Гай Юлий Цезарь. Канун Рубикона

Помпей был избран в 52 г. консулом sine collega потому, что «многие», как говорит Плутарх, уже открыто осмеливались заявлять, «что государство не может быть исцелено ничем, кроме единовластия, и нужно принять это лекарство из рук наиболее кроткого врача, под каковым и подразумевался Помпей». Это был третий консулат Помпея, причем, вопреки обычаю, ему также было продлено управление провинцией (Испания), а на содержание войск он получал из государственной казны 1000 талантов ежегодно.
Буквально через несколько дней после своего вступления в должность Помпей предложил, а затем и добился принятия двух законов: о подкупах (de ambitu) и о насилии (de vi). Сроки судопроизводства по делам об этих преступлениях значительно сокращались, наказания же усиливались.

 

 

Для соблюдения безопасности, порядка и спокойствия при разборе дел заседания судов происходили под вооруженной охраной. Ради этого Помпей ввел в город войска. Такими средствами он стремился пресечь разгул анархии, приостановить, по словам того же Плутарха, «упадок гражданской жизни в Риме, приведший к тому, что лица, домогающиеся должностей, сидели на площади за своими столиками с деньгами и бесстыдно подкупали чернь», которая затем в народном собрании добивалась решений не столько своими голосами, сколько «луками, пращами и мечами».
Последовал ряд судебных процессов. Вначале они велись энергично и как будто даже беспристрастно. Так, например, состоялся суд над Милоном. Несмотря на те что его защищал лучший адвокат и оратор — сам Цицерон, тем не менее 38 голосов из 51 были поданы против Милона. Правда, Цицерон, напуганный видом форума, превращенного как бы в военный лагерь, а еще более негодующими криками клодианцев, которыми было встречено его появление, выступал слабо, неудачно, но едва ли именно это обстоятельство сыграло решающую роль в осуждении Милона.
В последовавших процессах были осуждены претенденты на консульских выборах на 53 и 52 гг., обвиненные в подкупах, осуждены были и некоторые клодианцы, участники поджога здания курии в день похорон Клодия. Все эти процессы проходили более или менее гладко, пока дело не дошло до лиц, к судьбе которых был неравнодушен сам Помпей. Здесь он проявил крайнюю непоследовательность и беспринципность. Когда в одном из намечавшихся процессов оказался замешанным его тесть Кв. Метелл Сципион (еще до того, конечно, как он был избран консулом), то Помпей пригласил к себе весь состав судей — 360 человек и просил их оправдать Сципиона. Конечно, такого рода действия компрометировали Помпея, тем более что он позволил себе выступить с похвальной речью в честь бывшего трибуна Мунация Планка, привлеченного к суду, хотя по законам самого же Помпея подобные похвальные речи категорически запрещались. Но иногда он действовал совсем иначе. Известно, что некто Гипсей, один из бывших кандидатов в консулы, также обвиненный в подкупе, подстерег Помпея, когда тот возвращался домой к обеду, и, бросившись ему в ноги, умолял о помощи. Однако Помпей пренебрежительно заметил, что Гипсей может, конечно, испортить ему обед, но ничего другого все равно не добьется.
Что касается Цезаря, то в этом случае Помпей проявлял как будто полную лояльность. Уже говорилось о том, что он в свое время откликнулся на просьбу Цезаря относительно присылки ему войск. Позже, когда встал вопрос о том, чтобы Цезарь получил разрешение выставить свою кандидатуру на консульских выборах (на 48 г.) еще до истечения срока командования, т. е. заочно, не находясь в Риме, то Помпей, действуя через Цицерона, повлиял на одного из трибунов, чтобы тот не выступал с интерцессией против этого предложения, и оно прошло как единодушно выдвинутое всеми десятью трибунами. Какое-то время оба политических деятеля, по всей вероятности, считали необходимым сохранять видимость хороших отношений и прежнего единодушия, так что и Цезарь со своей стороны отзывался о Помпее в самых хвалебных тонах и даже разубеждал тех, кто сообщал ему о враждебных замыслах соперника.
Однако за время своего консулата Помпей провел еще два закона: о провинциях и о магистратурах. По первому из этих законов провинциальные наместничества должны были отныне назначаться консулам и преторам не тотчас же по окончании их служебного года, как это практиковалось до сих пор, но лишь спустя пять лет. По второму закону — закону о магистратурах (в полном объеме он нам неизвестен) подтверждалось старое правило, согласно которому заочное выдвижение кандидатур на консульских выборах начисто исключалось. Поскольку оба этих закона, в особенности второй, были довольно открыто направлены против Цезаря и противоречили ранее принимавшимся решениям, то Помпею все же пришлось к закону о магистратурах — правда, уже после того, как он был принят, — добавить специальную оговорку, гласившую, что закон не распространяется на тех, кому народ персонально даровал право баллотироваться заочно. Эта оговорка как-никак свидетельствовала о том, что Помпей все еще не хотел сжигать корабли и боялся решительного, бесповоротного разрыва с Цезарем.
В консульских выборах на 51 г. принял участие и Катон. Но та репутация суровости, неподкупности, принципиальности, которой он пользовался и которая когда-то так помогла его прославленному прадеду, теперь, для римлян новой эпохи, для «подонков Ромула», как их называл Цицерон, имела, видимо, диаметрально противоположное значение: Катон провалился. Консулами были избраны Сульпиций Руф и М. Клавдий Марцелл. Последний был известен в Риме как энергичный оратор и решительный враг Цезаря.
Однако новые консулы большим влиянием, видимо, не пользовались. Первостепенное положение фактически сохранялось за Помпеем. И хотя он, если верить Плутарху, и сказал однажды про себя, что все почетные должности ему доставались раньше, чем он того ожидал, и что он отказывался от этих должностей раньше, чем ожидали того другие, но на сей раз Помпей вовсе не собирался поступать таким именно образом. Он не распустил, как в былые времена, набранное им войско и, сохранив проконсульскую власть, продолжал управлять Испанией через своих легатов, сам же по-прежнему оставался в Риме.
С этого же времени начинается длительная борьба Цезаря с сенатом. Она начинается в 51 г. и растягивается на весь 50 г. Конечно, было бы чрезвычайно соблазнительно изобразить ее, что неоднократно и делалось со времен Моммзена, как новое и характерное обострение борьбы между «народной» и «аристократической» партиями. Однако непредубежденный анализ событий и расстановки сил не дает никаких оснований для подобных выводов. Расстановка же политических сил была такова: за Цезарем стояла широкая, несомненно сочувствующая ему, но неорганизованная масса римского городского населения, его многочислекная, но, пожалуй, еще менее организованная, неоднородная по составу клиентела (главным образом общины Цизальпинской Галлии) и, наконец, отдельные более или менее влиятельные политические деятели Рима, в том числе и из сенатских кругов, которые по тем или иным причинам становились цезарианцами, а чаще всего были Цезарем попросту подкуплены. На противоположной стороне — наиболее активная группа (factio) Катона, затем сенатское «болото», в дальнейшем Помпей с его клиентами, «друзьями» и родственниками. Factio Катона была типичной сенатской олигархической группировкой, основанной как на «обязательственных», так и на политических связях, сенатское же «болото», как везде и всегда, состояло из беззаветных рыцарей компромисса, тех, кто только под открытым и достаточно решительным нажимом мог принять чью-либо сторону.
Вопрос, вокруг которого развернулась борьба, касался полномочий Цезаря. По существу речь шла даже не об одном, но о двух вопросах: о сроках его лроконсулата и возможности выдвинуть заочно свою кандидатуру на новых консульских выборах. Решение этих вопросов, которое было Цезарю обещано на встрече триумвиров в Луке и казалось в то время столь бесспорным и столь легкодостижимым, теперь, в новой ситуации, чрезвычайно осложнилось. Во-первых, вопрос о сроке полномочий. Проконсульские полномочия Цезаря истекали 1 марта 49 г. Если даже в соответствии с той договоренностью, которая была достигнута в Луке, его избрали бы консулом, он все равно мог вступить в должность только с 1 января 48 г. Таким образом получалось, что в течение десяти месяцев 49 г. он оказывался на положении частного лица и мог быть привлечен к суду в случае обвинения. А насчет подобной возможности сомневаться не приходилось; так, например, Катон не раз открыто заявлял о своем намерении привлечь Цезаря к суду, и в Риме даже ходили разговоры о том, что стоит лишь Цезарю вернуться частным человеком, как ему, подобно Милону, придется защищать себя в суде под вооруженной охраной (хотя Милону, как известно, это не помогло!). Положение осложнялось еще тем обстоятельством, что по старым правилам, существовавшим до законов Помпея, Цезарю мог быть назначен преемником только кто-то из должностных лиц 49 г., и, следовательно, сменить его можно было тоже только после 1 января 48 г. Это давало Цезарю право фактически оставаться должностным лицом, выполнять свои проконсульские обязанности и, главное, не сдавать командования войсками. Однако все это лишь в том случае, если к нему не будет применен новый закон Помпея, согласно которому преемника следовало назначать из тех лиц, кто отбыл свою должность пять лет назад. Подыскать же такую кандидатуру не составляло, конечно, особого труда, а значит, и не составляло труда при соответствующем желании добиться отозвания Цезаря сразу по истечении срока его полномочий, т. е. с 1 марта 49 г.
Не менее сложным и «деликатным» был и второй вопрос: о возможности баллотироваться на консульских выборах 49 г. заочно, т. е. опять-таки не распуская войск, не сдавая командования. Закон Помпея о магистратурах исключал подобную возможность, а та специальная оговорка, которую Помпей внес в текст закона, после его утверждения не имела достаточной юридической силы, во всяком случае всегда могла быть оспорена противниками Цезаря.
Таким образом, оба вопроса, вокруг которых развернулась борьба с сенатской олигархией, имели для Цезаря первостепенное, даже жизненно важное значение. Фактически речь теперь шла не о честолюбивых претензиях, вернее, не только о них, но и о соображениях личной безопасности. Недаром Цезарь, оценивая ситуацию в целом, говорил, что, став фактически первым человеком в государстве, он никоим образом не может и не должен довольствоваться вторым местом, ибо не так легко столкнуть его с первого места на второе, как потом со второго на последнее.
Поэтому Цезарь, не закончив еще полностью военных операций в Галлии, активизирует свою деятельность, направленную на укрепление позиций в самом Риме. Еще более широко, чем до сих пор, он ссужает сенаторов, да и не только сенаторов, деньгами, оплачивает их долги, осыпает щедрыми подарками, причем не забывает даже рабов или отпущенников, если они только в милости у своих хозяев. Промотавшимся юнцам, которые оказались в особенно тяжелом положении, он якобы прямо говорит, что им может помочь лишь гражданская война. Населению Рима в целом он постоянно напоминает о себе роскошными постройками, организацией игр и пиршеств (например, в честь своей дочери).
Цезарь стремится укрепить свое положение не только в самом Риме. Так, он увеличивает вдвое жалованье легионам, завязывает, отношения с некоторыми еще самостоятельными правителями, с провинциальными городами и с муниципиями, претендуя на роль патрона. Объезд колоний и муниципий Цизальпинской Галлии после окончания военных действий и восторженный прием, оказанный ему здесь, по словам Гиртия, свидетельствовал о его успехах во всех этих предприятиях.
Цезарь, несомненно, был особо заинтересован в тесных контактах с жителями Цизальпинской Галлии и их поддержке. Поэтому он даровал поселенцам Нового Кома римское гражданство. Ходили даже слухи о его намерениях распространить гражданские права на все население транспаданских областей. Но акцию подобного рода было не так легко осуществить.
Именно этот вопрос, т. е. вопрос о якобы незаконном даровании прав римского гражданства колонистам Нового Кома, и был избран консулом Марком Клавдием Марцеллом для нанесения первого удара. Вполне вероятно, что выступление Марцелла служило вместе с тем как бы косвенным ответом на напоминание Цезаря сенату относительно решения десяти трибунов о сохранении его полномочий до первого января 48 г. Во всяком случае Марцелл вскоре после своего вступления в должность объявил о созыве сената по делу большой государственной важности. На этом заседании он предложил лишить гражданских прав поселенцев Нового Кома, Цезарю же досрочно назначить преемника и никоим образом не принимать его кандидатуры для заочной баллотировки. Но даже коллега Марцелла, второй консул Сульпиций Руф, высказался против подобного решения, считая, что оно лишь может содействовать разжиганию гражданской войны. Тем не менее решение было принято, однако не получило обязательной силы, так как было опротестовано трибунами.
После этого Марцелл тоже не пожелал, конечно, остаться в долгу. Он демонстративно приказал высечь розгами одного из членов совета Нового Кома, когда тот оказался в Риме, заметив при этом: «Это тебе в знак того, что ты не римский гражданин; отправляйся теперь домой и покажи свои рубцы Цезарю». Кроме этого Марцелл снова и неоднократно пытался провести решение о досрочном отзыве Цезаря. Его в этом активно поддерживал Катон (это была одна factio!), но Сульпиций Руф по-прежнему противился, и, самое главное, пока все еще уклончивую и неопределенную позицию занимал Помпей. Наконец он заявил, что до первого марта он, не совершая несправедливости, не может высказываться по поводу полномочий Цезаря (из-за соответствующего постановления, принятого в его второе консульство), но в дальнейшем не поколеблется. На замечание, что и в этом случае возможна трибунская интерцессия, Помпей отвечал, что это будет равносильно отказу самого Цезаря подчиняться решениям сената. Но когда последовало новое замечание: «А если Цезарь захочет быть и консулом и не распускать войско?» — Помпей, нимало не смущаясь тем, что он только что сам находился в подобном положении, отвечал: «А если мой сын вдруг захочет ударить меня палкой?»
После такого заявления все становилось на свои места и ситуация вполне прояснялась не только для тех, кто принимал непосредственное участие в разговоре, но, по всей вероятности, и для того, о ком этот разговор шел. Поэтому не случайно Плутарх и Аппиан сохранили для нас следующий рассказ. По версии Плутарха, один из военачальников Цезаря, а по версии Аппиана, даже сам Цезарь, когда ему стало ясно, что сенат отказывается продлить срок его полномочий, хлопнул по рукоятке меча и сказал: «Вот кто продлит».
Выборы должностных лиц на 50 г. сложились для Цезаря на первый взгляд неблагоприятно. И хотя наиболее опасный и непримиримый противник — Катон отказался выдвигать свою кандидатуру, оба вновь избранных консула — Л. Эмилий Павел и Г. Клавдий Марцелл (двоюродный брат консула 51 г.) — были врагами Цезаря. В числе избранных курульных эдилов также оказались противники Цезаря, а среди трибунов — Гай Скрибоний Курион, прославившийся своими нападками на Цезаря еще со времени консулата, т. е. с 59 г. Этот Курион вообще был личностью незаурядной и пользовался в Риме довольно скандальной известностью. Один из историков характеризовал его такими словами: «Самым энергичным и пламенным поджигателем гражданской войны... стал народный трибун Гай Курион — человек знатный, образованный, смелый, промотавший и свое и чужое имущество, беспутный гений, наделенный даром слова на погибель республике, неспособный никакими средствами, никаким стяжанием утолить свои страсти, желания и прихоти».
Такой человек, конечно, не мог остаться незамеченным Цезарем. Его надо было купить — он ведь мог оказаться опаснее Катона. И хотя долги Куриона достигали поистине астрономической цифры (около 2,5 миллиона денариев). Цезарь не остановился перед тем, чтобы с лихвой возместить их. Как всегда в подобных случаях. Цезарь шел на любые траты; так, например, даже не за содействие, но лишь за молчание консула Эмилия Павла он заплатил еще более крупную сумму. Второго консула — Г. Клавдия Марцелла, хотя тот и был женат на Октавии, его внучатой племяннице, Цезарю, однако, подкупить не удалось.
Начинается новый этап борьбы. Курион был достаточно умен для того, чтобы открыто переметнуться на сторону Цезаря чуть ли не с первых дней своего вступления в должность. Умело маневрируя, используя противоречия, а также просчеты той или иной стороны, он вскоре добился положения независимого политического деятеля, блюдущего интересы не Помпея или Цезаря, но интересы римского народа, государства в целом. Действуя и дальше таким образом, выступая чуть ли не в роли неподкупного арбитра по отношению к обоим соперникам, он сумел в наиболее ответственные моменты борьбы оказать Цезарю поистине неоценимые услуги.
Вопрос о полномочиях Цезаря, т. е. вопрос о провинциях, продолжал оставаться в центре борьбы. Так во всяком случае писал Цицерону, который в это время находился в качестве наместника в Киликии, один из его корреспондентов и бывших учеников — М. Целий Руф. Он сообщал также, что Помпей в согласии с сенатом прилагал все старания добиться отъезда Цезаря из его провинции в середине ноября. Курион сопротивлялся этомy, сенатское «болото», как обычно, колебалось. Помпей называл Куриона подстрекателем раздоров, тот в свою очередь резко выступал против него на народных сходках, доказывая, что решения, принятые во время второго консульства Помпея, и создали ту ситуацию, против которой теперь сам Помпей пытается бороться. В этой словесной войне Помпей терпел явный урон и дошел до того, что стал брать специальные уроки красноречия. Однако вскоре наступила временная разрядка — весной Помпей уехал в Неаполь, где он неожиданно и довольно тяжело заболел.
Эта болезнь имела не менее неожиданные, даже роковые последствия, причем отнюдь не физического, но скорее морального порядка. Дело в том, что жителя Неаполя, когда Помпей выздоровел, организовали в честь этого события благодарственное празднование. Их примеру последовали сначала соседние города и общины, затем празднества распространились по всей Италии. Не только селения, но и дороги были забиты народом, принимавшим участие в пирах и жертвоприношениях. Помпея при его возвращении в Рим многие встречали, украсив себя венками, с пылающими факелами в руках, а провожая осыпали цветами. Роковое значение всех этих торжеств и проявлений преданности состояло в том, что они вскружили Помпею голову, или, как пишет Плутарх, «гордыня и великая радость овладели Помпеем, вытеснив из его головы все разумные мысли об истинном положении дел».
На недолгое время сенат был отвлечен от обсуждения животрепещущей проблемы «Помпей — Цезарь» довольно настойчивым обращением Цицерона. Последний, находясь в своей провинции Киликия, к всеобщему удивлению, обнаружил таланты полководца. В районе Исса, что могло напомнить об Александре Македонском, он одержал крупную победу над горными племенами Амана, в результате чего солдаты провозгласили его императором. Вскоре после двухмесячной осады ему покорилась сильная крепость Пинденисс.
Так как предшественники Цицерона по управлению провинцией получили в свое время за аналогичные действия решение сената о благодарственном молебствии (supplicatio) и право на триумф, то Цицерон обратился с соответственной просьбой, адресуясь к наиболее влиятельным членам сената — Катону, Аппию Клавдию и к обоим консулам. Решение о молебствии было принято, однако оно прошло далеко не гладко и то лишь после того, как консулы заявили, что молебствие не может состояться в текущем году. Кстати, письмо Целия Руфа, в котором он описывает Цицерону обсуждение этого вопроса в сенате, дает нам весьма характерный, живой очерк царивших там нравов и обычаев. Не говоря уже о том, что Катон, хоть и высказался о Цицероне «с почетом», тем не менее сам не голосовал за молебствие, а консул Марцелл вообще довольно пренебрежительно отозвался по поводу принимаемого решения. Интереснее всего, пожалуй, такая подробность: некоторые сенаторы, голосуя за положительное решение, вместе с тем надеялись, что оно не будет проведено, надеялись на интерцессию. Это дало основание Куриону для «тонкого», как говорит Руф, замечания: он, мол, как народный трибун, с тем большим удовольствием не наложит запрета, поскольку видит, что некоторые, голосующие утвердительно, на самом деле хотят обратного.
В апреле 50 г. новый консул Гай Марцелл возобновил в сенате обсуждение вопроса о полномочиях Цезаря. Он тоже настаивал на его досрочном отзыве: Эмилий Павел молчал, а Курион, якобы присоединившись к Марцеллу, предложил, чтобы в этом случае и Помпей отказался от наместничества и командования войсками. Только таким путем, говорил он, может быть достигнуто в государстве более или менее прочное и безопасное положение. Когда же отмечалось, что срок полномочий Помпея еще не истек, то Курион, уточняя свою позицию, давал понять, что он лишь добивается равноправного положения для соперников. Если будет направлен преемник Цезарю, то же самое следует сделать и в отношении Помпея. Они оба относятся друг к другу с недоверием, и, пока оба не станут частными людьми, государство не будет знать покоя. Такая позиция все более превращала Куриона в глазах римского народа в беспристрастного борца за интересы государства, который к тому же не боялся навлечь на себя гнев сильных мира сего. Не случайно в эти дни толпа, сопровождавшая Куриона на улицах Рима, осыпала его цветами.
Новый толчок к обсуждению всех этих вопросов дало письмо Помпея, направленное сенату из Неаполя. В довольно ловко составленном письме Помпей заявлял о том, что он готов, правда не называя определенного срока, отказаться от своей провинции и от командования войсками. В частности, он подчеркивал, что никогда не добивался третьего консульства, так же как наместничества и командования: призванный в критический момент для спасения государства, он считал это своим долгом и величайшей честью. Но поскольку он взялся за выполнение тяжелейшей задачи не по своей воле, постольку он готов и сейчас, не дожидаясь истечения установленного срока, передать свои полномочия любому гражданину. Таким образом, его позиция, его лояльность по отношению к сенату выглядели безупречно: он, мол, готов сложить полномочия досрочно, тогда как Цезарь не желает этого делать даже по истечении законного срока.
Вернувшись в начале июня в Рим, Помпей продолжал высказываться перед сенаторами в том же духе, подтверждая свою готовность отказаться от власти. Однако многим, и в первую очередь Куриону, было ясно, что это лишь дипломатический ход, рассчитанный на то, чтобы Цезарю немедленно был направлен преемник, а сам Помпей ограничился бы малоопределенными обещаниями. Поэтому Курион заявлял, что одних обещаний недостаточно, и настаивал на альтернативе: либо Помпей и Цезарь немедленно и одновременно распускают свои войска, дабы внести успокоение в жизнь государства, либо они оба сохраняют свои армии, дабы против узурпаторских и насильственных действий одного государство могло защитить себя силами другого. Кроме того, Курион, все еще стремясь сохранить выгодное ему положение справедливого арбитра, требовал от сената, чтобы Цезарь и Помпей, если они не пожелают подчиняться сенатским решениям, были бы объявлены врагами государства.
Но сенат все никак не мог принять обязательного (т. с. свободного от протеста трибунов) решения. В июне консул Г. Марцелл поставил на голосование в сенате уже два предложения: одно, касавшееся направления преемника Цезарю, другое — относительно провинции и командования Помпея. Марцелл совершенно сознательно не объединял оба этих предложения в одно и голосование тоже проводил раздельно. Оказалось, что за первое предложение голосовало подавляющее большинство сенаторов, все, кроме явных цезарианцев. Против лишения Помпея полномочий высказалось также большинство, и Марцелл как будто мог торжествовать победу.
Но в этот момент выступил Курион, потребовавший, чтобы вопрос был поставлен на голосование в следующей формулировке: не должны ли оба, т. е. Помпей и Цезарь, одновременно сложить с себя власть? Марцелл, видимо убежденный предыдущими двумя голосованиями в благоприятном, с его точки зрения, настроении большинства сената, допустил и это голосование, но результат на сей раз оказался совершенно неожиданным: 370 голосами против 22 сенаторы поддержали предложение Куриона.
Это был скандал и явное поражение помпеянцев, поражение и фракции Катона. По-видимому, решающую роль сыграло сенатское «болото», сторонники и адепты «ничьей стороны». Какого-либо решения снова не было принято: Курион выступил с интерцессией по поводу итогов двух первых голосований, ставленник же помпеянцев трибун Г. Фурний наложил запрет на последнее решение. Тем не менее консул Марцелл был в ярости и, закрывая заседание сената, заявил: «Побеждайте, чтобы иметь Цезаря тираном!»
Примерно в то же время в Рим поступили сведения об угрозе новой войны с парфянами. Они исходили главным образом от Марка Бибула, злосчастного коллеги Цезаря по консулату, который ныне был наместником в Сирии. Он ничем особенным здесь не прославился, но тем не менее сенат декретировал ему supplicatio, а Катон даже настоял на том, чтобы это было двадцатидневное, как в свое время у Цезаря, празднество. Ныне же Бибул обращался к сенату с просьбой о подкреплениях, так как опасался вторжения парфян предстоящим летом. Сенат принял решение о посылке в Сирию двух легионов, причем выделить их было предложено Цезарю и Помпею.
Как справедливо отмечал сам Цезарь, это решение сената фактически лишало двух легионов его одного, ибо Помпей дал как бы от себя лично тот самый легион, который был им когда-то уступлен Цезарю. Прекрасно понимая, в чем дело. Цезарь тем не менее отослал в Италию именно два легиона, щедро наградив каждого воина. Вскоре ему стало известно, что оба этих легиона вовсе не отправлены в Сирию, но по воле и распоряжению консула Г. Марцелла удерживаются в Италии.
Те военачальники, которые привели войска от Цезаря, заискивали перед Помпеем, уверяя того, что он даже не имеет представления о собственном могуществе и славе, ибо может победить Цезаря с помощью его собственного войска — столь велики в этом войске ненависть к Цезарю и любовь и преклонение перед Помпеем. Эти речи падали на благодатную почву, и Помпей все больше и больше проникался верой в свое всемогущество, высмеивал тех, кто страшился войны, а на вопрос, где же войско, которое будет сражаться против Цезаря, если тот двинется на Рим, с веселой улыбкой отвечал: «Стоит мне только топнуть ногой в любом месте Италии, как тотчас же из-под земли появится и пешее и конное войско».

Статья получена: www.world-history.ru