Сакаджавеа (по следам знаменитой индеанки)

... Она не рассчитывала на признание потомков. Вела себя, как подсказывали вера и воспитание. И оказалась причастной к подвигу, вошла в легенду. Все это до сих пор поражает воображение — молодость страны совпала и с юностью женщины, почти подростка, которая с сыном на руках упорно пробивалась с экспедицией через дикие, необжитые края.

 

 

Сакаджавеа... Она оказалась единственной женщиной в той экспедиции.

Один из авторов публикуемого ниже очерка, побывав на северо-западе США, долго стоял перед памятником Сакаджавеа и смотрел на эту удивительную женщину — с длинными черными косами, в облегающем платье, с младенцем за спиной. И думал о том, как все это начиналось...

Эти события произошли на Дальнем, или Диком, Западе. Покоряя неведомые тогда земли, люди, творившие славу и величие Америки, находились, образно говоря, в 50 милях от воды, в ста — от топлива, в тысяче — от бога и в трех футах— от ада...

Экспедиция 1804 года была организована по приказу самого президента Соединенных Штатов Томаса Джефферсона. Для этого важного дела он не пожалел даже расстаться со своим способным личным секретарем Мэриуотером Льюисом. Задача ставилась не простая — не только обследовать северо-западные области, но и установить их связи с Тихим океаном.

Кандидатура руководителя экспедиции была подобрана удачно: кому, как не президенту, знать своих людей. Армейский офицер Льюис прошел специальную научную стажировку. Помощником он взял товарища по военной службе капитана Уильяма Кларка. А у того была за спиной серьезная подготовка в армейской разведке. К тому же Кларк неплохо рисовал. Это владение карандашом закрепило за ним и репутацию искусного топографа. Они неплохо владели пером и вели обстоятельные дневники, надеясь напомнить о себе потомкам, если те забудут об их первопроходстве.

Начальнику предоставлялась свобода в выборе маршрута — главное, чтобы была достигнута поставленная цель — пробиться через Скалистые горы к океану. Президент не пожалел средств — экспедицию снарядили многочисленную и хорошо вооруженную.

Поначалу все шло гладко: плыли на пирогах по притоку Миссисипи — Миссури, и хотя те земли были еще «белым пятном», путешественникам помогала сама природа — равнина казалась одним из самых прекрасных мест на свете. Но потом начались трудности. Приходилось оставлять весла, тянуть лодки бечевой, волоком, идти вброд, по болотной грязи, под обвалами берегов. До исступления доводили зеленоголовые слепни и оводы.

Однажды разразившийся в прерии пожар чуть не стал причиной гибели Льюиса и Кларка: огонь пронесся с величайшей скоростью. Не все успели броситься в реку. Многие получили ожоги, двое индейцев сгорели. Чуть было не погиб мальчик-индеец, но, к счастью, на него успели накинуть невыделанную шкуру бизона сырой стороной наружу и тем предотвратили ужасную смерть (случай этот был описан впоследствии Фенимором Купером в одном из его романов).

Пройдя предгорья водой и посуху, участники экспедиции остановились на зимовку. А по весне снова тронулись в путь — счет пошел на третью тысячу миль. Их ждали такие дебри, что казалось, из них не выбраться...

И тут в самый, можно сказать, неподходящий и трудный момент появляется женщина. Только не «бледнолицая» из пуританско-пионерской семьи переселенцев, а индеанка. «Женщина-птица» — такое имя носила она среди соплеменников. И отличалась, как писали впоследствии путешественники, «выдающимся умом и независимым характером». Да и самоотверженности, выносливости, находчивости ей было не занимать.

Откуда она появилась, как будто посланная горными духами?

Как-то индейцы-шошоны продвигались в долину верхней Миссури. Предстояла охота на бизонов. Но по дороге напало враждебное племя. Девочка — тогда ей было всего лишь 11 лет — попала в плен. Бежала. В пути наткнулась на «лесных бродяг». Это были одни из первых европейских колонистов, в основном французы, которые все дальше и дальше проникали на запад и север от Великих озер, становились истинными первопроходцами. И не только потому, что искали новые охотничьи угодья — многие из них не ладили с правосудием, жаждали безграничной свободы.

Вольные охотники, они находили общий язык с индейцами, а особенно с индбанками: нередко заводили среди них по нескольку жен. Иные привязывались к детям, воспитывали, учили их европейским языкам. Но большинство все-таки были легкомысленными повесами.

Вот с одним из таких «лесных бродяг», французом Туссеном Шарбонно, свела судьба беглянку. Они стали мужем и женой. Правда, молва утверждает, что у француза был уже целый гарем краснокожих прелестниц. По тем же слухам, девочка вначале была продана ему как рабыня, а уже потом выдана замуж против ее воли. Но Сакаджавеа — так звали индеанку-шошонку — нужно полагать, произвела даже на него неизгладимое впечатление, потому как, когда она повстречала экспедицию, он не оставил ее, а пошел с ней. Конечно, француз-бродяга не годился в прообразы Кожаного Чулка — Зверобоя, но все же был человеком бывалым. Он зарекомендовал себя отличным поваром, хотя взяли его в качестве переводчика. Бесценным переводчиком оказалась Сакаджавеа. Зная индейские языки, она выясняла дороги, помогала в обмене лошадьми и в других полезных сделках с индейцами. Она была знакома с индейскими ориентирами и межевыми знаками, которые встречали путешественники. И на многих трудных отрезках пути вела экспедицию.

К отряду Сакаджавеа присоединилась весной 1805 года в деревушке манданов, сразу став полноправным двадцать девятым членом экспедиции. Но ей, пожалуй, приходилось вдвойне тяжелее: в феврале у нее родился сын, а уже в апреле она с младенцем на руках (вернее, привязанным к спине) двинулась вместе со всеми в дорогу. Фактически людей в экспедиции было всегда больше, до 45 человек,— постоянно присоединялись индейцы и проходили совместно какую-то часть пути.

Отряд был достаточно сильным, чтобы защитить себя, а при необходимости и устрашить противника. У солдат имелись не только ружья, но и небольшие пушки, которые можно было устанавливать и на лодках, и прямо на земле. И в то же время экспедиция была сравнительно подвижной и маневренной и могла продержаться, что называется, на «подножном корму»— охотой и рыбной ловлей. Дичи в этих землях хватало. И только в Скалистых горах и на реке Колумбии первопроходцам пришлось голодать и даже отведать конину и мясо собак. Одно время питались корнями, которые им показала Сакаджавеа. Узнали и вкус грибов, до того не употреблявшихся американцами.

Но там, где живности было в изобилии, отряд жил по-королевски. Случалось, люди съедали за день четырех лосей или даже целого бизона. В отряде были умелые охотники. Чтобы сохранить порох сухим, его держали в свинцовых бочонках, пустые бочонки переливали на пули. То была исключительная предусмотрительность — ничего не должно быть лишним в экспедиционном багаже. На тот случай, если бы не хватило пороха, люди Льюиса и Кларка смастерили духовые ружья. Они не понадобились, но очень пугали индейцев, и шумная стрельба из них стала обычной процедурой, когда нужно было продемонстрировать местным племенам мощь отряда.

И все же не обошлось без промашек. Путешественники вовремя не заметили ненасытную страсть индейцев (прежде всего на землях нынешних штатов Орегон и Вашингтон) к голубым бусам. Именно голубым, потому что они считались «бусами вождя». К другим же цветам индейцы были почти равнодушны. После того как отряд достиг побережья, у людей больше не осталось этих неожиданно ставших бесценными безделушек. Пришлось просить Сакаджавеа отдать свои собственные бусы в подарок индейцам, что она с легкой душой и сделала — для шошонов они не представляли большой ценности.

Вторая промашка касалась раскладной лодки, которую Льюис сконструировал сам. Каркас люди несли на себе через водопады и пороги. Обычную лодку пришлось бы тащить волоком, и на это ушло бы много сил. Все, казалось, было предусмотрено, пока судно не начали готовить для спуска на воду. Льюис, привыкший к восточным лесам и к каноэ из коры, думал, что и здесь он найдет подходящие деревья. Но леса тут были совершенно другими, а кора деревьев — тонкой. Не увенчалась успехом и попытка обшить лодку сыромятной кожей. Этот материал хорошо подходил лишь для небольших лодок индейцев-манданов. Но когда кожей обтянули детище Льюиса (назвал он его в духе изобретателей — «Эксперимент») и спустили на воду, лодка смялась в складки, появились трещины, и она тут же затонула.

Хорошо знающая родные места Сакаджавеа предупреждала о тупиках, непроходимых участках, вела к цели самым кратчайшим путем. Была пересечена каменистая пустыня с фантастическими фигурами и башнями, созданными эрозией. Но не меньшее впечатление, чем эти «бедленды» — сильно расчлененные формы выветривания и размыва песчаников и глинистых пород,— произвели «Врата гор». Так назвали Льюис и Кларк ущелье с отвесными скалами, которые, казалось, держатся чудом, на волоске, и того и гляди рухнут на плывущие лодки...

Но больше грозной природы путешественники страшились встречи с дикарями-гигантами, которые не только скальпируют белых, но и поджаривают их для закуски. В действительности же им чаще попадались изможденные болезнями, недоеданием и межплеменной рознью индейцы. Одно из племен — племя махасов — находилось в каком-то одержимом отчаянии и психозе: мужчины умертвили своих детей и жен только потому, что те не заболели оспой, как все остальные.

Не меньшее удивление вызывали манданы: мертвецов они помещали на высокие помосты, а не хоронили в земле. Про них рассказывали, что жили они в пещерах у берега подземного озера и однажды увидели проникшие к ним корни виноградной лозы. Нашлись ловкачи, которые поднялись по этим ветвям наверх. И тут открылся им благословенный край с охотничьими угодьями и плодами. Стали карабкаться и остальные. Но вот под тяжестью одной очень толстой женщины лоза обломилась. Половина племени так и осталась внизу, в подземелье.

Эту легенду манданов приводил в своей трехтомной «Истории великих путешествий» Жюль Берн. Среди его описаний не так уж много странствий по Североамериканскому континенту, но экспедиция Льюиса — Кларка удостоена такой чести.

До самых гор Сакаджавеа вела экспедицию по знакомым ей землям. В крае шошонов с ее помощью капитан Льюис добыл у индейцев лошадей, столь необходимых для дальнейшего пути по расчлененным и крутым горам. Поначалу шошоны отказались помочь «бледнолицым». Но когда в их вожде Камевите Сакаджавеа узнала родного брата, с которым ее разлучил плен, переговоры пошли успешнее и лошади были получены. Дорога становилась все тяжелее. «На что ни взгляни, все выглядит темным и хмурым», — записал Льюис в дневнике. Кончились «бобровые» земли, края обильной дичи, толсторогих коз, ягод и лука. Все чаще в отряде заводили речь о еде: ее не только нельзя было заготовить впрок, но и с трудом удавалось добывать для повседневного питания.

Как бы пригодился пеммикан! От индейцев путешественники знали, что это за еда. Готовят ее из растертого на камне в порошок сушеного мяса, костного мозга и ягод, залитых растопленным жиром. Густая масса раскладывается по специально приготовленным берестяным коробам. Эта питательная паста могла храниться в течение двух-трех лет, не портясь даже в жаркое лето. (Позже американцы будут готовить по этому индейскому способу подобные пеммикан-консервы для армии, для снабжения экспедиций, альпинистов.).

Вообще же к индейцам следовало бы присмотреться и прислушаться — они не такие дикие, как их хотели бы изобразить некоторые из «белых братьев». Наряду с примитивными, почти первобытными каменными топорами, луками и стрелами для охоты они создавали удобные, красивые изделия из кости, кожи, дерева. Береста умело использовалась для изготовления коробов, подносов, тарелок, мелких и глубоких сосудов. Свою берестяную утварь имел каждый член семьи. И, конечно, не из собственнических побуждений, а из соображений гигиенических: пользование общей посудой могло привести к распространению болезней.

Берестяные изделия (в том числе и челны-пироги) предпочитали окрашивать в красный цвет. А краска добывалась в определенном месте — к югу от озера Мистассин. Там находилась так называемая «гора красок» — единственное месторождение киновари в этой области на Лабрадоре. Сюда стекались индейцы из самых отдаленных районов, из разных племен, и никто не чинил препятствий, не заявлял своих прав на собственность, никому не возбранялась добыча драгоценной краски — забота о красоте примиряла даже враждующих.

А что касается собственничества, то оно выражалось в первую очередь в приобретении рабов — в иных индейских семьях их насчитывалось по трое-пятеро — из числа захваченных пленников. Сама Сакаджавеа рисковала стать тогда не разгибавшей спины работницей и наложницей, которую могли продать и обменять ее же краснокожие хозяева.

Но вместе с тем в очень многих племенах существовал и потлач. Этот примечательный обряд — событие в жизни рода. На праздник попадали только особо приглашенные. День, два, три длились угощения, развлечения, пляски, а потом наступал самый торжественный момент. Собравший потлач индеец раздавал гостям все приобретенное свое состояние — мол, знай наших, для хороших людей ничего не жалко, а я такой умелый и удачливый, что еще наживу и не такое богатство. Так демонстративно происходило перераспределение собственности, выказывалось пренебрежение к ней. Не без задней, конечно, мысли — возможно, такого доброго, щедрого, заботливого человека выберут когда-нибудь старейшиной, а то и вождем. Правда, вождей все чаще и чаше выбирали за военные успехи, а не за мудрость.

Кларк больше симпатизировал индейцам, чем Льюис. Это хорошо видно по их отношению к Сакаджавеа. Кларк называл ее уменьшительным именем Дженни и находил ее не лишенной привлекательности. Спустя годы после того, как закончилась экспедиция, он не забывал о героической индеанке, ее муже и сыне и делал все, что было в его силах, чтобы помочь им. Для Льюиса же она была просто «индейской женщиной, прекрасно знавшей языки местных племен». Однако в пути оба офицера опекали ее и однажды много потрудились, чтобы вылечить ее и ребенка. Впрочем, лечением в основном опять-таки занимался Кларк.

Льюис вообще, по всей видимости, не проявлял особого интереса к жизни индейцев, в то время как Кларк по завершении экспедиции стал начальником департамента по делам индейцев в Сент-Луисе и до конца своих дней (а прожил он еще достаточно долго и умер в 1838 году) считался среди индейцев самым уважаемым из белых Запада. Он пользовался у них большим влиянием, и ему даже дали индейское прозвище — Рыжеголовый Вождь. Кларк не просто относился с любовью к индейцам, но и изучал их языки, фольклор, собирал предметы обихода и одежды. Частный музей антропологии, созданный им с годами, считался для того времени лучшим в стране.

Но Льюис и Кларк были все же людьми своего времени, не идеализировали краснокожих и постоянно помнили об их «склонности к предательству». Ворота форта во время зимовки всегда держали на запоре и не забывали выставлять часовых. «Нам хорошо были известны предательства туземцев и то, как из-за своего доверия, искренности и дружбы поплатились жизнями многие из наших соотечественников». Такая бдительность позволила отряду без потерь дойти до Тихоокеанского побережья и вернуться обратно, несмотря на враждебность отдельных племен. Индейцев неизменно соблазняло оружие и имущество экспедиции — огромное богатство в их глазах.

И все же племена, встреченные в пути, были очень непохожими друг на друга. С кем-то складывалась настоящая дружба, с кем-то устанавливались прохладные отношения — белые и индейцы смотрели друг на друга со взаимным подозрением, третьи были настроены явно враждебно. Зажиточные и миролюбивые манданы к тому времени уже привыкли к белым людям (в основном торговцам пушниной из Канады) и были заинтересованы в торговле с ними. Высокомерные и воинственные сиу совершенно не могли себе представить, что на сцену выходит новый народ, более могущественный, чем они сами. Шошоны нередко голодали из-за нехватки ружей для охоты на бизонов, но все же были гостеприимны.

Успех экспедиции во многом определился правильным руководством и умением ладить с индейцами. За все два года пути с ними произошла лишь одна стычка и умер всего один солдат, но не от пули или стрелы, а от аппендицита (медицина того времени еще не знала, как избавиться от этого недуга). В наш век расовых и национальных столкновений нелишне обратить внимание на то, как в отряде Льюиса и Кларка уживались без каких-либо трений белые солдаты, негр-раб Йорк, индеанка Сакаджавеа, уж не говоря о ее метисе-сыне.

Строгие меры безопасности, особенно организация постоянных дежурств и разведка, позволили экспедиции избежать неожиданных нападений со стороны индейцев, что обычно приводило к резне. Единственная схватка произошла из-за беспечности часового, оставившего ружье без присмотра, которое и схватил индеец.

Во время же плавания по Миссури по берегу все время шел разведывательный отряд. Часовые в лодках тоже были начеку. Места стоянок и прилегающие земли всю ночь находились под постоянным наблюдением.

Впрочем, больше было дружественных контактов. Индейцы часто останавливались на ночлег в зимнем форте путешественников на земле манданов. Находили приют в отряде и индейцы с Тихоокеанского побережья, особенно когда их, босых, застигала снежная пурга.

Дружески общаясь с аборигенами, Льюис и Кларк все же проявляли твердость и решительность, когда речь заходила о личной безопасности членов отряда. Когда мрачного вида сиу стали натягивать тетиву своих луков, направленных на группу Кларка, они тут же заметили, что Льюис, плывущий на лодках, направил на них небольшие пушки.

Вообще же такое неприветливое отношение индейцев к белым было вполне объяснимым. За исключением племен на Тихоокеанском побережье и в нижнем течении Миссури, коренные жители Североамериканского континента не имели никакого представления о набиравшем мощь государстве США. Они лишь изредка видели товары белых и страстно желали их заполучить в обмен на что угодно, особенно огнестрельное оружие. Но те, с кем им приходилось сталкиваться, были, мягко говоря, не лучшими представителями общества. Даже в деревушке отнюдь не воинственных манданов о белых пришельцах отзывались как о «самых отъявленных негодяях». Всякого рода торговцы обманывали индейцев — это было нетрудно сделать с «детьми природы». Вот почему Льюис и Кларк, даже при самых добрых намерениях со своей стороны, не всегда встречали теплый прием.

Интересно было слушать индейцев в часы привалов и стоянок у костра. (Беда только, что дров для огня встречалось среди камней все меньше.) Поговорить было о чем. Отношения с индейцами были животрепещущей темой. Такие понятия и слова, как вигвам, мокасины, томагавк, пеммикан, тотем и многие другие входили в обиход американцев (потом они попадут во многие языки мира). И не только благодаря Фенимору Куперу, Т.Майн Риду, Генри Лонгфелло.

Льюис и Кларк не оставили этнографических заметок потомкам, но за это нельзя их упрекать. Им было не до подробных записей. Следующие поколения благодарны им хотя бы за первые описания пройденного края.

... Впереди показались снежные неприступные вершины. Начались пороги на реке — пришлось потратить несколько недель на обход. У примечательного «Трезубца» — Три-Форкс — места слияния трех истоков Миссури — Льюис расстался с заболевшим Кларком. Первый пошел во главе конного отряда по долине, второй на пирогах поплыл по реке. Наступали холода. Зверья и дичи в горах не было, пища на исходе, и добыть ее негде. Возвращаться назад? Даже если бы пришло такое решение, оно оказалось бы неосуществимым — река вот-вот должна была покрыться льдом. А вскоре бураны и снежные метели закроют перевалы. Как быть? Судя по пройденному пути, Дикий Запад с его побережьем отодвигался, подобно миражу, в глубь неведомых Скалистых гор. Началась зимовка.

Потом предстоял бросок через Скалистые горы. Но легко сказать «бросок», когда силы на исходе и положение становилось отчаянным. Взоры многих обращались в сторону Сакаджавеа. Ее мужество поднимало других.

Сколько раз выручали женщины попавших в беду мужчин! Можно было вспомнить Джона Смита — человека и вовсе незаурядного. Ведь он первым из европейцев доходил здесь до Голубого хребта и линии водопадов, первым составил карту Виргинии и первым написал необыкновенную книгу о своих скитаниях. А до этого судьба поставила этого фермерского сына из Англии поистине на край погибели. Раненный, вырвавшись из груды трупов, он угодил в плен к туркам, потом в Крыму убил своего хозяина-работорговца, побывал у русских на Дону, странствовал по Европе, Африке. Подавшись пионером сюда, в Новый Свет, стал предводителем переселенцев. Во время одного из походов угодил опять в плен — к индейцам.

И на этот раз уже, казалось, никакое чудо не спасет его от скальпирования или поджаривания на костре. Но чудо все-таки появилось — в лице молодой индеанки, дочери вождя. Влюбившись в пленника, девушка помогла ему бежать, а потом стала посредницей и помощницей в установлении добрососедских отношений между колонистами и аборигенами. Но то было пару веков назад (в 1624 году), если сам автор не выдумал эту историю для развлечения читателей-пуритан, для бегства их за «большую воду» в поисках новой родины. Ее тогда читали все...

Но тогда, в походе, Льюису было не до романтических историй прошлого. Его терзали заботы, как выбраться из этих голых скал — от них веяло мертвенным холодом.

И на сей раз свершилось чудо. Иначе как назвать встречу после тысячемильного безлюдного пути с шошонами — родным племенем Сакаджавеа? Правда, это племя было не самым сильным и богатым — они и забрались на «крышу континента», спасаясь от преследования сиксихов-черноногих. Но они указали более удобную дорогу на Запад — через перевал Лемхай, хребет Биттер-Рут, через страшный проход Лоло. Объединенным отрядам предстояло под снегом и дождем карабкаться по крутым склонам. В пропасть срывались драгоценные вьючные лошади. Их было жалко еще и потому, что конина, худо или бедно, спасала путешественников от голодной смерти. На раков, пойманных в ручьях, была слабая надежда. («Еще одна трапеза, когда не знаешь, где удастся поесть в следующий раз».)

И вот, когда путники совсем выбились из сил и многие в изнурении ложились у тропы, не в состоянии продвигаться дальше, блеснул луч надежды. С вершины, на которую охотники вышли в поисках дичи, открылась долина Клируотер (что в переводе означает «чистая вода») со спасительной зеленью, живностью, обжитая индейцами. Дальше — к рекам Снейк и Колумбия — участок Каскадных гор и безбрежный, желанный до бредовых видений и снов, голубой простор Тихого океана.

То был уже не мираж. В ноябре 1805 года закончился этот исторический переход всего Североамериканского материка с востока на запад. Позади — около пяти тысяч километров. Но предстояло и не менее трудное возвращение. Всего же Льюис и Кларк прошли по территории, ныне занятой десятью штатами. Они проложили путь переселенцам, которые нескончаемым потоком хлынули на Запад. Было выполнено и немало научных задач: накоплен материал о быте индейцев и сделаны первые шаги в изучении их языков, получена информация по географии этих таинственных земель, составлены первые карты. Собраны образцы флоры и фауны, ископаемых остатков. Примечательно, что многие растения, привезенные экспедицией, принадлежали к совершенно новым видам. Два из них назвали льюисией и кларкией. И все же главным достижением экспедиции явилось открытие новых земель. Томас Джефферсон, всю жизнь вынашивавший идею о проникновении на Запад, как никто другой понимал, какие значительные перспективы сулит это для молодой нации. А еще, как каменные вехи на преодоленном пути, остались открытые вершины. Их Льюис и Кларк назвали именами «крестного отца» экспедиции — президента Томаса Джефферсона и его политических сподвижников. В порыве признательности и благодарности и три реки в районе «Трезубца» были окрещены теми же именами. И приятно было отметить жаждущим справедливости потомкам, что появился и пик Сакаджавеа (высотой 3058 метров над уровнем моря). Разве не достойна она такой чести своей благородной миссией проводника, переводчика, дипломата, а кроме того, и подвигом матери?...

Одному из нас довелось проехать по следам экспедиции Льюиса — Кларка. Конечно, поражали упирающиеся острием в горизонт бесконечные фривеи, словно отполированные и аккуратно размеченные, как детские «классики». Бензоколонки были тем местом, где можно было не только заправить машину, устранить неисправность, провести техосмотр, но самому перекусить, забежать в сувенирный магазин и если не купить, то хотя бы осмотреть то, на что горазда человеческая выдумка, рекламирующая местные достопримечательности. Там же лежали бесплатные карты прилегающей местности и проспекты, обновляемые ежегодно, с кратким описанием всех достопримечательностей вдоль дорог. Тут же была и туристская схема так называемой «Тропы Льюиса — Кларка». Психологический расчет был верен — пролистав, чем-нибудь да заинтересуешься и, может, свернешь ненадолго с основного пути... Так оказался один из нас у памятника Сакаджавеа — места предполагаемого ее захоронения. По преданию, проводник экспедиции Льюиса — Кларка нашла последний приют близ форта Вашакья (Ревертон, штат Вайоминг). Сакаджавеа стоит рядом с Мэриуотером Льюисом и Уильямом Кларком у кромки обрывистого каньона, а в небе кружат орлы... Не менее известный памятник — те же три фигуры и Сакаджавеа также с младенцем за спиной, но здесь уже с целеустремленным вдаль взглядом и вытянутой вперед рукой — установлен в месте, где экспедиция вышла к Тихому океану, в Вашингтон-парке, штат Орегон, город Портленд.

На пьедестал, очевидно, возводят не зря. Когда-то ее родное племя индейцев-шошонов заселяло Вайоминг, Монтану, Айдахо, Юту, теперь же они сосредоточены в индейской резервации близ города Лэндер. В двух милях от него находится кладбище, где, по другим предположениям, и похоронена Сакаджавеа. Надгробный камень свидетельствует, что она умерла 9 апреля 1884 года. 96 лет — это уже пример долгожительства, причем довелось ей жить и среди команчей, и среди манданов, и среди шошонов. Но ряд историков оспаривают это и утверждают, что скончалась она в 1812 году в Южной Дакоте в возрасте 25 лет от лихорадки. Истина, наверное, так и не будет установлена.