Потаенный потлач

«У всего в мире — своя песня»,— говорят индейцы квакиютл. Это племя группы вакашей живет на северо-восточном побережье Канады. И коль скоро эта пословица квакиютлей, значит, есть своя песня и у потлача, и не одна. Потлач ведь бывает, когда рождается индеец и когда умирает, когда становится полноправным членом племени, когда женится. И еще по самым разным поводам.

 

 

А также без видимых поводов. Большой потлач или маленький, для всего племени или только для своего рода, потлач подобен вехе, отмечающей любое мало-мальски значительное событие в жизни квакиютла. Так было всегда.

А что это такое — «потлач»? На первый взгляд празднество, на котором его устроитель раздает гостям все — буквально: все! — нажитое имущество.

Марксистско-ленинская этнография так и пишет с предельной простотой и ясностью: потлач есть «проявление так называемой престижной экономики, суть которой состояла в постоянной циркуляции избыточного продукта». Далекие от марксизма канадские официальные лица в начале двадцатого века характеризовали этот обычай несколько иначе: «безрассудно избыточная щедрость». И те и другие видели — с разных сторон — в потлаче разорительный архаический и даже вредный обычай. Сами индейцы придерживались своей индейской точки зрения: «Потлач — это... потлач».

Пламя костра озаряет бронзовые лица старейшин, распевно ведущих размеренное повествование...

Отец опять выругал Сивиди за лень и выгнал из дома. Мальчик сидел на берегу большого озера и плакал. Вдруг из-под воды появился гигантский осьминог, обвил Сивиди щупальцами и утащил в глубину. Но мальчик с удивлением обнаружил, что под водой он так же легко дышит, как на берегу. Спрут принес его в чудесные чертоги Вождя Подводного Мира. Вождь посмотрел на парня и решил помочь ему. Он сказал: «О, Сивиди! Давно уже не слышал я ничего о племенах, живущих за морем. Сплавай-ка к ним с моими воинами-косатками». И Сивиди, прежде ни на что не годный и вдруг ставший отважным и умелым, отправился в долгое и опасное путешествие. Четыре года плавал он с косатками по разным племенам и народам, живущим за дальним краем моря. Но четыре года пролетели для него как четыре дня. Многие чудеса видел он за морем, многих страшных чудовищ победил в честном бою, прежде чем настала пора возвращаться к Подводному Вождю. Тот очень обрадовался, увидев, как сильно изменился и возмужал Сивиди, подарил ему свой волшебный дом и передал ему часть своей магической силы. Он нарек Сивиди новыми именами, и первым среди них было «Рожденный-Чтобы-Править-Миром». Затем он отпустил юношу, и тот всплыл вместе со своими дарами и новым домом неподалеку от родной деревни. Но, прежде чем вернуться к своему народу, Сивиди решил немного подурачить родичей. Он появлялся перед ними то зверем, то птицей и рыбой. Сивиди веселился от души и как-то раз обратился в рыбку-подкаменщика. А брат его как раз рыбачил в море и поймал эту рыбку. Пришлось Сивиди превратиться снова в человека и открыть себя. Так он вернулся в мир людей, а вернувшись, устроил для квакиютлей — своего народа великий пир. Он одарил всех дорогими подарками, он танцевал перед людьми и пел песни о своих приключениях и при этом оборачивался дивными существами подводного мира. Так был устроен первый в мире потлач. Правом устраивать потлач одарил Сивиди Великий Вождь Подводного Мира.

Старейшины заканчивают неспешную песню-вступление, и начинается танец подводных созданий. В центр большого круга вступают люди в причудливых, пестро раскрашенных деревянных масках. Это — Морской Орел и его помощник — Морской Ворон. Они танцуют вокруг огня, а песнь рассказывает об их приключениях и путешествиях с Сивиди. Поют вожди племени и старейшины, поют слаженно и размеренно, а Морской Орел и Морской Ворон вызывают в круг остальных героев. Маски появляются в строгой последовательности, одна за другой и исполняют свой, раз и навсегда установленный, танец — Косатка, Кит, Осьминог, Морская собака, Выдра, Подкаменщик — десятка два персонажей. Исполнив свою партию, танцоры остаются в кругу, и к концу представления перед зрителями предстают сразу все персонажи «Сказания о Сивиди». Вместе они уходят и возвращаются уже без масок. Зрители восхищенно замирают. И не то важно, что и зрители и артисты наизусть знают каждый элемент пантомимы, без изменений повторяемой поколением за поколением. Ходят же бледнолицые раз по десять на одного и того же «Гамлета»! А разве можно его сравнить со спектаклем по приключениям Сивиди? Впрочем, это не спектакль, точнее — не только спектакль. Ибо после представления начинается самое главное в потлаче — раздача подарков. Подарки получают все присутствующие в зависимости от своего социального статуса в племени квакиютл. Самых почетных и знатных гостей одаривают особенно щедро. Чем обильнее и лучше подарки, тем выше поднимается хозяин потлача в глазах всего племени. И тем более ценные и обильные дары получит он на другом потлаче. Вот что писал русский мореплаватель и географ граф Литке, имевший возможность наблюдать индейские племена северо-восточного побережья Канады в начале девятнадцатого века:
«Общественные пирушки даются уже не семействами, но целыми коленами; на них приезжают из дальних мест и живут более месяца... Приезжие гости одариваются везде, соразмерно достоинству каждого и в более или менее верной надежде получить со временем равный подарок». Вот оно, основное предназначение потлачей — подтвердить или повысить социальное положение хозяина праздника. Чем больше потлачей устраивает индеец за свою жизнь, чем богаче они, тем более он уважаем. То же было не только у квакиютлей — у нутка, и тлинков, и у людей хайда — некогда обычай был распространен по всему Северо-Западному побережью Америки. «Настоящий вождь умирает бедным» — так говорится еще в одной пословице народа квакиютл. Настоящий вождь раздаривает все свое имущество, а зачастую — и имущество своей семьи, в бесчисленных празднествах, но умирает в чести и почете. И долго будет его род пользоваться большим уважением соплемеников, как семья человека, устроившего Самый Большой Потлач в Мире. А что до богатств — так всегда ведь есть потлачи других вождей.

Само слово — в той форме, в которой оно вошло в английский — происходит от «патшатл», что на языке индейцев нутка значит «дар» (Слово «потлач» приобрело в американском английском жаргонный смысл «обжираловка». Один наш литературный критик, которого в США знакомые передавали с рук на руки, прочитал в сопроводительной записке, что «Мистер К. очень любит потлач». Не поняв этого слова, он по приезде решил выяснить в нашей редакции, что это значит. Ему объяснили, но он не поверил. «Нет,— сказал он,— они, очевидно, имели в виду, что я гурман. «Пот лак» — это значит «счастье в котелке». Он ошибся. Его тонкий вкус не имелся в виду. Имелось в виду «любит поесть на халяву».— Прим. ред.). Раньше, до прихода европейцев, потлач был самым распространенным и уважаемым обычаем всех племен Северо-Западного побережья, от Аляски до Орегона. Но белые, подчинив себе индейцев, не смогли смириться с расточительными привычками, «несовместимыми с истинным прогрессом». Социальная система, в основе которой лежало безвозмездное перераспределение накопленных богатств, была абсолютно непонятна и чужда европейцам. А потому и миссионеры, и правительственные чиновники по делам индейцев яростно ее преследовали, зачастую, кстати, с лучшими намерениями, коими, впрочем, как известно, вымощена дорога в ад. «Представляется совершенно невозможным»,— писал один из ранних исследователей вопроса: «чтобы индейцы смогли перейти к преумножению своих богатств или стали более трудолюбивыми, пока они находятся под влиянием этой дикой мании». Эта убедительная, кстати, с точки зрения европейского мышления, аргументация привела к тому, что канадское правительство в 1854 году запретило проведение потлачей.

На святки 1921 года Дэн Кранмер, знатный квакиютл с побережья залива Алерт-Бэй, что в провинции Британская Колумбия, устроил грандиозное пятидневное празднество — с раздачей подарков всем приглашенным гостям и ритуальными танцами. Три сотни человек стали свидетелями того, как Кранмер раздарил все свое имущество, а также имущество своей семьи и семьи жены. В числе прочего он раздал двадцать четыре каноэ, четыре моторные лодки, триста дубовых стволов, одеяла, керосиновые лампы, скрипки и гитары, кухонные принадлежности и швейные машины, граммофоны, кровати и письменные столы, платья, шали и браслеты женщинам, рубашки и свитера молодежи, пригоршни мелких монеток детям. На пятый и последний день хозяин праздника раздарил собравшимся сотни мешков с мукой, по три доллара каждый. Таков был знаменитый потлач Кранмера, один из крупнейших за всю историю народа квакиютл. Но потлач Дэна Кранмера прославился не только количеством и ценностью подарков. Пятидесяти двум участникам церемонии власти предъявили уголовные обвинения, двадцать два из них отправились на два месяца в тюрьму, остальные получили отсрочку исполнения приговора при условии добровольной сдачи танцевальных масок, церемониальных свистков, щитов из кованой бронзы и прочих ритуальных принадлежностей потлача. Так канадские власти пытались покончить с запрещенным праздником...

Процессу предшествовала долгая история. Принять в 1885 году закон в Оттаве было одним делом, а вот проследить за его исполнением в провинции Британская Колумбия — совершенно другим. Очень сложно заставить индейцев выполнять какие-то совершенно непонятные им постановления — особенно если племена разбросаны по колоссальной территории, вдалеке от полиции, судов, магистратов и немногих правительственных агентов, назначенных для надзора за туземцами. При первой же попытке властей силой принудить индейцев к повиновению те попросту разбежались. При второй — судья, сочувствующий индейцам, отказал в возбуждении дела, мотивируя это отсутствием в законе четкого определения того, что именно есть запрещенные действия. Даже белое население провинции протестовало против запрета потлачей — живущие бок о бок с индейцами европейцы не видели большого вреда в древнем празднике и — главное — не хотели портить отношения с аборигенами. Все же большая часть племен Британской Колумбии со временем отказалась от потлачей. Пароходные и железнодорожные линии избороздили вдоль и поперек территорию, исконно населенную индейцами, моторные катера стали доступными даже самым заштатным полицейским участкам, и вообще в Британской Колумбии индейцы в начале двадцатого века стали составлять лишь пять процентов населения. И законопослушное — или, в худшем случае, законоизбегающее — в своей массе индейское население отказалось от обычаев предков.

Но только не квакиютли. В этом племени, живущем на обращенном к материку побережье острова Ванкувер и континентальных землях с противоположной стороны пролива, празднование потлача продолжалось, невзирая на все и всякие запреты и постановления. Такая неисправимость объяснялась в первую очередь традиционной неопределенностью социального положения человека в патриархальном обществе квакиютлей. Возможность определить и повысить этот весьма и весьма неясный статус существовала лишь за счет частых женитьб и обязательных потлачей. Да и вообще квакиютли питали открытое и стойкое недоверие к «путям белого человека». К тому же не всегда неоправданное. Индейцы племени оставались закоренелыми приверженцами потлача. Агент по делам туземцев, Уильям Халлидей, писал в 1912 году:
«Число потлачей существенно не уменьшается, равно как не уменьшается и значение этого праздника для индейцев».

И тогда канадское правительство решило прибегнуть к силе. Первые судебные разбирательства по делам индейцев, уличенных в участии в потлаче, состоялись в 1919 году, в 1920-м были вынесены первые серьезные приговоры. Л в следующем, 1921 году, состоялся крупный процесс над участниками потлача Дэна Кранмера. Казалось, суд скорый и правый навсегда изгнал потлач из индейского общества. Как докладывал в 1922 году все тот же Халлидей, «потлач в настоящее время можно считать обычаем, отжившим свое». Как мы увидим, искреннее стремление выдавать желаемое за действительное свойственно всем чиновникам всех времен и народов.

Не тут-то было. Квакиютли не собирались так просто отказываться от одного из старейших и наиболее почтенных обычаев. «Мы не усматриваем в этом обряде большого зла, — писали индейцы в петиции канадскому правительству,— потлач представляется нам праздником безопасным и желанным». Но что бы ни делали квакиютли — посылали ли делегацию в Оттаву, приглашали ли профессиональных юристов, обращались ли с петициями к правительству Канады — власти стояли на своем. Потлач оставался строго запрещенным обычаем. Но разве могут какие-то бумажки остановить настоящего индейца? Индейца-квакиютля?

Прошло всего несколько лет — и квакиютли выработали тактику успешной борьбы с властями. Начиная с 1927 года количество потлачей начинает быстро расти. Их не праздновали более открыто на берегах залива Алерт-Бэй, излюбленном месте агентов и полицейских. Вместо этого квакиютли уходили в труднодоступные деревни и там, вдалеке от властей предержащих, спокойно справляли потлач, как то завещали им предки. Наиболее популярным местом была деревня Гвайи в бухте Кингкам. Расположенная в шестидесяти милях от Алерт-Бэя, в двух милях вверх по течению мелкой, закоряженной речушки, которая полностью промерзала зимой, деревня оставалась вне пределов досягаемости властей. Кроме того, она расположена в таком удобном месте, что подход к ней хорошо просматривается и днем и ночью. Индейцы всякий раз успевали подготовиться к появлению официальных лиц. Такая защищенность деревни очень раздражала правительственных чиновников. Что за планы только не разрабатывали в соответствующих инстанциях — проникнуть в Гвайи хитростью и застать индейцев врасплох, учредить в поселении постоянный полицейский пост, даже использовать гидросамолеты для контроля за квакиютлями — все эти меры оказывались либо совершенно непрактичными, либо чрезвычайно дорогими. Либо просто глупыми. Гвайи оставалась несокрушимым оплотом древних обычаев; Впрочем, не только одна эта деревня. Острова Виллэдж и Турнуа, форт Руперт, мыс Мадж стали в начале тридцатых молчаливыми свидетелями потаенных потлачей. Известный антрополог и этнограф Франц Буа писал примерно в то же время: «Когда за индейцами некому наблюдать, они творят, что только им заблагорассудится».

Но, предаваясь тайным церемониям в глухих и диких местах, многие состоятельные индейцы старались приблизить древний праздник к современности, праздновать потлач с большим комфортом, не покидая родного дома. Например, когда индеанка Джейн Ноуэлл вышла замуж за Артура Шоунесси, положенный выкуп за невесту был выплачен приватно, в присутствии только доверенных лиц и вождей родов. После вполне христианского венчания в церкви последовал банкет и танцы «на манер белых людей», во время которых Чарли Ноуэлл, отец невесты, объявил, что все присутствующие могут в ближайшую субботу бесплатно пойти в кино. Он купил много сладостей и фруктов и раздавал их всем пришедшим на сеанс. Некоторое время спустя, когда умерла маленькая дочка молодой супружеской пары, по деревне были разосланы около трех сотен долларов. Индейцы таким образом исполняли обязательства дарителей, но сам потлач терял большую часть своей значимости как праздник. Невозможно ведь ходить по домам знакомых и в каждом исполнять положенные песни и пляски.

И тогда индейцы, по совету ванкуверского юриста У.Р.Во, обратились к «разделенному потлачу». Квакиютли ловко обошли положения Закона об индейцах, разнеся по времени ритуальные церемонии и раздачу подарков. Канадские власти сбивались с ног, пытаясь доказать, что подарки, полученные индейцами, есть часть ритуала, исполненного более полугода назад. Первый такой потлач департамент по делам индейцев зафиксировал на острове Виллэдж, когда собравшимся раздали полторы тысячи мешков с мукой, но никакие приличествующие моменту церемонии не проводились. Во втором случае квакиютл Генри Спек устроил большое празднество в деревне Калоквис, но ничем гостей не одарил. Спек — зря он, что ли, учился в школе? — переписал имена всех присутствующих в тетрадь и заверил их, что все приглашенные получат долженствующие подарки в течение полугода.

Короче говоря, индейцы дурачили департамент как хотели. Человек, привезший те самые мешки на остров Виллэдж, оставил их со словами: «Вот вам немного муки, чтобы перенести суровую зиму». А когда полиция задержала в форте Руперте Чарли Ноуэлла с девятью сотнями мешков муки, он невозмутимо ответил, что это всего лишь акт христианской любви к ближнему, благотворительности, в конце концов. Широко практиковались и другие не менее хитрые уловки — пиры под видом рождественских обедов и ритуальные подарки на день рождения. В 1934 году, в заливе Алерт-Бэй, Мозес Альфред просто пометил каждый предмет в гигантской куче различного барахла именем человека, для которого он предназначался, и спокойно ушел. Немало способствовала успеху подобного рода уверток и круговая порука племени квакиютлей. Власти не дождались от индейцев ни единого «стука» о запретных акциях. Полицейский инспектор в отчаянии докладывал начальству:
— Всюду я натыкаюсь на непрошибаемую стену.
— Мы находимся настолько же далеко от реального уничтожения системы потлачей, насколько мы были от него много лет назад, когда наша борьба с индейцами только начиналась, — писал правительственный агент в своем отчете в 1934 году.

В середине тридцатых годов обделенными и обманутыми чувствовали себя уже агенты по делам индейцев, а вовсе не вверенные им туземцы. В 1936 году департамент по делам индейцев с горя попытался даже провести поправку к закону, позволяющую полицейским чинам задерживать и конфисковывать любое, признанное «чрезмерным для потребностей туземцев», имущество. Но палата представителей с негодованием отклонила это предложение, сочтя его «неразумным, несправедливым и небританским по духу». Поправку не приняли, и департамент публично умыл руки, предоставил индейцев церкви, школе и их собственному здравому смыслу» (цитируем дословно департамент).

Но то, в чем не преуспело правительство его величества, успешно делала госпожа Экономика. В двадцатых-тридцатых годах у квакиютлей появились серьезные конкуренты в их исконном промысле — добыче лосося и свечи-рыбы и заготовке рыбьего жира. Канадские и японские рыболовецкие суда вытеснили индейские лодки из канадских прибрежных вод, а Великая депрессия привела традиционную — и довольно прибыльную — экономику в полный упадок. В общество квакиютлей проникла и широко распространилась протестантская религия, индейская молодежь постепенно теряла интерес к длинным древним ритуалам и свадьбам по сговору. Новое время, новые заботы — теперь квакиютлей куда как больше волновали вопросы чисто житейские: равенство с белым населением Канады в получении пенсий, ветеранских выплатах и пособиях на детей, избирательное право, улучшение медицинского обслуживания и образовательной системы для индейского населения, отмена пошлин на ловлю рыбы вне пределов резервации. Этакие недикарские заботы. И, хотя в сороковых годах лучшие времена вернулись на Северо-Восточное побережье, потлач по-прежнему оставался в упадке. Редки стали в индейских деревнях шумные пиры с плясками и песнями и горами подарков... В слушаниях 1951 года по вопросу пересмотра Закона об индейцах положение о потлаче осталось без внимания, и даже в предложениях Туземного Братства, индейской организации, возглавляемой влиятельным квакиютлем Биллом Скоу, запрет на потлачи оказался обойденным стороной.

Но все-таки из текста нового отредактированного Закона об индейцах — освобожденного по указанию парламентской комиссии от многих «анахронизмов, аномалий, противоречий и расхождений» — статья, запрещающая потлач, была изъята. Всему в природе свойственно возвращаться на круги своя — и индейцы, в конце концов, вспомнили о культурном наследии своих предков. Начиная с пятидесятых годов стали возрождаться традиционные ремесла и художественные промыслы — искусная резьба по дереву, выделка причудливых масок и резных украшений из аргилита. Возродился из небытия и потлач. Хотя, впрочем, все имущество уже никто не раздаривал.

Том Уилли, 80-летний вождь деревни Хоптаун — один из тех немногих квакиютлей, что обладают правом исполнять танец о легендарном герое Сивиди, привилегией, поделенной между несколькими, родственными между собой, семьями индейцев. И Уилли регулярно подтверждает эту привилегию на потлачах, посвященных важным событиям жизни своих родственников. В 1985 году он танцевал на церемонии воздвижения тотемного столба, посвященного памяти прежнего вождя деревни, Фреда Уильямса. А в 1989 году в дом вождя пришла большая радость — по заказу Музея Кэмпбелл Ривер более двадцати известных индейских художников искусно выполнили полный комплект масок представления Сивиди. Каждый мастер делал одну-единственную маску. И, хотя эти шедевры индейского традиционного искусства выставлены в экспозиции музея, вождь Уилли, консультировавший Кэмпбелл Ривер, получил право использовать маски по прямому назначению — в ритуалах потлача.

И такая возможность предоставилась ему в сентябре 1990 года. Роберт Джозеф, родственник жены вождя, объявил сразу о двух радостных событиях: его племянник, Сесил Доусон, достиг возраста инициации, а дочь Шелли решила устроить церемонию положенного по законам народа квакиютл наречения своей маленькой дочки. Как же могут такие важные события обойтись без хорошего потлача?

Праздник продолжался три дня, на него собралось более двух сотен человек изо всех селений квакиютлей. Даже из городов приехали. Многим из гостей пришлось проехать по триста и более миль, чтобы попасть на церемонию — но что такое расстояние для настоящего квакиютля, когда речь идет о потлаче?

За несколько месяцев до праздника, в мае 1990 года, вождь Уилли в составе делегации старейшин племен осмотрел готовящуюся к показу в Американском музее естественной истории выставку предметов искусства и быта народа квакиютл. Экспозиция была составлена из коллекции упоминавшегося уже антрополога Франца Буа. На рубеже веков он со своим проводником, знатоком индейской культуры Джорджем Хаитом, квакиютлем по происхождению, собрал по поселениям Северо-Восточного побережья сотни масок, щитов из кованой бронзы, ритуальных чаш для праздничных пиров и традиционных украшений. Собрал, чтобы спасти хоть что-то из культурного наследия индейских народов до того, как они будут поглощены западной цивилизацией.

Слава Богу, ученый ошибался, и индейцы сохранили свою самобытную культуру, несмотря на все запреты и гонения. Но вот до его коллекции руки сотрудников музея дошли лишь сейчас — в начале последнего десятилетия двадцатого века. Подготавливая экспозицию, американские этнографы провели не один день в пыльных запасниках музея, классифицируя и систематизируя собрание. Изучив имеющиеся маски и многочисленные дневниковые записи Ханта, они пришли к неожиданному выводу: большая часть масок коллекции Буа предназначена для ритуальных танцев, посвященных истории подвигов Сивиди. Точнее — самым ранним вариантам представления. Это подтвердил и вождь Уилли.

— Когда я в первый раз увидел эти маски,— сказал старый индеец,— мне стало очень грустно. Ведь все они были скуплены и выменяны у наших предков еще до моего появления на свет. А мне так хочется, чтобы кто-то из стариков был бы сейчас жив и смог бы рассказать поподробнее про некоторые из них. Но потом я вспомнил про то, что они рассказывали мне до ухода в лучший мир, и проникся гордостью за свой народ, который создал все эти прекрасные маски.

У всего в мире есть своя песня, есть она и у потлача. И поэтому, когда вождь Уилли увидел разложенные перед ним на столе маски начала века, он продекламировал на кваквала — родном языке квакиютлей — легенду о великом герое Сивиди.

Пусть потлачи нынче совсем не те, что были когда-то! Пусть не все индейцы помнят про древний обычай и соблюдают его! Главное — квакиютли пронесли сквозь все эти годы дух потлача — чистую и светлую радость праздника, радость дарить и получать подарки. Ведь «потлач» — значит «дар»...