Схватка в ревущем каньоне

Перуанская река Колка ревела на дне глубокого каньона.
Скальные стены вздымались над ней к синему небу.
Река ниспадала каскадами, и огромные кондоры, кружащие над водопадами, как бы говорили, что отсюда нет другого пути, кроме как по воде.
Их было двенадцать человек, пустившихся в опасное плавание на каяках и плотах по неистовой реке в Андах...

Среди них был и Джо Кэйн, писатель из Сан-Франциско, автор бестселлера «Вниз по Амазонке», решившийся на это путешествие, чтобы, по его собственному выражению, «очистить ржавчину с души».

 

 

Перед тем как отправиться на Колку, он прошел по Амазонке в компании с неутомимым поляком Петром Шмелински. Пешком, на плоту и каяке за шесть месяцев они одолели ее от истоков до устья. Это было самое сумасшедшее из его предприятий.

Со временем Джо Кэйн обзавелся домом и семьей, но эпизоды амазонской эпопеи — пронизывающий холод андской ночи, всесокрушающая стремнина воды, задымленная индейская лачуга — время от времени всплывали в его памяти. В такие минуты Джо верил, что мгновения риска возвышают и очищают душу.

Пять лет спустя Петр Шмелински пригласил Кэйна присоединиться к экспедиции по реке Колке. До этого лишь несколько человек смогли добраться до ее среднего течения, но, к сожалению, и не все из них смогли потом этим похвастаться. Начинаясь в южных перуанских Андах и устремляясь на юго-запад, Колка через двести с небольшим миль впадает в Тихий океан, прорыв на своем пути ущелье глубиной в десять тысяч пятьсот футов — это почти в два раза больше глубины Гранд-Каньона.

В 1981 году Петр со своими пятью друзьями-поляками первый раз прошел по этой реке. Ну и хлебнули они лиха! Болезнь, нехватка продовольствия, падающие со стен каньона камни — это лишь малая толика того, что им пришлось пережить. Кэйн хорошо знал эту историю. Сам же лишь однажды видел русло Колки: оно было так глубоко и черно, что походило на рану в земной коре. Казалось, эта река ведет к самым вратам ада...

Самолетом до Перу, автобусом через Лиму и затем восемьсот миль на юг по прибрежной пустыне добиралась до места назначения экспедиция, организованная компанией «Каноандес» при поддержке виргинской фирмы «Эйч Пи Энвайронментл». В распоряжении ее участников было два четырехместных плота и четыре каяка. В автобусе рядом с Джо оказался фотограф Збигнев Бздак, также участвовавший в амазонском путешествии, который, по признанию Кэйна, часто держал его жизнь в своих руках. То же самое можно сказать о сидевшем через проход каякере из британской национальной команды, тощем высоком Джероме Трурэне, дремавшем рядом со своей женой канадкой, Мерной Фрезер, также каякером мирового класса. На переднем сиденье склонился над картами Петр, сзади подпирали мешки со снаряжением два ветерана покорения Колки — Анджей Пьетовски и Яцек Богуцки.

Другими членами команды, сидевшими в автобусе, были Джонни Москарилло, друг Петра из Вирджинии, отец троих детей, Дариуш Гоздек, представляющий краковский клуб каякеров «Быстже», доктор Тод Галик, бывший американский военный летчик, работающий в «скорой помощи» калифорнийского города Санта-Роза, и Робин Мур, дородный бородатый скиталец, в течение семнадцати лет водивший плоты по самым сложным рекам США.

Группа остановилась в Арекипе, чтобы забрать Дуилио Веллутино. Он однажды уже пытался пройти на каяке по Колке, но Дуилио помешал известный каньон Репараз, цепь из трех труднопроходимых перекатов, на одном из которых его вышвырнуло из лодки и мотало в потоке почти до потери сознания. Он должен был вернуться сюда, чтобы, как говорят перуанцы, «выдернуть этот гвоздь».

Из Арекипы группа совершила последний бросок в Анды, на высоту пятнадцать тысяч футов, добравшись до края долины Колки после полудня.

Как многие андские реки, Колка в своем верхнем течении прокладывает путь на высоте, а затем падает до уровня моря. На всем протяжении река пять раз меняет название: у истоков она зовется Пако-Пако; через семь миль это Чиламайо; на протяжении ста пятидесяти пяти миль от верхней долины, с которой она срывается вниз, — Колка; последующие тридцать семь миль, где поток расширяется и течет полого, называются Махес; и наконец прибрежная часть, начинающаяся в тридцати милях от Тихого океана, именуется Камана. Группа собиралась пройти самый крутой перепад Колки — три тысячи футов на протяжении пятидесяти миль. Основное ощущение, возникающее на Колке,— это чувство отъединенности от окружающего мира. В XV веке долину взяли под контроль инки, но им не удалось полностью покорить ее. Не смогли это сделать и испанцы в XVI веке, хотя они истребили большую часть местного населения. За прошедшие века жизнь здесь изменилась так мало, что американский историк Роберт Шиппи, написавший об этой территории в «Нэйшнл Джиогрэфик» в 1934 году, назвал ее «забытой долиной Перу». Только в семидесятых годах к ней пролегла дорога, по которой можно было кое-как добраться до Колки.

...Путешественники разбили лагерь, а утром двинулись на запад. Перпендикулярно каньону возвышался массив Мизми, исток Амазонки.

К полудню они добрались до рыночной площади деревушки Гуамбо, конечного пункта пути. Оборванные дети кечуа играли в пыли, а вокруг прибывших столпились взрослые, мрачно глядевшие из-под широких полей шляп. Каяки, плоты и тюки с провизией были быстро погружены на широкие спины тринадцати осликов, и процессия тронулась по узким грязным улицам, минуя низкие, грубой постройки дома из глины и камня; затем выбралась на пыльный, прожаренный солнцем край ущелья.

В течение двух дней группа спускалась по узкой тропинке, вьющейся по коричневым склонам, ломая ногти на пальцах ног в неприспособленных для подобных нисхождений ботинках. Временами один неверный шаг мог стать роковым; часто тропинка пропадала, и даже ослы останавливались. Но все-таки на следующее утро путешественники добрались до Гасиенда Канко — крошечного оазиса на дне каньона, приюта пяти индейских семей. Под свежим ветром колыхались посевы пшеницы, кукурузы. На солнце сушились плоды чили. Путешественники, измотанные спуском, разбили лагерь на пастбище рядом с Колкой. На рассвете, облачившись в спасательные жилеты и шлемы, готовые к сражению со стихией, они спустили на воду плоты и каяки и двинулись по Колке.

День первый

Когда плоты скользнули в поток и Канко исчезла за скалой, у путешественников возникло неповторимое ощущение единения с рекой. Серые стены поднимались, заглатывая землю, знакомую и привычную, и река завладевала людьми так, что уже казалось — движутся берега, а не плоты.

Но Колка не позволяла предаваться мечтаниям. Уровень воды в реке невысок, она очень порожиста и крута, перепад на протяжении мили составляет по крайней мере сотню футов. Разливы, лавины и землетрясения изменяют ее русло каждый год, а стремительная вода подрезает скалы и берега. Человек, попавший в такой «подрез», легко может оказаться пришпиленным под скальным навесом и утонуть, как котенок.

Четыре каякера решили идти первыми, поскольку их лодки были легки и маневренны. За ними последовали тяжело нагруженные снаряжением плоты.

Джо Кэйн работал в правом переднем углу плота, движением которого руководил Петр из правого заднего угла, отдавая односложные команды типа «Вперед! Назад! Влево! Вправо!». Одновременно Джо приходилось служить щитом от волн, налетавших на плот. Кэйн промок до нитки и весь день дрожал от холода. Но ему не приходилось жаловаться. Когда плот падал с переката, его носовая часть медленно уходила в воду, почти касаясь дна. Затем плот выталкивало вверх, и волна злобно хлестала его по хвосту. Так что, находясь впереди и вымокнув до нитки, Кэйн все-таки чувствовал себя в относительной безопасности.

Совсем иной была обстановка на корме. Петр вел плот и мог предвидеть моменты, когда его ход ускорялся, но Джонни Москарилло, гребущий с левого края, оказался на «катапультирующем кресле». Джонни даже получил прозвище «Летучий Джон». Наискосок от Джо греб Яцек, чей богатый баритон странно контрастировал с его тщедушным видом.

На втором плоту, который вел Збигнев, справа впереди был Дариуш. Слева сзади находился доктор Тод. Руководил этой командой Робин, настоящий гений в покорении стремнин, обладающий непревзойденными способностями проводить танцующий плот по самым ужасным потокам.

Русло реки, которое преодолевали в этот день, было узким и изобиловало мелководьями и наносами. Плоты часто скребли по скалистому дну, иногда застревая так, что с трудом удавалось освободить их. Около трех часов дня в Колку, вспенивая воду, с ревом ворвался поток реки Мамакочи. Но этот «великолепный волчок», по выражению Яцека, удалось благополучно проскочить, и плоты вышли на воду, напоминающую хрусталь с зеленоватым отливом.

Группа разбила первый лагерь на белом песчаном берегу, овеваемом теплым ветерком. В сумерках скользили летучие мыши. Ход и Робин поймали две большие форели и сварили их с рисом и красным перцем, пока Петр и Джованни развешивали на скальной стене над лагерем три флага — польский, перуанский и американский. Когда Джо Кэйн прилег после ужина, ему на грудь шлепнулась толстая жаба, что было истолковано как доброе предзнаменование.

В этом месте слияния рек еще можно было выбраться наверх из каньона, но ниже по течению дорога лежала только вперед.

День второй

Путешественники знали, что ниже Мамакочи Колка начинает «играть», и в это утро, час спустя после рассвета, они, волнуясь, ожидали появления первого порога четвертого класса, или «желоба», как называли его поляки. Четвертый класс означает «технический» порог, который требует очень умелой гребли. Пятый класс — порог, предельно трудный для прохода. В общем Колка, изобилующая порогами четвертого и пятого класса, почти не дающими надежды на спасение, считается потоком шестого класса сложности.

Однако река пока еще не вызывала страха. Может быть, потому, что была прекрасна. Правда, это была какая-то хаотичная красота, ломкая и непостоянная: в ней чувствовалось неминуемое разрушение. Дно, казалось, заминировано валунами с острыми, как ножи, краями; многотонные глыбы песчаника громоздились на остроконечных пиках скал...

Вскоре послышался низкий гул. Точнее, он почувствовался. Вибрация реки передалась через резиновую оболочку плотов сидевшим на них людям. Во избежание неожиданностей каяки и плоты вытащили на берег, и группа двинулась вдоль потока по берегу, оскальзываясь и царапая ноги на скалах. Через некоторое время обнаружилось, что река уходит в узкий скальный желоб. Она неслась между валунов размером с дом, а затем срывалась в «дыру» — дикий водоворот вспененной воды.

Прежде всего надо было выбрать рубеж для начала атаки. Петр предложил: сначала надо миновать «вот эту большую скалу», затем взять влево, круто влево, потом вправо, а там уже — без проблем!

Но весь план рухнул, когда дно одного из плотов было пропорото. Никто не заметил похожую на лезвие бритвы скалу, подходившую прямо к поверхности воды. Джо почувствовал толчок в ногу, когда плот вылетел на стремнину и ударился обо что-то твердое; затем раздался звук, похожий на рев стартующей ракеты, и сидевшие на плоту взлетели в воздух. Кэйн упал всего в нескольких дюймах от брызжущей водой разверстой пасти, которая, казалось, готова была поглотить его.

В следующий момент он каким-то образом оказался верхом на Джонни, и их всех накрыла река. Плот перевернуло набок, и под крики Петра «Вверх! Вверх!» потерпевшие крушение вскарабкались на его верхний край, чтобы выровнять свое плавсредство. Плот тут же рванулся вперед. Неожиданно течение замедлилось, и путешественники, истерично хохоча, поплыли по спокойной воде.

Несколько часов спустя был разбит второй лагерь, и царившее вокруг него спокойствие нарушал только писк ласточек.

День четвертый

Петр считал, что река сильно изменилась с 1981 года, и путешественники не могли точно определить, в каком месте они находятся. В предыдущий день Петр заявил, что широкий изгиб — это место старого лагеря, Сайлент Лейк, но на самом деле его прошли только на следующий день.

В дальнейшем ситуация осложнилась тем, что половину команды поразил какой-то кишечный вирус, ограничивший ее рацион. День за днем продолжалась тяжелая работа, в холоде и сырости, пожиравшая калории, которые удавалось восполнить только за обедом. Завтраки же были не очень питательны: как правило, пара ломтиков салями, пара кусков черствого хлеба, горсть изюма и брикет компота.

Продвигаясь вниз по реке, путешественники заметили, что скалы изменили свой облик: стало меньше песчаника, больше известняка, появился гранит. Каньон сузился.

... На одном из валунов возвышался Джером со страховочным канатом в руке. Лидер группы, он излучал уверенность. Его жена, Морна, была олицетворением воодушевления. Эта хрупкая, но сильная и опытная женщина без опаски направлялась в самое сердце стремнины. Половина команды была по уши влюблена в нее.

Третьим через перекаты обычно шел Дуилио. Поселившись в Перу, где мало своих каякеров, он сам учился ходить на каяках, которые поляки оставили его семье после первого плавания. Техника его гребли была далека от совершенства: он тратил на борьбу с рекой слишком много сил, и там, где Джером делал два гребка, ему приходилось делать десять. Однако и он кричал от восторга после прохода каждого переката, и его веселье было заразительно.

Анджей, как правило, шел четвертым. То, что он однажды побывал на Колке, внушало уважение, но ему уже было тридцать семь лет, и он ходил на каяке только один раз. Он с волнением ожидал встречи с Репараз, где с ним произошла неприятная история: Анджей попал в ловушку и вынужден был выбираться из лодки на берег по воде.

Плоты прошли, задев валун по касательной, полуразвернулись, и поток ударил им в борт. Лобовой ветер развернул плоты влево, и их вынесло в щель. Чтобы не поддаться панике, Джо Кэйн сосредоточился на гребле. Под руководством Петра плоты выровняли и направили в поток, удачно проскочив под ударами волн узкое место, счастливые, мокрые, как утки.

В этот день они одолели всего одну милю; оставалось еще сорок.

День шестой

В течение двух дней группа, сражаясь с потоком, с трудом преодолела восемь крупных перекатов, и в это утро встала пораньше. Все устали, и продолжение гонки представлялось безрассудством. Разведка, спустившаяся вниз по течению, обнаружила три идущих один за другим головоломных переката.

Лагерь разбили в сотне ярдов выше первого из перекатов — Каноандес. Он был назван так поляками во время их первой экспедиции. Перекат падал по крайней мере на двадцать футов и представлял собой два разбивающихся о камни водопада.

Во время обеда по дальней стене скатился валун с грохотом, похожим на взрыв. На лагерь опустилось пыльное облако, приправившее приготовленных на обед цыплят «по-королевски» вместо специй песком.

...Группа вышла на середину потока. Стены по сторонам были так высоки, что по временам, казалось, смыкались над головами. Их высота достигала максимума — четырнадцать тысяч триста футов по вертикали.

Последние лучи солнца скользнули по верхушкам скальных бастионов около пяти часов; к семи в каньоне было абсолютно темно.

Пройти Каноандес так, как планировалось, не удалось.

День седьмой

Плоты шли по перекатам, практически не поддаваясь контролю, их швыряло в разные стороны, и они то и дело зарывались носами в воду. Они взбрыкивали, как необъезженные кони, заставляя сидящих впереди то и дело вскакивать на ноги. Во время одного из таких «взбрыков» плот буквально вырвало из-под ног Джо Кэйна, и он кувыркнулся в воду.

Он приложил все силы, чтобы плыть некоторое время под водой — это считалось более безопасно. Именно тогда, под водой в Каноандес, он понял, что такое настоящий страх. Его крутило до изнеможения; бороться было бесполезно, это только отнимало драгоценные силы. Приходилось выжидать. И Джо ждал. Он ждал, беспомощный, тогда как река тешилась своей мощью.

На поверхности плавал страховочный конец, Джо ухватился за него и, подтянувшись, увидел склонившегося к нему улыбающегося Анджея, тянущего веревку.
В этот раз Дуилио занял место Яцека, и они с Петром благополучно остались на плоту, намертво вцепившись в страховочный конец, брошенный Джеромом и Морной. Плот продолжал скакать, как сумасшедший, зажатый в щели между скал. Понадобилось пятнадцать минут, чтобы освободить его.

«Летучего Джона» тем временем смыло потоком. Он тоже схватился за страховочный конец, но, в отличие от Кэйна, вытаскивать его было некому. В нескольких ярдах выше следующего переката он пытался выбраться из водоворота, пока его наконец не подобрал подошедший плот. Выносливость Джонни вызывала восхищение. Его привлекала тяжелая физическая работа, особенно в те опасные моменты, когда нужно было провести плот у самого берега. И в этот раз, едва спасшись, он начал подбирать всех свалившихся в реку. И выглядел великолепно. А вот остальные были на грани переохлаждения. Когда час спустя у Кондор Фоллс разбили лагерь, у большинства зуб на зуб не попадал. Согреться удалось, только напившись горячего чая и забравшись в спальные мешки.

День девятый

В этот раз лагерь был разбит в двухстах ярдах выше предпоследнего отрезка Колки - Репараз Каньона. Исследовать его с берега не представлялось возможным — стены вокруг были слишком круты и ненадежны, но Петр все-таки надеялся взобраться на следующее утро на скалы, чтобы обозреть окрестности.

В течение последних двух дней все были поглощены мыслями о Репараз. Петр, Дуилио, Анджей, Збигнев и Яцек уже проходили его и говорили, что после преодоления любого из трех его перекатов высокой степени сложности человек оказывался во власти ужасной дыры на дне — Дуилио испытал это на собственной шкуре. Настроение команды было подавленным.

С каждым днем пейзаж выглядел все более недружелюбно: казалось, скалы были готовы в любой момент обрушиться на людей. Каждая излучина открывала то одну, то другую стену, устремленную в небо. Каньон все больше напоминал живое существо своими непостижимыми намерениями.

Не было необходимости напоминать людям о последствиях невнимательности. Предыдущим днем Петр, Джонни и Джо Кэйн попытались пройти небольшой перекат, и при этом плоты так скрутило, что они выскочили из стремнины задом наперед. Плот номер два, шедший следом, понесло боком, и капитана Мура сбросило в поток. Он во весь голос ругался, кляня Дариуша, который греб не так сильно, как остальная команда. Репа-раз не прощает таких ошибок.

На ночь путешественники разбили лагерь среди небольших серных луж. Воздух был полон жалящих насекомых и смердел протухшими яйцами.

День десятый

Почти семь часов путешественники сидели на вытащенных на берег плотах, выжидая подходящий момент для прохода предпоследнего отрезка Колки — Репараз Каньона. Они уже готовы были грызть гранит, чтобы не сойти с ума от этого ожидания.

Петр, Анджей и Дуилио потеряли альпинистский трос, которым утром пользовались для подъема на скалы при рекогносцировке Репараза. Увидеть тогда удалось немного: пять излучин, много известняка и множество скал. Затем группа вернулась к потоку и стала ждать Петра, все еще где-то лазившего, и Яцека со Збигневом, готовивших фотоаппараты.

Они продолжали ждать, хотя через час уже будет слишком темно, чтобы трогаться в путь.

Наконец красный шлем Петра замелькал над валунами, появился и он сам, улыбающийся, как Чеширский кот, и объявил, что первым пойдет плот Робина.

Дариуш, которому в этот день перепало немало недобрых слов, храбро протянул Робину руку, выражая готовность идти с ним. Они проверили шлемы и спасательные жилеты. Когда плот двинулся по команде Робина «Все вперед!», оказалось, что его гнев принес плоды. Дариуш греб отлично, синхронно с другими гребцами.

Оставшиеся на берегу сидели в молчании, наблюдая, как плот номер два исчез в проходе, поглощенный гигантскими глыбами. Подождали пятнадцать минут и по команде Петра двинулись следом за первопроходцами.

День одиннадцатый

В конце концов этот клятый Репараз был пройден меньше чем за минуту. Все слилось в одно сплошное пятно. Невозможно припомнить, сколько раз плоты срывались на перепадах уровней, сколько раз перед их носами взрывались белые буруны, грозя путешественникам гибелью. Когда второй плот, пробив стену пены, вырвался к обетованной земле, его приветствовал Робин.

Путешественники все еще были на Колке, но в эту ночь над лагерем царил дух триумфа. В первую очередь, конечно, для Дуилио. Он, наконец, благополучно прошел Репараз. И юный Дариуш мог гордиться результатами этой самопроверки; было слышно, как он благодарил капитана Мура.

Теперь остался только Польский каньон, поток шестого класса сложности, подобный пробке в устье реки. Он был узок, изобиловал подрезанными скалами и пересекающимися течениями. Группа потратила большую часть дня, волоком переправляя все оборудование по северной стене, поднимая плоты при помощи хитроумной системы канатов и блоков, сконструированной Робином, прежде чем опустить их в реку.

Но две трети пути лежали по стремнине. Иного выхода не было. Плоты разворачивали, стараясь направить их по потоку. Река бушевала всего в нескольких дюймах от плотов. Петр, Джонни, Яцек и Джо уже послали своих товарищей вперед, и теперь они пропали из виду. Стоило отклониться от маршрута более чем на два фута...

Всего шесть гребков. Сделать их правильно — путешественники доберутся до дома; совершить хоть одну ошибку — всем, так сказать, «светлая память». Это плавание скрепило узы дружбы, как ничто на свете. Думается, даже став стариками, путешественники не раз соберутся за кружкой пива, вспоминая Колку. А пока предстояло преодолеть еще один, последний участок ревущей реки. Этот чертов каньон толкал, швырял, пытался утопить отважившегося схватиться с ним до тех пор, пока смельчак не постигал вечную истину: скалы живые; вода живая; земля живая.

Снаряжение снова погрузили на плоты и закрепили, затем участники экспедиции заняли свои места. Первым должен был идти Джо Кэйн, последним — Петр. Стоя на валуне в четырех футах над группой, он быстро освободил кормовой трос, несколько секунд удерживал плот, а затем с криком «Вперед, ребята!» прыгнул на него.

Вокруг все было бело от пены. Мелькали валуны, то качающиеся, то торчащие прямо. Плоты через белизну вышли к длинному зеленому языку. Далеко внизу стены отступали, и солнечный свет играл на воде. Был виден безопасный проход из этого славного, губительного места...

Прошло время. Из Перу продолжали поступать новости, сообщавшие о политических бурях, потрясавших эту страну, и можно было быть уверенным, что каньон все еще оставался сокрытой и почти никому не известной драгоценностью: валуны по-прежнему срывались с его крутых стен, и жители Канко все так же раскладывали стручки на солнце...

В Сан-Франциско, где живет Джо Кэйн, нет кондоров и орлов, вместо них летают голуби, а вместо плота Джо водит потрепанный «седан», однако в минуты покоя ему слышится странный гул — голос Колки, вечный и неистовый.