Крылатые пленники

Ежегодно в мире продают сотни тысяч попугаев. Большинство из них отлавливают в тропических лесах, чаще всего нелегально, и отправляют в Европу. Танзания — один из ведущих экспортеров живого товара. Масштабы торговли таковы, что многим редким видам птиц в ближайшие годы грозит полное вымирание.

Немецкий журналист Бертрам Джоб и фоторепортер Штефан Эллерингманн попытались разобраться в этой тревожной проблеме.

 

 

В Танзании и Германии они встречались с ловцами, торговцами, учеными — теми, кто занимается позорным делом, и теми, кто борется с этим.

«Неразлучники»

Они медленно шли друг за другом, напрямик через поля — три крохотные фигурки на фоне серовато-голубых зубцов гор. Шли молча, только колосья маиса похрустывали под башмаками. Первый нес на плече толстый сук, к которому были приплетены длинные ивовые прутья. Второй держал в руках деревянный нож и пластиковый пакет с клеткой. И только третий шел почти налегке: у него ничего не было, кроме матерчатой сумки.

На охоту немецких журналистов взял Ахмад Тамла. Вот уже десять лет он со своими помощниками путешествует по отдаленным областям Танзании в поисках редких птиц. Постоянный страх, что он не сможет вовремя поставить торговцам в Дар-эс-Саламе и Аруше заказанных журавлей, ибисов, фламинго, зябликов, попугаев, гонит его в дорогу. Ловля птиц — занятие не из легких. Полные лишений недели вне дома, зной и пыль, ночевки в палатке, утомительные поездки в автобусах с живым грузом. И бесконечные дрязги с торговцами, когда те на несколько месяцев задерживают оплату доставленного товара. Ахмад Тамла — один из сотни ловцов Танзании, промышляющих легальной и нелегальной охотой. В его матерчатой сумке — горсточка семечек подсолнуха, которую он купил на рынке на одолженные деньги, а в портмоне — разрешение на отлов не более 400 так называемых «lovebirds»— розовощеких попугаев и 50 розовых какаду. Кто же он все-таки, этот Ахмад Тамла? Бездушный мародер, который ловит все, что только может бегать и летать, или заботливый отец, содержащий этим ремеслом свою многочисленную семью?

У него есть договор с крупными торговцами в Дар-эс-Саламе. Он должен привезти как можно больше птиц, хотя это почти всегда превышает допустимую норму. В ожидании крупных заказов из Европы хозяин Тамлы стремится набить птицами полные вольеры.

Тамла хорошо знает свое дело. Он может на слух отличить крик попугая майерс от щебета других птиц. Он знает, где и когда созревают плоды, которыми любят лакомиться попугаи Конго. И место, к которому обычно слетаются персиковые попугаи на водопой. Это поляна с несколькими акациями и баобабом, у маленького ручейка, неподалеку от деревушки Нгаре Найроби. Сюда и пришли путники.

Тамла снимает с плеча матерчатую сумку и тихо отдает приказания своим товарищам. Сахди достает из пакета баночку с клейкой массой. Клей он сварил вчера ночью в хижине сестры Тамлы. Понадобилось два часа, чтобы из сока растений и машинного масла приготовить липкую массу. Наесоро смазывает ею ивовые прутья, привязанные к суку, который он нес,— эти прутья будут имитировать ветки акации. Потом разводит костерок, чтобы подержать прутья над огнем. Держат попеременно: удушливый запах клея вызывает кашель. Но вот прутья готовы, и Наесоро и Сахди бегут к ближайшей акации, которую выбрал Тамла. Наесоро карабкается на дерево и крепко привязывает сук так, чтобы смазанные прутья торчали над кроной акации. Затем оба возвращаются к своему хозяину и вместе выжидают в некотором отдалении, когда прилетит какая-нибудь птица, которая принесет им деньги. За одного персикового попугая они смогут получить 150 шиллингов — это около одной марки.

Обычно птицы не заставляют себя долго ждать. Буквально через минуту подлетает стая персиковых попугаев. Около 20 пестрых, звонко кричащих комочков с головокружительной скоростью проносятся над поляной. «Если повезет, то эти летающие банкноты — наши»,— говорит Тамла.

Одна птица отделилась от стаи и подлетела к акации с ловушкой. Попугай присел на ивовую ветку и мгновенно прилип. Бедная птица, как летучая мышь, повисла вниз головой. Пронзительно крича, она несколько раз взмахнула крыльями, пытаясь высвободиться. «Этот крик должен привлечь остальных»,— с надеждой шепчет Тамла. Иногда к ветке прилипает сразу несколько персиковых попугаев, слетевшихся на крик собрата,— недаром их называют «неразлучники».

Но в этот день Тамле не повезло. В течение нескольких часов два или три раза направлялись птицы в сторону акации, но сворачивали, так и не долетев. «Солнце уже высоко, — говорит Тамла недовольно.— В его лучах клей на ветвях начинает блестеть, и попугаям кажется, что это змея. Никаких шансов, что сегодня удастся поймать еще что-нибудь, и поэтому нет смысла ждать дальше». На липких ветвях висели лишь один попугай и четыре крупных скворца...

Нассоро и Сахди забирают добычу и сажают птиц в клетку. Пойманный попугай в следующий раз послужит приманкой: клетку с ним поставят под ловчее дерево, чтобы пленник своим криком подзывал собратьев. Скворцы же попадут в суп, их нежирное мясо хоть немного разнообразит скудный обед незадачливых охотников, состоящий только из маисовой каши — «угали».

Во второй половине дня Тамла, Сахди и Нассоро снова отправились осматривать небо. «Иногда можно поймать до сотни в день,— говорит Тамла,— а иногда ни одного».

Такой способ ловли птиц не безопасен для жизни пернатых. Около 10 процентов попугаев погибают, не удержавшись на клейкой ветке, падая вниз головой со слипшимися крыльями, или просто умирают от испуга. Не идут им на пользу и бесконечные перевозки в клетках на крышах автобусов, и переполненные кричащими собратьями пыльные вольеры крупных торговцев...

Вероятно, в этот раз Тамла продаст свой товар в ближайшей Аруше. Люди в Дар-эс-Саламе еще не оплатили последнюю поставку.

Мистер Схака, торговец-ветеринар

Мистера Схака, которому доставляют свой товар Ахмад Тамла и десятки подобных ему ловцов, в Аруше знают все. В его любимом китайском ресторанчике немецким журналистам дали его адрес, но, оказывается, координаты мистера Схака можно получить и в любой стране Европы, в посольстве Танзании. Конечно, если вас интересует торговля попугаями.

Доктор Схака сидит за рулем «мерседеса», который ведет зигзагами по выбоинам немощеных улочек Аруши. На нем пестрый летний костюм из индийской ткани, и он уверен, что его автомобиль самый лучший в мире. На заднем сиденье мистер Схака везет двух гостей из Германии, которые, как он надеется, хотят купить большую партию попугаев.

— 500 персиковых попугаев — нет проблем, — говорит доктор Схака.— В вольерах у меня около 800 штук, которых я могу продать прямо сейчас. Если вы пожелаете, могу добавить еще несколько черноголовых.

Проблем с поставками товара, как уверяет доктор Схака, тоже нет. Официально он должен продавать 2 тысячи попугаев в год через свою фирму «Prima Company». Эта квота была установлена правительственным департаментом по охране природы. Но на самом деле мало кто из торговцев придерживается этих правил. В случае необходимости доктор Схака может реализовать остальных попугаев через другую свою фирму. «Если я хочу продать больше птиц, чем следует, — рассуждает Схака,— я обращаюсь в департамент за дополнительным разрешением, но при этом должен предъявить подтверждение на специальный заказ сверх нормы из Европы».

В течение многих лет доктор Схака работал ветеринаром. Позже он зарабатывал тем, что обследовал животных, подлежащих экспорту. И, наконец, ему в голову пришла идея самому войти в дело.

С 1984 года доктор Схака продает все, что ему могут поймать в этой стране люди вроде Тамлы. В лучшие годы товарооборот только от продажи птиц составлял 200 тысяч долларов США. В 1991 году всего за несколько месяцев, несмотря на запреты на торговлю со стороны правительства, он смог получить прибыль в 120 тысяч долларов.

Ловкий торговец совмещает свой бизнес со службой в аэропорту Килиманджаро в качестве ветеринара. Доктор Схака сам выписывает справки о состоянии здоровья своей партии животных и сам оформляет документы. И, по его собственным словам, дает служащим из ведомства в Аруше, которые проверяют весь живой товар, идущий на экспорт в соответствии с правилами вашингтонской конвенции по охране видов, что называется, «немного денег».

Дома у мистера Схака настоящий зоопарк. Здесь содержится около четырех тысяч животных: обезьяны, фламинго, змеи, черепахи, журавли, орлы, зяблики и, конечно, попугаи. Позже немецкие журналисты смогли ознакомиться с «секретным прейскурантом» мистера Схака: так, за детеныша гепарда клиент платит 2800 долларов, за сапсана — 2500 долларов. А охраняемых законом в Танзании черноголовых попугаев продают по 8 долларов за штуку.

Доктор Схака может предложить, кроме персиковых попугаев, еще и розовощеких неразлучников, и серых, которых доставили из Заира.

«Раньше я покупал еще совсем молоденьких серых попугайчиков, которым всего несколько недель,— рассказывает доктор Схака.— Но они были слишком слабы и болезненны, потери достигали 20 процентов. У персиковых и других видов карликовых попугаев, напротив, организм гораздо крепче, и они быстрее привыкают к неволе». Процент смертности среди них благодаря антибиотику, который Схака вводит только что пойманным птицам, невысок. А это очень важно, ведь клиент оплачивает только ту часть товара, которая приходит в Европу живой. И потому мистера Схака-ветеринара не заботит, что под действием антибиотиков погибает микрофлора слизистых оболочек кишечника и дыхательных путей. А это ведет к возникновению пор грибковой плесени, которая поражает легкие и почки.

Никакие ограничения и запрещения не могут остановить ловцов и их хозяев. Несмотря на то, что вашингтонская конвенция запрещает отлов попугаев, которым угрожает полное уничтожение, подпольная охота за ними идет по всей Танзании. Что же думают об этой проблеме в правительственном департаменте по охране природы Танзании?...

За окном офиса

С этим вопросом немецкие журналисты обратились к директору департамента мистеру Млэю.

Прежде чем ответить, Коста Млэй подвел их к окну своего офиса. Они увидели заржавленные суда в гавани Дар-эс-Салама. Некоторые из них изредка выходят в море, другие уже много лет стоят без дела, но отсюда сверху и те, и другие напоминали груду железного лома. Мистер Млэй смотрит на Кавайкони Фронт, широкую улицу, которая отделяет здание офиса от воды. Женщины и мужчины за маленькими деревянными ящиками и столиками торгуют авокадо, апельсинами и картофелем. Дети с одной-двумя связками бананов расположились на куске сукна, расстеленном прямо на земле. На корточках в пыли сидят нищие; таксисты дремлют часами на заднем сиденье «пежо» тридцатилетней давности.

Коста Млэй мог, вероятно, утешить себя лишь тем, что он только условно принадлежит к этому миру нищеты.

Как директор правительственного департамента он имеет право на собственный автомобиль, который каждое утро доставляет его к зданию офиса, оберегая от уличной толчеи. На нем безукоризненный костюм, иногда он позволяет себе крепко выразиться и, безусловно, пользуется уважением подчиненных. Высшее должностное лицо по делам охраны окружающей среды, он является одновременно руководителем ведомства, которое контролирует выполнение положений вашингтонской конвенции.

Когда доктор Схака или кто-нибудь еще из сотни лицензированных торговцев птицами придет в департамент за разрешением на продажу, мистер Млэй и его сотрудники должны убедиться, что задуманная продажа не подвергает опасности существование вида. Но фактически они не могут выполнить эту задачу.

Никто в департаменте не знает даже приблизительно, сколько в стране обитает персиковых попугаев или розовых какаду. Никто точно не знает, сколько ежегодно их отлавливается и экспортируется в Европу и США. С такими возможностями, как в департаменте, едва ли можно надеяться на то, что скоро что-нибудь изменится к лучшему. В подчинении мистера Млэя работают около 5 тысяч служащих, из которых почти 2 тысячи наблюдают за состоянием природы в округе. 40 сотрудников обрабатывают поступающую информацию. Большинство служащих не имеют униформы, и жалованье их оставляет желать лучшего. Им приходится разъезжать на джипах по территории в сотни тысяч километров, переворачивать горы бумаг — нет компьютеров, которые могли бы хранить необходимые сведения. Но можно ли обвинять людей в безответственности при таком скудном жалованье? Все дело в деньгах, а точнее, в их отсутствии в этой бедной стране.

В 1991 году в распоряжении ведомства мистера Млэя имелось, в пересчете на валюту, 375 тысяч долларов США. Средств хватило только на содержание пятнадцати джипов, контроль за легальной охотой на крупного зверя и охранные мероприятия по борьбе против нелегальной торговли и контрабанды.

— Вот вы, два журналиста из Германии, поселившиеся в гостинице «Килиманджаро», оплата за номер которой составляет месячное жалованье моих подчиненных,— сетует Млэй, — рассказываете мне, что птицы должны охраняться. Ведь это не так-то просто! В конце концов, что-то же делается. Например, у нас есть комитет по выдаче лицензий, которые разрешают отлов попугаев на определенных территориях, в определенное время и в определенном количестве. А служащие Союза по борьбе с браконьерством следят за тем, чтобы соблюдались условия содержания животных при вывозе за границу...»

Мистер Млэй один из тех, кто всячески защищает торговлю животными в этой стране, ведь она приносит валюту.

... Ржавеющие корабли. Дети с бананами на тротуаре. Дремлющие таксисты в стареньких «пежо». Одним словом, Танзания.

Люфтганза против

Уже в Германии, во Франкфурте, журналисты познакомились с доктором Блэнком, руководителем научного отдела по охране видов федерального министерства по продовольствию и лесному хозяйству. По своим взглядам на проблему экспорта животных он — полная противоположность Коста Млэю. Сорока видам попугаев из 330, утверждает он, угрожает полное исчезновение. А виной всему безжалостный отлов птиц и разрушение гнезд разгневанными крестьянами.

Доктор Блэнк контролирует в Германии весь импортируемый товар: животных и растения. Без его согласия ни один торговец не может получить разрешение на ввоз в страну даже одной орхидеи. Это касается и редких видов попугаев. Доктор Блэнк следит за тем, чтобы продажа тех или иных видов попугаев не нанесла ущерба самому существованию популяции. При этом он опирается на данные стран, поставляющих живой товар.

— Расширяющаяся торговля птицами и случаи нелегального отлова тревожат ученых,— говорит доктор Блэнк. — С 1983 по 1990 год из Дар-эс-Салама и Аруши было вывезено около 535 тысяч птиц, экспорт которых требует особого разрешения. Кроме того, наихудшие условия содержания животных именно в Танзании. Сгнивший товар, который нередко приходил в Европу вместе с живыми птицами, не способствовал доброй репутации танзанийских торговцев.

В сентябре 1990 года Люфтганза задержала самолет, направлявшийся из Танзании в США: из 8400 птиц погибло 1270. 20 ноября 1990 года Люфтганза вообще прекратила транспортировку попугаев и других редких птиц.

Этот день, казалось бы, стал черной датой в жизни Дитера Асмуса — торговца птицами в пятом поколении. Еще совсем недавно он был самым уважаемым из 27 импортеров Германии. Товарооборот от торговли достигал 2 миллионов марок в год. Отказ Люфтганзы от транспортировки птиц был началом целой волны эмбарго. Более сорока авиакомпаний отказались от перевозок живого груза. Товарооборот сократился почти наполовину. Чтобы хоть как-то сохранить свои доходы, немецкие торговцы решили возместить убытки за счет выращивания молодняка в самой Германии.

Это устраивает и торговцев, и птиц. Ведь в результате перевозок выживает только один из четырех пойманных в тропиках попугаев...

В Германии сейчас выращивают розовощеких неразлучников, волнистых попугайчиков и австралийских нимф. Дитер Асмус занимается разведением серых попугаев. А когда он получит разрешение на строительство 160-метровой вольеры, начнет выращивать белоголовых амазонов.

Скорее всего легальной торговле птицами пришел конец.