Легенды трех городов

Нет страны, где реальное историческое прошлое не переплеталось бы с курьезами, случаями, мягко говоря, малореальными. С приключениями, которых и быть-то в жизни не могло, и всем это понятно. Тем не менее все в них верят или хотя бы помнят с них. Без таких забавных историй жизнь, пожалуй, была бы скучнее. Португалия в этом смысле отнюдь не исключение.

 

 

А потому в поездках по стране стараюсь записывать легенды сугубо местного значения, не всегда известные за пределами городка, поселка или даже деревеньки. Так и появились заметки о свинье, которая меняла свой цвет, о жареном петухе, который запел, о храбрых форкадаш...

Статуя в Мурсе

На севере мне приходилось проезжать мимо таблички, указывавшей дорогу в Шамушку. Название звучит интригующе, пока не выяснишь, что слово это идет от глагола «шамушкар» — «опаливать». Селение называли так издавна, потому что здешние жители мастерски умели опаливать свиней.

А вот название «Мурса» никаких ассоциаций у меня не вызывало. И потому, когда, делясь планами очередной поездки, рассказал одному приятелю о своем желании проехать от Брагансы до Вила-Реал без остановки, он удивленно спросил: «Неужели тебе не хочется посмотреть на свинью Мурсы?» На это я уклончиво ответил, что вопросы свиноводства не входят в круг моих интересов. «Ну,— воскликнул приятель,— непростительно не знать о «Свинье из Мурсы», ведь другой такой нет во всем мире!»

Дорога от Брагансы до Вила-Реал состоит из сплошных поворотов, и после одного из них открывается вид на Мурсу — небольшой поселок, каких предостаточно в этом районе севера Португалии. Здесь имеется обязательный набор: церковь, здание муниципалитета, давно отслуживший свое старый фонтан на старой, вымощенной булыжником площади. Но в Мурсе на площади стоит и... памятник свинье. Видимо, животное было породистое (от хвоста до пятачка — метр восемьдесят пять сантиметров), поэтому невозмутимо возвышалось на постаменте, не подозревая, что принесло поселку славу.

Историки полагают, что гранитную свинью создали племена, обитавшие в этих местах еще до кельтов. Вероятно, свинья была племенным тотемом, которому они поклонялись. В местном муниципалитете мне любезно вручили три бледно отпечатанные брошюрки. В них говорилось, что «название Мурса происходит от арабского имени Муса, о чем повествовала летопись, датированная 716 годом».

И еще любопытные данные, непосредственно связанные со свиньей Мурсы. В конце прошлого и начале нынешнего века политическая жизнь в Мурсе кипела ключом, местная власть то и дело переходила от сторонников монархии к «прогрессистам» и обратно. Когда власть оказывалась у монархистов, они тотчас же направлялись на площадь и красили свинью в зеленый цвет, а когда верх брали «прогрессисты», памятник перекрашивался в красный. Сейчас свинья сохраняет свой цвет натурального гранита, и уже давно никаких бурных политических демонстраций вокруг памятника никто не устраивает. Да и вообще, перспективы развития Мурсы более чем скромные: поселок медленно угасает. Даже число обитателей Мурсы за последние сто восемьдесят лет уменьшилось на пятьсот человек.

Местные жители, откровенно говоря, недолюбливают свою достопримечательность. Им не нравится, что имя их поселка непременно связывают со свиньей и что во всей Португалии чаще произносят «Порку да Мурса» — «Свинья Мурсы», чем просто «Мурса». Название, конечно, несколько неблагозвучно, и, видимо, поэтому обитатели Мурсы считают своим долгом сказать приезжему, что все справочники лгут и, по их мнению, на постаменте установлена фигура не свиньи, а медведя.

На худой конец — дикого кабана...

Петух Барселуш

Направляясь из Порту на север, путешественник должен непременно посетить городок Барселуш. Впрочем, он вполне достоин называться городом, хотя живет здесь не больше десяти тысяч человек. Во-первых, даже по португальским меркам, возраст у Барселуша почтенный: еще в 1140 году суверен дон Афонсу Энрикеш пожаловал жителям Барселуш охранную грамоту в знак признания его значимости.

А во-вторых, Барселуш — единственный португальский город, стоящий на берегу реки Каваду.

И наконец, в-третьих, что, вероятно, и есть самое главное, Барселуш знаменит своими петухами, а точнее, своим Петухом. Неповторимым и непревзойденным.

Петуха Барселуш встретишь в любом магазинчике, торгующем сувенирами. Его изображение красуется на открытках, отпечатанных многотысячными тиражами, на майках и женских блузках, на фарфоровых тарелках и кухонных полотенцах. Глиняного петуха — от крошечного, с ноготок, до гигантского, пудового, метровой величины,— можно приобрести всюду, где продают изделия местных ремесленников.

История с Петухом произошла давно. Знатоки прошлого считают, что в XVII веке. В достоверности предания никто не сомневается, потому что если бы его не было, то кто бы стал его рассказывать?

Итак, однажды в городе Барселуш случилось из ряда вон выходящее происшествие: в доме местного судьи пропало столовое серебро. Коренных жителей невозможно было заподозрить в совершении подобного бесчестного поступка, поэтому стали выяснять, не забрел ли в город чужак. И надо же такому случиться, что как раз в этот момент через город проходил никому не известный галисиец. Конечно же, его сразу заподозрили в воровстве, схватили и привели к тому самому судье, у которого была совершена кража. А тот в это время собирался обедать вместе со своими друзьями. На столе стояло деревянное блюдо с жареным петухом, обложенным со всех сторон ломтиками вареной картошки.

Судья ничтоже сумняшеся признал галисийца виновным и приказал немедленно повесить на городской площади. Галисиец клялся и божился в своей непричастности к воровству. Но ведь если бедняга говорил правду, то, значит, подозрение должно было пасть на кого-либо из местных жителей, а такого, повторяю, нельзя было себе представить. Разумеется, галисийцу никто не поверил. И тогда осужденный в отчаянии воскликнул: «Знай, сеньор судья, когда меня будут вешать, петух, который сейчас лежит на блюде, запоет, и тогда вы все убедитесь в моей невиновности». Все присутствующие рассмеялись, услышав такие слова.

Галисийца повели на площадь, судья еще некоторое время обсуждал с гостями происшествие, а когда хотел возобновить прерванную трапезу, жареный петух вдруг встал, стряхнул приставшие к бокам ломтики картошки и закукарекал. Судья обомлел, а потом стремглав ринулся на площадь. То ли дом судьи стоял недалеко от площади, то ли судья бежал достаточно быстро, но поспел он вовремя и не допустил свершения несправедливости.

В память об этом замечательном событии на той площади и был сооружен каменный памятник, на котором можно увидеть барельефы фигурок судьи, галисийца и, конечно, знаменитого Петуха Барселуш, слава о котором распространилась по всей стране и за ее пределами.

Колете Энкарнаду

Когда состоялась первая португальская коррида, никто точно сказать не может, но достоверно известно, что она уже проводилась не менее восьмисот лет назад. О более поздних представлениях даже сохранились документы, в которых подробно описывается, кто принимал участие в корриде, какие туалеты были на дамах, какие попоны были на лошадях и как выглядели кавалеры.

Корриды устраивались по случаю праздника святого Антониу, по поводу рождения наследника, королевской женитьбы, приезда иностранной коронованной особы и други таких же знаменательных событий.

В более ранние времена не строили специальных стадионов для коррид, а устраивали представления на самых больших площадях. Например, в Лиссабоне к корриде готовили или площадь Росиу, или Террейра ду Пасу.

По периметру площади сооружались гигантские трибуны, скамейки обивали шелком, столбы покрывали золоченой краской, над почетными ложами натягивали пологи с разноцветными кистями и украшали знаменами. Высокопоставленные семейства смотрели представления, устроившись у раскрытых окон королевского дворца. Корриде предшествовали спектакли с танцами под музыку, а уж потом на площадь выезжали первые кавалеры, сопровождаемые дюжиной лакеев. Так начиналась коррида в XVII веке, и в ней участвовали только отпрыски знатных семей. А корриды с профессиональными исполнителями ведут свою историю с XVIII века, то есть с относительно недавних времен.

Собственно говоря, в Португалии распространена не коррида, а «тоурада». Хотя и то и другое называют боем быков, вообще-то никакого сражения между животными не происходит, и на арену быков выпускают по одному. Но только не в Вила-Франка-ди-Шира. И знаменит этот городок, расположенный в тридцати километрах к северу от столицы, своим «колете энкарнаду». «Алый жилет» — так переводится название праздника, посвященного пастухам, которые выращивают быков для тоурады на землях муниципалитета Вила-Франка. Но прежде чем произойдут основные события на арене «Пальа Бланко», начинается парад пастухов на улицах городка. Медленно едут они на лошадях. Поверх белой льняной рубашки — алый жилет, на голове зеленый фригийский колпак с помпоном, на ногах гетры и до блеска начищенные черные башмаки с медными пряжками, в руке — четырехметровый шест, а к луке седла приторочено лассо. Кругом шум, приветствия, крики, мальчишки бегут рядом, стараясь подержаться за стремя, а всадники, невозмутимо торжественные, движутся в этой суматохе, устроенной в их честь.

Три дня в конце первой недели июля длится в Вила-Франка этот праздник.

И на это время улица, ведущая к площади возле «Пальа Бланко», меняет свой облик. На перекрестках щиты из толстых досок закрывают проходы на соседние улицы, мостовая посыпана опилками, публика посолиднее загодя занимает удобные места, а молодежь, как петухи на насесте, устраивается поверх щитов. И все с нетерпением ждут начала тоурады — «ларгады». Вот в конце улицы послышались крики: •«Пошли, пошли!» Это значит, что выпустили молодых бычков, которым ничего не остается, как только бежать вперед по узкому проходу под свист, улюлюканье и крики зрителей. Вот тут-то поклонники острых ощущений и стараются показать свою удаль: одни, стремглав, бегут впереди быков, другие, поддразнивая животных, тем не менее примериваются, куда можно будет отпрыгнуть, дабы избежать нежелательного контакта с рогами и твердым лбом рассерженного животного. Так проходит ларгада. А затем события разворачиваются на «Пальа Бланко».

Публика неистовствует, аплодирует, приветствует, ахает, негодует, возмущается, освистывает. Кажется, человек и лошадь слиты воедино. Кентавр гарцует вокруг быка, роющего копытами песок арены. Кавалейру, бандерильеру, тоурейру. Мулеты, фарны, пассы. Все это — тоурада, или коррида, или бой быков. Как хотите, так и называйте. Тысячи раз описанные, сотни раз отснятые на пленку акты спектакля. Кроме разве двух особенностей, существующих лишь в португальской тоураде: здесь быков не убивают, и в конце выступают форкадаш.

Как правило, это любители, а не профессионалы. Они выходят на арену последними. Становятся друг за другом в затылок — шестеро форкадаш против одного быка. Старший группы — «кабу» — занимает первое место в линии. Он делает шаг вперед, почему-то всегда при этом поправляя на голове колпак с помпоном, подбоченивается и кричит: «Э, тоуру браву!» — «Эй, смелый бык!»

Мол, иди на меня, отважный бык, попробуй, померимся силами! Потом делает еще один шаг и еще. Как правило, бык не ждет, принимает приглашение и бросается, опустив голову, на храбреца. И когда до столкновения остается буквально доля секунды, «кабу» грудью вперед бросается на голову быка: тело его точно укладывается между рогами, руки обхватывают шею животного. Четверо форкадаш также бросаются на быка, пытаясь остановить его, а последний, шестой участник команды тащит быка за хвост. После такого посрамления быку ничего не остается делать, как остановиться и покинуть арену.

Это и есть вторая особенность тоурады — завершать выход каждого быка состязанием животного с шестеркой смелых форкадаш.

После тоурады глубокой ночью начинаются народные гулянья. С бенгальскими огнями, народными танцами и, конечно, жаренными на огне свежими сардинами. Так заканчивается «колете энкарнаду», народный праздник в городке Вила-Франка-ди-Шира.