Мы шли по обочине недавно вспаханного поля. Оно лежало среди заболоченного леса, опоясанное оградительными каналами, рассеченное изнутри сетью труб закрытого дренажа. Расчищенное и выхоженное, поле носило на себе следы огромного труда, но с первого взгляда невозможно было определить, что здесь от человека, а что от естественной, нетронутой природы. Над ситцевой шеренгой берез вдоль обочины вставало серенькое, призрачное утро. Обманчивый покой был разлит в осенней природе.
И так же по-осеннему настороженно выглядели лица членов рабочей комиссии. Комиссии предстояло обойти это новорожденное поле и поставить свою подпись под актом, свидетельствующим, о том, что здесь, в тридцати километрах от Вологды, вместо моховых болот и угнетенного мелколесья появились на свет 200 гектаров живой высокопродуктивной пашни...
Вел комиссию начальник Присухонской передвижной механизированной колонны Евгений Павлович Холмогоров, так сказать, производитель работ, мелиоратор с 15-летним стажем.
Поле отсвечивало темно-коричневым бархатистым оттенком, дышало промозглым утренним туманом, гудело благовестом птичьего грая, и мне казалось, нужно иметь особое воображение, чтобы заметить здесь какие-нибудь неполадки. Но вот Холмогоров круто остановился, и следом за ним остановились все члены комиссии. Прямо на пашне, в завалах жирной глины, простиралась большая лужа, заполненная ржавой дождевой водой.
— Серьезное нарушение! — официальным тоном заявил один из членов комиссии, главный инженер-мелиоратор района.— Нет воронок для поверхностного стока,— и что-то черкнул в своем блокноте. Я еще раньше заметил, как он внимательно изучал, можно сказать, по-орлиному выцеливал взглядом каждую полоску поля, словно заранее взвешивал будущую его полезность.
— Верно, нарушение,— миролюбиво согласился Холмогоров.— Но поймите, товарищи: почти до июня здесь стояли талые воды, потом на два месяца ударила жара — в результате почва высохла и просела. Затем прошли тракторы с навесными агрегатами — образовалась впадина... Будут воронки, обязательно будут.— Он с надеждой посмотрел на районного мелиоратора.— Дайте только земле успокоиться, отдохнуть. А весной мы все исправим, на что дадим гарантийный паспорт.
— А почему не сейчас? — подстегнул его нетерпеливый голос и рассмеялся над собственной шуткой: — Цыплят-то по осени считают!
— Так то цыплят,— как можно спокойнее возразил Холмогоров.— А у нас пашня, пашня в младенческом возрасте, и ее в инкубаторе не высидишь.— И добавил с неожиданной подковыркой: — Осень прикажет, а весна свое скажет...
— Ну что ж, резонно,— подтвердил его слова главный инженер проекта из института Вологдагипроводхоз.— Действительно, потерпим до весны. Ведите дальше, Евгений Павлович...
И снова потянулись коричневато-желтые развалы вспаханной земли, замелькали, как верстовые столбы, бетонированные смотровые колодцы, зазмеились уходящие вдаль оградительные каналы, по утрамбованному дну которых бежали подпочвенные и дождевые потоки. Все было выполнено в высшей степени добросовестно, в полном соответствии с нормами и правилами осушительных работ, если бы прыткий и дотошный мелиоратор не углядел тяжеленный ком земли. По внешнему виду это был типичнейший суглинок, а по «внутреннему содержанию» — настоящая глина, из которой впору делать кирпичи. И по крайней мере, около полгектара пашни состояло из таких булыг. Конечно же, это была вина тракториста: его тяжелый плуг, по-видимому, так глубоко врезался в землю, что вывернул на поверхность мертвые водонепроницаемые пласты глины, а скудный природный слой гумуса — хранителя плодородия — просел в подпочвенные слои.
Холмогоров молча выслушивал упреки специалистов...
Я познакомился с Холмогоровым чуть более двух лет назад, когда осушение Присухонской низменности еще только начиналось. Было это в областном объединении Вологдамелиорация. Разговаривать в кабинете, завешанном графиками и диаграммами, среди служебных столов вроде было не о чем, и Евгений Павлович предложил мне махнуть на его объект Маега — Якимовицы — Почигорка, что под Вологдой, где развернулся широкий фронт мелиоративных работ.
Пока мы ехали в «газике», разговор между нами тек довольно вяло, но лишь до тех пор, пока речь не зашла о вологодских болотах. Я неосторожно сказал, что есть хозяйственники, для которых в природе существуют лишь ведомственные границы — свои и чужие леса, свои и чужие реки, торфяники, пустоши. Но у воды нет ни стен, ни границ — она неделима и одинаково принадлежит и лесу, и полю, и озеру, всему ландшафту в целом; и нередко видишь грустную картину, когда начинают «бороться с водой», спуская ее с увлажненных земель или попросту уничтожая болота... Некоторые мои наблюдения в Рязанской, Архангельской да и в Вологодской областях давали повод для такого рода обобщений.
— Погодите, погодите... «Смешались в кучу кони, люди»,— остановил меня задетый за живое Холмогоров.— Давайте выясним: какие болота? Они ведь у нас неодинаковые: одни, низинные, находятся в поймах рек, другие — верховые — в их водоразделах. Из-за каких болот сыр-бор разгорелся? Если из-за верховых, тут и спорить нечего — они ведут себя в интересах всей природы. Такие беречь надо пуще глаза ради сохранения рек. Волга начинается с верхового болота, и Днепр тоже... Ну а низинные...— Евгений Павлович усмехнулся.— Да, их уничтожать надо.
— А есть ли гарантия, что, осушив эти болота, у вас вырастет здесь взрослый лес или же освободится площадь под пашню? Есть ли гарантия, что это будет цветущая пашня с обильными урожаями зерновых, овощей, кормовых трав, а не хвоща с сурепкой…
— Поймите, Вологодчина — это край большой воды. У нас переувлажнен каждый второй гектар. Ущерб, который наносят болота, топи, бочаги, кочкарники, огромен. Они, по крайней мере, вдвое снижают производительность лесов. Это официальные данные. О земледелии я вообще не говорю... здесь потери непредсказуемы. Так что вопрос, быть или не быть мелиорации, снимается самой жизнью. Быть!
— Против этого никто не спорит,— сказал я.— Вопрос, видимо, упирается — как проводить мелиорацию.
— «Как» — это существенно. Когда мы сдаем объект, обычно говорим земледельцам — земля еще «полуживая», только что с «операции», ее вынянчить надо органикой и навозом, иначе урожая не будет... Пятьдесят лет назад Вильямс предупреждал: «Осушение переувлажненных земель ни в коем случае не должно превращаться в иссушение их». Да что это я так разговорился? — шутливо одернул себя Евгений Павлович.— Сейчас приедем на место, и вы увидите своими глазами, как мы делаем у себя...
Машина свернула с шоссе и вскоре остановилась. Торфяное пространство Маеги растянулось на четыре с лишним сотни гектаров, часть которых была уже занята овсом пополам с горохом. Дальше шли отведенные под мелиорацию земли объекта Якимовицы, а за ними Почигорка — там работы еще только начинались.
Вроде бы я готовил себя увидеть поле, но все-таки растерялся. Не думал, что оно будет таких размеров. Срединная Россия — да и только! Северные пашни и луга, которые я видел раньше, это, как правило, крохотные пятачки земли — в среднем 2—4 гектара, разделенные тайгой и кочкарником, на которых ползает громоздкая техника. А здесь, освобожденное от чахлого редколесья и топей, поле убегало за горизонт, терялось в сиреневой дымчатой мгле. Оно было сплошь изрезано магистральными и оградительными каналами, в которых скапливалась избыточная влага. Отобранную у болот грунтовую воду в любой нужный момент можно было использовать для орошения. Это, как сказал мне Холмогоров, на языке мелиораторов называется «принцип двойного регулирования». Раньше эту воду сбрасывали в реки. На стационарной опытной площадке был оборудован смотровой колодец. Евгений Павлович заглянул в него и вроде бы остался доволен уровнем подпочвенных вод.
Проходя мимо густых, в человеческий рост кормовых трав, он напомнил :
— Взгляните-ка на эту сурепку с хвощом. Растет! А вы говорили...— Он засмеялся, довольный.— У нас здесь все по науке делается...
Вообще, попав на «свою территорию», начальник ПМК повел себя удивительно раскованно: громче, отрывистее стал голос, походка стремительнее. К Холмогорову подходили инженеры, механизаторы, спрашивали, требовали, вступали в спор, но Евгений Павлович, на ходу отдавая распоряжения, спешил к дальней кромке леса, где работали невидимые отсюда одноковшовые экскаваторы, мощные бульдозеры, корчеватели. Это была еще нетронутая площадь, «нулевой цикл», как выразился Холмогоров, и нужно было узнать, как там идут дела.
Мы шли по укатанной дамбе, которая ограждала осушенные площади от паводковых вод и одновременно служила дорогой на Якимовицы и Почигорку. Я обратил внимание на старенький экскаватор, которым управлял паренек с потным, измученным лицом. Что-то у него не ладилось.
Я хотел подойти поближе, но Холмогоров деликатно придержал меня локтем.
— Не надо ему мешать, ученик все-таки.— Он с болельщицким азартом следил за параболами ковша, но в действия машиниста не вмешивался.— Это Олег Белков, упорный, между прочим, парень. Три года проработал в нашем ПМК слесарем, а потом заскучал: «Отправьте,— говорит,— меня на курсы экскаваторщиков».— «Ну что ж,— отвечаю,— дело стоящее. Нам экскаваторщики нужны. Оформляй документы!» Сейчас у него здесь практика.— Он напоследок взглянул на Олега Белкова и увлек меня за собой.
Справа от дамбы, в окружении угнетенных осин и берез, высилась щетинистая рать елей с густыми кронами. Коричневая лесная подстилка и седой мох прикрывали рубиновые россыпи ягод и вывороченные ветром деревья. Я спросил у Холмогорова:
— Неужели этот лес вам тоже придется корчевать?
— Ни в коем случае! — Он протестующе замахал руками.— Мы его оставим как своеобразный вал против возможных — чем черт не шутит?! — паводков реки Вологды. Игра природы непредсказуема! А с другой стороны, он нужен нам для местного водосбора, для защиты будущих посевов от стылых северных ветров...
Но вот дамба кончилась и началось... непонятно что: лес — не лес, болото — не болото. Высоченными штабелями сгрудились выкорчеванные деревья, между ними торчали лысые головы пней, завалы сучьев и грязного, перевитого гусеницами, мха. Под ногами чавкала подпочвенная вода, выжимала пузырящиеся сгустки торфа, и мы оба вооружились шестами. Балансируя как цирковой артист, Холмогоров отважно прокладывал дорогу; я осторожно, чтобы не ухнуть в трясину, держался в кильватере. Вокруг рокотали механизмы, но самих машин не было видно.
— Все, пришли! — облегченно выдохнул Холмогоров, присаживаясь на пенек и вытирая платком потное лицо.— Объект Якимовицы!
Передо мной открылся сквозной хвойный коридор, стенки которого трещали и рушились под напором могучих мелиоративных машин. Тракторы Т-130 с ходу врубались в трущобное мелколесье, вставая на дыбы, давили елки и сухой ощетинившийся кустарник; зубастые клыки корчевателей снизу поддевали замоховевшие сплетения корней, и те, натягиваясь, как буксирные канаты, надрывно лопались и разлетались в стороны, обнажая темные провалы почвы, которую утюжили гусеницы... Следом шли бульдозеры, подгребали стволы, корни и сучья, свозили их в кучи, торфяные машины рыхлили и фрезеровали землю...
Здесь, на глубине одного метра, и через каждые десять метров будут проложены коллекторные трубы закрытого дренажа, построены смотровые колодцы. На этих землях будет создан новый совхоз «Присухонский» общей площадью пять тысяч гектаров — мощное современное хозяйство с молочным и откормочным направлением.
— Сейчас это язва на теле природы,— сказал Холмогоров, вылезая из торфяной жижи и наступая на кочку.— А отдохнет маленько, накопит гумуса — и запишем ее в золотой земледельческий фонд. Все идет по плану! Все учтено!
Бульдозеры и корчеватели уходили все дальше в глубь мелколесья, и оно отзывалось густым затяжным эхом. Я поднял голову: прямо над нами кружились в воздухе большие и малые птицы. Рассекая воздух, как торпеды, разлетались утки, делая над вырубкой прощальные виражи. Разбуженные ревом машин, поднялись с дальнего болота журавли...
Я стоял, прислонившись к дереву, и пытался соединить воедино все увиденное и услышанное — фрагменты сегодняшнего дня... Да, нелегкая служба у мелиораторов: отвоевать у заболоченного леса сотни гектаров пашни — и одновременно не преступить законы природного равновесия, не ущемить интересы исконных лесов и верховых болот, этих «банков» влаги, от которых зависит экологическое благополучие. Как совместить эти, казалось бы, несовместимые задачи, поставленные временем,— усилить воздействие человека на окружающую среду с целью увеличения сельхозпродукции и одновременно с предельной осторожностью, поистине с хирургическим чутьем, провести операцию по оживлению бросовых чащоб, болотистых пустошей, всего облика Присухонской низменности, чтобы и от земли получить побольше, и не затронуть ее кровеносной системы, и чтобы душе и глазу была отрада, и приют птице да малому зверю?..
Выбираясь из трущобного кустарника, выискивая место, куда можно поставить ногу, чтобы не ухнуть до самого бедра, я думал о том, что интересно бы взглянуть на эти места через год-другой...
И вот я снова здесь.
— А не махнуть ли нам в Якимовицы? — наигранно веселым голосом произнес Евгений Павлович. Он вытирал платком разгоряченное лицо, провожая взглядом выруливавший на шоссе микроавтобус с членами рабочей комиссии.
Акт о приемке был подписан, правда, на жестких условиях, но все-таки подписан, и начальник ПМК испытывал законное облегчение. С весны 1982 года двухсотгектарное поле с закрытым дренажом поступит в распоряжение совхоза «Присухонский», и уже от земледельцев будет зависеть, сбудутся ли надежды на высокие урожаи...
Видавший виды холмогоровский «газик» подкатил к обочине поля. Пока шофер возился с мотором, я успел пролистать лежавшую на сиденье свежую областную газету. В глаза бросился крупный заголовок на первой полосе — «Строится дамба».
«На выемке грунта работают четыре экскаватора. Неплохих результатов добились машинисты (далее шел перечень фамилий)... и Олег Петрович Белков. Они близки к выполнению годовой директивной нормы».
— Олег Белков,— спросил я у Холмогорова,— это не тот ли парнишка, что проходил у вас практику?
— Тот самый,— живо откликнулся Евгений Павлович.— А в чем дело?
— Да вот... хвалят.
— И правильно делают, что хвалят,— воодушевился Холмогоров.— Молодец, заслужил! Он и Якимовицы поднимал, и Почигорку... Прошлой весной у нас паводок был страшенный. Вода на четыре метра поднялась, грозила залить осушенные площади. Пока можно было работать — работали, а стало невмоготу — все побежали: и машинисты насосной станции, и бульдозеристы. А Белков остался! Вода уже гусеницы его экскаватора залила, а он все сыпал и сыпал грунт. Пока не закончил дело — не ушел. Да мы ж его сегодня увидим,— спохватился он,— и газету подарим, и работу проверим. Поехали!
Шоссе заволакивало мирным сиреневым дымком; с окрестных лугов и перелесков напахивало едкой горечью костров, застоявшимся сеном, хвоей. Дорога была мне знакома, и я не удивился, увидев на поле Маеги рыжие стога соломы и сбившиеся в кучу уборочные машины. Но где же Якимовицы? Я даже приподнялся на сиденье...
Там, где раньше щетинилась полоска леса, теперь расстилалось поле с буртами торфа, уходящее в бескрайний, продутый ветрами простор.
— Были Якимовицы, да все вышли,— засмеялся Евгений Павлович.— Одно только название и осталось.
Действительно, от этих бросовых лешачьих зарослей, где два года назад, вооружившись шестами, мы прыгали с кочки на кочку, если что и осталось, то только один воздух. Теперь это была окультуренная земля. Расчищенная от кустарника, разрезанная каналами, в полном смысле сделанная человеком земля.
На границе Маеги и Якимовиц мы остановились.
— Здесь торф залегает толщиною шесть метров. Представляете? — Холмогоров вылез из машины и захватил пригоршню черной земли, которая тут же рассыпалась на его ладони. Комочки были жирные и губчатые, богатые гумусными кислотами, способными цепко схватывать органические частицы и создавать из них структуру почвы. Он и сам любовался природным удобрением, и меня призывал в свидетели:
— Спрашивается, зачем тут разбивать пашню? Совершенно ненужное дело — по крайней мере, на ближайшую пятилетку! Дирекция «Присухонского» тоже так считает, а потому открыла здесь разработку — готовит торф для компостирования с навозом. И не только для своих нужд, а, считай, для всего района и даже области.
Наш «газик» прочно увяз в торфяной жиже, и Холмогоров проголосовал проходившему мимо вездеходу. И хотя до Почигорки было рукой подать, ехали мы не менее часа. Приходилось лавировать среди оградительных каналов и болотных тракторов с канавокопателями — они рыли узкие и глубокие траншеи и одновременно укладывали на дно короткие гончарные трубы, которые должны были собирать и отводить избыточную воду из глиняных переувлажненных слоев. Такие же канавы-траншеи я увидел и перед дамбой обвалования, где работали четыре экскаватора.
Заметив вылезающего из кабины Олега Белкова, Холмогоров тут же взял его в оборот — закидал вопросами, растормошил указаниями и, вручив напоследок газету, умчался на насосную станцию, где шел монтаж агрегатов.
Белков, его помощник-сменщик и я молча стояли друг против друга. Разговор поначалу не клеился.
— Как работается? Да всяко...
— А именно?
— Дак я и говорю — всяко...
Обветренное лицо Белкова не выражало никаких эмоций: может быть, он вообще был по природе молчун, может быть, ожидал каких-то конкретных вопросов, а может, ему просто было не до меня, потому что стояла работа.
Неподалеку виднелся железный вагончик, и экскаваторщик жестом пригласил меня в гости. По дороге выяснились любопытные подробности: оказывается, эту будку он смастерил сам — выписал на базе четыре листа железа, сварил их и покрасил, а на пол пустил десятимиллиметровой толщины металлический настил: ловко загнул его по краям — получилось как сани. Прицепи к трактору — и кати куда глаза глядят...
В вагончике было тесно и уютно: железная печурка, столик, нары, ящички для запчастей, одежда и термос с крепчайшим чаем. Из открытых дверей были видны глиняный насыпной вал, растянувшийся на километры, заблудившаяся в камышах речка Молотьба, пролетные стаи журавлей и влажные стога, похожие на богатырские шлемы...
— Знаете, какое здесь самое лучшее время? — нарушил молчание Олег.— Это когда тьма переходит в свет. Сонный лес, река в тумане и тишина. Птаха какая-нибудь заворочается в гнезде — и то слышно. А внутри у тебя музыка играет, и мысли хорошие текут...
— Ну, например?
Белков усмехнулся, видимо, почувствовав в моем вопросе некий иронический оттенок, и принял безучастный вид, подчеркивающий, что я вторгаюсь в личную, лирическую сферу его жизни.
Два года назад, осенью, когда он принимал экскаватор, ему было не до лирики. Нужно было доказать, чему тебя выучили на курсах и чего ты стоишь как профессионал. А экскаваторщики в ПМК подобрались отменные, каждый на виду, каждый со своим личным планом — и тут не скроешься за усредненными показателями. Учился у «зубров» держать рычаги управления, маневрировать с ковшом, изучал местные грунты, подмечал чужие ошибки и на них оттачивал собственное мастерство. Я спросил у Олега, чем он интересуется в свободное время.
— Вологодским маслом,— не раздумывая, без тени улыбки ответил Белков.— Вы случайно не подсчитывали, сколько растений на одном квадратном метре?
Я растерянно пожал плечами:
— А какая тут связь: вологодское масло и квадратный метр?
— Самая прямая! — Он вдруг неожиданно повысил голос: — Возьмем хотя бы наши луга.— Олег махнул в сторону грузных стогов: — Здесь более сорока разновидностей трав: овсяница красная, полевица, мятлик, белоус, клевер, манжетка, кошачья лапка, щучка дернистая, таволга... ну и так далее. Растения — каких поискать! Бобовые и злаковые в идеальной пропорции. Но это только здесь. А лугов в нашей Присухонской низине более 160 тысяч гектаров. Догадываетесь, куда я клоню?
— Но не все эти луга в идеальном состоянии?..
— Совершенно верно! Вот и нужно привести их в порядок, очистить, кое-где перепахать. А то совсем замучила осока; иван-чай, медуница, пижма тоже к ней в компанию лезут... Против пашни никто не спорит — надо поднимать пашню. Но ведь луга-то — главное богатство Вологодчины. На отдельных гектарах, говорят, по 30 центнеров экстра-сена собирают. Повторяю: только на отдельных! А если взяться за всю низину? — Олег выдержал паузу и сказал с облегчением: — Вот вам и связь: калорийное сено — упитанный скот — жирное молоко — вологодское масло.
Белков провожал меня к вездеходу, у которого толпилась рабочая смена, слушая наставления Холмогорова. На фоне осеннего леса матово мерцали влажные стога...
Противовирусные препараты: за и против
Добро пожаловать в Армению. Знакомство с Арменией
Крыша из сэндвич панелей для индивидуального строительства
Возможно ли отменить договор купли-продажи квартиры, если он был уже подписан
Как выбрать блеск для губ
Чего боятся мужчины
Как побороть страх перед неизвестностью
Газон на участке своими руками
Как правильно стирать шторы
Как просто бросить курить
- 2975 -
