Александр Македонский. Борьба за гегемонию в Греции

Филипп явился миру как великий маг и волшебник. Перед ним в конце концов склонились и Балканы и Греция, и тот факт, что этот могучий царь был убит одним из представителей знати, произвел на всех большое впечатление. К тому же его преемником стал двадцатилетний юноша, трон которого, казалось, шатался. У всех народов, побежденных Филиппом, появился немалый соблазн сбросить господство и опеку македонян. На Балканах серьезных беспорядков не возникло благодаря тому, что Лангар, князь агриан, остался верным Александру.

 

 

Совсем иначе обстояло дело в Греции. Гегемония Филиппа держалась на трех столпах: его личном авторитете, победах македонского оружия и доверии сторонников. Но царь умер, а уроки тирании были забыты. Правда, в Греции оставались еще сторонники Македонии, но, потрясенные трагической судьбой царя, они были запуганы и малодушны. Во многих городах снова подняли головы патриоты полисной системы. При известии о смерти Филиппа Демосфен надел праздничное платье и произнес речь, где назвал нового царя дурачком. В Афинах царило праздничное настроение; вскоре начались переговоры с Атталом и Персией. Фивы и Амбракия выступили против македонских гарнизонов. Большинство крупных греческих полисов отказались признать Александра. Греки снова обрели характерную для них особенность — радоваться раньше времени, поддаваться минутному настроению и строить неосуществимые планы. Они напрочь забыли о могучей армии своего великого соседа, об опытных македонских полководцах Антипатре и Парменионе и даже не подозревали, какую силу таит в себе новый правитель.
Александр твердой рукой повел за собой страну. Армия и народ почувствовали его железную волю. Те, кто мечтал сохранить великое наследие Филиппа, увидели, что оно попало в надежные руки. Всю энергию Александр направил на укрепление и вооружение армии, на то, чтобы добром и благодеяниями завоевать сердца македонян. Несмотря на окружающие опасности, первые недели правления Александра были самыми счастливыми, ибо, как никогда прежде, царь был связан со своим народом.
Поскольку на Балканах было спокойно и Парменион в Азии сохранял верность Александру, под угрозой оставалась только гегемония в Греции. Прощаясь с послами, присутствовавшими на трагически завершившемся празднике в Эгах, Александр объявил им, что клятвы, произнесенные в Коринфе, относятся не только к Филиппу, но и к его преемнику на македонском троне. Тем самым он подчеркнул, что в силу наследственного права считает себя законным гегемоном эллинов. Когда из Греции одна за другой стали приходить дурные вести, Александр понял: главное — предотвратить создание против него общегреческого оборонительного союза. Он неожиданно прорвался со своей армией по труднодоступным тропам в Фессалию и, даже не пустив в ход оружия, добился того, что его избрали пожизненным стратегом. Вскоре он дошел до Фермопил и был признан амфиктионами. Так же быстро, перейдя горы, он встал лагерем перед Фивами и послал ультиматум Афинам. Испуганные греческие города старались превзойти друг друга в выражении верноподданнических чувств и уверяли царя в своей лояльности. Добившись победы без боя, Александр, в свою очередь, не скупился на доказательства своего расположения. Он тут же собрал синедрион в Коринфе. Как и во времена Филиппа, туда съехались представители всех городов, за исключением спартанцев. Без всякого сопротивления Александр был признан гегемоном эллинов. Его, как и Филиппа, назначили стратегом-автократором в войне против Персии. Предполагалось, что Александр возглавит греков в этом походе. После того как все было решено, царь приказал начать подготовку к выступлению и, увенчанный лаврами успеха, достигнутого миром, вернулся в Македонию.
С точки зрения стратегии этот поход демонстрирует типичную черту военного искусства Александра — двойную внезапность. Дело не только во внезапности его появления в Греции, но и в выборе самого неожиданного, считавшегося почти невозможным пути для вторжения. Таким способом Александр добивался деморализации противника и подавлял всякое сопротивление. Действия его были столь успешны, что ни Фессалия, ни Фивы даже не пытались выступить против него.
Но как ни стремился Александр к новым подвигам, как ни хотел поскорее начать решающую войну против Персии, двинуться в поход, не обеспечив себе тыла, он не мог. Иллирийцы на северо-западе снова готовились к войне, трибаллы на Дунае после последней войны с Филиппом стали надежнее, но кельты, переселившиеся на юго-восток, угрожали всем племенам в области Дуная и Балкан. Царь, который ставил перед собой большие цели в Персии, считал, что сначала надо продвинуть вперед границы в Европе и тем самым продемонстрировать в пограничных областях мощь македонского оружия.
Итак, наступающий 335 г. до н. э. должен был привести к окончательному подчинению трибаллов и разгрому иллирийцев. Александр тщательно подготовился к походу, собрал сильное войско и послал на Дунай эскадру для поддержки военных действий пехоты. Македоняне выступили из Амфиполя весной и, пройдя быстрым маршем вдоль Родопских гор, подошли к подножию Балкан. Сломив сильное сопротивление врага, они перешли через горы, разбили трибаллов и достигли Дуная. Правда, высадка на остров, где скрывался один из вождей трибаллов, не удалась, но Александр достиг своей цели другим, более удачным способом. Здесь мы впервые сталкиваемся с потосом Александра, с его стремлением к необычным действиям в духе Аристотелева аретэ. Когда такой потос охватывает творческую личность, подобную Александру, то у нее появляются гениальное прозрение и интуиция.
Александра охватил азарт, и он решил форсировать Дунай. Внезапный маневр должен был потрясти и ошарашить противника. За ночь, использовав все подручные плавучие средства — надувные мешки, челны и долбленки, он переправил через огромную реку часть своего войска. Внезапно, подобно молнии, нанес он удар перепуганным трибаллам, показав северянам боевую мощь победоносной македонской армии. Этот бой был, пожалуй, сходен с действиями Цезаря по ту сторону Рейна и в Британии. Александр принес жертвы своим божественным предкам — великому Зевсу и Гераклу. К Гераклу царь обращался еще в Фессалии, когда претендовал на власть в этой стране. Теперь источники впервые упоминают о Геракле как помощнике Александра, и с этого времени царь не только приносит ему жертвы, но и стремится уподобиться ему в своих подвигах.
Напуганные внезапной атакой Александра, трибаллы сразу же сдались и подчинились царю. Теперь господство македонян распространилось вплоть до Дуная. Цель, поставленная в этой войне, была достигнута: без боев Александр прошел по территории современной Болгарии, между Балканами и Дунаем, до того места, где теперь расположена София, а затем вторгся в район верхнего .или по крайней мере среднего Аксия (Вардара). Его подгоняли события: иллирийцы образовали сильную коалицию и захватили пограничную крепость Пелион.
Молодой царь проник в долины, с целью отвоевать потерянные земли. Однако иллирийцы удерживали все окрестные вершины, а македоняне, запертые между горами и вражеским войском, начали ощущать недостаток продовольствия. С большим трудом, только благодаря быстроте и ловкости маневра Александру удалось вырваться из окружения. Когда иллирийцы были уже уверены в своем успехе, Александр улучил момент, и, поднявшись ночью в горы, внезапно напал на них, разбил и преследовал по горам и долинам до родных мест. Так победоносно закончился иллирийский поход Александра,
За те несколько месяцев, в течение которых длился поход, юноша доказал, что обладает блестящим талантом полководца и способностью к гениальным импровизациям. Мастерство, с каким он форсировал реки и горы, необыкновенное искусство во всех видах горной войны, быстрота решений, выбор выгодного момента, наконец, что особенно важно, умение психологически деморализовать врага — все это давало ему возможность творить истинные чудеса. Сын превзошел отца в умении использования созданной последним македонской армии. Этот юноша, которому только что исполнился двадцать один год, показал, что самостоятельно может выпутываться из самых трудных ситуаций и обходиться без помощи опытных полководцев — оставленного в Македонии Антипатра и находившегося в Малой Азии Пармениона.
Пока Александр торжествовал победу над иллирийцами, пришла страшная весть: восстала Греция, вступив в союз с персами. Менее года назад греки, правда весьма неохотно, подчинились решительным и быстрым на расправу македонянам. Чем же объяснить их мятеж? Несомненно, это было связано с приходом к власти Дария III (336 г. до н. э.). Новый царь сразу понял ту опасность, которую представлял для него Александр, и выступил против Македонии. Этот дальнозоркий политик преследовал две цели: изгнать македонские войска из Малой Азии и склонить на свою сторону греков с материка. Если власть Александра ограничится балканскими владениями, а в тылу у пего будут враждебные эллины, ему, несомненно, придется отказаться от войны на Востоке.
Первая часть этого плана удалась. Опытный Мемнон все решительнее теснил македонян в Малой Азии и в конце концов изгнал их. Эти успехи были прекрасным подкреплением той пропаганды, которую персы вели в Греции. В своем послании Великий царь обратился ко всем грекам, обещая им финансовую поддержку за сопротивление македонскому войску и помощь в их борьбе за свободу. Возможно, именно в этом послании персидский царь хвалился своим участием в заговоре против Филиппа и связью с его убийцами.
Не стоит удивляться тому, что мощный ветер с Востока раздул затаенный жар греческого национализма. Правда, государства, входившие в Коринфский союз, боялись идти на открытое нарушение договора и отказались от денежной помощи Персии. Тем не менее старая ненависть обрела новую пищу в обещаниях персов. Больше всех волновались Фивы, которым пришлось немало претерпеть от македонской оккупации, и Афины, где Демосфен продолжал агитацию против Македонии и даже решился на собственный страх и риск принять для борьбы за свободу персидское золото.
Положение было весьма напряженным, чем и объясняются те неслыханные события, которые затем последовали. Александр в это время сражался на Балканах и был. окружен иллирийцами. Среди греков распространились слухи, что царь и его войско погибли. Желаемое принимали за действительное, и у патриотов уже не хватало терпения ждать подтверждения радостной вести. Поверили они па самом деле или же это была пропагандистская ложь во имя цели, по они объявили во всеуслышание, что Александр мертв. Именно Демосфен первый разнес эту весть; более того, он даже откуда-то раздобыл очевидца катастрофы.
Ему поверили, и даже самые умеренные считали теперь, что положение в корне изменилось, так как клятву верности союзники принесли только Филиппу, Александру и его законным наследникам. Но наследника Александра еще не успели назвать. Да с подобным обязательством можно было и не считаться. Весь статус гегемонии основывался в конечном счете на личности Филиппа, в крайнем случае — Александра. После смерти отца и сына притязания Македонии уже ничем нельзя было оправдать. Другому царю, пришедшему к власти в Пелле, они не были обязаны повиноваться. Характерно, что даже придерживавшийся умеренных взглядов оратор Ликург выступил против Македонии. Фивы также восстали и окружили находившийся в крепости македонский гарнизон. Демосфен воспользовался персидским золотом, чтобы довершить вооружение армии. Афины отправили официальное посольство к Великому царю, пелопоннесские государства двинули свои войска к Истму. Когда Аптипатр узнал о восстании, он тотчас отправил послов в Элладу, чтобы предостеречь союзников от необдуманных шагов; одновременно нарочный был отправлен и к Александру.
Мятеж грозил разрушить все надежды Александра на великую войну с персами, более того, па его стремление занять ведущее положение в мире. Если Александру придется ограничиться только Македонией, то его власть будет не больше власти любого варварского владыки. Только соединение македонской короны с гегемонией в Элладе придавало его действиям истинное величие. Ведь Александр не был еще тем всепобеждающим героем, которым стал впоследствии. Лишь завоевав мир, мог он пренебречь своей ролью гегемона.
Как и год назад, царь надеялся, что одно его появление удержит греков от открытой враждебности. В двух следовавших друг за другом военных походах его армия предельно устала, но Александр все же сумел поднять дух воинов и заставить их двигаться форсированным маршем. Они шли «не останавливаясь» и в течение двух недель ежедневно проходили по 30 километров. Войско шло быстрее, чем поступали известия о его приближении. Внезапно оно оказалось в сердце Греции, под стенами мятежных Фив.
Царь рассчитывал, что его молниеносное появление образумит греков. Он хотел победить без оружия, не желая пятнать репутацию гегемонии кровопролитиями и насилиями. По-видимому, он учитывал тот факт, что эллинов обманули ложные слухи. И в самом деле, пелопоннесцы сразу же прекратили враждебные действия, да и Афины повели себя выжидательно. Таким образом, фиванцы оказались без той поддержки, па которую надеялись. Даже наоборот: фокидцы и жители маленьких городов Беотии, подобно жадным волкам, устремились к Фивам, чтобы насладиться мщением и рассчитаться с угнетавшим их государством. На этот раз они исполнили свои союзнические обязательства с большей для себя выгодой. С их помощью Александр сумел созвать нечто вроде чрезвычайной сессии совета Коринфского союза и действовал как бы по воле союзников.
Но упрямые фиванцы не уступали. Они помнили о своем успешном сопротивлении Спарте и о былом союзе с персами. При этом они не хотели вспоминать, как их осуждали потом за разрушение Платой и Орхомена и особенно за то, что они предложили тогда разрушить и Афины.
Александру не оставалось ничего другого, как решить спор силой оружия. Он максимально приблизился к запертому в крепости македонскому гарнизону. От осажденных его отделяли только укрепления. Если бы удалось прорвать их, он соединился бы с осажденными македонянами. Александр все еще колебался, вызывая этим недовольство как греческих союзников, так и наиболее честолюбивых македонских военачальников. Когда один из них, Пердикка, решил, что момент благоприятствует нападению, он дал знать своему войску, не дожидаясь приказа юного царя. Этот смелый поступок вначале принес Пердикке успех, но при продвижении его войско попало в клещи, а затем и вовсе было оттеснено за пределы укреплений в открытое поле.
Между тем Александр подвел свою армию к месту боя и поддержал наступление Пердикки только легковооруженными воинами. Тяжелую пехоту он не ввел в дело. Когда воины Пердикки бросились назад, а торжествующие фиванцы перешли в наступление и даже открыли ворота, чтобы преследовать отступающих, царь понял, что пробил его час. Он ввел в бой все свои силы, оттеснил врага к воротам Фив, и вслед за бегущими фиванцами вошел в город. Между тем не участвовавшие в преследовании македоняне поднялись на незащищенные стены и тоже ворвались в город. Улицы, площади и дома превратились в поля сражения. Началась страшная резня отчаянно защищавшихся фиванцев. Больше всех зверствовали греческие союзники Александра, не щадя ни женщин, ни детей. 6 000 человек пали жертвой этого побоища. Затем Александр приказал прекратить бессмысленную бойню.
Как и раньше, царь делал вид, что военные действия ведутся по решению союзного совета, и предоставил синедриону вынести решение о судьбе Фив. Сами греки произнесли жестокий приговор: жителей продать в рабство, город разрушить до основания, а землю разделить между соседями. В крепости должен был остаться македонский гарнизон. Этот приговор не коснулся только дома и потомства великого Пиндара, а также македонских ксенов.
Конечно, Фивы нарушили устав Союза. Их союз с Персией был величайшим предательством. Однако наказание превысило меру справедливости. Оно коснулось не только Фив, но и всей Эллады, а в конечном счете и самого Коринфского союза. Александру едва ли следовало радоваться своему превзошедшему все ожидания военному успеху. Пусть греки, скованные ужасом, прекратили всякое сопротивление, а царь простил остальные греческие государства и даже отказался от преследования афинских подстрекателей; какое все это имело значение, если гегемон Союза стал теперь для греков символом смерти? Правда, Союз, как таковой, продолжал существовать, по все надежды, которые возлагали на него Филипп и Александр, были теперь потеряны. Хотя на следующий год союзники и отправились с Александром в поход против персов, но доверять их контингентам теперь уже не приходилось. Они стали просто заложниками, дабы предотвратить новые мятежи. Да и сам Александр хорошо понимал, что он больше уже не мил эллинам. Может быть, именно поэтому он особенно много говорил о панэллинском характере Персидского похода. Когда впоследствии Александр встречал рассеявшихся по миру фиванцев, он был с ними особенно милостив. Однако вызвать прежнее воодушевление греков было уже невозможно, скорее этого можно было ожидать от бывших греческих наемников на персидской службе.
Победоносный год не принес желаемого успеха. Армии Александра удалось победить трех противников подряд на далеких друг от друга театрах военных действий. Но моральная победа была достигнута только на Балканах. Там варвары всячески стремились завоевать дружбу и милость Александра. Трибаллы и иллирийцы охотно шли в его войско, и даже воинственные кельты отказались от своих опасных планов. Казалось, унаследованное царем Балканское царство удалось укрепить. Труднее было утверждать то же о гегемонии в Союзе. Наоборот, отношения с эллинами стали более напряженными, чем раньше.
Статья получена: www.world-history.ru