Угольки от костра Господня

Однажды ранним весенним утром с кувшином на плече, в плетеных сандалиях на босу ногу девушка лет 15—16 пробиралась к источнику по узкой извилистой дороге, какие по сей день соединяют сложный лабиринт левантийских селений. В захолустном Назарете этот источник был единственным, поэтому даже на те 250, а, может быть, 300 семей, которые здесь обретались, питьевой воды едва хватало. Наверное, она торопилась опередить других хозяек, чтобы зачерпнуть еще не замутненной влаги. У источника никого не было. Мириам перегнулась через широкий камень, за которым журчал прозрачный ручей, и протянула к нему кувшин, но тут случилось невообразимое: показалось, что грянул гром среди ясного неба.

 

 

Из облака света послышался голос — не мужской, не женский, а такой, какой не опишешь словами: «Радуйся, благодатная! Господь с Тобою, благословенна Ты между женами…» Наверное, девушка выронила сосуд. Возможно, даже бросилась ничком на землю, думая, что пришла ее погибель…

Очнувшись, она опрометью бросилась по улице, называемой ныне ее именем — улицей Марии, — обратно, домой, и в полном, надо полагать, смятении села отдышаться. Но собраться с мыслями не удалось: сверхчеловеческий голос, голос самого архангела Гавриила возвестил, что ей надлежит родить Сына Божия, Спасителя мира. С этого все и началось. Так или примерно так могли развиваться события в день Благовещения, если исходить из апокрифического Евангелия от Иакова. Вернее, если переводить это Евангелие на язык живых картин, в которых мог и может «участвовать» каждый человек и две тысячи лет назад, и сегодня, и всегда. Ведь человеческая природа, если верить философам и психологам, не меняется. А все персонажи Священной истории, кроме самого Назарянина, были просто людьми.

Этим людям были свойственны слабости и добродетели, они занимались повседневными делами, о них, как и о нас сегодня, судачили соседи. Они жили в городах, многие из которых существуют по сей день. Ходили дорогами, лишь в ХХ веке закованными в асфальт.

В любом израильском ресторане вам и теперь подадут мушта, или амнона (один из видов тилапии), «рыбу Святого Петра», которая водится только в Галилейском море. Вы без труда поймаете в Иудейской пустыне медлительную саранчу и, если преодолеете естественное отвращение, можете съесть ее так же, как это изо дня в день делал Иоанн Креститель. Отдохнете после утомительного подъема в гору под оливой Гефсиманского сада. Оглядите с горы Искушения «все царства земные», кои дьявол предлагал Христу за отказ от спасения человечества...

Возможностью ярко «оживлять» евангельские события мы отчасти обязаны тем, кто в XIX веке так или иначе пытался подорвать религиозную догму: историкам-позитивистам. «Апостолы» новой школы с ее сравнительным анализом источников, датировкой археологических находок, расшифровкой забытых алфавитов и прочими методами не устояли перед соблазном составить светскую биографию «пророка из Галилеи»… И тут же получилось, что многие детали Священной истории как минимум сомнительны. Что, возможно, все было не так…

А как? Исследовать этот вопрос оказалось так же трудно, как и увлекательно, поскольку христианское учение предельно вещественно (в притчах Иисуса олива всегда означает оливу, а блудный сын — блудного сына), и в то же время — часто неконкретно (Господь то «восходит на гору», то «посылает учеников к воротам», но на какую и к каким — непонятно).

Отсюда, в частности, и разночтения при идентификации святых мест. Отсюда — неиссякающий интерес к реконструкции новозаветных событий. И масса вопросов, на которые нет, да и не может быть окончательного ответа. Например:

Где родился Христос?

Вопреки страстным уверениям профессиональных израильских экскурсоводов, которые сами на палестинские территории носа не кажут, мирным путешественникам там бояться особенно нечего. Во всяком случае, в рождественскую ночь посреди города Бет-Лехема, иначе — Вифлеема. К тому же на сей раз впервые после пяти лет интифады власти Палестинской автономии пошли на некоторые компромиссы. И даже сами приглашали паломников в Вифлеем, гарантируя им безопасность…

Надо сказать, они сдержали слово. Даже, пожалуй, перестарались: по количеству металлоискателей, молодых людей в зеленой форме и с овчарками местный храм превзошел в ту ночь даже аэропорт имени Бен-Гуриона.

Церковь Рождества Христова, возле которой столпился народ, — единственно подлинная византийская церковь на всей Святой Земле. Видимо, из уважения к одному из самых священных событий христианской истории ее пощадили и арабы, и персы (один из волхвов на фасаде, по счастью, «оказался» в персидской одежде), и даже крестоносцы, имевшие обыкновение отстраивать все встречные греческие храмы на свой лад. Конечно, на обетованной земле не могли не «отметиться» и католики — францисканское аббатство примыкает к православному святилищу стена к стене. Внутри помещения сообщаются, что, как, увы, повсюду в Палестине, порождает нескончаемые тяжбы и споры. Так вышло и теперь: греки, чей алтарь находится как раз над гротом Рождества, запретили монахам ордена Святого Франциска заступать на их территорию в ночь с 24 на 25 декабря 2005 года. Точнее, не то чтобы категорически запретили, а ждали, когда их хорошенько попросят. Духовные чада Папы Римского, однако, проявили характер и решили обойти строптивых соседей. «Обойти» — в буквальном смысле. Дело в том, что к входу в грот примыкает еще и армянский придел. С армянами договориться удалось, и теперь католикам предстояло добираться замысловатым маршрутом по старинному подземному коридору к ним, а уже оттуда — в пещеру. Правда, выйти из нее с другой стороны им было нельзя, так что всей колонне придется у Христовых ясель разворачиваться назад. К этому многотрудному походу и собирались присоединиться мы с фотографом Александром Сориным.

Часы на башне аббатства показывали 23.00, дождь густел, угрожая превратиться в снег. Густела и толпа, прирастая зонтиками, наречиями, цветами кожи, возрастами, темпераментами. Прямо позади меня образовался многорасовый хор под управлением негритянской четверки, скорее всего, заезжего квартета соул-музыкантов. Благообразные британские пенсионерки и дисциплинированный «взвод» немецких туристов, влюбленная пара мулатов и стайка белесых финнов — все мученики очереди охотно теснились к ним, очевидно, не желая, чтоб естественное раздражение из-за холода и неразберихи подавило чувство умиления перед Тайной. Мелодия Jingle Bells сменялась трогательным испанским гимном «Младенец Иисус», немецкое Tannenbaum моими стараниями переходило в сольное «В лесу родилась елочка». Тем временем палестинские телевизионщики перетаскивали через древнюю базальтовую ограду аппаратуру, а также — по чьей-то просьбе — старушку в инвалидной коляске. Откуда-то сверху послышался глуховатый перезвон колоколов. Из-за угла донесся вой сирены, и секунду спустя показался кортеж, сверкающий сигнальными огнями, как инопланетная космическая станция, — на рождественскую мессу прибыл глава Палестинской автономии Махмуд Аббас.

А Сорин вдруг задумчиво заметил: «Ты знаешь… у них тут у всех какие-то билеты». В самом деле, у разноплеменных очередников обнаружились намокшие красно-белые бумажки. У нас же ничего подобного не имелось. «Ерунда, — бодро возразил я. — Кто может выдать билет на встречу с Богом?» Однако в душе сам себе не очень поверил, и мы договорились на всякий случай просачиваться к Богу поодиночке… Разошлись. И вскоре с нижней ступеньки лестницы, ведущей к последнему контрольному пункту, я заметил, как оранжевая куртка моего товарища, промелькнув под дулами арабских автоматов, скрылась внутри храма. А меня… «стража не пустила во дворец». С лаконичным: «Нет билета — нет прохода!» — усатый сержант выпихнул меня плечом куда-то вбок, и я оказался вплотную прижатым к стене.

Пусть читателям, начисто лишенным сентиментальных или мистических чувств, мои переживания покажутся смешными, но я ощутил ужас, горе и отчаяние: видно, Дева Мария не хочет допустить меня на Рождество своего Сына… Впав в скорбную апатию, я побрел вдоль каменной кладки. И тут неожиданно увидел узкую дыру в стене, у самой земли. В глубине виднелся слабый луч света. Выбора не было — нырнул. И совершенно беспрепятственно попал в старую византийскую церковь — ту самую, в которую не желали допускать католиков. Вот высокий алтарь с иконой Владычицы Небесной, вот позади него — крутая лесенка, ведущая куда-то в подпол. Если б не десятки свечей, поставленных у первой ступеньки, никто бы ее и не заметил. А там, внизу, в гроте, — то, к чему все и стремились: Вифлеемская звезда на широком теплом камне, где появился на свет Сын Человеческий, и ясли, где Он лежал спеленутый. Народу в церкви пока совсем немного: ведь до греческого Рождества еще две недели. Откуда-то из левого крыла храма раздается приглушенное пение. Следуя на звук, добираюсь до площадки с выломанным во внутренней стене проемом: сквозь него видно, что происходит в соседнем католическом храме. Там зал залит рассеянным светом, над головами тысяч людей снуют телекамеры. По «мою» сторону на площадке тоже тесно: тут сгрудились те, кто отмечает праздник сегодня и кому, видимо, не повезло так же, как и мне. Мы стоим, не замечая хода времени. Пролетает час, другой. Наконец со стороны католической процессии раздается детский плач.

«Господь родился!» — оборачивается ко мне седой испанец, на глазах у него слезы. Почему-то в русской традиции не принято говорить друг другу: «Господь родился» на Рождество, но мне приятно, и я, не будучи набожным человеком, взволнован. Хорошо находиться среди своих — среди людей, со всех концов света собравшихся по одному и тому же радостному поводу. Даже на лице скептика Сорина, который появляется в этот момент у Пещеры вместе с процессией францисканцев, — некое подобие торжества. Впереди шествуют «волхвы» с посохами и почему-то в турецких фесках, далее — монахи в черных сутанах с тремя узлами на поясе (они символизируют три обета: безбрачия, целомудрия и послушания), затем — сам латинский патриарх Иерусалима и, наконец, все желающие.

Красиво. Да, хорошо, что есть на земле это место. Ведь скольким обстоятельствам пришлось совпасть, чтобы исполнилось пророчество и Иисус появился на свет именно в Вифлееме: и Квиринию, римскому легату Сирии, взбрело в голову именно под роды Марии объявить перепись израильского населения, при которой регистрировали каждого в пункте, откуда за тысячу лет до того вышли его предки. И «не было им места в гостинице», а потому возникла нужда в теплом гроте. И звезда взошла, и волхвы по ней узнали место, куда им надлежит идти на поклон с дарами…

...А теперь почему бы не вспомнить, что мы «взрослые люди», и взглянуть на обстоятельства Рождества Христова трезво, допуская, что в новозаветных рассказах, как во всяких других, встречаются неточности? Тем более что нельзя не заметить, насколько самих евангелистов заботит соответствие их повествования древним пророчествам. То и дело они напоминают читателю, что все сказанное в Писании о Мессии исполнилось в Иисусе. Ведь ранние христиане были правоверными иудеями — только в отличие от большинства своих соплеменников они полагали, что Спаситель Израиля уже приходил… Вот и рождественская история в изложении Луки (ни Марк, ни Иоанн, кстати, ничего не сообщают о появлении Христа в гроте под Иерусалимом) подозрительно рифмуется с известным каждому иудею речением. «И ты Вифлеем… из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою», — говорил Бог устами пророка Михея.

Дороги Сына Человеческого
Большая часть земной жизни Иисуса прошла на территории нынешнего Израиля. Однако случалось Ему и покидать пределы этой земли, так что путешественник Нового времени, оформив после серьезных проверок израильскую визу, не сможет пройти весь путь Господа от Вифлеема до Голгофы.

Если пользоваться в качестве путеводителя только христианскими текстами и отбросить всякие исторические курьезы о путешествиях Назарянина в Индию (жители кашмирского Сринагара, представьте, даже покажут вам Его могилу) и Японию, получится, как видно на этой карте, что впервые Сын Человеческий пересек границу Израиля в младенчестве. Спасаясь от преследований Ирода Великого, приказавшего, как известно, уничтожить в Вифлееме детей мужского пола, Святое семейство через Синайский полуостров попало в Египет. В отличие от канонических Евангелий апокрифические сказания ярко живописуют эту дорогу, на которой розы расцветали там, где ступала маленькая ножка. Коптская конфессия по сей день чтит на родине фараонов некоторые места, по преданию, связанные с теми событиями: древний городок Басту (греч. Бубастис), где перед Ним пали языческие идолы, в частности изображения местной богини-кошки Бастет, далее — Вади-Натрун, Матарию, в которой Спаситель превратил затхлую воду источника в свежую… Эти и многие другие пункты с давних пор отмечены церквями и монастырями.

Потом — продолжает евангелист Матфей — «Ангел Господень во сне является Иосифу в Египте и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца». И вот наступил галилейский, самый долгий период Его земного существования, в продолжение которого он прославился как проповедник и целитель. При этом пространство Его многолетней деятельности оставалось невелико: окрестности Назарета, берега Галилейского моря и Филиппова тетрархия до современной горы Хермон и Баниаса (Кесарии Филипповой) на северо-востоке, где «пришед же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?» И когда Петр ответил ему: «Ты — Христос, Сын Бога Живого», тогда Иисус сказал ему: « …ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; И дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах».

Впрочем, однажды Христос был и в далеком «походе»: он посетил языческие финикийские окрестности Сидона и Тира — земли нынешнего Ливана, где исцелил от бесов дочь одной хананеянки. Заходил Иисус и в Западную Иорданию, когда следовал на паломничество в Иерусалим. Бывал, вероятно, в юго-западной Сирии.

Таким образом, круг Его странствий ограничивается пятью государствами XXI столетия. Совсем немного, по нашим меркам, да и по тогдашним тоже. Известно, что жители Римской империи путешествовали на большие расстояния.

В Его представлениях мир разделялся на многие враждебные царства, сопоставимые могуществом с областью того же Ирода Антипы, и это в то время, когда держава цезарей уже распространила свою власть на все Средиземноморье.

Перипетии сюжета

Если взвесить факты на весах беспристрастной истории, евангельский сюжет вроде бы рассыпается в пух и прах. Во-первых, на момент Рождества Иудеей еще, вероятно, правил Ирод Великий — формально независимый государь, в чьих землях римские чиновники не имели права устраивать никаких переписей (есть, правда, сообщения о его смерти в 4 году до н. э.). Во-вторых, даже если б и имели, совершенно непонятно, зачем им понадобилось «гнать» каждого еврея в город, где некогда жили его пращуры: можно себе представить, какой хаос возник бы на дорогах. Остановилась бы всякая хозяйственная деятельность, затормозилась бы выплата налогов, а ведь ради нее и затевался учет населения! (Он-таки затевался, только позже, когда страна уже превратилась в римскую провинцию: завоеватели желали знать, сколько денег им надлежит ежегодно получать с каждого селения, — но для этого, согласитесь, логичнее пересчитывать «души» по месту их «прописки»…) Подобные доводы приведены во многих светских биографиях Христа. Ну хорошо. Предположим, что Марии и Иосифа вовсе не было тогда в Вифлееме. С чем мы останемся в этом случае?

...Обитал в Назарете вдовец средних лет по имени Иосиф, который имел детей от первого брака (Святой Иаков упоминает о «сыновьях»). Дому требовалась хозяйка — у главы семейства львиную долю времени отнимало его ремесло. Кстати,

Кем был Иосиф по профессии?

Что за вопрос, скажете вы, конечно, плотником. И окажетесь не совсем правы. Все четыре Евангелия, как известно, написаны по-гречески, и в них применительно к ремесленнику из Назарета употреблено слово «тэктон», то есть просто «строитель». При переводе Нового Завета на европейские языки, в том числе славянский, герой превратился в плотника просто потому, что у нас дома строили преимущественно из дерева — вплоть до XIX века. Но иначе дело обстояло в Галилее, где и сейчас едва ли можно отыскать пару деревянных построек. Все жилища либо просто вырубаются в скальной породе наподобие искусственных пещер, либо складываются из ее осколков на фундаменте. Значит, вероятно, Иосиф работал прежде всего каменщиком и лишь иногда, по особым заказам, плотником.

Супругу он, скорее всего, нашел себе в Иерусалиме во время одной из паломнических поездок.

А дальше... Что произошло дальше, знают все и не знает никто. Во всяком случае, рассуждать о непорочном зачатии мы не будем. Признав ребенка своим, Иосиф вырастил Его, обучил чтению, письму и ремеслу.

Сегодня в Назарете, в скромной церкви Святого Иосифа, которая, как предполагают, выстроена над домом, где он жил с семьей, можно видеть мастерскую и стол, служивший отцу и Сыну верстаком. Там же посетителям показывают изящные витражи в неаполитанском стиле. На них современный мастер изобразил Искупителя таким, каким Он редко предстает перед нами: 17—20 лет от роду. Причем в чертах юноши и старика-ремесленника прослеживается явное сходство.

Дар Марии

Пока время Иисуса не пришло, Он, несомненно, жил себе в Назарете, родном городе своего воспитателя. Ходил по тем же улицам, что были здесь 2 000 лет назад, возводил дома, примерно такие же, какие теснятся в городе и сегодня. Вообще современный облик малой родины Христа вряд ли сильно отличается от древнего, исключая, конечно, тот отпечаток, который наложило на него само христианство. Именно благодаря ему западногалилейский городок остается в XXI веке экзотическим пятном как на карте Израиля, так и в арабопалестинском сообществе. Выходным здесь считается воскресенье. Общая численность прихожан всех церквей составляет чуть более половины населения, то есть превышает количество мусульман, причем почти все здешние последователи Иисуса — арабы! Есть, правда, и другая версия: не арабы, мол, это, а арабоязычные потомки греков, финикийцев, евреев... Когда воины Аллаха впервые захватили Палестину, они пылали такой ненавистью к Византийской империи, что велели всем новым подданным срочно забыть ее язык. А к религиозным различиям они тогда относились гораздо терпимее, вот и вызвали тем самым к жизни христианскую общину, говорящую на языке Пророка.

Такая широта культурного спектра дает сегодняшним назареянам массу преимуществ: они многодетны, темпераментны и всегда готовы к взаимопомощи, как арабы, а также лишены предрассудков, самостоятельны и полны чувства индивидуального достоинства, как люди Запада. Мало где еще увидишь, как восточная девушка выходит замуж в современном платье с разрезом чуть ли не до талии. Ну, и, наконец, знаменитый «дар Марии», о котором еще в VI веке писал побывавший на родине Христа Антонин Мученик: Святая Дева подарила жительницам своего города ослепительную красоту на многие поколения, и она особенно видна на фоне невзрачных лиц окрестных галилеянок. Могу засвидетельствовать: доля правды в этом есть. Хотя возможно, назареянки просто лучше одеваются и знают, как накладывать макияж. А девушки из соседних сел и кибуцев, напротив, не придают значения подобным «глупостям» (одна знакомая репатриантка рассказывала мне, как соседки советовали ей приобретать на рынке одежду по возможности блеклую — «дольше цвет не сойдет»).

Но вернемся на малую родину Иисуса, в церковь «Синагога»… Можно представить себе ту сцену, когда на этом месте Он стал читать из Торы (по очереди это имел право делать каждый взрослый мужчина) и объявил о своем великом предназначении. Что тут началось! «Не сын ли это Иосифа и Марии? Не его ли родственницы вышли замуж за наших сыновей? Что он нам рассказывает!..»

И Иисусу ничего не оставалось, как со словами: «Нет пророка в своем отечестве», отправиться навстречу своей удивительной судьбе — к морю Галилейскому, где Его пока не знали. Свидетели этого дня разошлись и, всего вероятнее, скоро забыли о странном молодом человеке. Во всяком случае, в наши дни даже торговцы с местного базара с крупными золотыми крестами на волосатой груди не знают, как пройти к воротам церкви «Синагога», поставленной на месте, где было прочитано пророчество. А между тем ворота эти находятся в трех шагах от ларьков с товарами.

Галилея — «центральный округ» царствия небесного

Каждую зиму граждане еврейской державы дружно приникают к телеэкранам и радиоприемникам с целью узнать важнейшую новость: насколько в этом году поднялся уровень воды в основном пресном резервуаре страны? Почти весь Израиль пьет из озера Кинерет (более известного как море Галилейское). Чем выше поднимется вода, тем лучше будет работать система водоснабжения. Для нации, так и не уверовавшей в божественность Иисуса из Назарета, водоем представляет сугубо утилитарный интерес. Не то — для христиан. Для них это озеро Господа, где прошла значительная часть Его земной жизни, которое Он опоясал кольцом чудес и откуда «выудил» Своих апостолов.

Прибрежная область, где возгорелась искра мировой религии, удивительно мала. Выезжаете вы, скажем, из гостиницы в центре Тиверии (этот город в честь императора Тиберия в греческом стиле выстроен правителем Галилеи Иродом Антипой как раз при Христе), проезжаете два-три светофора и неожиданно попадаете в Мигдаль. В этом названии нетрудно услышать, то есть «распознать», древнюю Магдалу, родное селение Марии, верной ученицы Иисуса и первой свидетельницы его Воскресения. А если слух подвел, то белокаменная православная обитель Святой Марии Магдалины мгновенно навеет нужные ассоциации. Еще поворот — и за холмом открывается Табха, где в названии уже труднее «расслышать» старый Гептапегон — место, где раньше в озеро впадало семь теплых минеральных источников. Они, в свою очередь, привлекали косяки рыб. Здесь же рыбачили будущие ученики Назарянина. Но сегодня с ловом в этой части озера почти покончено: Израиль перекрыл ключи, чтобы не портить вкуса питьевой воды в Кинерете (в других местах, впрочем, все в порядке).

Далее по курсу в двух шагах — Капернаум, «столица» первой общины Христа на озере. Здесь Учитель с успехом проповедовал в местной синагоге и исцелил множество народа. Потом — не успеете оглянуться, как шоссейные петли вынесут вас уже на восточную сторону. В Вифсаиде, согласно Евангелию, произошло накормление пяти тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами. А в Гергесе (ныне Курси) по воле Иисуса бесы вышли из одержимого и вошли в стадо свиней, чтобы тут же увлечь их с крутого обрыва в пучину (современные историки, впрочем, полагают, что оба эти чуда произошли в других местах).

И вот уже под мостом мелькнула узкая полоска Иордана, вытекающего из озера строго на юг. Минут десять–пятнадцать живописной дороги — и вы вновь в Тиверии-Тивериаде. Круг замкнулся. Хотя солнце еще не успело опуститься за горизонт, позади осталась вся арена ранней деятельности Основателя. Иное дело, что в пределах этого небольшого пространства Он перемещался весьма интенсивно.

Неохота к перемене мест

Когда ученые взялись за анализ биографии Христа, они поняли, что в Его, казалось бы, бессистемных перемещениях по берегу Галилейского моря есть некая логика. И вот к каким двум основным выводам пришли. Во-первых, археологические данные свидетельствуют, что раньше на северной стороне озера располагались поселения преимущественно иудейские, в то время как далее на юг от роскошной столичной Тивериады начиналось ненавистное сынам Авраамовым «сборище язычников». Там селилось множество греков и финикиян, поощряемых к тому проримскими властями, строились храмы в честь Афины и Мелькарта. Законопослушному Иисусу вряд ли «улыбалось» проповедовать нечестивцам, хотя вовсе Он не пренебрегал общением с ними.

Второй вывод историков объясняет частые путешествия Христа по акватории озера. Он оказывался то на западном, то на восточном берегу довольно часто. Зачем? Ответ можно отыскать на карте Его эпохи. По Иордану, впадающему в озеро с севера, проходила граница между владениями сыновей Ирода Великого, Антипы и Филиппа (столица последнего располагалась в Кесарии на современных Голанских высотах). Видимо, проповедь Иисуса через какое-то время начинала вызывать недовольство то одного тетрарха, то другого, и тогда Учитель спасался на тех землях, где уже успели немного позабыть о Нем.

Чудеса в кармане

Век ХХ, как известно, был эпохой революционного развития археологии. На Святой Земле вообще и у берегов Кинерета в частности, конечно, нашлось, что открывать. Получился как бы «сгусток» галилейской проповеди Христа в камне. (Галилея, «глиль», в переводе и есть «сгусток» или «сверток».)

В 1932 году обнаружилась в Табхе византийская церковь Накормления пятью хлебами, построенная в середине IV века. В 614 году ее разрушили персы, и долгое время это место оставалось забытым. Помимо характерной мозаики, покрывающей ее пол, здесь было найдено множество любопытных изображений, понятных всякому в период раннего христианства, но в наше время требующих расшифровки. В нефе — несколько рисунков птиц и зверей, как галилейских, так и обитающих в долине Нила. Спросите, при чем тут Нил? А при том, что на богослужениях основная масса верующих стояла именно в нефе, а изображения как бы указывали им: здесь вы находитесь в духовном рабстве, ваша жизнь — это плен египетский. А где же свобода? Она там, куда устремлены все взоры, — у алтаря. Последний являет собой камень, на котором Иисус и преломлял скудную пищу для пяти тысяч людей. Согласно некоторым сведениям, этот камень почитали еще при жизни Учителя. А перед этой естественной реликвией строитель церкви, крещеный еврей Иосиф из Тивериады, велел выложить мозаичную корзину с четырьмя хлебами. Где пятый? На самом камне: когда-то на него выкладывали настоящий каравай…

Ну, а коль скоро чудо накормления произошло именно здесь, не логично ли предположить, что где-то неподалеку, а не в Вифсаиде, как сказано у Луки, прозвучала и Нагорная проповедь? Ведь оба события, кажется, имели место на одном берегу. И точно — прямо над Табхой возвышается подходящий холм. На нем самый талантливый из архитекторов, работавших на Святой Земле в Новое время, итальянец Антонио Барлуччи воздвиг легкую и воздушную восьмигранную церковь Блаженств (ее восемь граней соответствуют восьмикратному Христову «блаженны…»). В ее окнах вместо канонических витражей верующие видят Галилейское море: архитектор справедливо посчитал, что лучшей картины придумать невозможно. Незадолго до своей кончины храм посетил Папа Иоанн Павел II. Помолившись в одиночестве, он поглядел в эти окна и признал: да, Сын Божий говорил о нищих духом и страждущих именно здесь… Кстати, внимательный читатель наверняка заметил в предыдущем абзаце «ошибку»: ведь Иисус изрек не восемь, а девять заповедей блаженства. Барлуччи, однако, посчитал восьмистороннюю композицию более гармоничной. А без девятой заповеди он «обошелся» на том основании, что она, в отличие от остальных, содержит форму второго, а не третьего лица: «Блаженны вы, когда будут поносить вас… за Меня»...

Хождение по водам

Полевые исследования в Капернауме подарили сегодняшним туристам и паломникам целый город. В нем ученые даже каким-то образом разыскали тот самый «дом Петра», где Христос исцелил его тещу и множество других людей. А на полпути между Капернаумом и горой Блаженств «отмечено» еще одно памятное место: здесь стоит изящная католическая церковь Mensa Domini («Трапеза Господня»). Когда-то именно здесь воскресший Иисус подсказал рыбакам Симону и Иоанну, с какой стороны лодки им следует закидывать сети. Апостолы послушались и вытащили сразу 153 рыбы, даже сети у них прохудились. Эпизод, что и говорить, глубоко мистический, но даже здесь историки не теряются: дескать, косые лучи восходящего светила отражаются от озерной глади и слепят глаза тем, кто находится непосредственно на воде. А с берега, наоборот, четко видно, что творится под поверхностью, например, куда движется косяк рыб.

Кстати, чтобы сфотографировать местный храм, нужно и вправду ходить по воде. В чем и убедился фотограф «Вокруг света»: с берега поймать хороший ракурс невозможно. В результате случайные свидетели с удовольствием наблюдали, как Александр Сорин перетаскивает с каменистого пляжа булыжники, бросает перед собой в Кинерет, а затем шагает по ним. С берега его прыжки с камня на камень выглядели совершенно как скольжение по воде. Правда, несколько неуверенное. Но ведь «даже Святой Петр гулял по воде не один, а под руку с Самим», — говорил потом мой спутник.

«Методы» обнаружения святых мест, конечно, не всегда выдерживают научную критику и порой вызывают улыбку у здравомыслящих людей. Пусть так. Но даже если быть скептиком: нет, мол, и не может быть никаких доказательств того, что Он стоял под этой аркой, прикасался к этой ограде или восходил на эту гору, — останется по крайней мере одна галилейская реалия, которая безоговорочно связана с Христом. Люди.

Истоки колорита

Удивительно, но факт: несмотря на бесконечные «зачистки», приведшие к коренным изменениям этнического состава, земляки Иисуса, похоже, не слишком изменились за последние две тысячи лет. Сегодня они вне зависимости от происхождения составляют все тот же своеобразный и колоритный народ, над которым так любили посмеиваться ученые-иерусалимляне. Народ темпераментный и упрямый, как те ревнители справедливости, кои восстали против Ирода Великого незадолго до пришествия Христа и, будучи осажденными в катакомбах на склоне горы Арбель, отказывались сдаваться. Римским карателям с трудом удалось выкурить их оттуда, спустившись с вершин в специальных ящиках и обстреляв врага горящими стрелами.

Народ насмешливый и хитроватый, как один владелец фотостудии в Назарете, который ради привлечения туристов установил на своем заведении вывеску: «Любимая фотостудия Святого Иосифа».

Народ простодушный и тщеславный, как Саломея, мать апостолов Иоанна и Иакова, которая просила Иисуса «зарезервировать» за ее сыновьями почетные места по левую и правую руку от Сына Божьего в грядущем Царстве. Я бы сказал, народ классических провинциалов, который, однако, дал Христу самых преданных последователей и друзей, чьими усилиями распространилось по всему свету христианство… Восемь из двенадцати апостолов были «взяты» Христом с берегов Кинерета, четверо из них были рыбаками. Трое других родились в иных местах Галилеи, и только предатель Иуда происходил, как считается, из Иудеи (его всем известное прозвище Искариот означает, скорее всего, просто «горожанин»).

Здесь маленькая община чувствовала себя дома, и всякий пример из притч Учителя воспринимался ею как хорошо знакомый и само собой разумеющийся. Можно, вероятно, сказать, что в тот период проповедей Спасителя жизнь на земле приблизилась к совершенству, насколько это возможно. Даже скептический историк Эрнест Ренан полагает, что в течение нескольких месяцев или даже года «Бог жил на земле». В судьбе первых христиан это было, безусловно, самое счастливое время. Но длилось оно, как известно, недолго.

Из текста Евангелий не совсем ясно, как именно прекратилось Его мирное служение на берегах Кинерета, но понятно одно: в какой-то момент галилеяне, похоже, разуверились в Нем. Отчего — можно гадать, чем и занимаются историки. Одни находят в Новом Завете намеки на кампанию, как теперь выражаются, «черного пиара», устроенную против него окружением Ирода Антипы. Тот мог вызвать из Назарета родственников Учителя, относившихся к Нему скептически и готовых свидетельствовать против Него (или же, как говорили фарисеи, тетрарх хотел просто убить Иисуса?). Другие утверждают, что жители окрестных рыбацких деревень, еще отчетливо помнившие восстание Иуды Голонита, сами разочаровались в «политической программе» Христа (вообразив, что таковая у Него имелась). Ведь неукротимый «партизанский» вожак Голонит призывал их скорее умереть, чем назвать «господином» кого-либо, кроме самого Иеговы. А Назарянин охотно оставлял этот «титул» за каждым желающим, отводя для Бога более задушевное и менее понятное «Отец». Так или иначе, Иисусу и тем, кто захотел последовать за Ним, пришлось покинуть родину. Он пророчествовал: «Горе тебе, Вифсаида… и ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься». Так, кстати, и вышло — ни один из кинеретских городков не пережил и нескольких поколений после Христа. А Ему пришла пора отправляться в дорогу.

Добрый «самаритянин»

Где бы Иисус ни родился и где бы ни жил, как всякий иудей, Он бывал в Иерусалиме на Пасху. Туда из Галилеи вели две дороги.

Первая из них, кратчайшая, пролегала по горной цепи параллельно современной автотрассе «Тель-Авив — Хайфа». Однако ею, похоже, при Иродах и Пилате пользовались не часто — евреи опасались враждебности самаритян, через чьи земли приходилось следовать.

В наши дни иерусалимское правительство тоже не рекомендует своим гражданам пересекать эту территорию, поскольку значительная ее часть подконтрольна Палестинской автономии. Причем считается, что местные сторонники интифады особенно воинственны и непримиримы. Человеческие жертвы редки, но власти честно предупреждают: автомобиль с израильскими номерами, случайно оказавшийся в Самарии, вряд ли избежит побивания камнями, и хорошо, если дело этим ограничится. Благоразумные люди туда не ездят.

Мы, вообще-то, тоже не собирались — случайно вышло. До сих пор не понимаю, как, следуя в Иерусалим по современному шоссе с десятками разноязычных указателей, мы умудрились сбиться с пути и оказаться среди горных овечьих пастбищ, диких скал и зловещего вида пустующих блиндажей. Остается предположить, что небесные силы скорректировали наш маршрут: дескать, хотели пройти по следам Христа — ну так и ступайте. Тут, естественно, снова начались чудеса. Сначала принялась самопроизвольно включаться и отключаться автомагнитола. А солнце, не желая повиноваться астрономическим законам, упорно светило нам в глаза, хотя ему полагалось находиться сзади. Потом стало не до мистики: стрелка бензинового датчика, только что стоявшая на среднем делении, упала. Машина «зачихала» и очередного пригорка не осилила.

Так мы с Сориным оказались потерянными в сердце «враждебной страны», и некому было утолить жажду — ни нашу, ни, что существеннее, «железного ишака».

— Что ж, пойду поищу какого-нибудь доброго самаритянина, — вызвался я, доставая из багажника канистру. — Надеюсь, на блокпосту найдется капля горючего…

Но пути Господни неисповедимы, и спасение было ниспослано нам в крайне неожиданном виде, а именно — в лице неулыбчивого американского еврея в кипе и на велосипеде. Откуда взялся он на автобусной остановке, неизвестно. Из его скупых реплик стало ясно лишь то, что в Израиль он приехал учиться в религиозной школе. Впрочем, мы и не любопытствовали, а просто поблагодарили любезного американца, который сгонял на затерянную среди холмов АЗС, а после воспользовался нашим предложением подвезти его до столицы. По дороге им не было сказано ни слова, если не считать весьма не лишних указаний, куда поворачивать и где притормаживать, чтобы вписаться в крутой поворот. А у Дамасских ворот Старого Иерусалима «добрый ангел» покинул нас, громко хлопнув дверцей машины…

Паломническая Иордань

Другой иудео-галилейский паломнический маршрут, более длинный, но и более безопасный в древности, нам полностью освоить не удалось. Его большая часть пролегает по Восточному берегу Иордана, а значит — по Иордании.

Один из самых посещаемых пунктов этой трассы («трасса» в данном случае — понятие, разумеется, условное) расположен на Иордане, близ современного Ярденита. «И крестившись Иисус тотчас вышел из воды… и се, глас с неба глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение». Орнаментированные щиты с этой цитатой на множестве языков, включая суахили, расставлены по периметру огромной площади у входа в «священный павильон». Естественно, идет бойкая торговля. Но что самое интересное — никто, ни одна христианская конфессия не утверждает, что Предтеча крестил своих учеников именно здесь. Более того, все знают, что это не так! Одни считают, что пустынная община Иоанна располагалась в Вади аль-Харар, другие придерживаются более традиционной версии — о Вифаваре, что на границе Израиля и Иордании. Но историкам, ищущим примеров фальсификации святых мест, рано радоваться. Ярденитский «подлог» никто и не скрывает. Просто некоторое время назад предприимчивые иудеи из соседнего кибуца решили изыскать дополнительный источник дохода. А именно — учредить на этом участке символическое место Крещения, наладить производство белоснежных ритуальных балахонов — для продажи и проката, отпечатать на всех языках почетные сертификаты о том, что некто (в графе «имя» — прочерк) принял святое омовение в тех же водах, что и Спаситель мира. Дело у кибуцников идет хорошо: редко, кто устоит перед возможностью искупаться в самом Иордане. Не устояли и мы…

Дорогой Святой Лазары!..

На последнем отрезке этого пути в Иерусалим, в Вифании, расположено еще одно знаковое место: могила Лазаря.

«Иисус говорит: отнимите камень …и воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами».

Залитая тусклым светом маломощной лампочки «погребальная камера» полна скромных «подарков», молитвенников и записок. Каюсь — некоторые из них, написанные на моем родном языке, я прочел. Краткие послания эти предельно трогательны: «Дорогой Святой Лазарь! Давно уже собиралась к тебе прийти, а вот только сейчас добралась. Пожалуйста! Помоги мне вылечить мужа. Будь милостив ко мне. До свидания. Дата, подпись». Я не цитирую конкретных слов, но передаю общую тональность обращения — скромную, задушевную. К ней располагает сама Святая Земля, и по мере приближения к сердцу ее, Иерусалиму, это ощущаешь сильнее. Ведь для персонажей Писания, изображенных на высоких сводах храмов в наших холодных странах, здешние края — земной дом. Тут мы у них в гостях, и можно заводить беседу. Как выразился отец Евгений, араб-католик из храма, расположенного рядом с могилой Лазаря: «Я очень стараюсь поддерживать церковный сад в порядке. А как же иначе? Ведь всегда нужно быть готовым к тому, что вдруг откроется калитка, и Он зайдет переночевать».

Иерусалимский синдром

В Средние века в Европе Иерусалим считался центром земли. Побывав в нем, каждый христианин в глазах единоверцев совершал подвиг. Что же до иудеев, они и вовсе иногда буквально отождествляют свою древнюю столицу с местом окончательного Суда. Талмуд говорит примерно следующее: Посланник Господа взойдет на Храмовую гору, зазвучат трубы, из могил восстанет весь народ Израильский. И каждый получит свое — по Закону Моисея и слову пророков. После осужденные отправятся в геенну огненную, которая находится тут же неподалеку, в глубоком овраге у южной стены Старого города. Праведные же вместе со Спасителем останутся на Горе, увидят славу Божию и вовек не узнают печали.

Где выгоднее после смерти?

Для евреев это самый легкий вопрос: естественно, поблизости от Храмовой горы, да так, чтобы предзакатная тень от нее касалась могилы. Во все эпохи иудеи, проживавшие в тысячах километров от Израиля, завещали при первой возможности перезахоронить их у горы. При этом руководствовались они сугубо прагматическими соображениями: про тех, кого Судный день застанет не «на месте», сказано: «…проползут они под землей» до самого града Давидова. Представьте себе, какой путь придется проделать по кротовым лабиринтам, скажем, от Парижа или Петербурга. После него и геенна покажется раем…

Мы с Александром Сориным никогда не замечали за собой склонности к мистике, но тут «в унисон» подумали: если есть на планете место, где физически ощутимо присутствие высших сил, то это здесь, в Иерусалиме. Недаром психиатры говорят об «иерусалимском синдроме» — виде помешательства, проявляющегося у нормальных людей в столице Израиля: их вдруг охватывает неодолимое желание пророчествовать и отождествлять себя с персонажами Священной истории. А метеорологи указывают на специфическую розу ветров: потоки воздуха — средиземноморские и аравийские, африканские и дальнеазиатские — сталкиваются над Иудеей с такой силой, что над головой круглый год происходит погодная феерия. Песок и сухая галька под внезапными порывами ветра издают диковинные звуки, а неизменно голубой свод так пронзительно контрастирует с бурым (рукотворным и природным) рельефом земли, что человеку легко поверить: все это «неспроста».

Тем, кто знаком с древними изображениями Иерусалима, может показаться, что город совсем не изменился. Силуэты строений внутри Старого города выглядят так, словно под их крышами и поныне заседают высокомерные саддукеи — члены Синедриона, спорят о благочестии «заклятые друзья» Христа фарисеи, переругиваются на латыни легионеры Пилата.

Но хотя современный исторический центр и выглядит идеальной декорацией к блокбастеру Мела Гибсона «Страсти Христовы», однако от прежней столицы не осталось и «камня на камне». Нынешняя городская стена принадлежит эпохе турецкого султана Сулеймана Великолепного. Да и проходил укрепленный вал ранее совсем не так, как ныне. Тогда он охватывал и гору Сион (точнее, пространство, которое теперь так называется), и долину Кедрон, и дом первосвященника Кайафы, на месте которого сегодня высится церковь Святого Петра и Петуха. Холм, именуемый Голгофой, напротив, лежал вне города, а теперь широкий купол Храма Гроба Господня, построенного на месте распятия, поблескивает прямо посредине Старого Иерусалима.

Если, стоя на Масличной горе, мысленно прокрутить столетия назад, то явится следующая картина. Вот исчезает из рельефа Храмовой горы скромная по размерам мечеть Аль-Акса, а на ее месте вырастают колонны иудейского храма, точнее, нарастают на единственный сохранившийся «осколок» ограждения Храмовой горы — знаменитую Стену Плача. Улетучивается Золотой Купол главной мечети — самый величественный в Иерусалиме XXI века. На былое место у Яффских ворот возвращаются затейливые галереи дворца Ирода Великого. Растворяются в воздухе очертания часовни Бичевания, а также мусульманского училища «Омарие» с высокой башней. Появляется еще более высокая башня Антония, где Иисуса приговорили к смерти и где начался его скорбный путь. Вместо церкви Гроба Господня возникает небольшая возвышенность, под которой покоится праотец Адам и куда стекала с креста кровь Распятого.

В этих фантазиях мы с фотографом неизбежно «переносимся» с горы подальше от храма. Ведь когда храм иудейский еще стоял, иноверцам под страхом казни запрещалось к нему приближаться. Для желающих посмотреть на зрелищные обряды существовала специальная гора Обозревателей (Скопус). Там и толпились в дни больших праздников язычники до тех пор, пока Тит Флавий Веспасиан в 70-м году н. э. не поставил здесь свой осадный лагерь и не положил конец и праздникам, и храму Израиля.

Вечное шествие

Старый город встречает пятничный рассвет пронзительными руладами муэдзина, сзывающего правоверных отдать молитвенную дань святому для последователей Мухаммеда дню. На улицах Мусульманского квартала становится еще оживленнее. Колокольни всех конфессий в этот час начинают робкий перезвон, но с гортанными звуками намаза им тягаться трудно — те заглушают все.

…Каждую пятницу ровно в три часа из-за неприметной низкой двери аббатства Святой Анны выходят пятеро францисканцев с Евангелиями в руках. Они выстраиваются цепочкой, иногда обмениваются шутливыми замечаниями вроде: «Как у вас сегодня с голосом, отец Фредерик? Не охрипли?..» — и отправляются в путь по Виа Долороза от первой до последней, четырнадцатой станции. У каждой они останавливаются и вслух читают соответствующий отрывок на пяти разных языках, начиная с латыни. После с негромким пением «Скорбей Господа нашего» перемещаются дальше.

Позади остаются известные всему миру вехи, которые на деле выглядят так скромно, что можно и внимания не обратить, если б не таблички. А иногда и таблички так малы, что не замечаешь: я трижды проходил мимо арки монастыря Ecce Homo, в котором — каменный пол одного из Христовых узилищ. Говорят, что здесь, в претории, солдаты сорвали с Него одежды, чтобы разыграть их между собой в кости, и возложили Ему на голову терновый венец по приказу прокуратора…

Святые отцы распевая следуют изгибами улиц: позади остается польская часовня у Третьей станции крестного пути, где Христос впервые упал под тяжестью креста, армянская — где Он увидел Свою мать, Марию, стена обители греческой, где Его встретили женщины иерусалимские… Людской «хвост» за процессией становится все длиннее и начинает мешать транспортному потоку. Арабские ребятишки искусно передразнивают монотоннораспевное Miserere nostri, Domine, Miserere nostri, воспроизводимое уже десятками голосов. А тут еще добавляется протяжный гудок: в колонну сзади едва не врезается микроавтобус, набитый редькой. Образуется затор, арабская моторизованная группа, проявляя признаки недовольства, кричит и нажимает на десятки клаксонов.

Я даже испугался, что дело попахивает потасовкой на религиозной почве, поскольку переулки вокруг Скорбного пути как раз начали наполняться мусульманами, возвращающимися с молитвы. Оказалось — напрасно. Францисканцы и их спутники проявляли образцовую выдержку, не замедлив и не ускорив ни на шаг своего движения. В Иерусалиме так принято: арабские водители должны кричать и гудеть, торговцы — шумно предлагать свой товар, участники шествия — шествовать.

Невозможно представить себе более пестрой картины, чем та, что наблюдается у подножия Голгофы, в самом священном из всех священных для христиан мест. Дети разных рас, монахи в длинных сутанах с видом безмятежным и даже рассеянным петляют, неуклонно приближаясь к Храму Гроба Господня. Его купол почти все время остается в поле зрения, но, если не знать хитрых поворотов и лазов, входа не найти. А навстречу им вместо важного османского чиновника в чалме со свитой и под опахалом идет щуплый мусульманин в феске— декоративный «наследник» турецких порядков. Единственный служащий прикрывает его зонтом. Вместо воинов с ятаганами у пояса — одни торговцы. За долгие годы этого шествия священнослужителей сопровождали нищие, путешественники, солдаты. На пути их следования рвались снаряды, сам город переходил из рук в руки, менялись государственные границы. А процессия каждую пятницу все шла, как идет и сегодня. Ее участники всматриваются в круговорот жизни без всякого философского высокомерия, радостно приветствуя знакомых, разговаривая со всеми, кто обращается к ним, — будь то приверженец Христа или равнодушный к Нему. Эта жизнь у порога величайшей религиозной тайны — и есть нормальная иерусалимская жизнь, а сами они — часть ее. Старый город, по словам старожилов, «самый безопасный на свете». Возможно, там, за стеной, люди и враждуют, но внутри нее делать это глупо и трудно, поскольку тут тесно, много случайных лиц, и никогда не знаешь, какое из них «случайное», а какое — нет…

Красивый пожилой араб с порога сувенирной лавки кричит по-английски одному из францисканцев: «Счастливого Рождества, святой отец!» — «С Рождеством!» — раздается в ответ. Кто этот святой отец, родился ли он в Маниле или Гонконге, как попал на Святую землю? А его собеседник — христианин ли он или просто вежливый горожанин, желающий жить в дружбе со всеми соседями? Знакомы ли они между собой?

Лжехранитель

У входа в храм Гроба Господня чем только не торгуют: освященными крестиками, иконками и, конечно, индивидуальными экскурсиями.

Приглядевшись, я заметил, что руководит этим «бизнесом» плотный приземистый господин лет пятидесяти. Вел он себя с достоинством, благожелательно принимая доклады вертлявых юношей, то и дело подбегавших к нему, раздавал распоряжения и даже делал мягкие замечания посетителям, которые, на его взгляд, нарушали благочестивый покой святыни. Не иначе — важная шишка, подумал я и вспомнил: еще Салахаддин, отвоевав Иерусалим у крестоносцев, вручил ключи от христианского Храма одному из своих сподвижников из рода Нусейби. С тех пор пост хранителя передается в этой мусульманской семье по наследству: в течение многих веков ее очередной представитель является сюда каждое утро, чтобы отворить двери, ежевечерне запирает их — словом, осуществляют «общий надзор». Естественно, мне хотелось встретиться с Нусейби, и еще в Галилее я расспрашивал, где его можно найти. «Да он практически все время бродит по храму, — был ответ. — Маленький такой, толстенький…»

Все вроде сходится. «Скажите, а вы не…» — обратился я к «диспетчеру экскурсий». — «Да, к вашим услугам», — с готовностью ответил тот.

— Подумать только, какая удача! Не успел войти — и сразу на вас наткнулся. Вы ведь не откажетесь уделить несколько минут русскому журналу?.. Ну, вот и прекрасно. Сейчас только позову фотографа…

И, выудив Сорина из недр необъятной церкви, я приступил к беседе, содержание которой меня, правда, несколько озадачило…

— Сколько поколений насчитывает ваша семья со времен Салахаддина?

— Много. Их никто не считал. Вот у меня пятеро детей. Их надо кормить… И далее в том же духе.

Что-то здесь было не так: неужели его жалованье столь мало, чтобы охотиться за десятью долларами? Впрочем, напомнил я себе, Святая Земля полна чудес, и отнес все недоразумения на счет слабого знания собеседником английского языка. Оказалось, зря. Не успел хранитель в последний раз улыбнуться в соринский объектив, потрясти у нас перед носом массивными железными ключами и, откланявшись, раствориться в толпе, как к нам подлетел еще один персонаж в кожаной куртке и со стальным взглядом.

— Этот человек говорил вам, что он — хранитель? Не верьте. Он — мошенник по имени Саид. Сведите его в полицейский участок.

В полицию мы, конечно, не пошли. В конце концов, 50 шекелей — не такая уж страшная потеря. Интересно другое — если тот, второй, правдолюб так хорошо осведомлен об аферах Саида и печется о репутации храма, отчего он сам не идет к стражам закона?..

«Вращающийся» храм

Церковь Гроба Господня, пусть простится мне эта банальность, являет собой модель мира. Я имею в виду даже не только формальные признаки: сосуществование конфессий и убеждений, разных обрядов, а, скорее, круг жизни, которая разворачивается здесь наподобие звездного неба в планетарии. И вы незаметно включаетесь в это неторопливое вращение. Первое, что бросается в глаза у входа, — ноги коленопреклоненных людей, целующих умащенную благовониями гранитную плиту. На нее, как говорят клирики, было положено тело Спасителя, снятое с креста. Теперь здесь пишут Ему записки, чтобы потом положить их в какую-нибудь щелочку огромного здания. Кое-кто оставляет Господу свои телефоны.

Далее вы движетесь по часовой стрелке мимо армянского участка и выходите к Кувуклии. Здесь — под мраморной «избушкой» — пещера праведного Иосифа Аримафейского, в которой Господь лежал во гробе до Воскресения.

На улице скоро стемнеет, но по всему периметру храма не стихает приглушенный гул голосов: гиды исправно просвещают гостей со всех уголков земного шара.

Вот старая женщина приникла к мелкой решетчатой оградке, установленной у того места, откуда Дева Мария смотрела на страдания Своего Сына. За оградкой — икона Богоматери. Говорят, в последнее десятилетие из-под ее век потекли слезы. Но не видно ни их, ни самого лица — в глубине ниши полная темнота.

А вот истинный хранитель ключей от Храма Гроба Господня, достопочтенный Ваджи аль-Нусейби, потомок салахаддинова фаворита почти в сотом поколении, тащит за шиворот жулика Саида — к выходу из церкви и далее, в участок…

Вечные истины

Когда мы вновь оказались в Старом городе, ночь уже вступила в свои права. Теперь улицы выглядели совсем иначе: холодный оранжевый свет фонарей, накладываясь на бурый оттенок камня, создавал иллюзию разветвленного подземелья. В Иерусалиме, однако, и в этот час жизнь не затихает. Напротив, наступило время первой из его религий. Иудейские сутки длятся от заката до заката, так что шаббат — суббота — уже наступил, потекли вереницы людей. Мужчины в черных шляпах с полями, нарядные женщины. Следуя через Еврейский квартал, соплеменники Иисуса направлялись к Стене Плача, чтобы поговорить со своим Богом. Каждый казался погруженным в свой диалог с Кем-то давно и хорошо знакомым.

Мне вспомнилось: недавно раскопки у восточной стены Старого Иерусалима выявили древнее поселение на территории этого города. И господствовавшее до сих пор представление, будто Давид жил и был похоронен на горе, ныне называемой Сионом, не подтвердилось. А значит, и гробница, почитаемая верующими всех трех конфессий, ему не принадлежит. В этой связи рассказывают, что группа ученых явилась к уважаемому раввину и спросила, не стоит ли объявить народу правду? Раввин же ответил: «Иудеи, христиане и мусульмане веками приходили к царю туда, куда приходили. Неужели вы думаете, что он не успел бы за столько лет к ним перебраться?»

…Общаться с Богом можно самыми разными способами: расхаживать торопливыми шагами взад-вперед по площади, перелистывать страницы Торы, просто замереть, опершись локтями о Стену и запрокинув голову. Я выбрал последнее. Вверху, в стороне Вифлеема, сияла единственная звезда. Светила она не только мне, но и всем собравшимся под Храмовой горой. И христианам-паломникам, путешествующим в это рождественское время года по святым местам. И археологам, неустанно вгрызающимся в Святую Землю с целью выведать у нее новые факты земной жизни, которая прервалась в такой же пятничный вечер примерно две тысячи лет назад.

Эта звезда сияет для всех одинаково, подумал я, потому что, в сущности, все мы делаем общее дело и зря досадуем друг на друга. Неважно, кто и что именно ищет на Святой Земле, важно, что она всем дает то, что им необходимо. Радость научных открытий, религиозную умиротворенность. Многим — веру в Воскресение и надежду на жизнь вечную.

Иерусалим, каким его застал Иисус

Известный макет, воспроизводящий «в точности» внешний вид Иерусалима времен Ирода Великого и Xриста, установлен в иерусалимской гостинице «Святая земля». Слова «в точности» приходится, конечно, брать в кавычки... Тем не менее покойный профессор Михаэль Ави-Йона и его супруга, которым идея «миниатюры» пришла в голову, учитывали при ее создании все имеющиеся на сегодняшний день материалы: сочинения Иосифа Флавия, Талмуд, Новый 3авет, а также, конечно, археологические данные

Голгофа

«И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа; там распяли Его и с Ним двух других, по ту и по другую сторону, а посреди Иисуса», — говорит евангелист Иоанн (глава 19). Как ни странно, о казни через распятие упоминают совсем не многие древние источники. Возможно, родоначальниками этого вида наказания были персы (на одной из надписей Дария I есть упоминание о том, что он распял повстанческих вождей). Пользовались ей и карфагеняне, а позже унаследовали римляне. Как правило, унизительной смерти предавали лиц низкого происхождения и обязательно за городской чертой, чтоб не смущать народ, ведь один из источников утверждает, что «даже римляне жалели распятых». Во всяком случае, «распятие — самая жестокая и ужасная пытка», если верить Марку Туллию Цицерону

Купальня Вифезда

«Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов. В них лежало великое множество больных: слепых, хромых, иссохших… Тут был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет. Иисус, увидев его лежащего и узнав, что он лежит уже долгое время, говорит ему: хочешь ли быть здоров? Больной отвечал Ему: так, Господи; … Иисус говорит ему: встань, возьми постель твою и ходи. И он тотчас выздоровел, и взял постель свою и пошел» (Иоанн, глава V)

Дворец первосвященника

Иосиф Каифа, или Каиафа (прозвище, по иронии судьбы, происходит, очевидно, от арамейского слова «смирение») был первосвященником Иудейским и, следовательно, хозяином этого дворца с 18 по 37 годы нашей эры. Должность досталась ему, как говорят, в результате удачной женитьбы на дочери Анана или Анны, предыдущего главы израильского «клира», самой влиятельной фигуры среди саддукеев и, вообще, авторитетнейшего из представителей еврейского народа. Но, в конце концов, римский прокуратор Сирии, будущий император Вителлий «сместил первосвященника Иосифа Каиафу и назначил на его место Ионатана, сына бывшего первосвященника Анана» (Иосиф Флавий, «Иудейские древности», Книга XVIII) за высокомерное обращение с простым народом. Дело было как раз на Пасху. Теперь на месте первосвященнического жилища стоит церковь Святого Петра и Петуха (точнее — Петушиного крика), напоминающая христианам о тройном отступничестве апостола в ночь ареста Иисуса. Ведь именно здесь будущий основоположник всех церквей на свете обретался тогда, стараясь разузнать новости о схваченном Учителе

Крепость Антония

Пилат судил Иисуса, безуспешно пытаясь Его оправдать, а потом умыл руки в Претории, на той же площади, где находился этот архитектурный «столп» оккупационной власти над Иерусалимом — крепость Антония, выстроенная в 36 году до Рождества Христова Иродом Великим в честь его друга, известного всему миру возлюбленного Клеопатры. После распятия Иисуса здесь произошло еще несколько памятных событий. Например, «в народе одни кричали одно, а другие другое. Он же, не могши по причине смятения узнать ничего верного, повелел вести его в крепость». После чего в крепости «тысяченачальник повелел… бичевать его, чтобы узнать, по какой причине так кричали против него» («его» — это Святого Павла, «Деяния апостолов», глава 21). Потом «цитадель язычества» под самыми стенами Святилища штурмовали восставшие иудеи. И наконец: «часть римского войска после семидневной работы разрушила фундамент Антонии и устраивала широкую дорогу до самого храма» (Иосиф Флавий, Книга VI). Это было в 70 году. Ныне примечательный образец иудеосредиземноморского зодчества можно видеть только на макете.