Гай Юлий Цезарь. Диктатура. Государственное устройство

То, чего Цезарь с присущей ему энергией, умом, а также неразборчивостью в средствах добивался еще в годы своего постоянного пребывания в Риме — власти и первенствующего положения, и то, чем ему, несмотря на все старания, так и не удалось тогда овладеть, было потом достигнуто сравнительно легко и без каких-либо срывов или неудач за время его отсутствия. Как это ни парадоксально звучит, но Цезарь овладел Римом, только покинув Рим.
И действительно, после своего отъезда в Провинцию в марте 58 г. Цезарь не появлялся в Риме целых девять лет — вплоть до того момента, когда он вступил в город после бегства Помпея из Брундизия, т. е.

 

 

фактически уже став господином всей Италии. Но на этот раз он пробыл в городе, как уже говорилось, всего несколько дней!. В дальнейшем, в ходе гражданской войны, он появлялся в Риме еще несколько раз, но всегда на недолгие сроки. Так, второй раз за время войны он оказался в Риме в конце 49 г., после завершения испанской кампании. Здесь он вступил в свои диктаторские полномочия; пробыв, однако» диктатором всего одиннадцать Дней, Цезарь отбыл в Брундизий, откуда 4 января 48 г. переправился на Балканский полуостров (Эпир).
Значительно дольше, с сентября по декабрь 47 г., пробыл Цезарь в Риме после победы над Фарнаком, и, наконец, теперь 25 июля 46 г. он снова вернулся в Рим, одержав решающую победу в африканской кампании. Этот последний крупный успех знаменовал собою окончательный перелом в ходе гражданской войны: хотя помпеянцы еще и теперь не были полностью разбиты и уничтожены, борьба перешла в завершающую стадию. Остановимся на событиях этого нового периода более подробно.
Возвратившись после Тапса и Утики в Рим, Цезарь прежде всего позаботился о том, чтобы произвести благоприятное впечатление и повлиять определенным образом на общественное мнение. Он выступал перед народом и в сенате, подчеркивая отсутствие каких-либо тиранических намерений и свои заботы об улучшении благосостояния народа за счет покоренных территорий.
В августе 46 г. Цезарь отпраздновал пышный четверной триумф: над Галлией, Египтом, Понтом и Африкой. Празднества длились четыре дня (еще один день выделялся для отдыха). В триумфе были проведены знатные пленники: Верцингеторикс, Арсиноя, сестра Клеопатры, и четырехлетний сын царя Юбы. Общая стоимость, продемонстрированных за эти дни сокровищ достигала 65 тысяч талантов, причем среди них находилось 2822 золотых венка (весом в 20414 фунтов!), поднесенных Цезарю различными правителями и городами.
Из этих средств сразу же после триумфа Цезарь стал щедро расплачиваться с войском. Каждый рядовой воин получил 5 тысяч аттических драхм, каждый центурион — вдвое больше, трибуны и начальники конницы — вчетверо. Затем жителям Рима было выдано по 400 сестерциев каждому и кроме хлеба, полагавшегося по обычной раздаче, еще по 10 модиев зерна и 10 фунтов масла. Для народа было устроено грандиозное угощение на 22 тысячах столов, а также различные зрелища, игры, в которых участвовали пехотинцы, конница и даже боевые слоны. Согласно обету, данному перед Фарсалом, Цезарь воздвиг храм в честь Венеры-прародительницы (Venus Genetrix) и устроил вокруг храма священный участок (forum Iulium). Вскоре после празднеств была произведена перепись населения, причем оказалось, что численность его уменьшилась более чем вдвое. Так что и Аппиан и Плутарх вынуждены заканчивать свои торжественные описания триумфа, игр и зрелищ меланхолическим вздохом по поводу бедствий, причиняемых народу междоусобными войнами.
И хотя успехи Цезаря были блестящи, положение его — вне сомнений, а триумф — великолепен, все же античная историография сохранила нам первые признаки недовольства и оскорбленной народной гордости, проявившихся во время этих празднеств, поскольку всем было ясно, что четвертый триумф — не столько триумф над Африкой и Юбой, сколько над побежденными согражданами, и в частности над Катоном и Метеллом Сципионом.
Но Цезарь мог еще пока не придавать серьезного значения этим отдельным проявлениям недовольства, как и насмешливым стихам, которые распевались солдатами по его адресу во время триумфа. Все это были мелочи, несоизмеримые с теми грандиозными почестями и с той реальной властью, которой он ныне обладал. После Тапса сенат вынес решение о сорокадневном молебствии, о праве Цезаря сидеть на курульноы кресле между обоими консулами, о замене имени Катула в посвятительной надписи Капитолийского храма на имя Цезаря, о даровании Цезарю почетной колесницы (tensa) и о воздвижении его статуи, у ног которой лежала бы сфера, а надпись гласила: «Полубогу».
Еще более существенным было то, что Цезарь провозглашался диктатором на 10-летний срок с правом иметь 72 ликтора (по 24 ликтора — за две прежних и за нынешнюю диктатуру!), и ему вручалась на двойной (следовательно, на трехлетний) срок praefectura morum, т. е. по существу неограниченная цензорская власть, контроль над частной жизнью граждан.
Следует помнить, что Цезарь обладал еще (с 48 г.!) трибунской властью (tribunicia potestas) и неоднократно избирался консулом. А если, несколько забегая вперед, учесть те почести, которые были ему декретированы после Мунды, — десятилетнее консульство (от чего он, кстати говоря, решительно отказался) и титулы императора (как praenomen), отца отечества (раrens patriae), освободителя (liberator), то станет ясным необычайно широкий и вместе с тем экстраординарный характер его власти.
Вопрос о характере власти Цезаря и в особенности о значении некоторых его отдельных полномочий или почетных титулов неоднократно дебатировался в научной литературе. Наибольший интерес, пожалуй, представляет толкование и оценка специфического значения титула imperator.
Моммзен в свое время совершенно недвусмысленно утверждал, что если положение Цезаря как главы государства формально определялось в первую очередь диктаторскими полномочиями (dictator реrреtuus), то для обозначения монархической сущности его власти гораздо «пригоднее» был титул императора, который впервые у Цезаря приобрел характер постоянного наименования (praenomen) и в отношении которого была оговорена возможность передачи его по наследству. В дальнейшем Моммзен выражался еще категоричнее; он считал, что новая власть императора была не чем иным, как восстановленной древнейшей царской властью, и что Цезарь решился присвоить себе именно эту царскую власть, избегая слова «царь» (rex) и потому используя титул императора.
В настоящее время эта «крайняя» точка зрения Моммзена на значение титула imperator разделяется немногими. Пожалуй, ближе всех к ней Грант, который считает, что этот титул превратился при Цезаре в термин, определяющий сферу компетенции. Самая же власть Цезаря зиждилась, по его мнению, на imperium maius, якобы новом типе империя, игравшем теперь первенствующую роль.
Другие исследователи или находят, что титул imperator сохранял свое прежнее (республиканское!), идущее со времен Сципиона Африканского значение и при Цезаре (например, Эдкок), или не придают этому титулу и связанному с ним формально-юридическому анализу серьезного значения (Эд. Мейер), или, наконец, вообще отрицают монархические устремления Цезаря (Сайм). Н. А. Машкин, уделяя большое внимание вопросу о характере власти Цезаря и давая обзор существующих точек зрения, сам тем не менее не приходит ко вполне определенным выводам. Он считает, что «Цезарь в ином значении, чем прежде, принимает титул императора», но вместе с тем пишет: «Нет, по нашему мнению, оснований усматривать в этом «имени-титуле» указания на верховную власть, на то, что Цезарь был носителем imperium maius, что почетный титул «imperator» превратился в термин, указывающий на сферу компетенции». Одновременно Н.А. Машкин подчеркивает, что Цезарь открыто стремился к монархической власти, к тому, чтобы его провозгласили царем.
С нашей точки зрения, нет ни нужды, ни необходимости вкладывать какой-то новый, особый и явно монархический смысл в термин imperator по сравнению с его прежним, т. е. «республиканским», значением. Во всяком случае этого не следует делать применительно ко времени Цезаря. На каком основании возникла в современной историографии версия об особом и к тому же монархическом характере цезарева почетного титула? Она, видимо, базируется на показаниях двух источников: свидетельстве Светония о том, что титул imperator превратился в praenomen Цезаря, и свидетельстве Диона Кассия, подчеркивающего, кроме того, наследственный характер титула.
Но если оба этих свидетельства с большей или меньшей точностью подтверждают тот факт, что ныне, т. е. со времени Цезаря, титул императора стал применяться и использоваться особым образом, несколько иначе, чем до сего времени, то они вовсе но являются доказательством принципиального изменения (в «монархическом направлении»!) внутреннего содержания самого понятия. В крайнем случае показания наших источников, и главным образом Диона Кассия, свидетельствуют лишь о том, что значительно позднее Август, претендуя на наследование титула, мог вкладывать в свои устремления, как и в свое отношение к титулу, «расширительные» требования, совершенно, конечно, несвойственные обстановкой положению дел при Цезаре.
Как же следует понимать смысл термина imperator, когда он из старореспубликанского, общеизвестного и по существу временного титула все-таки превратился в praenomen imperatoris? Нам кажется, что в принципе внутреннее содержание его не изменилось. Термин imperator по-прежнему означал высшего военного начальника, распоряжавшегося своими подчиненными, но поскольку он стал постоянным, то почетное звание «главнокомандующего» носитель данного титула сохранял теперь не только в военное, но и в мирное время.
Решающим в смысле подтверждения высказанного взгляда является тот факт, что Цезарь имел диктаторские полномочия, которых, как известно, Август не имел, и потому при Цезаре титул императора вовсе и не должен был принимать то широкое, почти всеобъемлющее значение, которое он приобретает у позднейших принцепсов (начиная с того же Августа). Изложенная нами трактовка титула imperator применительно к Цезарю и его времени не предполагает — во всяком случае в достаточно осознанной и подчеркнутой форме — стремления самого Цезаря к царской власти. На вопрос о субъективных устремлениях Цезаря, связанных с царским венцом, мы попытаемся ответить — если это вообще возможно сделать — несколько ниже.
Перейдем теперь к обзору внутриполитической и реформаторской деятельности Цезаря после битвы при Тапсе. Прежде всего поражают необычайная интенсивность и размах этой деятельности. После пышных празднеств, наград и угощений в связи с триумфом Цезарь приступил к реализации одной из важнейших задач — к наделению ветеранов землей, причем, когда вставал вопрос о неотчуждаемости участков, руководствовался, видимо, своим же аграрным законом от 59 г. Наделение земельными участками производилось постепенно и осторожно, в соответствии с той программой, которую сам Цезарь изложил еще в предыдущем году бунтующим солдатам. Аппиан приписывает ему следующие обещания: «Я всем дам землю, и не так, как Сулла, отнимая ее у частных владельцев и поселяя ограбленных рядом с ограбившими, чтобы они пребывали в вечной вражде друг с другом, но раздам вам землю общественную и мою собственную, а если будет нужно, то еще и прикуплю». В различные области Италии Цезарь направил специальных уполномоченных, и несомненно, что чрезвычайно сложная работа по наделению земельными участками не могла быть выполнена в течение того же, т. е. 46, года. Нам известны в отдельных случаях места дислокации цезаревых ветеранов. Так, например, солдаты 7-го и 8-го легионов были поселены в Кампания, а еще точнее говоря, в городах Казилине и Калатии.
Затем Цезарь организует проведение всеобщего ценза. Однако это мероприятие, видимо, тоже осталось незавершенным. Одним из подготовительных к проведению ценза актов было, по всей вероятности, принятие муниципального закона. Правда, по поводу даты опубликования этого закона существуют разногласия. Так, Моммзен относит дату опубликования и 45 г.; Эд. Мейер присоединяется к этой точке зрения. Существуют и другие, более «крайние» взгляды: так, иногда полагают, что lex Julia municipaiis был издан Антонием только после смерти Цезаря, или, наоборот, отодвигают датировку закона вглубь, считая, что издание его относится к 54 г., т. е. к консульству Луция Юлия Цезаря. Не претендуя на окончательное решение этого действительно далеко не ясного вопроса, мы тем не менее наиболее естественной считаем возможность датировать закон 46 или 45 г. Причем отдаем предпочтение 46 г., поскольку Цицерон в одном из своих писем (январь 45 г.) говорит уже о законе (lex), а не о законопроекте (rogatio).
Содержание муниципального закона касалось в основном вопросов городского управления и устройства. Указывалось, что должность декуриона является пожизненной, и определялись необходимые требования к кандидатам на эти должности. Кроме того, в законе содержались предписания по городскому благоустройству применительно к самому Риму, в результате чего «столица империи» низводилась, хотя бы в этом смысле, на один уровень с муниципальными городами.
Однако Цезаря в это время волновали, если иметь в виду Рим, далеко не одни только вопросы коммунального хозяйства. Он проводит, причем весьма энергично, ограничение контингента лиц, получающих хлеб, снизив его с 320 тысяч до 150 тысяч человек. Городской претор должен был ежегодно пополнять при помощи жеребьевки освобождающиеся (в результате смерти) вакансии, однако строго в пределах тех же 150 тысяч человек. Некоторые древние авторы ставят возможность подобного снижения контингента лиц, получающих даровой хлеб, в непосредственную связь с переписью, произведенной после триумфа и празднеств. Другие говорят о том, что с целью пополнения уменьшившейся цифры населения был издан указ, запрещавший гражданам старше 20 и моложе 40 лет от роду и не связанных военной службой находиться вне Италии дольше трех лет, а также лишавший права выезда за границу детей сенаторов, за исключением тех, кто находился в свите магистрата. Кроме того, все жившие в то время в Риме врачи и преподаватели свободных искусств (liberalium artium doctores) получили права римского гражданства, дабы они сами охотнее оставались в Риме и привлекали других.
В качестве верховного жреца Цезарь издал эдикт о роспуске восстановленных Клодием религиозных коллегий (за исключением древнейших), что имело, однако, не только религиозное, но и большое политическое значение, поскольку эти коллегии издавна были средоточием плебса и очагами демократической агитации, т. е. своеобразными политическими клубами. Кроме того, Цезарь провел знаменитую реформу календаря. Введен был солнечный год, насчитывавший 365 дней; добавочный месяц уничтожался, вместо него каждые четыре года стали добавлять один день.
Цезарю принадлежит попытка упорядочить и убыстрить судопроизводство, а также восстановить твердый порядок в смысле соблюдения сроков при отправлении магистратур. Обе эти области государственно-правовой жизни пришли в заметное расстройство в годы гражданской войны. Был проведен специальный закон, по которому уничтожалась декурия эрарных трибунов, и, таким образом, суды снова должны были состоять лишь из сенаторов и всадников. Что касается вопроса об упорядочении сроков отправления магистратур, то законом Цезаря о провинциях управление консульскими провинциями ограничивалось двухгодичным сроком, а преторскими — одногодичным.
Следует упомянуть и законы Цезаря против роскоши. Этими законами запрещалось употреблять носилки, пурпуровые одежды, жемчуга. Регулировалась даже продажа гастрономических товаров на рынках. С другой стороны, не допускалась чрезмерная роскошь надгробных памятников, обилие колонн облагалось штрафом.
В качестве носителя цензорских полномочий (ргаеfectus morum) Цезарь произвел, как уже упоминалось, пополнение сената. При этом в состав сената были приняты не только проскрибированные при Сулле, но и те, кто был лишен звания цензорами или осужден в свое время по обвинению в подкупе. По отношению к комициям, о чем тоже говорилось. Цезарь поступал следующим образом: кроме кандидатов на консульство из претендентов на остальные должности половина избиралась народом, а другая половина — самим Цезарем, ибо он рассылал по трибам рекомендательные записки и таким образом проводил своих ставленников.
И наконец, несколько слов о неосуществленных планах и проектах Цезаря. Он собирался выстроить грандиозный храм Марса, засыпав для этого озеро, а около Тарпейской скалы соорудить огромный театр. Он собирался издать свод законов, открыть греческие и римские библиотеки, поручив подготовку этого дела Марку Варрону. Он хотел осушить Помптинские болота, спустить воду Фуцинского озера, исправить дорогу, ведущую от Адриатического моря через Апеннины до Тибра, прокопать Истмийский перешеек. Что касается военных предприятий, то он собирался усмирить даков, вторгшихся в Понт и Фракию, а затем через Малую Армению направиться против парфян.
Такова в общих чертах внутриполитическая, реформаторская деятельность Цезаря. Общий вывод и оценка этой деятельности (включая и более ранние реформы, проведенные еще до битвы при Тапсе) должны выглядеть примерно следующим образом. Не следует, впадая в телеологические соблазны и ретроспективные «предвидения», рассматривать деятельность Цезаря, чем, кстати сказать, достаточно часто грешит современная историография, как деятельность, пронизанную идеей организации мощной и централизованной империи, причем в таком ее виде, который фактически сложился гораздо позже, чуть ли не ко времени Тацита. Чтобы избежать подобной исторической аберрации, целесообразно более четко выявить субъективную и объективную стороны реформаторской деятельности Цезаря.
При непредубежденном подходе все названные реформы и законы Цезаря представляются нам как субъективно проводимые в порядке ответа на тот или иной жгучий запрос «текущих событий» и обстановки. Не говоря уже о наделениях земельными участками или о таких мерах, как сокращение хлебных раздач, роспуск клодиевых коллегий, закон против роскоши — и т. п., но и рассчитанные в какой-то мере на более длительный срок закон о муниципиях, реформа календаря, судебный закон и закон о провинциях были вызваны прежде всего неотложными текущими нуждами управления.
Но значит ли это, что все реформы и законы Цезаря имели лишь сугубо преходящее, злободневное значение и, следовательно, не были мероприятиями истинной государственной важности и масштаба? Конечно, это не так! Тут уже выступает объективная, как правило, не зависящая от сознательных устремлений сторона деятельности реформатора. Кстати сказать, объективно значимая сторона тех или иных реформ, законов, государственных актов и т. п. не отгорожена непроницаемой стеной от их «злободневности», «насущности», но базируется на подобных моментах, без которых - все эти мероприятия едва ли вообще могли возникнуть. Как это обычно и происходит, время и объективные условия дальнейшего развития отсеивают и сохраняют из «злободневно» возникших законов, реформ и т. п. те, которые оказываются наиболее соответствующими этому «дальнейшему развитию» и которые только таким путем и приобретают (в ходе десятилетий!) объективную ценность, а следовательно, достаточно «масштабное» государственное значение.
Подобное понимание некоторых сторон общественного развития приводит на первый взгляд к довольно нигилистическим оценкам усилий отдельных государственных деятелей, и в частности внутренней политики и реформ Цезаря. Что же, перед ним на самом деле не вставало никаких общих задач, не было абсолютно никакой общей цели, помимо злободневных и текущих вопросов?
Конечно, такая общая цель существовала, и она вырисовывалась не только перед умственным взором Цезаря. О ней знали все те, кому не были безразличны положение и судьба римского государства. О ней говорили, в частности, Саллюстий и Цицерон. Но вместо надуманной, ретроспективно привнесенной идеи «империи» (в нынешнем значении термина!) это была совершенно конкретная — «текущая» и принципиальная, злободневная и «длительная» — задача восстановления, реституирования государственного строя после тех потрясений и ломки, которые были следствием гражданской войны.
Как уже отмечалось, мы, несомненно, имеем дело с различными «вариантами» восстановления государства после потрясений гражданской войны. И Цицерон, и Саллюстий, и Цезарь руководствовались именно этой задачей, с тою только разницей, что перед первыми двумя она стояла сугубо теоретически и они выступали в роли консультантов-советчиков, тогда как перед Цезарем эта же задача вставала как насущная и практическая необходимость. И если есть основания говорить о различных пониманиях этой задачи, то подобные расхождения скорее обусловлены несоответствием между теорией и практикой, чем борьбой между отвлеченными категориями: «полис» — «империя» или «принципат» — «монархия».
Какой вариант был избран Цезарем? Как понимал он задачу восстановления государства? Какой он пред почел путь, насколько учитывал обстановку и сложившееся соотношение сил?
Когда после победы при Тапсе Цезарь вернулся в Рим победителем, поскольку решающий этап гражданской войны был уже завершен, первой и неотложной задачей, вставшей перед ним, было удовлетворение нужд и требований его солдат. Отсюда политика земельных раздач и наделении, щедрые награды. Непосредственно вслед за этим требовалось подсчитать «потери», и не только среди тех, кто воевал на полях сражений, но и среди гражданского населения. Эта достаточно широкая проблема в свою очередь распадалась на ряд более частных задач. Проведенный ценз показал катастрофическую убыль числа граждан. Отсюда такие мероприятия, как законы против эмиграции и муниципальный закон. Однако это были меры скорее сдерживающие, негативные, а отнюдь не позитивное решение вопроса. Поэтому сюда следует присоединить мероприятия Цезаря по распространению гражданских прав и выводу колоний (о несколько ином аспекте этих мер будет сказано ниже). Но и этого еще было недостаточно. Общая задача «подсчета потерь» (а вместе с ними и наличных сил) требовала какого-то решения вопроса о городском люмпен-пролетариате. С попыткой решения Цезарем этого вопроса опять-таки связаны политика колонизации и сокращение до 150 тысяч (т. е. более чем вдвое!) контингента лиц, получавших даровой хлеб.
И наконец, перед Цезарем стояла задача восстановления нормального и к тому же налаженного в интересах самого Цезаря функционирования государственного аппарата. К этой области следует отнести такие мероприятия, как пополнение сената, законы об увеличении числа магистратов, закон о провинциях, новый порядок взаимосвязей между диктатором и комициями. Эту задачу «восстановления» государственного аппарата нельзя рассматривать изолированно от другой стороны той же проблемы — стремления найти новую и достаточно надежную социальную опору. Но вопрос о социальной опоре — особый и большой вопрос, требующий поэтому и особого рассмотрения.
Таков, на наш взгляд, путь (или вариант), избранный Цезарем для восстановления государственного строя, поколебленного гражданской войной. Как нетрудно убедиться, этот путь достаточно четко отличается и от утопических предложений Саллюстия, сформулированных в его раннем «Письме», и от программы «нравственной регенерации государства и народа», изложенной Цицероном в- речи за Марцелла (и более близкой к проектам реформ Саллюстия в его последнем «Письме» к Цезарю). Удовлетворение требований армии, укрепление и «восстановление» римского (именно римского!) гражданства, четкая работа государственного аппарата и его приспособление к новым условиям — таков вариант Цезаря, отличающийся от перечисленных проектов реформ не как абстрактный идеал «империи» ог не менее абстрактного идеала «полиса», но как практический план, подсказанный всей конкретной обстановкой, от теоретических и «кабинетных» построений.

Статья получена: www.world-history.ru