На протяжении многих тысячелетий татуировка была одним из способов «опознавания» человека. У одних народов она служила знаком, информирующим о социальном статусе и достоинствах владельца, у других использовалась в качестве наказания. В наше время почти забытое искусство тату вновь оказалось на гребне моды.
Девушкам племени мекео (Папуа — Новая Гвинея) по достижении половой зрелости делают татуировку во время обряда «перехода» |
Археологические исследования свидетельствуют о том, что искусство татуировки, то есть создание узоров путем введения красителя под кожу, известно людям с глубокой древности. Такие знаки обнаружены на теле Отци, человека бронзового века, одинокого путника, замерзшего в альпийских горах около 5 300 лет назад и найденного альпинистами в 1991 году.
У Отци было 58 наколок в виде отдельных точек и коротких линий.
Татуированные мумии возрастом от четырех до двух с половиной тысяч лет известны также из захоронений в пустыне Такла-Макан на западе Китая. Здесь на лицах усопших проступают красные полосы и орнаменты из полуспиралей. Но самые сенсационные факты были добыты на Алтае, где в V–III веках до н. э. кочевали племена пазырыкской культуры, родственной скифам. В 1948 году при раскопах одного из курганов ленинградский ученый Сергей Руденко нашел богато татуированную мумию вождя, которая хранится теперь в Государственном Эрмитаже. Позднее, в 1990-е годы, новосибирские археологи Наталья Полосьмак и Вячеслав Молодин обнаружили мумии с татуировками в курганах того же времени на плато Укок в Горном Алтае. Фотографии рисунков на теле одной из мумий, прозванной позже принцессой Укока, обошли издания многих стран. Примечательно, что «звериные» узоры на коже пазырыкцев — кошачьи хищники, копытные животные или фантастические грифоны — повторялись. Они украшали не только тела, но и одежду, утварь, оружие, служа, как полагают исследователи, сакральным письмом или тщательно сохраняемым языком предков.
Женщина племени каян с острова Борнео. Специальные узоры ей нанесли еще до замужества для обозначения социального положения или в лечебных целях |
Татуировку предпочитали светлокожие народности. И это понятно: ведь на темном теле темный же узор попросту незаметен, поэтому жители, к примеру, Африки и Океании вместо наколок часто украшали себя глубокими шрамами и рубцами.
Простейшим инструментом для татуирования могло служить острие колючки, но для создания сложных рисунков нужны были особые приспособления. Так, в древности по всей Полинезии применяли маленькую «кирку» с костяным зубчатым клинком. Мастер намечал на коже рисунок и вводил туда пигмент при помощи кирки, ударяя по ней палочкой. А в Новой Зеландии использовали нечто вроде скальпеля с прямым режущим лезвием (операция с ним, по всей видимости, должна быть особенно болезненной). Красители втирали рукой по свеженаколотому месту или работали уже окрашенным инструментом, погружая его в раствор. Иногда использовали устройство наподобие чернильной ручки. В ходу был угольный порошок, разведенный в воде, сажа, позже — порох. Для получения цветных узоров годилась киноварь. Площадь и глубина проникновения татуировки целиком зависели от местных традиций. Например, в Японии, Новой Зеландии, на Формозе или Маркизских островах «живопись» покрывала значительную часть поверхности тела. А, скажем, у южноамериканских индейцев-таулипангов девушкам, достигшим половой зрелости, было принято наносить знаки своего племени лишь в углах рта.
Сейчас «растительная» татуировка малайзийских воинов, некогда охотников за головами, повествует об их путешествиях и приключениях |
Неизгладимые знаки нужны человеку не только для полноценной жизни на земле, но и для того, чтобы однажды он мог навсегда отправиться в мир теней. Тот, кто не будет иметь знаков на теле, не подготовлен к загробному существованию. Так, в племени каян с острова Борнео верили, что татуировка служит светящимся факелом для души, отправляющейся к месту вечного пребывания в мир умерших. В новозеландском сказании о вожде Матаоре тату становится священным даром, который главный герой приносит из путешествия в потусторонний мир. В целом в мифологии народов мира присутствует некое общее убеждение, что человеческое тело — это основа мироздания, та матрица, которая порождает организацию мирового порядка. Внося необратимые изменения в свой облик, в том числе нанося татуировки, люди верили, что они меняют собственную природу.
В Юго-Восточной Азии выпускников буддийских монастырей разрисовывают изображениями зверей и магическими знаками |
Европейцев познакомил с татуировкой капитан Джеймс Кук после посещения острова Таити в 1769 году, где он впервые увидел людей с несмываемыми узорами на теле. Сами таитяне называли их tatau, что значит «наносить раны». С тех пор термин перешел в западные языки, почти не изменившись. А вот назначение искусства стало иным. Христианский мир перенял у древних греков и римлян негативное отношение к тату как к позорному клейму. Наколки стали уделом немногих маргиналов, уголовников или отдельных профессиональных групп, например моряков. Такая ситуация сохранялась вплоть до конца прошлого века, когда мода на татуировки охватила самые разные слои западного общества.
Лицо девушки племени юлик с Аляски украшено традиционными женскими символами, выражающими желание иметь детей |
Современная татуировка — чаще всего некий рисунок сродни картине, это — самовыражение художника на необычном материале. В мире существует большое количество профессиональных объединений мастеров татуировки, усилиями которых проводятся выставки тату и даже создаются музеи. Кардинально изменилась и техника нанесения рисунков. В 1891 году американец Самуэль Орейли изобрел татуировочную машинку основанную на роторном устройстве, запатентованном Томасом Эдисоном. Машинка Орейли значительно ускоряла работу и делала процедуру менее болезненной. В то же время в Англии был изобретен аппарат, приводимый в действие индукционными катушками. Сейчас индукционная машинка — основной инструмент мастеров. Разнообразие красителей позволяет делать татуировки многоцветными, светящимися в темноте, в ультрафиолете, невидимыми со временем. Кстати, body-art — временные рисунки на теле, наносимые хной, акриловыми красками, гуашью, татуировкой не считаются, поскольку не предполагают механического повреждения кожи, они легко смываются или исчезают через несколько недель. Настоящую татуировку можно свести только операционным путем: с помощью лазерной шлифовки, микропилинга или хирургического удаления участка кожи.
С начала 1990-х годов журналисты, а вслед за ними и социологи обратили внимание на явление, вскоре названное «Ренессансом татуировок». Имелось в виду не только увеличение числа людей с татуировками, но и приобщение к этой традиции новых социальных групп — людей среднего класса, подростков, женщин.
Вдобавок к наколкам современные европейцы и американцы позаимствовали у традиционных народов шрамирование, клеймение раскаленным металлом, пирсинг, подкожные имплантаты из металла и других материалов (после вживления они выступают на теле объемными фигурами), растяжение мочек уха. Ритуалы и эстетика коренных народов Африки, Индии, Америки и Полинезии, попав на благодатную почву, тут же слились с урбанистической техно-кожано-латексной субкультурой. Позже к этой смеси добавились любители перформанса, панки (которые всегда интересовались этническим стилем), новые феминистки (всесторонне исследующие, каким ограничениям подвергается женское тело в патриархальном обществе). Типичный «современный варвар» с наколкой, каким рисуют его американские социологи, — это белокожий субъект, получивший высшее образование, представитель среднего класса, часто гомосексуальный, сторонник идеологии New Age с четкими политическими пристрастиями. И вот уже специалисты обсуждают «культурную политику модификаций человеческого тела». Неудивительно, что эти «модификации» оказались созвучны некоторым идеям научной фантастики ХХ века о создании на основе живых организмов биомеханических существ.
При всей изученности истории вопроса остается совершенно неясным, что же лежит в основе сегодняшней тяги к татуировкам. Может быть, это подсознательный ответ благополучных жителей современных городов, противопоставляющих себя «сытым ценностям» индустриального мира? А может быть, архаическое мышление не покинуло нас безвозвратно и готово вернуться?