Прямо на Красной площади, на месте Средних торговых рядов, сейчас ведется строительство отеля с апартаментами, который обещает стать самым роскошным в Москве. А в конце позапрошлого века самая что ни на есть элитная гостиница "Славянский базар" (тоже с апартаментами) располагалась неподалеку, на Никольской улице. Наши предки были поскромнее, чем мы: фронтальный вид на Красную площадь был недоступен даже самому богатому купцу. Впрочем, у "Славянского базара" было много других достоинств.
Все началось в 1872 году, когда предприниматель А.
А. Пороховщиков открыл на улице Никольской новую гостиницу с роскошными апартаментами. Сделал заказ архитектору А. Веберу, и спустя год на улице Никольской (сейчас дом N17) возник новый отель под названием "Славянский базар".
Здесь останавливались известнейшие гости Москвы – В. В. Стасов, Н. А. Римский-Корсаков, П. И. Чайковский, Г. И. Успенский, Ф. Нансен и многие другие. Можно сказать, что по числу почетных посетителей эта гостиница до революции лидировала. Располагали к этому и местонахождение (самый центр города), и менеджмент, и комфорт. Многие снимали здесь апартаменты не на день или два, а жили месяцами и годами. Можно сказать, ее воспринимали как свой собственный дом, в котором, однако, нет необходимости заботиться о поддержании чистоты и порядка и исправности всякого рода оборудования. Все это брали на себя сотрудники "Славянского базара".
Большинство постояльцев были довольны и счастливы. Еще бы! Новая гостиница к тому располагала. Владимир Гиляровский вспоминал: "Фешенебельный "Славянский базар" с дорогими номерами, где останавливались петербургские министры, и сибирские золотопромышленники, и степные помещики, владельцы сотен тысяч десятин земли, и... аферисты, и петербургские шулера, устраивавшие картежные игры в двадцатирублевых номерах. Ход из номеров был прямо в ресторан, через коридор отдельных кабинетов. Сватайся и женись".
Многие, вероятно, так и поступали.
Со временем гостиница, конечно, поизносилась, но не растеряла лоска. Петр Боборыкин так писал о ней: "Большими деньгами дышал весь отель, отстроенный на славу, немного уже затоптанный и не так старательно содержимый, но хлесткий, бросающийся в нос своим московским комфортом и убранством".
Словом, гостиница была не из последних. Жить в ее апартаментах было и престижно, и комфортно.
Эта гостиница прославилась не только номерами, коридорными и постояльцами, но и одноименным рестораном, открытым при отеле спустя год.
Ресторан создавался с размахом. Гиляровский восхищался: "Здание "Славянского базара" было выстроено в семидесятых годах А. А. Пороховщиковым, и его круглый двухсветный зал со стеклянной крышей очень красив".
Илья Репин даже написал для него специальную картину под названием "Славянские композиторы" (полное название "Собрание русских, польских и чешских музыкантов"). Полотно было настолько хорошо исполнено, что после революции его не погнушались увезти в консерваторию, где разместили над парадной лестницей – как раз там, где живописец создавал это полотно. Так что картина как будто вернулась на родину.
Но главное, это был первый русский ресторан в Москве. Ранее рестораны открывали исключительно французы. Русский общепит представлен был трактирами с большими деревянными столами, закопченным потолком, "машиной", исполнявшей попсу тех лет, и половыми-ярославцами – жуликоватыми, но расторопными парнями, стриженными в кружок. Здесь же кухня была русская, а обслуживание на европейский лад.
Писатель Петр Боборыкин так расхваливал это, по сути, культовое общепитовское заведение: "Ресторан "Славянского базара" доедал свои завтраки. Оставалось четверть до двух часов. Зала, переделанная из трехэтажного базара, в этот ясный день поражала приезжих из провинции, да и москвичей, кто в ней редко бывал, своим простором, светом сверху, движеньем, архитектурными подробностями. Чугунные выкрашенные столбы и помост, выступающий посредине, с купидонами и завитушками, наполняли пустоту огромной махины, останавливали на себе глаз, щекотали по-своему смутное художественное чувство даже у заскорузлых обывателей откуда-нибудь из Чухломы или Варнавина".
Подобных посетителей здесь было полным-полно. Ведь в Китай-город по купеческим делам съезжались представители практически всех российских фирм, в том числе из самых отдаленных и глухих уездных городков. И, разумеется, купец шел не куда-нибудь, а в "Славянский базар". Во-первых, потому, что это статусно (даже в Варнавине ходили легенды о московских ресторанах, среди которых этот занимал одно из первых мест), а во-вторых, так как московские коллеги часто приглашали коммерсанта из провинции откушать – в надежде, что упившийся провинциал сделается более сговорчивым. Однако подобные надежды не всегда оправдывались: житель спокойного, экологически чистого городка "держал градус" лучше, чем обитатель суетливой и загаженной заводами первопрестольной.
На провинциала больше действовали не напитки, а невиданные интерьеры, которые Боборыкин описывал так: "Идущий овалом ряд широких окон второго этажа с бюстами русских писателей в простенках показывал изнутри драпировки, обои под изразцы, фигурные двери, просветы площадок, окон, лестниц. Бассейн с фонтанчиком прибавлял к смягченному топоту ног по асфальту тонкое журчание струек воды. От них шла свежесть, которая говорила как будто о присутствии зелени или грота из мшистых камней. По стенам пологие диваны темно-малинового трипа успокаивали зрение и манили к себе за столы, покрытые свежим, глянцевито-выглаженным бельем. Столики поменьше, расставленные по обеим сторонам помоста и столбов, сгущали трактирную жизнь. Черный с украшениями буфет под часами, занимающий всю заднюю стену, покрытый сплошь закусками, смотрел столом богатой лаборатории, где расставлены разноцветные препараты. Справа и слева в передних стояли сумерки. Служители в голубых рубашках и казакинах с сборками на талье, молодцеватые и степенные, молча вешали верхнее платье. Из стеклянных дверей виднелись обширные сени с лестницей наверх, завешенной триповой веревкой с кистями, а в глубине мелькала езда Никольской, блестели вывески и подъезды".
Кстати, буфет был истинным спасением для тех, кто жаждал жить красиво, но не имел на это средств. Дело в том, что рюмка водки стоила здесь очень дорого – 30 копеек (в большинстве московских ресторанов не больше десяти), но, выпив ее, можно было закусить почти без ограничений. И некоторые экономы, выпив всего-навсего три рюмки и оставив гривенник на чай, за рубль наедались до отвала – на весь день.
Публика же здесь была довольно специфическая. Гиляровский вспоминал: "Обеды в ресторане были непопулярными, ужины – тоже. Зато завтраки, от двенадцати до трех часов, были модными, как и в "Эрмитаже". Купеческие компании после "трудов праведных" на бирже являлись сюда во втором часу и, завершив за столом миллионные сделки, к трем часам уходили".
И возникали драматические диалоги.
– У меня в тарелке решетки какие-то. К чему бы? – спрашивал один купец другого.
– Видимо, не избежать тебе тюрьмы? – таков, как правило, был ответ.
А дело в том, что потолок "Славянского базара" сделали стеклянным, и в посуде отражались переплеты потолка.
Можно себе представить, как любили постояльцы этого отеля прямо из апартаментов, даже не выходя на улицу, сразу очутиться в таком колоритном месте.
По сути, этот ресторан был одним из важнейших центров деловой жизни России. Неудивительно, ведь он располагался в Китай-городе, прозванном острословами "московским Сити". Некоторые предприниматели проводили здесь большую часть времени: совершать сделки в неформальной обстановке было гораздо эффективнее, нежели в собственных конторах.
Привлекательным было не только качество спиртного, но и форма тары. К примеру, самый дорогой коньяк (он стоил 50 рублей) был помещен в оригинальные бутылки, расписанные золотыми журавлями. Но тот коньяк и правда был хорош, а емкость из-под него была вещью престижной. Как правило, такой роскошный посетитель уносил домой бутылку с журавлями и помещал ее на полку – в общество других таких же емкостей. Богатые купцы друг перед другом хвастались числом бутылок с журавлями.
Самыми знаменитыми здешними посетителями были два самых известных русских режиссера. В 1897 году сотрудник газеты "Новости дня" и член московского отделения Театрально-литературного комитета Владимир Иванович Немирович-Данченко послал письмо директору Промышленного торгового товарищества и потомственному почетному гражданину Константину Сергеевичу Алексееву (в артистических кругах известному под псевдонимом Станиславский). В письме он предлагал Станиславскому встретиться и переговорить на тему, которая, может быть, его заинтересует. И сказал, что будет в Москве 21 июня. Тот ответил телеграммой: "Очень рад, буду ждать Вас 21 июня в 2 часа в "Славянском базаре"".
Возможно, в этом проявилась барственность члена купеческой династии – он даже не поинтересовался, удобно ли Немировичу такое время, да и вообще, успеет ли его корреспондент прибыть в Москву к этому часу. Так или иначе, Немирович-Данченко успел, и в два часа они прошли в отдельный кабинет лучшего ресторана города.
По слухам, счет, выставленный собеседникам, составил примерно годовой бюджет будущего театра. Вероятно, это только слухи. Судя по протоколу, который там вели сотрапезники, их в первую очередь интересовали идеалы новой сцены. Вот, к примеру, выдержки из протоколов: "Нет маленьких ролей, есть маленькие артисты", "Сегодня – Гамлет, завтра – статист, но и в качестве статиста он должен быть артистом", "Всякое нарушение творческой жизни театра – преступление".
Ближе к вечеру будущие основатели Художественного театра переместились на дачу Станиславского в Любимовку, где и продолжили беседу. Она в общей сложности составила восемнадцать часов. Но богемным собеседникам это, пожалуй, было не впервой.
При советской власти отель, к сожалению, закрыли. Ресторан, однако, старался держать марку. Во всяком случае, придерживался старого направления – русской кухни. Здесь подавали похлебку по-суворовски из осетрины, солянку сборную старомосковскую, фруктовый суп с бисквитами и прочие не уступавшие этим блюда. А поначалу "Славянский базар" славился стерлядкой колокольчиком, солеными хрящами, ботвиньей (похлебкой на квасной основе из ботвы и рыбы), ухой и поросенком с хреном.
Ближе к концу XX столетия тот ресторан сгорел. И так и не был восстановлен.
Алексей Митрофанов Коммерсантъ
Статья о недвижимости получена: IRN.RU