Павел Жаворонков
/redir.php?url=www.ko.ru%2F

Отсудить у какой-нибудь корпорации пару миллиардов долларов на Западе считается делом чести. Неплохо, чтобы ответчик при этом еще и обанкротился. Российские потребители пока менее кровожадны, да и сложившаяся у нас судебная система не позволяет им требовать с компаний гигантских компенсаций. Впрочем, многое сейчас меняется. И у истоков этих перемен стоят самые незаметные на первый взгляд люди.

 

 

19-летний студент из Санкт-Петербурга Игорь Невзоров – гроза российского бизнеса. Как-то он обнаружил, что положение Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг, лицензирующее работу компаний-реестродержателей, расходится с федеральным законодательством. Положение допускало процентное вознаграждение за услуги по регистрации сделок, а в законе «О рынке ценных бумаг» черным по белому было написано, что подобная практика запрещается. Игорь составил иск с требованием отменить подозрительный пункт, и в сентябре 2002 года Верховный суд РФ этот иск удовлетворил. С тех пор реестродержатели не могут прийти в себя: старые прейскуранты оказались вне закона, а новые до сих пор еще существуют в виде «сырых» вариантов. В принципе теперь можно всех «нарушителей» лишать лицензии, что, скорее всего, парализует работу фондового рынка.

Пострадавшие компании посчитали, что за спиной студента стояла одна из влиятельных финансово-промышленных групп, которая подобным образом хотела снизить затраты на регистрацию сделок с крупными пакетами акций. Игорь же утверждает, что в Верховный суд он обратился по собственной воле: отчасти, «чтобы приобрести первый опыт судебной работы», отчасти – на спор. «Некоторые из моих знакомых усомнились в способности третьекурсника добиться удовлетворения жалобы, направленной против такого влиятельного ответчика, как ФКЦБ», – рассказал Невзоров корреспонденту «Ко».

В любом случае противоречие в законе налицо. И, если бы его не заметил Невзоров, рано или поздно нашелся бы другой юрист, который отважился бы составить исковое заявление и попытался бы выбить почву из-под ног целой индустрии.

Несовершенством российских законов, писавшихся, как правило, в спешке, никого не удивишь. Ни для кого не секрет и то, что действия российских компаний далеко не всегда юридически безупречны. Найти повод для судебного разбирательства часто не составляет большого труда – было бы желание. В последнее время такое желание у юристов появляется все чаще и чаще. Невзоров – всего лишь один солдат из рядов целой армии атакующих компании сутяжников, которая формируется на наших глазах. Речь идет даже не о профессионалах корпоративного шантажа – специалистах по «гринмейлу». Эти участвуют в переделе собственности. Сутяжники же выступают лишь в роли «санитаров леса». Иногда, правда, и им не чужда жажда наживы.

Диктатура законников

Нигде так не распространена практика судиться с корпорациями, как в США. Чтобы понять это, достаточно посмотреть голливудские фильмы, в которых то и дело используется беспроигрышный сюжет: молодой юрист, защищая смертельно больного бедняка, добивается банкротства страховой компании, чьи безнравственные менеджеры не хотели платить по полису.

Одним из первых обратил внимание общественности на странные метаморфозы в системе гражданской юстиции США основатель корпорации Sony Акио Морита. Выступая в 1982 году на юридическом факультете Гарварда с провокационным докладом «Роль юристов в ослаблении предпринимательских усилий в США», Морита отметил, что адвокатская деятельность превращается в самостоятельную экономическую отрасль, развитие которой происходит за счет других, объективно более полезных сфер бизнеса. Глава японской компании предсказывал сутяжнические эпидемии, причиной которых должно было стать «перепроизводство» специалистов в области гражданского права. И действительно: к середине 1990-х годов численность американской юридической гильдии превысила 1,5 млн человек, а общая сумма штрафов и компенсаций, выплаченных корпоративными ответчиками, достигла $300 млрд.

Важным этапом в распространении сутяжнической эпидемии стали так называемые классовые иски: в них корпорациям присуждалась ответственность перед большими группами граждан, многие из которых даже не обращались в суд. Суммы этих исков исчислялись уже миллиардами. Общие выплаты по «делу Энгла» – серии классовых исков от имени больных раком легких жителей штата Флорида к лидерам американской табачной индустрии – составили $145 млрд. От классовых исков пострадали производители асбеста, автомобилей и химического оружия: иск солдат, пострадавших в результате применения во Вьетнаме реагента Agent Orange, стал первым в своем роде. Химическая компания Dow Corning выплатила более $4 млрд женщинам, которые пользовались силиконовыми имплантантами (силикон был признан опасным для здоровья), после чего разорилась.

В созданном журналистами и Голливудом образе американского защитника прав простых граждан появились романтические черты, роднившие его с русским социалистом-экспроприатором начала ХХ века: и тот и другой отнимали у богатых, чтобы отдать бедным. Появились даже объединения адвокатов вроде Oxfam International, которые публично заявляли, что их задача – под угрозой судебного давления лоббировать финансирование крупными корпорациями социальных программ. Антикапиталистический пафос помогал адвокатам манипулировать мнением присяжных. Те верили, что действуют во имя социальной справедливости, заставляя компании выплачивать многомиллионные компенсации частным истцам.

При этом присяжные предпочитали не задумываться, откуда ответчики берут средства на выплату компенсаций. А компании тем временем возмещали отсуженные суммы, повышая отпускную цену на свои товары и услуги. То есть получалось, что американские защитники гражданских прав занимались отчуждением средств лояльных потребителей в пользу потребителей юридически активных, оставляя себе до 30% от сумм компенсаций.

Каждая американская семья, таким образом, выплачивает в год около $5000 в качестве «налога на судебные войны». И налог этот постоянно увеличивается, пропорционально масштабам исковых претензий. Уже начали проявляться социальные последствия подобного скрытого налогообложения. Например, за последние два года классовые иски к фармацевтическим компаниям привели к подорожанию некоторых лекарственных препаратов на 85 – 100%. Это заставило многих американских работодателей исключить медицинскую страховку из социального пакета своих служащих, что спровоцировало серию крупных забастовок.

Партизанское право

Американской пенсионерке, которая, облившись горячим кофе в машине, отсудила у корпорации McDonald`s $2 млн «за непредоставление полной информации о продукте» – на стаканчике не было напоминания, что в движущемся автомобиле кофе может расплескаться, – российский суд, скорее всего, присудил бы компенсацию в размере 300 – 500 руб.

Столь разительное несоответствие объясняется тем, что в Штатах сумму компенсаций определяют присяжные, которые ассоциируют себя с потерпевшими. В России же вопрос компенсации морального ущерба остается на усмотрение судьи, которого эмоции пострадавших мало интересуют. Само понятие «компенсация морального вреда» появилось в практике российских судов относительно недавно, рассчитать ее размер невозможно, поэтому судьи традиционно начисляют ее по минимуму.

Свою роль в установлении этой правовой традиции играет и относительно невысокий уровень жизни в стране. Взыскать 100 руб. с пенсионерки, облившей соседку кипятком, а после этого заставить компанию компенсировать близкий по масштабу вред в размере нескольких миллионов долларов, было бы нарушением конституционного принципа всеобщего равенства перед законом. Адвокаты ответчика, в случае если судье по какой-либо причине вздумается удовлетворить неоправданно завышенный иск, немедленно оспорят такое решение в суде высшей инстанции и, несомненно, выиграют дело.

Гарантией иммунитета от сутяжнических эпидемий в России является и наша непрецедентная система законодательства. Поскольку в России судебный прецедент не является формальным источником права, то, следовательно, не допускается и возможность классовых исков к компаниям. Но это в теории, а на практике многие правозащитные организации и левые общественные объединения довольно ловко используют готовность судей решать дела по шаблону.

Депутат Государственной Думы Олег Шеин, возглавляющий радикальное рабочее объединение «Защита», рассказал «Ко», как выглядит «классовый иск по-русски». Юристы объединения выиграли в Астрахани судебные процессы по фактам отключения тепла, электроэнергии и горячей воды, а также о незаконном повышении тарифов. После чего в тех регионах, где коммунальные предприятия нарушали права потребителей, «Защита» опубликовала в рассчитанных на пенсионеров газетах стандартные иски и вынесенные судебные решения. В суды посыпались десятки заявлений. «Обычно эта тактика используется для борьбы с коммунальными монополистами, – поясняет Шеин. – Наши суды, перегруженные делами, решают такие типовые иски «по накатанной колее».

С помощью «тиражируемых» исков общественные организации способствовали введению запрета на веерные отключения электроэнергии и сорвали программу повышения коммунальных тарифов в Тюмени, Ставрополе и в ряде других регионов. Иногда истцы дополняют стандартные иски требованиями о компенсации морального и сопутствующего материального ущерба. Известны даже случаи, когда частным лицам удавалось отсудить у энергетиков стоимость бытовой техники, поврежденной в результате веерного отключения.

Уральские стритлойеры

Общественные организации Пермской области – Региональный правозащитный центр и Гражданская палата – ведут судебные войны с большим бизнесом уже семь лет. Главная их мишень – телекоммуникационная компания «Уралсвязьинформ», против которой правозащитники составили уже более 300 судебных исков, заявлений, открытых писем и жалоб в местные и федеральные контролирующие органы. «Нас не подкупали конкуренты «Уралсвязьинформа», мы не пытаемся вымогать у них деньги, – комментировал в одном из интервью эту акцию лидер пермских правозащитников Игорь Аверкиев. – Просто накипело».

Правозащитники обвиняют телефонистов в том, что те, пользуясь монопольным положением, незаконно вводят повременную плату за телефон, отключают связь за неплатежи и отказывают в льготах социально незащищенным группам потребителей. Руководство «Ураслсвязьинформа» официально эти обвинения отвергает, называя их «безответственными и необоснованными», но время от времени все-таки вынуждено уступать требованиям правозащитников.

Пермские активисты атакуют также местные больницы, подавая иски о неадекватном медицинском обслуживании и об утрате жизни и здоровья в результате врачебных ошибок. Суммы компенсаций достигают сотен тысяч рублей. Новая акция Аверкиева и его коллег – экологические иски к «ЛУКОЙЛ – Пермнефти» от имени жителей поселка Юго-Камский и Павлово, пострадавших из-за прорыва трубопровода. Сумма претензий может превысить 400 000 руб.

Экологические иски, которые в США являются одним из столпов сутяжнической индустрии, в России не очень распространены. «Прецеденты судебных решений, в соответствии с которыми производились сколько-нибудь крупные и последовательные возмещения вреда, причиненного здоровью граждан в результате техногенных катастроф, нам неизвестны, – утверждает юрист российского «Гринписа» Виталина Дмитриева. – Доказать, что ухудшение здоровья возникло именно вследствие того, что гражданин проживает рядом с «вредным» предприятием, практически невозможно».

Юрист другой экологической организации, «Экоюрис», Константин Лебедев с 1997 года ведет процесс от имени 20 жителей села Георгиевка Томской области против ФГУП «Сибирский химический комбинат». Суд пока не удовлетворил требование адвоката запретить предприятию слив радиоактивных (как утверждает истец) отходов в подземную речку под Георгиевкой. Зато адвокат смог в 2001 году взыскать с ответчика крупную (520 000 руб.) моральную компенсацию в пользу группы истцов, находившихся в селе в момент, когда на химкомбинате произошла авария.

Эти случаи скорее исключение: монополию на право карать и миловать экологических нарушителей удерживают за собой Минприроды и другие структуры исполнительной власти. А если кто и страдает в России от частных лиц, недовольных средой проживания, то это строительные компании. У них регулярно возникают проблемы после проведения экологической экспертизы по нормам инсоляции.

Новостройки, которые возводятся в старых районах, могут заслонить солнечный свет жителям близлежащих пятиэтажек. Чтобы получить разрешение на строительство, инвестор обязан представить письменные заявления от собственников попадающих в тень возводимого здания квартир о том, что те не имеют никаких возражений. Обычно компании предлагают жильцам в качестве компенсации 150 000 руб., но нередко эта сумма оказывается стартовой для долгого торга. Говорит Дмитрий Шумков, юрисконсульт инвестиционной корпорации «Жилстройиндустрия»: «Основной контингент пятиэтажек, с которым я провожу переговоры, – это пенсионеры. Для большинства из них 150 000 руб. за тень в окне – как выигрыш в лотерею. Но иногда возникают проблемы, связанные с попытками третьих лиц заработать большие деньги на правовой уязвимости строителей и доверчивости этих людей». Шумков рассказывает о случае, когда «один известный адвокат» попросил у компании $100 000, пригрозив в противном случае настроить жителей соседних домов против стройки. Строители на шантаж не поддались, но возведение дома пришлось в итоге отложить на полгода – пока улаживали конфликт.

Дело о чердаках

Серьезную угрозу для компаний могут представлять и так называемые иски с нечетко ограниченным кругом заинтересованных лиц. Обычно они не включают требований материальной компенсации и нацелены на отмену локальных нормативных актов, противоречащих действующему законодательству. Эти «сомнительные» нормы в огромных количествах плодились в начале – середине 1990-х годов.

В декабре 2000 года Верховный суд по иску студента 4 курса СПбГУ Григория Мариничева и нескольких его однокурсников отменил ряд постановлений губернатора Санкт-Петербурга, касающихся прав коммерческих фирм перестраивать и заселять мансарды без согласия жильцов. С тех пор застройщикам мансард приходится выплачивать компенсации жильцам, что значительно снижает рентабельность бизнеса. «Этим делом мы занялись из чисто спортивного интереса, – вспоминает один из инициаторов «антимансардного» иска, ныне сотрудник крупной международной юридической компании. – У меня тогда вызвало недоумение: как в законе может быть написано одно, а на практике осуществляется совсем другое? Мы решили подать иск и посмотреть, что из этого получится, тем более что никаких затрат не требовалось, кроме личного времени и 10 руб. госпошлины».

Скоро на студентов началось давление. Их приглашали в офис одной из заинтересованных компаний, делали предупреждения. «Конечно, в какой-то момент мы готовы были взять «отступные», чтобы окупить потраченное время, но в делах с неопределенным кругом заинтересованных лиц суды не допускают мировых соглашений, и, кроме того, кто может дать ответчикам гарантию, что через неделю с аналогичным иском не выступит кто-нибудь другой?», – задается вопросом собеседник «Ко».

Среди честолюбивых старшекурсников юрфаков судебные тяжбы с компаниями, поиск и устранение несоответствий в законодательстве считаются сегодня модным хобби и хорошим трамплином в карьере. Правда, московские студенты в отличие от петербургских или уральских (уральцы объединены в ООО «Сутяжник») не ищут подобной славы. Столичные офисы международных юридических компаний активно привлекают старшекурсников в качестве стажеров, и времени на сутяжничество у тех не остается.

Профессиональные же адвокаты, в большинстве своем, приносить в суд откровенно сутяжнические иски то ли стесняются, то ли им недосуг. По данным последнего реестра адвокатов, защитников прав граждан в России сегодня порядка 55 000. Но адвокатская «насыщенность» в разных регионах очень неравномерна. Самая большая концентрация – в Москве и в Петербурге, где зарегистрированы более 10 000 адвокатов, из-за чего в столицах начинают проявляться первые признаки «юридического перепроизводства».

Питерская юридическая компания ОСВ, например, попыталась развернуть русское «дело Энгла». Ее юристы в марте 2001 года подали от имени Ивана Прокопенко – курильщика, больного раком легких, – иск на 2 млн руб. к правопреемнику фабрики им. Урицкого – табачной компании JTI. Основанием для претензий истец посчитал требование закона «О защите прав потребителей» о предоставлении полной информации о товаре или услуге. На пачках папирос «Беломорканал», которые 40 лет курил Прокопенко, предупреждение о вреде табака присутствовало, но, по его мнению, надпись была сделана слишком мелким шрифтом. Этот случай наделал много шума, но перспектив у него мало. Юристы ответчика предоставили суду данные о том, что Прокопенко десять лет работал на вредном производстве, отчего также мог заболеть раком.

Говорит адвокат Диана Сорк, член совета Международной конфедерации обществ потребителей (КонфОП): «После 1993 года взыскать с компании-ответчика крупную сумму практически невозможно: у судов сложилась практика занижения сумм ущерба. Например, за жизнь каждого погибшего пассажира авиакомпании выплачивают родственникам по 20 000 руб. Понятно, что в бюджетах крупных компаний такие суммы просто теряются. Ощутимы они только для малого бизнеса».

Защита от прав потребителей

В России есть еще одна категория граждан, которые стремятся выбить из компаний деньги любыми способами. Их можно назвать «профессиональными потребителями» – они живут за счет добровольных компенсаций.

Компенсации – самая непрозрачная область в сфере защиты прав потребителей. «По сравнению с прошлым десятилетием отношения между потребителями и компаниями серьезно изменились, – констатирует Надежда Головкова, председатель правления Московского общества защиты потребителей (МОЗП). – Если прежде 90% всех конфликтов разрешались в суде, то сегодня до суда доходит не более 4% претензий потребителей». Вот и «профессиональные потребители» предпочитают обращаться напрямую в компании: напористость оказывается эффективней юридических заключений. Тем более что российский закон «О защите прав потребителей» считается одним из самых жестких антикорпоративных актов в мире.

Он, например, позволяет покупателям без объяснения причин возвращать большинство потребительских товаров продавцу после нескольких дней использования, что превращает магазины в бесплатные пункты проката одежды и обуви. Бытовую технику ближе к концу гарантийного срока можно профессионально вывести из строя и обменять на новую. А купленную на рынке – вернуть в дорогие магазины; чек для этого не нужен, достаточно двух лжесвидетелей покупки. Есть «специалисты», которые заказывают доставку дорогих товаров на дом, дверь курьерам не открывают, а затем требуют в качестве компенсации 3% от стоимости покупки за каждый день просрочки.

Такие потребительские махинации доставляют массу неприятностей компаниям розничной торговли. По мнению ритейлеров, из всех поступающих претензий 5 – 8% однозначно неправомерны. Максимум, что могут сделать торговцы, – это обмениваться черными списками пойманных за руку мошенников. «У магазинов, торгующих бытовой техникой, регулярно возникают проблемы с клиентами, предъявляющими необоснованно завышенные претензии, – говорит представитель сети «М.Видео» Мария Белан. – При этом до суда доводятся лишь сотые доли процентов от всех поступающих жалоб».

Новый закон – новые проблемы

Большинство из 2500 гражданских исков, подаваемых ежегодно потребительскими объединениями, с большим трудом можно классифицировать как юридическую атаку. Как правило, их клиенты просто хотят поскорее получить потерянные по вине производителя или продавца деньги. Исключением могут послужить единицы. Например, «дело Сбербанка», в котором «буква закона» восторжествовала над «духом».

В июне 2002 года юрист МОЗП Алексей Бобров выиграл иск от имени клиента Сбербанка, который в 1993 году оформил целевой вклад на десять лет под 80% годовых. После того как инфляция начала стихать, Сбербанк несколько раз понижал процентную ставку по вкладу, имея полное на то право, – в клиентский договор был включен об этом специальный пункт. Но вторая часть Гражданского кодекса, принятая в 1996 году, запретила банкам снижать процентные ставки в одностороннем порядке. Юристы банка сочли, что на ранее заключенные договоры это положение не распространяется. Однако суд обязал банк компенсировать деньги, потерянные из-за незаконного снижения процентной ставки в 1996 – 2002 годах, и восстановить изначальную 80-процентную ставку до истечения срока вклада. По приблизительным оценкам, в результате истец должен был разбогатеть на $40 000. Дело получило широкую огласку, и против Сбербанка уже подано несколько аналогичных исков.

С 1 июля 2003 года вступает в силу новый закон «О техническом регулировании», который может существенно изменить отношения производителей, потребителей и государственных контрольных органов. Закон рекламировался как «очередной шаг в дебюрократизации экономики и развитии принципов саморегулирования предпринимательской деятельности». Он значительно сужает полномочия государственных органов в потребительской сфере и передает ее под общественный контроль. Кроме того, он открывает новые возможности для защиты потребительских прав. «Закон о защите прав потребителей», – утверждает Диана Сорк из КонфОП, – не являлся правовой базой для того, чтобы потребовать, например отзыва на доработку модели автомобиля, в которой обнаружены опасные конструктивные дефекты. Теперь такое станет возможным». Новый закон также отменяет действие системы государственных стандартов и вводит вместо них понятие технических регламентов – критериев качества и безопасности продукции и технологий в различных производственных отраслях.

Отношение к закону со стороны юристов довольно неоднозначно. Критики отмечают, что пока в потребительской правозащите ГОСТы служат единственным надежным ориентиром. «На разработку технических регламентов отводится семь лет после вступления закона в силу, – говорит Надежда Головкова из МОЗП. – Я уверена, что нас ждут семь лет абсолютного беспредела». К чему приведет правовая неразбериха, несложно догадаться: новые жалобы, новые иски и конечно же новые возможности для студентов юридических факультетов.

«Менталитет не позволит»

Но петербургский студент Игорь Невзоров к этой борьбе если и подключится, то на стороне ответчиков.

Сейчас он судится с сотовыми операторами. Утвердив тему дипломной работы («Правовое регулирование предпринимательской деятельности в области связи»), Игорь проштудировал клиентские договоры операторов и нашел ряд спорных формулировок. В частности, его внимание привлекла возможность в одностороннем порядке изменять тарифы. Чтобы понять, в состоянии ли российский потребитель прекратить эту практику, Невзоров подал иск против компании «Телеком XXI», представляющей интересы МТС в Северо-Западном регионе. Если дело будет выиграно, против мобильного оператора могут выступить с исками до 500 000 клиентов.

Завершив эту тяжбу, Невзоров, скорее всего, оставит правозащитную деятельность, так как после ряда публикаций в прессе к нему поступило несколько лестных предложений о трудоустройстве. Но компаниям не стоит расслабляться. По утверждению Игоря, у него не менее 40 последователей и единомышленников среди нынешних студентов.

«Я думаю, что рано или поздно мы придем к положению, когда «маленький человек» сможет на равных бороться с крупной монополией, – считает Игорь. – Правда, не очень верится, что такая борьба станет индустрией, как это произошло в США. Наш менталитет не позволит. Но цивилизованных отношений в этой сфере добиться можно. И наши попытки можно рассматривать как шаги на пути к ним».

Статья получена: Клерк.Ру

загрузка...