Было нас пять человек, предоставленных самим себе на этот вечер. Завтра по программе телепередач должен был идти какой-то советский детектив, а сегодня, как, впрочем, почти всегда, муть зеленая, типа «Сельского часа» или «Новостей пленума КПСС»…
Уже начинали работать видеосалоны, и в квартирах, переоборудованных под кинозалы (ряды разномастных стульев, отечественный телевизор 2-х цветов), можно было за рубль посмотреть (скорее послушать, видимость почти нулевая, особенно если сидишь в заднем ряду) какую-нибудь американскую чепуху. Но рубль – это очень много! Рубль – это жвачка. Жвачка – это круто. Жвачку можно жевать неделю. На ночь класть ее в рюмку в серванте, а утром опять жевать. Пока не рассыплется в труху. Или купить четыре пачки мороженого в шоколадной глазури, или замороженного сиропа на палочке 11 штук. Да, рубль – это много. Некоторые из пацанов посещали спортивные секции, но там оплата – 10 рублей в месяц. Это уж что-то совсем запредельное… Поэтому мы просто гуляли по улицам, лазали по крышам, жгли костры и играли в индейцев и «ковбойцев».
Мы подходим к заветной бочке с квасом. На табурете сидит толстая женщина в переднике, который когда-то был белым. Давно был. Лет пять назад, не меньше. Мы почти богаты – мелочь оказывается у всех, кроме Андрея. Но Андрей – мой друг, и я великодушно угощаю. От бочки тянется хвост очереди. Человек двадцать – не больше. Это не очередь, а младший сын тех очередей, в которых мы частенько стояли по просьбе наших бабушек. Стоишь, стоишь, слушаешь взрослые разговоры, скучаешь. Можно час простоять, можно два… А это – внук даже тех очередей. Очереденыш какой-то…
Становимся за толстым дядькой в рваной майке. Майка как-то презрительно разорвана на животе. Через дыру видно тугое волосатое пузо. Наверное, он его может расчесывать, это брюхо. Делать прически. Я смотрю на человека-обезьяну и не сразу обращаю внимание на то, что меня кто-то дергает за рукав рубашки. Потом чувствую тычок в бок – Андрей показывает взглядом в ту сторону, куда уже смотрят все пацаны. Я поворачиваю голову и вздрагиваю всем телом. Сначала мне кажется, что какое-то существо на коленях ползет к бочке. Потом я вижу японские часы на запястье «существа», трехлитровую банку в авоське и перевожу взгляд на лицо. А лица практически нет. Гладкая натянутая розовая кожа и остатки волос на лысом черепе. «Это Игорь», - шепчет кто-то рядом, и я понимаю…
Игорь учился с нами в одной школе. Мы частенько играли в футбол на динамовской базе, но Игорь был настоящим «спецом» по баскетболу. Я помню, как завороженно смотрел на его проходы к кольцу соперника. Как по волшебству, мяч то прыгал справа, то появлялся слева, то вдруг выстреливал из-за спины. Потом прыжок – и мяч в корзине. Элегантно и грациозно. Против Игоря почти не фолили – он казался, да и был на самом деле, очень сильным. И очень добрым. Мог часами сидеть с нами, малышами, на скамейке, объяснять загадочные вещи, типа земного притяжения или круговорота воды в природе. На выпускном Игорь нес на плечах первоклашку. Большой и улыбающийся, в белой рубашке, с развевающимися на теплом ветру волнистыми волосами…
Потом он пошел в армию и попал в Афганистан. Мы очень часто во дворе играли в «духов» и «шурави», мною до дыр были зачитаны книги «Эхо афганских гор» и «Там, за перевалом». Я тоже очень хотел попасть в Афганистан, о чем и написал в одном из своих школьных сочинений. Учительница потом несколько занятий смотрела на меня как-то… по-особенному. За сочинение пятерку поставила…
Однажды кто-то рассказал, что Игоря привезли домой. Что он был ранен, горел в танке, награжден орденом. Я завидовал ему. Воображение рисовало – сжатые челюсти, рука на перевязи (в кино «хороших» всегда в руку ранили, а Игорь уж точно хороший), пронзительный взгляд много повидавшего человека, орден на груди… Мы не понимали, почему Игорь не выходит на улицу, и ждали его, ждали рассказов про войну, про марш-броски и ночные атаки. Потом разнеслось – у Игоря нет ног. Сначала новость вызвала шок, потом – желание помочь. В школе проходили «Повесть о настоящем человеке». Подумаешь – ног нет! Еще в футбол с нами сыграет.
Но встретили как-то его бывшего одноклассника (этот в армию не пошел – «закосил» по здоровью, катался теперь с девчонками на папиной Волге). Спросили про Игоря. У парня с губатой физиономии улыбка стерлась. Никогда с нами, мелюзгой, не здоровался даже, а тут из машины вышел, закурил. Смотрел в землю сосредоточенно и говорил, что они как-то к Игорю собирались, да мать того сказала, что он видеть никого не хочет. А потом они его на балконе увидели, так с одной из девчонок плохо сделалось… Я слушал этого «маминького сынка» и сжимал кулаки. И рисовал на лице презрение. Уж мне-то плохо не стало бы…
И вот я дрожал и смотрел на Игоря. Не хотел смотреть и не мог отвести глаз. Женщина в очереди подавила вскрик, какой-то мужчина матюгнулся. У Игоря не было ног по пояс. Не было лица. Там, где был рот – дырка какая-то. Я не знаю, почему он решил выйти из квартиры. Возможно, был пьян (доходили слухи, что он пьет вместе с матерью – мы не верили), возможно, просто «забил» на все и всех.
Когда он допрыгал до очереди, и нас разделяло метра два, я побежал. Слышал топот друзей сзади и мчался без остановки до дома. Возле парадного мы остановились и перевели дух. Задыхаясь, смотрели друг на друга полными ужаса глазами, молчали. Потом сидели на лавочке. Кто-то заплакал. В другой раз мы посмеялись бы над подобным проявлением чувств, но теперь гладили плачущего по спине, сами едва сдерживая слезы. От безнадежности, от того, что сделать ничего нельзя. От того, что столкнулись с таким, чего не знали еще в своей детской жизни…
Я думаю, мы повзрослели в тот вечер. Во всяком случае, в «духов» больше не играли никогда. Как по команде, не сговариваясь. Как отрезало…
По ночам мне снился Игорь. Проход, прыжок, бросок в кольцо. Добрый, улыбающийся, счастливый. Проход, прыжок, бросок…
Автор: Анатолий Шарий
Прочтений: 914
Текущий рейтинг:
Статья о интимных отношениях получена: www.myJane.ru