Еще в 1596 году знаменитый мореплаватель и пират сэр Уолтер Рэйли в своей книге «Открытие богатой и красивой Гвианской империи» писал о горах с отвесными стенами, о водопадах, шум которых подобен звону тысячи самых больших колоколов, о гигантском плато Рорайма, которое видели участники его экспедиции... Четыре века спустя в этих местах побывал наш корреспондент.
Мало кому известно, что поводом к роману Артура Конан-Дойла «Затерянный мир» послужили вполне реальные события. В декабре 1884 года англичане Эверард Торн и Гарри Перкинс, участники экспедиции Британского королевского географического общества, преодолев сотни километров вверх по рекам Эссекибо и Потаро, достигли водопадов Каетур, а затем, пройдя на юг вдоль совершенно отвесной стены, поднялись по юго-восточному склону на плато, называемое местными индейцами Роройма. Под этим слегка искаженном именем — Рорайма — оно известно и до сих пор.
Такие плато называют в здешних местах «тепуй» — «столовая гора» в переводе с языка местных индейцев пемонов. Само слово «роройма» переводится как «большая сине-зеленая гора». Еще они называют это место «Пупом земли». По их преданию, на плато живет прародительница всех людей богиня Куин.
Проникали в эти места, кажется и конкистадоры, а в начале нашего века тут нашли старинную шпагу. Но достоверно известно, что первым европейцем, видевшим в прошлом веке Рорайму издалека, был англичанин немецкого происхождения сэр Роберт Шомбург. Вместе с братом, ботаником Рихардом, он предпринял экспедицию по следам У. Рэйли.
В 1884 году первые европейцы поднялись на вершину, которая возвышается над уровнем моря на 2810 метров. Здесь сходятся границы трех государств — Венесуэлы, Бразилии и Гайаны.
Рорайма была первым тепуем, на который поднялись европейцы, и как утверждают, наиболее легкодоступным. Потом было открыто и исследовано множество других столовых гор.
В Венесуэле больше всего тепуев находится на плато Гран-Савана, и там до них проще всего добраться: Гран-Савану пересекает Трансамазонская магистраль. Гран-Савана входит в состав Национального парка Канайма.
Путешествие в Гран-Савану лучше всего начать в Сьюдад-Боливаре — столице венесуэльской Гвианы. Отсюда без особого труда можно добраться до населенного пункта Санта-Елена-де-Уайриен, на самой границе с Бразилией. Однако путешествуя таким образом, вряд ли можно увидеть много интересного. Лучше воспользоваться собственной машиной. Но это когда она есть. А когда нет? Мне ничего не оставалось как отправиться в путь своим ходом, а там как Бог даст.
Очень прочная машина
С такими мыслями я подошел к бензоколонке на окраине поселка Тумеремо. Здесь останавливается весь транспорт, идущий на юг в Гран-Савану и далее, в Бразилию.
Ждать пришлось недолго. Водитель странного вида грузовика согласился подбросить меня до Эльдорадо. Сначала я было подумал, что машина предназначена для перевозки скота, но ошибся. Водитель предложил занять место в крытом железном кузове. Ничего не подозревая, я залез туда и уселся на железную скамью. Встать было невозможно из-за низкой крыши. Когда же за мной захлопнулась железная дверь с зарешетчатым окошком, я понял, где нахожусь.
— На «зековозах» не приходилось ездить? — спросил капрал национальной гвардии, сидевший рядом с водителем.
— Пока нет.
— Ну что ж, попробуй — прямиком в «Эльдорадо».
Это еще одна из достопримечательностей тех мест — знаменитая на всю страну тюрьма для особо опасных преступников. Расположена она на острове на реке Куюни, километрах в ста к югу от Тумеремо. В дороге наш «зековоз» подбирал попутчиков. При этом дверь аккуратно закрывали снаружи: «Так положено».
В Эльдорадо начинается венесуэльская часть Трансамазонской магистрали. На выезде из городка стоит нулевой указатель, до бразильской границы -356 километров. Их-то и предстояло преодолеть.
Смеркалось. Национальные гвардейцы подбросили меня до ближайшего моста через Куюни, перед которым должен останавливаться для досмотра весь транспорт, проходящий через мост. Они же посадили меня в рейсовый автобус. Мест в автобусе не было, но раз гвардия просит, все находится. С меня наотрез отказались взять плату за проезд. Видно, что гвардию здесь очень уважают.
Заночевать я решил на 88-м километре. Здешняя заправочная станция — последняя перед Сайта-Еленой. Заправляться необходимо «под пробку». И хотя уже несколько лет, как открыто сквозное движение по асфальтированной дороге и машины могут идти на юг днем и ночью, слава станции, как основного места отдыха на трассе и к тому же самого злачного, осталась.
Утром администратор одной из местных компаний согласился подбросить меня до поворота на Каванаен: еще 80 километров на юг. Вскоре начался трудный серпантин — подъем на плато Гран-Савана. Мой спутник говорит, что пока шоссе не заасфальтировали, машины приходилось втягивать на тросах. Приблизительно на половине подъема — смотровая площадка, устроенная под отвесным обрывом, который здесь называют Пьедра-де-Вирхен — Камень Святой Девы. Это место когда-то почиталось святым у здешних индейцев. Под скалой построена небольшая часовня, в которой день и ночь горят свечи перед изображением Пречистой Девы. Некоторые из них ставят набожные водители и путешественники, другие — персонал, обслуживающий трассу. В часовне находится изображение местночтимого святого — врача, который проник сюда еще в конце прошлого — начале нынешнего веков, когда не было ни дорог, ни поселков, и долгое время лечил индейцев.
Подъем позади. Всего несколько сотен метров вверх, но уже гораздо прохладнее, чем внизу. Остановка: пост национальной гвардии, отсюда несколько сотен метров до границы с Гайаной. И въезд в национальный парк «Канайма», к тому же о нем предупреждает огромный цветной щит, стоящий у обочины. Мой спутник недолго о чем-то беседует с начальником заставы и потом делает приглашающий жест рукой. Это означает, что нам разрешено (правда, это никому и не запрещается) подойти к находящемуся на границе водопаду Сальто-Дель-Данто.
На венесуэльской стороне чувствуется присутствие цивилизации — дороги, тропы, мусор, наконец; на гайанской — абсолютно ничего подобного. Только сельва, сельва, сельва...
Дорога теперь идет по открытой саванне. Участки тропического леса встречаются только в низинах и по берегам рек. Еще километров 20 на юг. Слева — странное бетонное сооружение: памятник солдатам-первопроходцам. На бетонной стеле — силуэты солдат с отбойными молотками и различной землеройной техникой. Трансамазоника была построена в основном руками военных. А говорили, что стройбат — исключительно российское явление...
Еще 20 километров — поворот на Каванаен, к одному из индейских центров Гран-Саваны. Мне именно туда. Прощаюсь со своим спутником и остаюсь на обочине. Никакой общественный транспорт туда не ходит, но только из Каванаена можно попасть на самые красивые и интересные водопады Гран-Саваны.
Фактория Каванаен
Через несколько минут из остановившегося автобуса вышла молодая индеанка и направилась к перекрестку. Что ж, вдвоем ждать веселее.
Местные индейцы предпочитают ходить пешком несмотря на расстояние. Ездят в этих местах в основном редкие сотрудники заповедника и многочисленные туристы. На этих последних и была вся надежда, которая вскоре оправдалась. Первый же пикап остановился на две поднятые руки. Объяснений не потребовалось.
Судя по содержимому кузова, машина направлялась в какой-то туристский лагерь. Их здесь множество. До Каванаена добирались часа два. Скоро асфальтовая дорога кончилась, и пошла грунтовка.
Каванаен — фактория, основанная в 40-х годах для торговли с индейцами и приобщения последних к благам цивилизации. Дома там сложены в основном из каменных глыб в отличие от оцинкованных «баночных» старательских поселков или современных построек из шлакоблоков. Такая архитектурная особенность придавала Каванаену старый колониальный вид. Над поселком возвышалась церковь, тоже построенная из крупных камней.
Пикап остановился на центральной площади. Моя спутница тут же выпрыгнула и скрылась в ближайшем переулке. Один из парней, сидевших в кабине, спросил меня:
— А куда она?
— Не знаю. Домой, наверное.
— Так это не твоя.., — в голосе слышалось сильнейшее разочарование.
Водитель решил пояснить:
— Понимаешь, здесь это в порядке вещей. Приезжают европейские туристы, снимают девочек в притонах 88-го километра и дальше едут развлекаться сюда, в Гран-Савану. А ты куда?
— На водопады. Да времени только два дня.
— Маловато. Потом куда?
— В Санта-Елену и дальше — в сторону Икабару, на прииски.
— Там опасно.
— Это моя работа.
— Так ты что, гаримпейро? — в голосе послышалась угроза.
— Нет, в компании работаю.
— Другое дело. Мы вот тут кое-что привезли для местного священника. Сейчас выгрузим и потом можем тебя подбросить до Каруай-Меру.
Это мне было как нельзя кстати. Я сразу же вызвался разгружать тяжелые картонные коробки. Тут к нам подошел молодой индеец в запыленной одежде, видать, проделал немалый путь. Похоже, он был знаком с моими спутниками, поскольку сразу перешел к делу.
На берегу реки Каруай, недалеко от знаменитого водопада, расположился лагерем одинокий путешественник-немец. Он собирается в одиночку идти дальше в сторону Ауян-Тепуя, водопада Сальто-Анхель и Канаймы. Индейцы, работавшие проводниками в заповеднике, пытались объяснить ему, что это невозможно: во-первых, запрещено ходить в одиночку, это опасно, во-вторых, любой обязан взять проводника из местных (это их основной источник дохода). Еще надо заплатить немалую страховку на случай травм и непредвиденных обстоятельств.
Однако немец, о котором шла речь, не понимал или делал вид, что не понимает ни испанского, ни английского языка. Он вообще отказывался кого-либо слушать. Пришедший индеец хотел выяснить у моих спутников, не знают ли они немецкий. Увы. Индеец был разочарован.
— Странный он какой-то. Сколько я уже вожу их по этим местам, но такого не видел. Похоже, придется в гвардию заявлять. Там, за порогами, — плато Рорайма — «Затерянный мир» Конан-Дойла.
Меня осенило. Немец, отличающийся от своих соотечественников, к тому же полагающий, что ему все можно, не иначе, как из бывшей ГДР.
— Может, я смогу помочь? Если он восточный, наверное, по-русски пару слов знает.
Спутники согласились. Теперь уже меня точно довезут! Индеец ехать с нами отказался. До Каруай-меру по дороге 23 километра, а напрямую поменьше.
Ехали мы очень долго. По приезде на место я сразу увидел того индейца. Как он добрался пешком раньше нас — до сих пор остается для меня загадкой.
Немец действительно оказался странным. Росту в нем было больше двух метров. Разговаривать на каком-либо другом языке, кроме немецкого, он не хотел. А может, не мог? Лагерь его состоял из одной маленькой палатки (интересно, как при таком росте он там помещался?). Она была разбита в низине — в самом неудобном месте.
— И змей там, должно быть, полно, — язвительно заметил уже знакомый индеец.
Все попытки вступить с немцем в контакт ни к чему не приводили. Он только размахивал руками и показывал в одну сторону — на северо-запад, где находился, по его мнению, Ауян-Те-пуй. Я так и не знаю, чем закончился этот инцидент.
Я прошел к водопаду Каруай-меру — гранитному, 20-метровой высоты, обрыву, с которого шумно падала вода. Примерно на середине обрыва была промыта ниша, по которой можно пройти за стеной падающей воды. Тем водопад и знаменит.
К водопаду Апонувао
На другой день мне предстояло возвращаться. Мои спутники предлагали подождать еще сутки и вернуться с ними, но у меня не было времени.
Индейских троп я не знал, поэтому пришлось вышагивать по той же дороге. Уже при входе в Каванаен меня подобрал ярко раскрашенный пассажирский автофургон. Группа туристов направлялась в район водопада Апонувао. Это было более чем кстати.
Добраться до водопада можно за час, если плыть на лодке-куриаре от индейской деревни Иборибо. Что мы и сделали. За очередным поворотом реки вдруг открылся обрыв, с которого устремлялся вниз поток воды. Умелым поворотом руля индеец прижимает тяжелую долбленку к левому берегу. Иначе можно попасть в струю, несущую поток воды к пропасти. На берегу тропа ухожена, даже навешено что-то вроде перил. Как потом мне сказали, эти места посещают ежедневно по три-четыре туристских группы. Вот вам и затерянный мир...
Хотя красота — первозданная: вода низвергается с высоты 60 метров как бы в гигантскую чашу. Разговаривать невозможно; все заглушает шум водопада. Это самый мощный поток, виденный мною в Гран-Саване. А неподалеку от водопада Изумрудный колодец; насыщенно-зеленый цвет его воды придает этому чуду природы вид таинственный и даже магический.
С новыми попутчиками распрощались у выезда на основную трассу. Им на север, мне на юг. День клонился к закату и стоило подумать о ночлеге. В этой части Гран-Саваны ночлег — не проблема. Доберись километров сорок к водопаду Кама-меру, а там небольшой индейский поселок, в котором всегда можно найти стол (недорогой) и кров (пальмовый).
Недоступная Рораима
Утром еше 50 километров к югу — фактория Сан-Франциско-де-Юруани. Отсюда начинается тропа, ведущая на плато Рорайма. Само плато уже задолго до этого хорошо видно с дороги. Полностью оно открывается с моста через реку Юруани.
В Сан-Франциско можно взять проводника для подъема на Рорайму или на плато Кукенам, находящееся к северу. Для этого в поселке существует специальная контора. Найти ее не составило труда.
Просторная комната. На стенах развешаны карты и фотографии Рораймы и других интересных мест Гран-Саваны, а также предметы индейского быта. За столом молодая индеанка и европеец, лицо которого показалось мне очень знакомым.
— Мыы-паа-кай! (Здравствуйте — по-пемонски), — вот когда пригодились эти фразы, выученные в свое время в Канайме.
Мыы-паа-кай! — Удивленный взгляд. — Баа-кы-пево-ман, уле-той! Здравствуйте, друг, чем можем быть полезны?
— Э-тэо-о Роройма-тепуй па-таа. Могу ли я побывать на плато Рорайма?
В ответ последовала пространная речь, из которой я понял только несколько слов. Они сводились к тому, что путь на плато сейчас закрыт, но можно добраться до какого-то дальнего лагеря в предгорьях, если позволит уровень воды в реке. Еще несколько раз было произнесено слово «Канайма». Европеец, говоривший на местном наречии (по крайней мере пытавшийся это делать), произвел настоящий фурор. Несколько индейцев из тех, что дремали в теньке звукопроницаемых стен конторы, вбежали в помещение и принялись разглядывать меня с удивлением.
Пришлось сознаться, что запас пемонских слов у меня не велик, и разговор пришлось продолжить по-испански. Но эффект был произведен.
— Я сначала подумала, что ты — полукровка из Канаймы. Там таких много.
Потом мне популярно объяснили, что подъем на плато сейчас временно закрыт из-за каких-то сложных пограничных отношений. Можно дойти до начала подъема, но это неинтересно.
Мужчина европейского вида, сидевший за столом, с интересом прислушивался к нашему разговору. И тут я понял, почему мне знакомо его лицо. Я видел его на фотографиях. Это был ни кто иной, как Роберто Мареро — крупнейший знаток Гран-Саваны, автор многочисленных карт, статей и путеводителей.
И он не советовал сейчас связываться с Рораймой. «Отправляйтесь лучше на юг до Санта-Елены, а потом на запад вдоль бразильской границы». Собственно, мне и так надо было именно туда, но как же Затерянный мир?
— Придется ждать, когда национальная гвардия откроет тот район. Он закрыт большую часть времени. Года два назад мы водили группы до самой вершины Рораймы, но сейчас ее снова закрыли. Говорят, что временно, но как на самом деле — кто знает...
Тут я вспомнил, что один геолог из Пуэрто-Ордаса рассказывал, как несколько лет назад для того, чтобы совершить восхождение на плато Рорайма с исследовательскими целями, ему пришлось собрать в различных инстанциях 14 подписей! Одну даже у замминистра... А еще говорят, что закрытые пограничные районы — чисто российская проблема...
— Эн-та-нан-тоо, — гостеприимная хозяйка индейской конторы приглашала нас к столу, накрытому в соседнем помещении — лавке индейских сувениров. Сеньор Мареро был здесь своим. Я же в одночасье приобрел такой статус, видимо, своими попытками заговорить на местном наречье...
— Ба-кыы-бера-ман, то-де-рай, — попрощавшись по-пемонски, я продолжил путь на юг.
Подержанный колчан
Полсотни километров на юг, и я въехал в поселок Санта-Елена-де-Уайриен — административный центр Гран-Саваны и приграничный населенный пункт. При въезде и поселок путешественника встречает с одной стороны консульство Бразилии, с другой — пункт паспортного контроля. Здесь еще автозаправочная станция и автовокзал с гордым названием — «Международный автобусный терминал Сайта-Елена». Отсюда можно продолжать путь на юг, в Бразилию. Мой же путь лежал на запад.
Санта-Елена-де-Уайриен разительно отличается от других приграничных городков и поселков Латинской Америки, в которых мне приходилось бывать. Во-первых, нигде не было видно бесчисленных меняльных контор, а без них немыслима никакая граница. Также не было здесь и уличных менял, которые в других местах прохода не дают. Никакой приграничной торговли. Не видно усиленных постов национальной гвардии (хотя проблема контрабанды стоит достаточно остро). Чистый уютный городок с неизменным бюстом Освободителя — Симона Боливара на центральной площади Освободителя — Боливара же.
Асфальт трансамазонской магистрали кончается в 15 километрах к югу от Санта-Елены — на границе с Бразилией. На запад подавно не ведут никакие приличные дороги. Та, что есть, доступна лишь автомобилям повышенной проходимости. Да и то не всегда. Тем не менее на площади Боливара всегда тусуются несколько водителей таких машин, предлагающие за довольно солидную плату отвезти в пункты, лежащие к западу. До цели моего путешествия — приисков Икабару — оставалось больше сотни километров. Не Бог весть что: часа четыре, ну, пять.
Но попутчиков у меня не нашлось. Все же довезли до развилки, около которой стояла одинокая индейская хижина. В ней помещалась лавка и предлагалось холодное (!) пиво. Холодильник на керосине.
К северу возвышался величественный Чирикаен — один из самых недоступных тепуев. Причем одна из причин его недоступности заключается в том, что прилегающий район закрыт властями. Там обитают воинственные индейцы, находящиеся в настоящее время в состоянии перемирия (но не мира!) с правительством Венесуэлы.
Рассказывали, что последние крупные столкновения с национальной гвардией были в начале 70-х. Район с тех пор оцепили, и образовалась резервация, в которой индейцы живут как им хочется, согласно своим обычаям и привычкам. В эти привычки и обычаи входит недоверие к праздношатающимся белым. В связи с этим могу привести случай, свидетелем которого я стал на обратном пути.
На мою поднятую руку в районе Сан-Франциско-де-Юруани остановился большой роскошный автобус прямого международного сообщения Боа-Виста — Сьюдад-Боливар.
Пассажиров в нем было немного — человек пять. Среди них выделялся один индеец в замызганной европейской одежде и головном уборе из перьев. В руках он держал духовые трубки, колчан со стрелами и другие приспособления для охоты, причем очень подержанные. Сначала я подумал, что это один из персонажей индейской ярмарки, проходящей ежегодно в столице штата Амасонас-Пуэрто-Аякучо.
Я попытался выяснить, сколько стоят его охотничьи инструменты. Он дал понять, что не понимает по-испански. Тут в разговор вмешался другой индеец и объяснил, что ничего не продается. В это время автобус остановился прямо посреди равнины. Никого на дороге не было. Индеец в перьях собрал свои вещи и вышел. Я видел через окно, как он снял с себя одежду, свернул ее в кулек и пошел в саванну. Никакого поселения в окрестностях не было заметно.
— Это дикий, — охотно пояснил мне другой индеец, когда автобус тронулся. — Они живут в сельве, охотятся, моют золото, изредка приезжают в поселки обменивать все это. Оружие у него настоящее. С помощью этих стрел он охотится на ягуаров.
— А это не запрещено?
— Всем — да, но некоторым индейцам разрешено, при условии применения традиционного оружия. Ни пороха, ни ружей они не знают, да и не нужно им это.
Индеец пропал из виду, его ждала сельва и охота на ягуаров. Меня же ждали прииски и работа. Наши пути разошлись.