Пленник красоты

Сплетни преследовали Оскара Уайльда всю жизнь. «Что за скверная манера у людей говорить за твоей спиной то, что является чистой правдой», — отшучивался и острил по этому поводу писатель... Даже сейчас, по прошествии века, пересуды совсем заслонили его подлинную личность. Произведения гениального Уайльда почти не читают, зато его имя красуется на вывесках сомнительных баров, значится на постерах гей-парадов. Мечтал ли об этом писатель, посвятивший себя служению красоте?

 

 

Хотя и об этом он давно написал, помните: «Пьеса была просто великолепна, а вот публика никуда не годилась».

Мальчик по имени Оскар Фингал появился на свет в октябре 1854 года в семье состоятельного врача-окулиста. Его отец, Уильям Уайльд, был уродливым бородачом очень маленького роста, но нравился женщинам благодаря галантным манерам и хорошо подвешенному языку — истинный ирландец, хоть и протестант.

Немудрено, что ему удалось покорить сердце мисс Джейн Элджи, одной из самых завидных невест Дублина. Она была не только красива, но и умна, не знала равных в философских спорах и писала стихи под итальянским псевдонимом Сперанца — «надежда». Надежды этой пылкой дамы были связаны с освобождением родной страны от англичан, за которое она боролась много лет.

Супружеский союз Уильяма и Джейн изумлял дублинцев. Пока муж лечил королеву Викторию, жена писала гневные статьи против ее власти и прятала в доме революционеров, боровшихся против Англии. Своего отпрыска она назвала именами древних кельтских героев — воителя Фингала и его внука Оскара. Правда, рождение сына ее не порадовало: она мечтала о дочери и, не желая мириться с судьбой, одевала маленького Оскара в девчачью одежду.

Ребенку объяснили, что он мальчик, только в пять лет, когда Джейн родила-таки желанную дочку Изолу. Возможно, это роковым образом повлияло на психику Уайльда. Но в детстве никто не замечал в нем никаких отклонений: все видели только красоту румяного голубоглазого малыша. В десять лет, когда его отец получил от королевы дворянское звание, Оскара разлучили с родителями и отправили в пансион «Портора», где он пробыл семь лет. Каникулы мальчик проводил в новом дублинском особняке родителей или в купленном ими поместье Мойтура среди скал и торфяных озер, будто из старинных легенд об эльфах и банши.

Безоблачное детство Оскара закончилось в 1867 году, когда умерла от дифтерита его обожаемая сестра. Он погрузился в отчаяние, переполнявшее строки его первых неумелых стихов. У родителей к одному горю прибавилось другое — разорение сэра Уильяма, который давно уже жил не по средствам.

Поговаривали, что он тратит деньги на любовниц, пока его жена ведет ученые беседы в компании гостей. Джейн не верила этим разговорам, пока мисс Трэверс, одна из пациенток мужа, не обвинила его в том, что в процессе лечения он соблазнил ее. Сперанца решительно встала на защиту Уильяма, нашла для него лучшего адвоката. Процесс был выигран, но отношения в семье непоправимо разладились.

Модный революционер

Уильям тяжело переживал отчуждение жены и многих друзей — в лицемерную викторианскую эпоху одно только подозрение в аморальном поступке могло сделать человека изгоем. Обильно заливая горе вином, он умер в 1876 году в возрасте 61 года.

К тому времени Оскар вернулся в Дублин, став студентом знаменитого Тринити-колледжа. Еще в пансионе он увлекся Грецией, выучил ее язык и глубоко проникся любовью к красоте, пронизавшей жизнь древних эллинов. В колледже его специальностью стала античная филология, а наставником — преподобный Махэффи, известный ученый и большой любитель молоденьких мальчиков. Это вовсе не было редкостью для викторианства с его девизом «Делай, что хочешь, но только тайно». Уайльд избегал его ухаживаний, но находил общество Махэффи куда более приятным, чем грубый мир его сверстников. «Они еще хуже мальчишек в пансионе, — писал он о студентах. — В голове ничего, кроме крикета и футбола, скачек и прыжков. Если у кого-то и была душа, то ее обычно губили в объятиях вульгарных кабацких служанок или уличных девок». Пару раз он тоже побывал в публичном доме, откуда вынес стойкое отвращение к физическим контактам с женщинами.

Несмотря на чувствительную поэтическую душу, Оскар был здоровенным парнем и запросто мог съездить по физиономии любому, кто непочтительно отзывался об искусстве. И все же в колледже он был на хорошем счету благодаря успехам в учебе. В 1874 году, получив золотую медаль, он отправился учиться в Оксфорд, где встретил наконец родственные души. Знакомые тех лет отмечали в нем «доброжелательность, покладистый характер, неизменное чувство юмора и чисто ирландское гостеприимство». Комната Оскара, полная изящных безделушек, стала местом воскресных собраний, где студенты за чашкой пунша вели беседы о прекрасном. Его соученик Салливен вспоминал: «Оскар всегда был лидером этих полночных собраний. Он непрерывно сыпал парадоксами и странными комментариями, вызывая наши аплодисменты». Его поклонниками стали не только сверстники, но и признанные мастера культуры, например критики Рёскин и Пейтер, который как-то в восхищении бросился перед юным оратором на колени.

Посетив Италию и Грецию, Уайльд объявил, что намерен совершить «самую необходимую нашему обществу революцию — революцию в моде». Отныне он появлялся в обществе в самолично придуманных умопомрачительных нарядах. Сегодня это были короткие штаны-кюлоты и шелковые чулки, завтра — расшитый цветами жилет, послезавтра — лимонные перчатки в сочетании с пышным кружевным жабо. Непременным аксессуаром стала гвоздика в петлице, выкрашенная в зеленый цвет. В этом не было никакой клоунады: безупречный вкус позволял Уайльду сочетать несочетаемое. Эффектная внешность дополнялась звучным голосом и стилем поведения, которым он позже наделял своих героев: «Лишенное выражения лицо — маска благовоспитанности. Умен, но всячески это скрывает. Жизнь для него игра, и он в полном ладу с миром. Ему нравится быть непонятным. Это как бы возвышает его над окружающими».

Рыцарь зеленой гвоздики

В Англии, где к чудачествам всегда относились терпимо, Оскар быстро стал кумиром артистической среды. Покинув Оксфорд, он обосновался в съемной квартире в центре Лондона, превратив ее в настоящий храм красоты. Просторные комнаты заполнились античными вазами и японскими ширмами, фарфором и акварелями прерафаэлитов. По соседству обосновалась Сперанца, покинувшая надоевший Дублин. Вместе они оживляли любое общество: пылкие речи матери оттенялись язвительными остротами сына. Уайльд по-дружески общался с принцем Уэльским, ухаживал за великими актрисами Эллен Терри и Сарой Бернар, враждовал со знаменитым американцем Уистлером. Им стали «угощать» посетителей салонов: «Приходите обязательно, сегодня будет этот ирландский остроумец».

Но любимец публики — не профессия. Уайльду пришлось долго выбирать себе призвание. Наконец он решил стать драматургом: театр был в моде, им бредили все, от королей до гувернанток. В 1881 году он написал пьесу «Вера, или Нигилисты», посвященную России, где набирали силу революционеры, которые год спустя убьют царя Александра. В пьесе они тоже готовят цареубийство, но одна из них, юная Вера, влюбляется в монарха и спасает его ценой собственной жизни. Эта наивная пьеса, где русские ходят в цилиндрах и пьют ржаное виски, не имела успеха, однако известность самого Уайльда продолжала расти. Осенью 1881 года его пригласили совершить турне по Соединенным Штатам. Далекая заокеанская страна бурно развивалась, но по старинке преклонялась перед культурой бывшей метрополии. И тем не менее там уже появились собственные эстеты, мечтавшие поглядеть на известного оригинала.

В самом начале следующего года Уайльд сошел с парохода в нью-йоркском порту. Налетевшим на него репортерам он бросил: «Господа, океан меня разочаровал. Он совсем не такой величественный, как я думал». Публика в восторге ожидала продолжения, но гость разочаровывал ее. На своих лекциях он был одет изящно, неброско и вполне разумно говорил о новом искусстве, которое должно не копировать жизнь, а поднимать ее до определенных высот. На одну из таких лекций в зал явилась группа местных денди в коротких штанах и широченных галстуках с подсолнухами в руках — кто-то сказал им, что их кумир обожает эти цветы. Оглядев вошедших, Уайльд улыбнулся и воскликнул: «Я впервые прошу Всевышнего избавить меня от последователей!»

Погостив в Нью-Йорке, Уайльд отправился на Запад, окруженный не меньшей славой, чем слоненок Джумбо, которого цирк Барнума вез тем же маршрутом. По железной дороге он проехал всю страну до самого Сан-Франциско, а на обратном пути выступил в шахтерском городке Ледвилле. Он с юмором описывал этот визит: «Когда я поведал им о тайне Боттичелли, эти крепкие мужчины разрыдались, как дети. А когда я имел неосторожность покритиковать Уистлера, они выхватили револьверы и пристрелили бы его, окажись он там». На банкете он окончательно покорил шахтеров, показав, что может выпить не меньше их. Он писал друзьям: «Америку к цивилизации я уже приобщил — осталось только небо!»

В январе 1883 года он вернулся домой и тут же поспешил в Париж. Там, в отличие от чопорного Лондона, бурлила богемная жизнь.

Гюго, Верлен, Золя потрясали основы общества, в салонах кипели страсти вокруг полотен импрессионистов, в кабаре взлетали в воздух дамские ножки в ажурных чулках. Подзарядившись творческой энергией, Уайльд вернулся в Англию, где занялся привычным делом — чтением лекций об эстетизме. Навестив родной Дублин, он встретил там очаровательную 25-летнюю Констанс Ллойд. Оказалось, что дочь богатого адвоката влюблена в него чуть ли не с детства. Восхищенный ее красотой и душевной тонкостью, Оскар быстро пришел к мысли о женитьбе, а заодно это был способ поправить вконец расстроенные финансы. В мае 1884 года состоялась свадьба, и скоро на свет появились сыновья: Сирил, а затем Вивиан.

Принц декаданса

Уайльд возлагал на семейную жизнь самые радужные надежды, но они не оправдались. Беременность и роды изменили прекрасное тело Констанс, а кричащие младенцы вызывали у него только раздражение. К тому же семья постоянно требовала денег, которые нужно было где-то добывать. Наследство жены было потрачено на обустройство четырехэтажного дома на Тайт-стрит. Этот «дом красоты» стал местом встреч лондонских знаменитостей, среди которых по привычке блистал Уайльд. Констанс выходила к гостям лишь изредка, одеваясь по просьбе мужа в экстравагантные наряды и отпуская неловкие замечания, над которыми все потешались. По вечерам Оскар упрекал ее словами, которые позже вложил в уста своему герою Дориану Грею: «Вы убили мою любовь! Раньше вы волновали мое воображение, а теперь вы не вызываете во мне никакого интереса».

Тоска по утерянной красоте пробудила в нем мечты об античности, когда художники наслаждались любовью-дружбой с юными учениками. Тут же нашелся такой ученик — 17-летний студент Роберт Росс. Роман с ним придал второе дыхание творчеству Уайльда: были написаны рассказ «Кентервильское привидение», несколько сказок, а потом и роман «Портрет Дориана Грея», который вышел в свет летом 1891 года в журнале «Литгинсотте». Это необычное произведение, оба героя которого отвергли традиционную мораль ради своих прихотей, вызвало настоящий скандал. Газеты, словно по команде, обвинили автора в «непристойном подражании французским декадентам». Так было впервые произнесено слово, ставшее впоследствии «приставкой» к Уайльду, — «декаданс» (по-французски «упадок»). Писатель возражал, он вовсе не считал «Дориана» аморальным. «Это — история со своей моралью, — писал он, — а она такова: всякое излишество, равно как и всякое самоограничение, приводит к наказанию».

Устав от поднятой им шумихи, Уайльд уехал в Париж, где тщетно пытался покорить молодого писателя Пьера Луиса. Тот написал стихотворение о восточной танцовщице, чарующей мужчин. Вдохновившись, Уайльд превратил его в историю о библейской Саломее, танцем выпросившей у царя Ирода голову пророка Иоанна Крестителя. Пьеса «Саломея» была написана по-французски в конце 1893 года, но автор долго не разрешал ее ставить, выдвигая бесчисленные условия, например требуя найти актрису с синими от природы волосами. В другой раз он заявил, что Саломею непременно должна играть Сара Бернар, причем непременно обнаженная: «Ее желание должно стать бездной, а испорченность — океаном. Даже жемчужины должны умирать от страсти у нее на груди».

Сам Уайльд в это время сгорал от страсти по юному лорду Альфреду Дугласу, который сменил Росса в роли его возлюбленного. Бози, как звал его Оскар, был капризен и эгоистичен: вымогал у покровителя дорогие подарки, устраивал ему скандалы и обожал шокировать публику, прилюдно оказывая Уайльду знаки внимания, которые в викторианское время не позволялись даже законным супругам. По салонам поползли нехорошие слухи, особенно после того, как писатель окончательно покинул жену с детьми и поселился вместе с Бози. Но Уайльд все еще был «принцем декадентов»: премьеры его комедий «Женщина, не стоящая внимания» и «Идеальный муж» стали главными событиями сезона. Газеты называли его «лучшим из современных драматургов», отмечая ум, оригинальность, совершенство стиля. Однако близкие знакомые уже заметили трещины в его маске самоуверенного денди. Поэтесса Анна де Бремон ужасалась: «Блуждающий взгляд, осунувшееся лицо — мне показалось, что передо мной сидит мертвец, пусть и безупречно одетый». Интуиция подсказывала ему, что дороги назад нет: он ступил на путь, который может привести только к гибели.

Редингская баллада

Но Уайльд не был бы Уайльдом, если бы сдался обстоятельствам. Он по-прежнему живет с Бози, покорно терпя его выходки. Пишет ему безумные любовные письма. Прогоняет его отца, лорда Куинсберри, который грубо требует от «писаки» оставить его сына в покое. Мстительный лорд нашел свидетелей, готовых уличить писателя в связях с мальчиками из подпольного борделя некоего Тейлора. В марте 1895 года начался суд. Вначале дело казалось Уайльду смехотворным, и он даже подал ответный иск на лорда за клевету.

Но богач Куинсберри нанял лучшего адвоката, который ловко сплел вокруг Оскара паутину обвинений. В апреле он был помещен в тюрьму Холлоуэй, но выпущен под залог. Друзья упрашивали его покинуть Англию, но он отказался: «Эту пьесу нужно доиграть до конца». Между тем знакомые двери закрывались перед ним одна за другой. Театры снимали его пьесы со сцены или играли их без имени автора. Магазины отказывались продавать его книги, а хозяин одного из них публично сжег их, не посчитавшись с расходами.

В эти дни Пьер Луис проницательно заметил: «Лицемеры не карают виновного, а мстят тому, кто не похож на них». Это подтвердилось 25 мая, когда был оглашен приговор: два года исправительных работ. Уайльду казалось, что он уже умер и тюремная карета везет его прямиком в ад. Вопреки слухам этот эстет был довольно неприхотлив, но условия британской тюрьмы превзошли самые мрачные его фантазии. Скудная пища, грубость охранников, одиночное заключение в сырой камере, которую позволяется покидать лишь на время часовой прогулки. Никаких книг, никакого общения. За любую провинность заключенного могли наказать кнутом или заставить часами вращать громадное колесо, грозящее переломать ему ноги. В тюрьме Пентонвилл «гнусного содомита» сразу же обрили, облачили в серую робу и заперли в камере-пенале размером два на четыре метра. Он писал другу (позволялось два письма в неделю): «Сначала все казалось ужасным кошмаром… я не мог заснуть, не мог съесть ни кусочка пищи. Какими же демонами могут быть люди!»

С воли доходили слухи, что жена с детьми покинула Англию, спасаясь от издевательств. Все имущество семьи было продано, чтобы оплатить судебные издержки. Альфред Дуглас вопреки обещанию так и не сделал этого и даже не написал Оскару ни одного письма. Все эти новости едва не свели Уайльда с ума. Он бился о стены, кричал, что убьет вероломного Бози, а потом покончит с собой. Осмотрев заключенного, психиатры посоветовали перевести его в другую тюрьму, дать ему книги и работу на воздухе. В ноябре 1895 года Уайльд был переведен в тюрьму Рединга на юге Англии. По иронии судьбы он своей балладой создал этому заведению мрачную славу, однако на деле условия там оказались сносными. Через пару недель ему разрешили передавать продукты и книги, перестали брить наголо и поручили заведование тюремным цветником. На свидание приехала жена, сообщившая грустную новость: умерла леди Джейн Уайльд. Сама Констанс держалась отстраненно, но все равно оставалась «заботливой и нежной». Она не сказала мужу, что больна воспалением спинного мозга, которое погубило ее два года спустя. Это была их последняя встреча.

Были и другие новости: в Париже триумфально прошла премьера «Саломеи». Подражая героине пьесы, которую играла Сара Бернар, парижанки облачились в прозрачные туники, через которые просвечивала грудь. А газеты обличали лицемеров-англичан, засадивших в тюрьму великого писателя. Для Уайльда же тянулись долгие дни заключения, в один из которых он стал свидетелем казни солдата Чарлза Вулдриджа, убившего из ревности свою жену. Воспоминания об этом отлились в чеканных строчках «Баллады Редингской тюрьмы»: «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал. Один — жестокостью, другой — отравою похвал. Трус — поцелуем, тот, кто смел, — кинжалом наповал».

Здесь же было написано «De Profundis» («Из глубины») — признание в любви, обращенное все к тому же Альфреду Дугласу. Поистине Уайльд был неисправим. Но ни Бози, ни кто-либо другой не встретили его, когда за ним в мае 1897 года захлопнулись ворота Редингской тюрьмы. Проведя ночь в гостинице, он утром отправился в порт, откуда отплыл во Францию. Теперь у него не было ни родины, ни семьи, ни даже имени. Он просил называть себя Мельмотом в честь изгнанника из готического романа XIX века.

Искупление грехов

В приморском Дьеппе Уайльд остановился в гостинице, но скоро был вынужден съехать оттуда — английские туристы не желали жить рядом с «аморальным типом». Он нашел убежище в деревушке Берневаль, где дописал «Балладу Редингской тюрьмы». Надежд на публикацию не было, денег тоже.

Немногие оставшиеся друзья, включая верного Росса, подкидывали ему иногда несколько фунтов, которые он тут же тратил на парфюмерию и безделушки. Этот исхудавший, обтрепанный человек пытался сохранить последнюю привилегию эстета — любовь к красивым вещам. Страдая от одиночества, он забрасывал письмами Бози: «Я думаю о тебе постоянно и люблю тебя неизменно, но мрак безлунной ночи разделяет нас». Маркиз Куинсберри, прочитав одно из этих писем, так разбушевался, что его хватил удар. После этого Оскар и Бози в сентябре 1897-го смогли встретиться и даже отправились вдвоем в Италию. Но оказалось, что взаимные чувства умерли, к тому же друзья Уайльда, возмущенные его поведением, перестали слать ему деньги. Выдоив из покровителя последнее, Бози сбежал в Париж. «Он сделался ужасен, зол и низок во всем, что не касалось его собственных удовольствий», — жаловался Уайльд в письме Фрэнку Харрису.

В феврале 1898 года Уайльд поселился в парижской гостинице «Ницца». Там у него появился новый молодой спутник — журналист-англичанин Морис Гилберт. Вдвоем они ухитрялись жить на 250 франков в месяц, состоящие из подачек друзей и редких гонораров за переиздания. Уайльд писал Блэккеру: «Жизнь, которую я так любил, растерзала меня, как хищный зверь. Когда вы приедете, вы увидите, в какую развалину превратился человек, который некогда поражал, блистал и был неподражаем». Он вдруг начал болезненно пухнуть и впервые в жизни перестал следить за собой — кто-то из друзей был потрясен, увидев его грязные ногти. Он не был болен, но умирал от тоски и невозможности творить. В голове еще бродили обрывки статей и пьес, но они не желали складываться в единую картину. Друзья убеждали, что он должен собраться с силами и начать писать. Ему всего 44 года, все еще впереди. Он сокрушенно отвечал: «Я не могу больше писать, во мне умерло честолюбие. Я мог говорить о жизни, не зная ее. Теперь же, когда я узнал о ней все, мне нечего больше сказать». Пересказывая друг другу эти речи, гости лондонских салонов торжествовали: вот кара за грехи себялюбца и распутника!

В Париже к изгнаннику относились гораздо теплее. Вокруг него сплотились почитатели, жаждавшие напоить писателя шампанским, чтобы услышать от него пару горьких афоризмов. Постоянное пьянство усугубило состояние Уайльда. В июне 1900 года он посетил Всемирную выставку и записал на фонограф Эдисона свой голос — привет новому ХХ веку. Две недели спустя он заметил у себя внутри уха опухоль, но отнесся к ней безучастно, как относился теперь ко всему. Постепенно инфекция распространилась на весь организм, больной страдал от ужасных болей, но денег на врачей у него не было. Днем 30 ноября он умер в грязном номере отеля «Эльзас» на руках Росса и Морриса и был похоронен на кладбище Баньо. Позже они перенесли его могилу на престижный Пер-Лашез, установив на ней крылатого сфинкса работы Джекоба Эпстайна.

Но последний аккорд в его жизни еще не наступил…

В июне 1923 года известная спиритесса миссис Доуден получила от Уайльда потустороннее послание. Он просил передать, что не умер, а живет и будет жить в сердцах тех, кто способен чувствовать «красоту форм и звуков, разлитую в природе».

загрузка...