нашем обычном понимании. Но все-таки стройные ряды молодых деревьев тянутся к белому,

Директор управления лесного хозяйства республики Нигер — Ибрагим Найяда, молодой человек в ладно сидящем фирменном кителе с охотничьим рогом на металлических пуговицах, ждал нас в этом лесу.

— Товарищ, пожалуйста! — Это, очевидно, единственные русские слова, которые он знает. Но для взаимопонимания многого не надо, если есть о чем потолковать. Оба мы примерно на одинаковом уровне знаем английский, так что объясниться не составляет труда.

Площадь лесов в республике Нигер — четырнадцать миллионов гектаров. На шесть миллионов людей этого явно недостаточно. Естественные заросли состоят в основном из песчаных акаций. Но сейчас стали высаживать быстрорастущие австралийские эвкалипты и индийское дерево ним, легко противостоящее засухе. Ежегодно в питомниках по международным программам выращиваются миллионы саженцев. Затем их передают для озеленения населенных пунктов и посадки полезащитных лесополос. Выращивают и деревья с ««деловой древесиной», годные для производства стройматериалов.

Крупный эвкалиптовый питомник расположен в двадцати километрах от Ниамея в Намард-Гунгу. К корням деревьев подведены черные полиэтиленовые трубки, по которым подается из Нигера вода для орошения. Частота посадки однолетних деревцев, выращиваемых из семян в пластиковых мешочках, заполненных смесью песка и удобрений,— тысяча двести штук на гектар. Общая площадь питомника — сто пять гектаров. Через три года эвкалипты, вымахавшие до двухметровой высоты, со стволами сантиметров по двенадцать в толщину, срубают и используют как строительный материал.

Найяда любовно поглаживает шершавый ствол,
— Мы работаем по международному проекту «Лес». И в общем, опыт удался, можно его распространять. Годовой прирост древесины на гектар — одиннадцать кубометров. Спокойно можно вырубать десятую часть. К тому же в пустыне совершенно отсутствуют вредители и хранить древесину очень просто.

Крепкие деревца образовали коридоры, пронизанные прохладным зеленым светом — так густа их листва.
— Наша главная цель — создать в пустыне экологические системы, пригодные для жизни людей. Чтобы система стала таковой, мы заселяем заросли дикими животными, — говорит Ибрагим Найяда. — Посаженные леса уже останавливают продвижение песков, встают на пути ветров. Улучшилось плодородие почвы, задерживается на полях влага.

Возвращение утраченного

Есть такой научный термин — «гуманизация окружающей среды». Это означает, что усилиями людей природе возвращаются утраченные ею качества. Люди должны в конце концов уяснить, что вести хозяйство надо не в ущерб естественным богатствам земли. Сегодня это понимают не только ученые-экологи, но и люди, обрабатывающие тяжким трудом эту суровую, иссохшую землю.

Вот такой участок озелененной пустыни, преобразованный усилиями жителей деревни Чарадуми, открылся перед нами в долине высыхающей летом реки Буза. Наши машины взлетели на холм, такой же серо-желтый, как все вокруг, и вдруг открылись поля, разгороженные зелеными стенами, — аллеями деревьев. Доносилось пение птиц. А сама деревня утопала в зелени.

Авторы международного проекта учили местных крестьян сажать деревья на песке. Отчаявшиеся, перенесшие страшную засуху люди сначала не верили в удачу. Но вот результат, а он стоит больше, чем годы пропаганды.

Нимы, чудо-деревья, привезенные из Индии, вымахали за это время на восьмиметровую высоту. Между аллеями зеленеют поля проса — основной зерновой культуры, возделываемой в Сахеле. Урожайность на защищенных лесополосами полях вдвое больше, чем на пространствах, открытых суховеям. А всего здесь высажено шестьдесят километров лесозащитных полос.

Белые птицы размером с курицу, но на длинных ногах и с длинными клювами бродят по песку среди редких деревьев рядом с пасущимся скотом. Отдыхают на деревьях стервятники с разинутыми от жары клювами. Белые птицы нисколько их не боятся, они заняты делом: ловят спугиваемых стадом насекомых.

Главная цель всех этих международных проектов — добиться, чтобы страны Сахеля смогли сами себя обеспечивать продовольствием к 2000 году. Для этого нужно восстановить — и не нарушать впредь — природное равновесие. И если вдруг засуха повторится, ей надо уметь противостоять. Ученые ведут поиски эффективного метода контроля над засухой.

...На реке Маджа два года назад сооружена с международной помощью плотина Мозаге. В образовавшемся водохранилище в весенний период дождей собирается тридцать пять тысяч кубометров воды. От водохранилища берут начало семь каналов. Влагой пользуются двадцать пять тысяч крестьян. Создание водохранилища позволяет собирать по два урожая в год проса-сорго, хлопчатника. Здесь, в сердце Сахеля, где каждая капля воды на вес золота!

К сожалению, масштабы опустынивания значительно превосходят фронт борьбы с этим нежелательным экологическим процессом. Проводимые же мероприятия — посадка лесов, закрепление песков, рытье колодцев — локальны, а подчас эпизодичны. Основная причина — слаборазвитость стран Сахельского пояса, правительства которых вынуждены принимать помощь различных международных организаций и западных государств. Но эта помощь носит скорее характер благотворительности. Финансовое «донорство» не позволяет проводить в Сахеле широкой борьбы с опустыниванием.

И все же то, что предпринимают сегодня в Сахеле, приносит плоды. В буквальном и переносном смысле. Но работы остается — непочатый край.