Как они смеялись...

Максим объезжал поселки оленеводов. Дело, сулившее большие выгоды, оборачивалось крахом. За предоплату оленеводы обещали отдавать ему панты, ценное лекарственное сырье. Но кто-то опередил его, оленеводы клялись, что панты у них забирали силой. «Деньги твоя уже нет, — говорили они, — в следующий раз, однако, пантами вернем».

 

 

Мотосани «Ямаха» несли Максима и его «оруженосца» Никиту по льду замерзшего Амура. Мимо плыли, разворачиваясь, лесистые берега. Максим полной грудью вдохнул первозданной свежести воздух и вдруг осознал, что счастлив, что нет ничего слаще, чем скользить вот так среди заснеженных лесов, вбирая в душу летящее, кружащееся пространство, А впереди — поселок Никольское и там, в деревянной гостинице, новая жена Максима — Марина. Что-то буркнул за спиной Никита.
— О чем ты, Никитушка? — спросил, слегка обернувшись, Максим.
— Белый Камень проезжаем, помнишь, учитель рассказывал?

...Два дня назад, в «сельпо» (так они окрестили местный универмаг), где рядом со сбруей и водкой «Сибирская» продавали томики Джорджа Оруэлла, к ним подошел очкарик в пальто на ватине.
— Позвольте представиться, — чинно сказал он, — местный учитель истории, краевед, Вадим Владимирович Домогацких...

Максим, Марина и Никита отчужденно молчали. Глаза учителя за тонкими стеклами очков глядели растерянно и беспомощно. Проходившая мимо маленькая пожилая женщина с кирзовой сумкой насмешливо хмыкнула.

— Ну а меня зовут Максим, это Марина, моя жена, а это Никитушка, — не выдержал Максим и улыбнулся, добавив: — Прошу любить и жаловать...

Магазин был уже осмотрен, и потому Максим, сделав приглашающий жест новому знакомому, направился с ним к выходу. Марина с Никитой шли сзади.
— А скажите, — спросил Максим, — что это за валы у поселка? Какой век?
Домогацких с готовностью кивнул, как будто только и ждал подобного вопроса:
— На этих землях мохэский князь Цзюхун основал государство. Его, это государство, вначале называли Чжэнь, а потом — Бохай или Бо-Хай-Го — Великое Поморское Государство...

Они направились в гостиницу. По дороге учитель, увлеченный разговором, шагнул с тротуара под колеса мчавшегося МАЗа, и Максим успел оттолкнуть его в полуметре от бампера грузовика.
Происшествие произвело впечатление на всех, кроме самого Вадима.

— А вы знаете, — как ни в чем не бывало продолжил он, когда они пришли в номер и расселись вокруг стола, на котором появилась бутылка водки и закуска — есть неподалеку от нашего поселка Белый Камень — место тоже историческое, можно сказать... В двенадцатом веке возродилась тунгусская государственность, было создано чжур-чжэнское государство Цзинь. И его правитель Агуда разгромил империю киданей. Кидане всегда враждовали с местными племенами. Они потом помогли монголам завоевывать эти земли, без них монголы не справились бы... Так вот, разгромив киданей, Агуда пошел на Китай и осадил Пекин. Китайцы решили откупиться от северных варваров — отдали им часть своих земель, заплатили огромную контрибуцию... Один из полководцев Агуды, Полашу, был местным князьком, с Амура. Ему и его воинам досталась богатая добыча, много пленных. Но когда они вернулись домой, их добыча не понравилась шаману: «Мы все больше и больше уподобляемся изнеженным китайцам! Роскошь и богатство портят воинов. Грядут кровавые войны, их ждут суровые битвы. Надо всю добычу пожертвовать реке!» Шаман был старый и мудрый, ему верили... Пленных заставили прорыть канал, параллельный одному из притоков Амура. Воду пустили по каналу, перегородив плотиной реку. На дне реки, напротив Белого Камня и закопали всю военную добычу. Воды реки вернули в старое русло, а пленных, искуснейших ремесленников, художников, ученых, перебили. То ли за ненадобностью, то ли для сохранения тайны...

— Сведения о сокровищах на дне реки просочились в наше время, — продолжал рассказывать Вадим. — Лет тридцать назад, когда отношения с Китаем ухудшились, недалеко от Никольского расквартировали дивизию. Местные краеведы уговорили командира выделить бойцов-водолазов для поиска клада. И бойцам тренировка, и науке польза. Место клада было уже определено. И тут погиб один солдатик. Дело в том, что ныряли они в изолирующих противогазах ИП-47. В них реакция идет с выделением кислорода. Чтобы реакция началась, надо разбить капсулу с реактивом. Тот солдат капсулу разбил, но начала реакции не дождался, полез в воду. А вода холодная, реакция и не началась. И вытащили из воды уже труп... Поиски клада тут же прекратили.

Закончив эту трагическую историю, Вадим одним махом выпил очередной стакан и произнес:
— А еще...
Историй он знал бесконечное множество и рассказывал их до той поры, пока Максим не сказал:
— Ну все. Пора спать.

Вадим с трудом встал, глаза за косо сидящими на переносице очками смотрели удивленно. Держа корпус преувеличенно прямо, направился к двери.
— Пойду провожу его, — сказал Никита, — а то попадет под какой-нибудь грузовик...

Вернувшись, Никита застал Максима в коридоре, тот курил перед сном.
— И здесь не ленятся пить, — сказат Никита.
— Да, самоотверженно пьют.
— Как тебе история с сокровищами реки? Максим неопределенно пожал плечами.
— А может, попытаем счастья? — предложил Никита. — Это не панты, которые из-под носа уводят. Достанем водолазный ботик, снаряжение... А еще лучше акваланги купить, компрессор. За зиму кончили бы курсы аквалангистов. Как ты?
Максим усмехнулся.

...Коротко взглянув на Белый Камень, чем-то похожий на половецкую бабу, Максим в мыслях своих снова вернулся к неудаче в поселке оленеводов, неудаче окончательной и бесповоротной, смысл которой — финансовый крах всего предприятия.
Наступили сумерки, пока еще синие, прозрачные, но дальний лес был уже черным.
— Не успеем засветло, — сказал за спиной Никита.

Наконец за очередным поворотом реки вдали замелькали огоньки Никольского. Но за следующим — исчезли. На мгновенье Максиму показалось, что они остались одни на этой мертвой, стылой земле...
Вскоре огоньки снова вынырнули из темноты, уже гораздо ближе. А потом, как по волшебству, их мотосани очутились среди домов и людей. Они бесшумно скользили по разъезженной дороге, привлекая внимание редких прохожих.

«Ямаху» оставили у отделения милиции — договорились с милиционерами, что те будут присматривать за ней ночью. На одеревеневших ногах пошли к двухэтажному зданию гостиницы.
— Вам записка, — ответив на приветствие, сказала девушка за столиком у входа, и дежурная, и горничная в одном лице.
Максим взял листок бумаги и встал в круг желтого света, падавшего из-под засиженного мухами плафона. Прочитал: «Жену вернем за сорок тысяч баксов. Не рыпайся! Будет хуже! Жди дальнейших указаний».

Записка дрогнула в руке. Буквы поплыли перед глазами, он тряхнул головой, прищурился, перечитал. И бросился на второй этаж, в номер. Долго стучал в дверь, потом рванулся было вниз за ключом, но вернулся с лестницы и снова забарабанил в дверь, громко крича: «Марина! Марина!»...

Когда с помощью дежурной открыли номер, он предстал перед ними в своей сиротской пустоте. Максим зачем-то заглянул в душевую, открыл встроенный шкаф. Шубки Марины не было, остальная одежда была не тронута.
— Никому ни слова, — сказал Никита вслед уходившей девушке. Та обернулась, кивнула и неприязненно посмотрела на Максима.

Максим сел на кровать, уставился в пол тяжелым взглядом. Никита прошел к окну. От окна тянуло холодом, стекла обледенели. Студеная тьма за окном. Горе путнику, который не найдет пристанища в такую ночь. Уходя в свой номер, Никита сказал:
— Если что, я у себя...

Оторопь уступила место горестным размышлениям. Заявить в милицию? Они здесь все свои, лишь мы — чужие... Искать бандитов? Они сами на него выйдут... А глаза у Марины огромные, зеленые, шея тонкая и нежная... Ведь говорил же, не надо ей ехать...
Сорок тысяч! Идиоты! Вся его теперешняя экспедиция в кредит! И «Ямаха» в долг куплена! Выручать его здесь никто не станет, кроме, может быть, учителя Вадима, но у того все богатство — пальто на ватине!

Максим сидел, смотрел в пол. Думать было не о чем. Ждать? Кого? Чего?.. У Марины во сне лицо, как у ребенка. И детская привычка свертываться клубочком...

Наступило утро. Серый свет залил комнату. Максим погасил лампу. Зашел Никита, ходил по комнате, затих на казенном стуле у окна. Вспыхнули красноватым светом узоры на окне — это взошло солнце. Начинался стыдный, стылый день.

В дверь робко постучали. Вошла давешняя девушка. Взглянув на Максима, сказала:
— Вам записка.
— Кто вам эти записки дает? — спросил от окна Никита.
— Почтальон.
— А ему кто?
— Не знаю, — тихо ответила девушка.

Максим развернул сложенный вчетверо листок бумаги:
«Езжай вниз от Никольского, к десяти будь за вторым поворотом реки, один. И молчи. Тогда кончим дело добром».

Задолго до десяти Максим был на месте. Здесь по берегам росли гигантские кедры. День был безветренным, и великаны стояли не шелохнувшись. Лишь изредка ком снега, скользнув с перегруженной ветки, рассыпался у подножья дерева. Глаз едва успевал отметить это единственное в замерзшем лесу движение. Солнце низко висело над лесом, и даже комочек снега у ног Максима имел собственную тень.
Максим замерз. Он понял это, когда, попытавшись закурить, ощутил, как непослушны окоченевшие мышцы лица.

Издалека донесся гул мотора. Он приближался. Максим повернул на звук голову и терпеливо ждал, пока из-за поворота реки не появились они. Их было четверо. Они ехали на стареньких аэросанях под самолетный гул мотора, четырехглавым чудищем маячили на фоне вращающегося пропеллера. Сидели свободно, вальяжно, как будто под ними были не трясущиеся аэросани, а покойные кресла. Гул мотора стих, но все еще продолжал давить на барабанные перепонки. Они попрыгали в снег, разминали ноги, смотрели на него. С равнодушным презрением. На человека, жена которого была в их руках. Быть может, буквально. Один, высокий, с бородой заговорил:

— У нас твоя жена. Пока не трогаем...
— Руками... — пошутил кто-то, и они загоготали.
— У меня нет денег, — медленно и отчетливо сказал Максим.
— Это твои проблемы, — строго сказал бородач, остальные снова загоготали. — Тебя сюда никто не звал. Заплатишь, и чтобы духу твоего здесь не было...

И снова захохотали. Они явно развлекались, для них ситуация была просто забавной. Максим оторопел, последняя, не вполне осознанная надежда — уговорить, отмолить, погасла. Он понял: пощады не будет.

— Неделю тебе даем, — сказал бородач тоном, каким говорят с неисправным должником.
— Мало.
— Да ты что в непонятку-то играешь, падла! — возмутился бородач. — Не будет денег — пустим твою шмару на хор, а потом — в прорубь. И к ментам не вздумай соваться. У нас там свои. И рта не успеешь раскрыть...
— Недели мне мало.
— Ладно, десять дней.
— А ну-ка, — услышал вдруг Максим над ухом чей-то голос, и железное плечо смахнуло его с сиденья мотосаней.

Бандит в рыжей меховой шапке умастился на место Максима. Черная дубленка так плотно обтягивала широченную спину парня, что чувство безнадежности с новой силой сжало сердце. Повозившись, бандит завел двигатель и покатил прочь. Двое других с истошными воплями бросились ему наперерез. Сани остановились на мгновенье, приняли двух бандитов и помчались, набирая скорость, прочь.

— Браток, все понятно? — крикнул на прощание бородач, заводя мотор своих аэросаней. — Собирай зелень и увози свою маруху.
Аэросани, покачиваясь на неровностях снежного поля, уплыли.
Приходя в себя, Максим долго стоял неподвижно. Путь пешком до поселка показался ему непосильным. Вдруг какая-то мысль вывела Максима из прострации. Он зашагал к поселку уверенной поступью человека, решившего, что надо делать...

На другой день, в предрассветных еще сумерках, Максим и учитель Вадим, надев лыжи, пошли в лес. Изрядно поплутав, чтобы сбить с толку тех, кто захочет пойти по их следам, они вышли к Белому Камню.

Накануне вечером верный Никита уехал в Москву собирать деньги.
— Бери под любой процент, — напутствовал его Максим. — Согласен по гроб быть в долговом рабстве...
Белый Камень на фоне снежной белизны казался серым и мрачным. Встали под камнем, под береговым обрывом и, отсчитав от него пятьдесят шагов, оказались на самой середине реки.
— Говорили: здесь, — сказал Вадим.
Максим, осунувшийся, потемневший лицом, достал из мешка пешни и лопаты.
— Все-таки не пойму, как мы до дна реки доберемся, — сказал Вадим, — способ у тебя очень странный.
— Суть его проста, — бесцветным голосом ответил Максим. — Снимаем верхний слой льда, снизу нарастает новый, снова снимаем верхний слой льда, тем самым углубляя яму, и снова лед снизу нарастает... И так до тех пор, пока до дна не дойдем. Так раньше в Сибири делали. Я читал. Старинный способ...
И, взяв пешню, стал долбить лед. Вадим молча присоединился к нему.

Когда взошло стылое солнце, они уже выгребали куски колотого льда из огромной, многометровой в диаметре ямы. Глубина ямы получилась сантиметров тридцать-сорок.
На другое утро они вновь долбили лед, углубляя яму. Края ямы были им теперь почти по пояс.
— Какая здесь глубина? — спросил Максим.
— Метра три, — ответил Вадим.
— Значит, будем приходить и вечером. За день лед тоже нарастает.
— Может, кого-нибудь на помощь позвать? — спросил Вадим. Лицо его пылало багровым цветом, из-под шапки выбились и замерзли сосульками пряди белокурых волос — он явно страдал от непомерных физических усилий.
Максим покачал головой:
— Надо все сохранить в тайне.

В вечерних сумерках они снова встретились у Белого Камня, Вадим был не один, с ним пришел невысокий коренастый парень в зеленой телогрейке. У парня было широкое скуластое лицо с восточным разрезом глаз.
— Шурин мой — Коля, — представил Вадим своего попутчика. — Ему можно доверять. Не проболтается. К тому же он — каратист.
— Каратэ — японский вид, мы из корейцев, — поправил Коля.
— Таэквон-до? — спросил Максим.
— Нет, тхаэкион — более древняя разновидность, — уточнил Коля. — Я в Москву ездил наниматься инструктором...
— Ну и как? — спросил Максим, берясь за пешню.
— Не прижился, — улыбнулся Коля. — Там у вас тоже мафия. В Колиных руках пешня казалась невесомой.
— Осторожнее, Коля, насквозь не пробей, зальет яму водой, пиши пропало — все сначала придется начинать, — забеспокоился Максим.
Николай кивнул. Адский холод, физическая нагрузка, похоже, были ему нипочем — лишь густел румянец на лице. Когда они собирались уходить, Николай сказал:
— Надо вырубить льдину и закрыть яму, неровен час, пойдет кто в темноте, свалится, ноги переломает...
— Сюда почти никто не заглядывает, — заметил Вадим. Но льдину они вырубили и перед уходом закрыли ею яму.

На следующий день принесли с собой веревочную лестницу, чтобы можно было опуститься на дно ямы. А еще через день сквозь лед и тонкий слой воды разглядели дно.
Было уже темно.
— Завтра будем дно копать, — уверенно сказал Вадим. Максим кивнул и впервые за последние дни что-то похожее на улыбку осветило его лицо.
Ночью он почти не спал. Завтрашний день будет решающим. Неужели ему повезет? Что-то слишком все хорошо складывается! Нужны деньги — вот тебе клад!

На следующий день к Белому Камню они шли не таясь — по льду реки, а не плутали в лесу. Солнце еще только поднималось над лесом. Над рекой плавал морозный туман, превращавший выдыхаемый воздух в сосульки на усах Максима. В тумане тонули голоса, и в десяти шагах уже ничего не было видно.

Они сдвинули в сторону льдину, закрывавшую яму, и по веревочной лестнице спустились вниз. Сколов последний слой льда, стали копать песчаное дно. Копали долго. И вот лопаты стали увязать в чем-то, похожем на ткань.

Клад? Суеверный страх шевельнулся в душах копателей. Томление охватило их, как будто им предстояло занятие сладостно-желанное, но предосудительное.

Орудуя пешнями, как копьями, они изодрали в клочья накрывавший клад слой материи. И увидели скрюченный труп. Мертвец был в долгополой черной одежде — одна нога согнута в колене, другая выпрямлена, как будто он застыл в беге.

Кладоискатели отпрянули. С ужасом смотрели на останки человека. Кожа лица высохла, сморщилась, обнажив, как в улыбке, желтые зубы. У мертвеца оказалась отсеченной кисть правой руки, из спины торчало оперенье стрелы.

Первым пришел в себя Николай. Он откинул угол черной кожаной подстилки, на которую был положен труп. Взорам открылись груды предметов, отливавших желтым блеском. Они вытащили огромное блюдо с выгравированной на нем птицей, на ее груди было изображено человеческое лицо. На другом блюде был выгравирован великолепный дворец в орнаменте из слонов и коней. Нашли и полуистлевший ремень с бляхой — на бляхе контуры трех пляшущих человечков. Николай взял в руки чашу, разглядывал на ее боках изображения сражающихся воинов в рогатых шлемах. И вдруг замер. Прислушался. Наконец спросил шепотом:
— Слышите?

Максим и Вадим тоже прислушались. Издалека доносился нарастающий гул моторов. Николай поспешно выбрался из ямы, за ним — Максим с учителем.
Гул шел со стороны поселка. Максим стал поспешно закрывать льдиной яму. Николай бросился помогать ему.

— Да вы что встрепенулись? — удивился Вадим. — Надо еще узнать, кто это...
— Ясно — кто, — бросил Максим.
Льдина примерзла, и ее пришлось вырубать. И в тот момент, когда она заскользила, прикрывая яму, из-за поворота реки показались аэросани и «Ямаха».
Шум двигателей смолк. Сани застыли на месте. Бандиты спрыгнули на лед, улыбаясь, шли к кладоискателям. Один, показывая на них пальцем, истерично хохотал.
«Началась забава», — подумал Максим.

Первым хозяйской походкой подошел невысокий человек, которого Максим видел впервые. Он был в неопрятной дубленке с оторванными пуговицами, но сверкал золотыми зубами.
— Ну что, кладоискатели, — сказал он, добавив к обращению ругательство, — теперь — свободны, спасибо за труд!
Бандиты расхохотались.
— А что, Джага, — сказал, обращаясь к бандиту с золотыми зубами, бородач, — может, дадим им что-нибудь по мелочевке, все-таки трудились мужики?
— Дашь из свой доли, — ответил Джага и приказал: — Марш отсюда. И чтобы духу вашего здесь не было.
— Постойте же... — совершенно опешил Максим. — На сорок тысяч баксов возьмите себе золота, остальное — наше...
Ответом ему был издевательский хохот.
— Во-первых, ты нам зелененькими должен, а не рыжовьем — уговор был, — сказал Джага, — а во-вторых, клад принадлежит государству, то есть народу, а не тебе. Как ты посмел в народный карман залезть?! В общем — убирайтесь! Иначе...
— Да ты... — сверкнул на него глазами Максим.

Грохнул выстрел, прокатился эхом по окрестностям. Фонтанчик ледяных брызг вспыхнул рядом с левой ногой Максима. Но выстрел не испугал Максима, он бросился на Джагу. Однако был перехвачен Николаем. Николай обхватил его, стал отпихивать в сторону. Бандитские стволы, готовые изрыгнуть пламя, опустились. Джага криво усмехнулся:

— Марш отсюда.
Бандиты сноровисто отодвинули льдину, прикрывавшую яму.
— Верните мне мою жену, — вырываясь из объятий Николая, выкрикнул Максим.

Глянув поверх головы Максима, едва разлепив рот, Джага сказал:
— Посмотрим на твое и ее поведение... А теперь — валите отсюдова!

Вадим пошел прочь, за ним — Николай. Максим остался на месте.
Теснясь, бандиты стали спускаться в яму по веревочной лестнице. Парень с обрезом, стрелявший в Максима, направил на него обрубок ружья, сказал:
— А ну, давай отсюда!

Другой бандит с криком: «Братки, рыжовье!» спрыгнул в яму на головы своих товарищей. Из ямы послышались возмущенные крики. Теперь все бандиты оказались в яме. Максим подошел к ее краю, заглянул вниз.
Там потрошили клад. Труп, как тряпичная кукла, был отброшен в сторону. На его плече и спине остались снежные следы чьих-то подошв.
— Не тырить, — раздался голос Джаги. — Ошмонаю всех, соринку найду — считай, крест.

Максим бросился к веревочной лестнице и стал лихорадочно вытягивать ее из ямы. На царившем в яме пире алчности этого никто не заметил. А Николай, вернувшись к Максиму, уже надвигал на яму льдину. Максим бросился ему на помощь. И когда льдина закрыла бандитам свет, те взревели.

Глухо забухали выстрелы. Но льдина только потрескивала, вбирая в себя пули. Стреляли долго. Потом стрельба прекратилась.
— Эй вы, слушайте, — сказал Максим. — Мы не выпустим вас, пока не скажете, где моя жена.
Под льдиной молчали.
— Может быть, не слышат, — сказал Николай, отодвигая льдину. Лишь только над ямой открылась щель величиной с ладонь, как опять запели пули.
— Прекратите стрельбу! — крикнул Максим. — Говорите, где моя жена! Как только ее найду — вы свободны.
— Да мы твою... — заорал кто-то из ямы. Но послышался шлепок, и голос смолк.
Потом заговорил Джага:
— Мы скажем, где твоя жена, а ты выпусти нас...
— Я выпущу вас не раньше, чем найду ее, — твердо сказал Максим.
— Ты не найдешь ее без нас.
— Найду. А если не найду, вы так и останетесь в яме. Внизу помолчали, наконец Джага сказал:
— На Оленьем ручье есть зимовье, там...

Уже через несколько минут Максим с Вадимом на мотосанях подъезжали к Оленьему ручью. Николай остался сторожить бандитов.
Несмотря на лютый мороз, лед на ручье был тонок, тревожно похрустывал.

— Загадка природы, — сказал Вадим, — в любой, самый сильный мороз вода почти теплая. И очень полезная для здоровья. Искупаешься — помолодеешь.

Максим уже терял терпенье, когда между деревьями мелькнул сруб. Окна избушки были безжизненны, слепы, и Максиму показалось, что за ними нет ни души.

Дверь из толстых плашек была не заперта, лишь примерзла к косяку. С силой рванув ее, Максим бросился внутрь.
Глаза не сразу привыкли к темноте. Наконец различили остов печи, стол, лавки, кучу шкур в углу. Куча зашевелилась, мелькнуло лицо. Максим, разбросав пахнувшие пылью шкуры, вызволил Марину...

— Боже мой, — говорил Максим, сжимая ее в своих объятьях. — Ведь ты не заперта была, могла бы бежать.
— Максимушка, миленький, куда? Лес кругом, я так боялась. И шубку у меня отобрали...
— Но хоть печку могла бы затопить. Питалась чем?
— Приходила одна женщина. Печь топила, еду приносила. Очень грубая... — Марина куталась в шкуру и жалась к Максиму.

В максимовой «аляске» Марина выглядела подростком. Максим ехал, завернувшись в шкуры, — не то снежный человек, не то первобытный охотник. Они возвращались к реке по своим следам. Деликатному Вадиму места на сиденье не хватило, и он бежал, держась руками за корпус саней.

— Так даже лучше, теплее, — уверял он.
Выезжая из леса, в сгущавшихся уже сумерках увидели человека, шедшего им навстречу. Это был Николай.
— Коля, что случилось? — тревожно спросил Максим. — Где бандиты? Ты их отпустил?
— Отпустил... — Николай, остановившись, оглянулся назад. — Отпустил — к Господу Богу! Беда случилась. Утонули... Яму стало заливать... Они кричали, руки ко мне тянули... А я льдину не мог с места сдвинуть. Примерзла намертво. Стал обкалывать ее, хотел щель расширить. Не успел...
— Откуда же вода взялась? — растерянно спросил Вадим.
— Они выбраться попытались. Взрывчатка у них оказалась. Рванули. Но неумело. Лед не там треснул. Вода и прорвалась...
Нависло тягостное молчание.
— Как они смеялись... — сказал наконец Максим.