По воле ветра

Мой первый полет с Ушкунура — эту гору под Алма-Атой хорошо знают дельтапланеристы — прошел как-то сумбурно. То ли из-за погодных условий, то ли место старта было неудачным, то ли летела я на необлетанном после переделок аппарате.

Мне нужно было вылететь из ущелья в долину. Казалось, левая сторона ущелья, как мощный магнит, притягивает маленький аппарат. Моего веса не хватало, чтобы классически, как в учебниках, исправить крен.

 

 

Тогда я правой рукой взялась за боковую стойку, а левой стала держаться почти у правого узла трапеции. Аппарат вел себя непослушно и все время норовил развернуться влево. Один раз я дала ему немного свободы, и он, с довольно сильным скольжением, лихо сделал левую спираль. «Какие здесь сложные метеоусловия! И какие, должно быть, асы здесь летают!» — думала я, сознавая при этом, что мои летные навыки далеки от совершенства. У меня за спиной было всего двадцать часов налета... Думая о предстоящей посадке, я понимала, что все самое трудное впереди. И действительно... на высоте 20 метров аппарат уверенно повернул нос влево. Позволив ему сделать желаемую спираль, я выровняла дельтаплан против ветра, быстро перехватилась за боковые стойки, зажала коленями ручку спид-бара, увеличивая таким образом посадочную скорость. Посадка произошла мгновенно. И вот я уже отцепляюсь от аппарата и сразу начинаю высматривать место, куда бы его вытащить, чтобы там разобрать свое сокровище. Согнувшись под тяжестью дельтаплана (надо же, многим он казался таким легким!), пробиралась к дороге через арыки, канавы и какой-то бесконечный пустырь, когда впереди увидела человека с аппаратом. Я не знала, кто это, знала лишь, что в эти майские дни здесь летала сборная Союза (было это в 1990 году). Человек с аппаратом действительно оказался членом сборной Анатолием Коркачем. Он довольно доброжелательно отнесся ко мне, и я чистосердечно призналась ему, что не очень-то умею летать на этом замечательном аппарате, рассказала о своем полете с Ушкунура. Толя внимательно выслушал меня и сказал, что дело вовсе не в моем неумении летать и не в местных метеоусловиях, а в дельтаплане.

Потом было немало забот с аппаратом: удлиняли консоли, укоротили поперечину, перегнули латы, перешили парус. И уже через день на том Ушкунуре мне ничего не оставалось, как довольно решительно стартовать. Крен был, но намного меньше, и в сравнении с первым полетом этот второй меня даже обрадовал.

В те дни в Алма-Ату приехали десять американских дельтапланеристов. И решено было провести соревнования между нашими и американскими спортсменами — на Кубок «Мир». Я тоже приняла в них участие, но так и не смогла улететь дальше зачетного расстояния, чтобы получить какие-нибудь очки. Надо было пролететь не менее 15 километров. Каждый летный день начинался со страстного желания пролететь эти 15 километров. А Кубок «Мир» уже приближался к концу... И вот я еду на грузовой машине на Ушкунур. Дорога петляющей ленточкой поднимается все выше и выше. Проезжая вырванный у гор кусочек открытого пространства, вижу землю с высоты почти 900 метров. Все в дымке — и сквозь нее просматривается земля, уменьшенная до квадратов полей и поселков, состоящих из домов-кубиков. И сердце замирает от того, что старт совсем близко...

А на вершине горы ветер, какой здесь бывает редко.

Собрав свой аппарат, подхожу к месту старта. Очередь, состоящая из дельтапланеристов, продвигается очень быстро. Все торопятся в небо, пока ветер сможет поднять выше и унести дальше. Воздух наполняется дельтапланами, а радиоэфир оживает переговорами, которые по рациям ведут спортсмены. В сердце сладостное ожидание: сейчас я окажусь в небе, а там... И, подняв дельтаплан, разбегаюсь — мне помогает душа, вырывающаяся наружу. И нет земли под ногами — я уже в небе. Здесь все привычно, знакомо. Вокруг кружат дельтапланы, отыскивая восходящие потоки. А я хочу найти свой поток и не хочу мешать другим спортсменам. И мне это удается. Поток поднял меня на 200 метров, и я, заметив, что кое-кто из спортсменов с этой высоты начинает лететь но маршруту, направляю свой аппарат в сторону гор... На вырубленной природой площадке замечаю дом и человека около дома. Он стоит задрав голову, смотрит в небо. Не так уж я высоко над ним, могла бы помахать ему рукой, но я очень серьезна: чтобы перелететь это место, нужен восходящий поток, который поднял бы меня выше. И начинается подъем. Я заставляю аппарат крутиться в спирали, земля уходит вниз, и небо, кажется, становится шире и выше — я выигрываю еще немного воздушного пространства. И радуясь тому, чего достигла, с нежностью смотрю на землю. Виноградники с зеленой курчавостью лоз зовут пролететь над ними, ровность, открытость полей говорят: здесь ты можешь совершить посадку, а поселки расчерчены дорогами и крышами домов — и не знаешь, чего от них ждать: над ними тебя или поднимет, или кинет вниз в нисходящем потоке. Я лечу совсем одна, рядом только горы. Первый раз лечу над ними, и пока они еще для меня чужие. Аппарат движется медленно — высота делает скорость незаметной. Но маленькая треугольная тень бежит по земле, следуя за мной, и земная ее дорожка повторяет воздушную дорогу моего аппарата.

Теперь мне неодиноко: есть я, мой аппарат и тень, соединяющая нас с землей. Потока опять нет, и я теперь по воле ветра уношусь все дальше и дальше. Оглядываясь назад, замечаю дельтаплан, с которого мне машут рукой. А у него-то высоты гораздо больше. Ну и пусть! Я упрямо лечу своей дорогой.

Впереди виноградники, и, опасаясь, что, если не хватит высоты, мне негде будет сесть, я сворачиваю к окраине поселка. Два поля впереди, а я хочу сесть как можно дальше. Интуиция подсказывает, что я все-таки сяду на дальнее поле. Оно окружено высокими деревьями, и зеленый цвет его говорит, что оно покрыто нежной, весенней травой. Теперь уверенность в том, что я смогу правильно рассчитать заход на посадку, делает мои действия предельно четкими.

Земля несется уже подо мной, и взгляд, скользящий по ней, отмечает кустарники на ближнем поле, дорогу, по которой движутся машины, а впереди — деревья с ветками, вытянувшимися по ветру. Я пролетаю над деревьями совсем низко. Их верхушки блестят от листьев, которые перебирает ветер. Вылетаю на поле и, разворачиваясь, вижу набегающую на меня землю. Вот-вот коснусь ее, и что-то внутри меня заставляет вытолкнуть вперед трапецию, и я уже стою на земле, и аппарат замер. Мгновенная усталость пронзает все тело: не так просто возвратиться с неба на землю...

Заставляю себя очнуться, взваливаю на плечи дельтаплан и несу его к дороге. Там меня уже ждут мальчишки, появившиеся неизвестно откуда. Глаза глядят с любопытством. Самый решительный говорит: «А мы видели, как вы летели, и бежали за вами». Взгляды их прикованы к моему аппарату, чувствую, им хочется дотронуться до него руками. Я сама когда-то была такой, да и не все прошло с возрастом. Может, потому и говорю им: «А не поможете ли мне разобрать аппарат?» И мальчишки кинулись к дельтаплану. Я смотрю на карту в планшете и измеряю, сколько пролетела. Всего 14 километров. Но это мой личный рекорд и не стоит грустить. Да и то поле, на которое сейчас сыплются разноцветные треугольники дельтапланов, даже ближе на 1,5 километра. А по аппаратам вижу, что на него садятся известные пилоты. После моих неудач — это хоть маленькая, но удача.

В лагере все заняты своими делами, и я иду искать своего сына. Вот он верхом на лошади, сопровождаемый детьми и воспитательницей, появившейся у них на время, пока их родители, летают...

Провожая глазами ускакавшего на лошади сына, замечаю, что ко мне подходят Крис, Джо Гребло и переводчик из Москвы Лева. Крис, нежно обращаясь ко мне, протягивает сверток. Лева переводит ее слова: «Крис говорит, что хочет от всего сердца сделать тебе подарок на память». Я пугаюсь: мне редко дарили подарки. А Крис разворачивает сверток, и я вижу симпатичные футболки с рисунками дельтапланов — мечта наших спортсменов. Но нет! Я не могу это принять, надо подарить что-то взамен... Вспомнила: у меня есть красивые сережки. Я их недавно купила. И, оставляя в изумлении Крис, Джо и Леву, несусь в дом и выбегаю уже со своим подарком. Теперь Крис отмахивается, а я привлекаю на свою сторону Джо и Леву и на русском уговариваю принять Крис и от меня подарок, а Джо прошу подтвердить, что серебристые сережки со сверкающими красными камешками очень идут Крис к ее нежному смуглому лицу, окруженному черными волосами. И зеркальце, которое я догадалась захватить с собой, помогает убедить Крис. Я вспоминаю и про вторую нашу гостью. У меня есть для нее еще одни красивые, новые серьги.

Кэтрин Ярдлей сидит на траве, окаймляющей волейбольную площадку. Кэтрин симпатично смотрится в своих цветных шортах. Она здесь известна всем как женщина, пролетевшая 265 километров — рекорд мира 1990 года. Протягиваю Кэтрин свою ладошку со спрятанным в нее подарком. Кэтрин с любопытством смотрит, в глазах — нетерпенье. Я разжимаю ладошку, жестом показывая, что это подарок для нее...

В последний день соревнований я пролетела 16 километров и получила зачетные очки. В результате на Кубке «Мир» заняла предпоследнее, 56-е место. Для меня это было радостью: ведь в соревнованиях участвовало 112 спортсменов, и в списке я была где-то в середине.

В этот же день, поздно вечером, автобус увез американских спортсменов в аэропорт Алма-Аты. Наше прощание было трогательным.

Пришло время и мне уезжать. Никогда не забуду Ушкунур, мальчишек из Фабричного, которые помогали мне таскать аппарат и дарили букеты полевых цветов, да и взрослые были добры ко мне... Неудивительно, что я часто потом вспоминала эти дни и ждала очередных соревнований в Алма-Ате.

И вот я снова лечу в Казахстан. На сей раз вместе с немецкими спортсменами. У меня новый дакроновый дельтаплан, который на время соревнований дали в моем дельтаклубе, и новый прибор — указатель воздушной скорости. Летом 1991 года я неожиданно получила его в подарок из Америки. Он был выслан на мой адрес фирмой Mclaren Products, и кто мне его подарил, я так и не знаю: адреса отправителя не было.

По прилете, на следующий же день, мы выехали на Ушкунур. Знакомая дорога, знакомые поля и горы. Я вглядываюсь в них и понимаю, как дорого мне все это...

Я на старте. Верю, что все будет хорошо. У меня новый дакроновый аппарат, я сильная и гибкая, а решительности и хладнокровия мне должно хватить, если вдруг что. Последнее мне действительно понадобилось, и раньше, чем я ожидала. Перехватываясь после старта, я слишком потянула ручку трапеции на себя. Усилий на ручке этого аппарата почти нет, а ее положения я не знала. И вот аппарат начинает раскачиваться из стороны в сторону. Понимаю, что все очень плохо, совершенно машинально отпускаю трапецию вперед и чувствую, что аппарат выровнялся. Смотрю на американский подарок — указатель воздушной скорости, а на нем стрелка остановилась на 22 милях в час. Поглядывая на прибор, пытаюсь уменьшить скорость, а затем увеличить. По поведению аппарата определяю, что на скорости 22 мили в час мне и следует лететь. Понимаю всю ошибочность полета на новом аппарате, а высота все растет. Земля раздвинулась, и теперь я вижу не только равнину, но и горы. И оказывается, их очень много. Им нет конца. Они уходят за горизонт. Какие новые ощущения дарит новая высота! Так бы лететь и лететь, и разглядывать землю сверху, и видеть, что она неповторимо прекрасна. Но я не могу лететь дальше на необлетанном аппарате. Я не знаю, смогу ли безопасно сесть на нем. И сесть я должна поблизости от людей и дороги. Мало ли что. И еще мне нужны сила и выдержка для посадки.

Подлетев к поворотному пункту у поселка Узун-Агач, разворачиваю аппарат и лечу вдоль дороги. Мой указатель скорости помогает мне. Я уверенно выдерживаю 22 мили в час и знаю, что на этой скорости аппарат меня не подведет.

Нужно садиться. Я плохо понимаю, что произошло на посадке. Но, похоже, было так: трапеция не имела усилий по тангажу, и, перехватываясь, я инстинктивно прибрала ее, чтобы увеличить посадочную скорость. На своем старом аппарате мне приходилось прикладывать всю свою силу да еще и зажимать коленями ручку спидбара. Вероятно, и тут я приложила силу. Помню раскачивание аппарата, мгновенность всего происходящего и стену молодых деревьев. Я вытолкнула трапецию, но удар был.

Через три дня после этого события ко мне пришел мальчишка из поселка Фабричный. Он принес яблоки и груши и грустно смотрел на меня. Тогда я встала с кровати и спустилась к бассейну. Я сказала сама себе, что все хорошо и я все могу.