Силы семейных уз (методика расстановок Берта Хелингера)

Здесь вы сможете увидеть, какие корни могут иметь ваши сегодняшние проблемы – в том числе, в вашей семейной истории. Удачи и неудачи, доверие и недоверие, осторожность и бесстрашие, счастье и несчастье, болезни и здоровье, желание жить и желание умереть – всё это может быть получено нами «в наследство» от судеб предыдущих поколений. Разглядев эти взаимосвязи, можно оставить тяжкий груз в прошлом, и взять с собой в будущее лишь то, что вы действительно хотите взять. Избавиться от негативных эмоций и следовать по жизни с открытым любящим сердцем. Методика расстановок Берта Хелингера – один из основных инструментов, с которым я намерена познакомить своих слушателей.

 

 

А поскольку семинар этот входит в рамки семейного тренингового проекта, то и расстановки эти будут касаться, скорее, семейных (детско-родительских и партнерских) отношений.

Эта статья для тех, кто хотел бы больше узнать об этом методе.

Методика системных расстановок австрийского психотерапевта Берта Хелингера уже несколько лет собирает множество приверженцев на обучающих и терапевтических семинарах по всей России. Сам мэтр приезжал в Москву в начале октября этого года уже в третий раз. Концертный зал в Центральном Доме Художника был полон и бурлил эмоциями.

За последнее время я прочитала несколько книг и посмотрела несколько семинаров, сама поучаствовала в расстановках и как заместитель на чужие роли, и как клиент. Меня очень поразила быстрота и эффективность метода, глубина работы, не стандартные интерпретации и подходы. На семинарах по НЛП я много раз видела, как в процессе техники могут плакать клиенты. Но чтобы плакали почти все наблюдатели – такое я видела впервые. Конечно, слезы еще не являются критерием эффективности терапии. Но они говорят о глубине тех чувств, к которым клиент «пробивается», и об актуальности этих чувств для многих из нас – о том, что эти темы, так или иначе, касаются очень многих жизней. Метод семейных расстановок выдвигает на пе­редний план такие вопросы как при­надлежность, любовь и привязанность, удача и крах в отношениях, взаимность, принятие судьбы и непостоянства.

Однако теперь, окунувшись в эту методику более глубоко, я столкнулась с небольшим затруднением. Я не вполне понимаю, как этот метод можно преподать несведущим наблюдателям, чтобы это не было похоже на религию или мистику. Глядя на процесс расстановок со стороны, его легко можно принять за череду странных ритуалов. Почему, например, Хелингер утверждает, что человек, который глядит на пол, на самом деле вспоминает одного из своих умерших родственников? Как получается, что, когда мы ставим в расстановку заместителей для «забытых» членов семьи, все остальные участники внезапно начинают испытывать к ним очень сильные чувства – от острого горя или ненависти до самой горячей любви?

В своей работе Хелингер действительно часто исходит из таких «базовых предположений», которые не часто встречаются у других авторов, и поэтому непосвященному человеку могут показаться спорными или нелогичными. Для 80-летнего Хелингера, с пятью десятками терапевтической практики за плечами всё это кажется абсолютно ясным и бесспорным. Он может просто посмотреть на человека и сказать: «Не надо ничего рассказывать мне о своей проблеме. Я и так всё вижу. У тебя лицо обиженного ребенка. Что случилось с твоей матерью?». Или: «Странно, ты одета в черное, а это цвет агрессии, но при этом у тебя очень доброжелательное лицо. Чью агрессию ты выражаешь? Кто в твоей семье был слишком злым?».

Почему еще методика расстановки кажется сторонним наблюдателям чем-то вроде мистики? Потому что мы не работаем с реальными персонажами (партнерами или родственниками), а лишь немного расспрашиваем клиента о его семейной ситуации, а дальше все роли в расстановке исполняют совершенно посторонние люди – так называемые заместители.

Остается не вполне понятным, откуда заместители берут столь достоверную информацию о тех чувствах, которые есть у членов чужой системы. Как правило, они получают слишком мало предварительных сведений об истории семьи и характерах своих персонажей – только лишь общие штрихи. Но если в системе есть действительно сильные эмоции и очень значимые события, участники расстановки чувствуют это на уровне очень мощной энергии, которая и руководит динамикой их передвижений и тем, что они друг другу пытаются выразить. Я не раз видела, как заместители говорили и делали вещи, детально повторяющие реальные события и отношения. Так, например, девушка, изображавшая умершую мать клиента, через пару минут начала задыхаться от кашля. Когда у клиента спросили, от чего мать умерла, он ответил, что от рака легких. У заместителя не было этой информации, но ее тело почувствовало эту боль и выразило ее.

Хелингер опирается на то, что каждый из нас на каком-то, иногда совсем неосознанном, уровне знает абсолютно всю информацию обо всех тех людях – живых или мертвых, которые входят в его семейную систему. И судьбы этих людей, переплетаясь между собой, влияют на наше восприятие действительности, на наше отношение к себе и к окружающим, на наши мыслительные и поведенческие стратегии. Иногда мы невольно повторяем повороты судьбы одного из наших предков, чтобы выразить ему свою любовь, солидарность или напомнить о нем всем остальным ныне живущих родственникам. Иногда мы не можем позволить себе быть счастливыми, потому что в глубине души грустим или чувствуем вину перед своими рано умершими или абортированными братьями и сестрами. Иногда мы не вполне адекватно выражаем эмоции (злимся, придираемся, отстаиваем справедливость, слишком сильно любим и т.д.), и обнаруживаем, что в истории нашей семьи эти чувства встречались и копились уже в ряде поколений. И когда-то эти эмоции имели не только объективные причины, но может быть даже позволили кому-то сохранить жизнь. Поэтому они превратились в застывшие догмы, в правила взаимодействия, в базовое доверие или недоверие. Так что мы, как потомки, получаем этот жизненный сценарий, и порой совершенно неосознанно следуем этим ценностям и этим чувствам, чтобы выразить свою причастность к своему роду, чтобы быть принятым в эту семью и играть по ее правилам.

Вот что он пишет на эту тему: «Отношения необходимы для нашего выживания, они дают нам возможность раскрыться. Но в то же время они обязывают нас следо­вать целям, которые находятся по ту сторону наших желаний и стрем­лений. Поэтому в отношениях царят порядки и силы, которые под­держивают и требуют, подгоняют и направляют, осчастливливают и ограничивают. И, хотим мы того или нет, но благодаря нашим инстин­ктам и потребностям, стремлениям и страхам, мы полностью находимся в их власти».

Готовы ли мы воспринимать себя «винтиками» системы? Часто – нет. Сознание западного человека привыкло противиться этой концепции. Мы держимся за убеждение, что мы сами строители своей жизни, что мы получаем именно то, чего добились (или не добились) самостоятельно. Мы искренне верим, что можем сделать что-то, чтобы разрушить или сохранить отношения, чтобы снискать чье-то одобрение, получить «заслуженный» успех, занять желаемую должность и т.д. Огромное количество теорий под девизом «Помоги себе сам» многие десятилетия создавали подобный менталитет.

Однако, если рассматривать массовое сознание как одну из самых крупных систем, мы увидим, что и оно развивается по системным законам. Когда-то человечество слишком устало верить в божественное провидение и пошло по пути развития индивидуальной силы и личной ответственности. Медицина и психология шагнули настолько далеко, чтобы позволить себе дерзость «спорить с судьбой». Тут-то и появилось огромное количество всевозможной пропаганды личных достижений и самосозидания. Родилось множество методик и концепций, которые учили нас самих бороться за свои успехи и счастье, побеждать болезни или даже обманывать смерть.

Но когда человек искренне верит в свою всесильность и берет на себя ВСЮ ответственность за свой жизненный путь, именно в этом убеждении берут свое начало многие разочарования и «великие депрессии». Человек может искренне стараться получить то или другое: создать счастливые отношения, вырастить правильных детей, заработать много денег или заслужить уважение окружающих. Но, согласитесь, не всем это удается. С точки зрения личной ответственности, мы можем оценить это как «недостаточное старание», «неправильный выбор» или «неверную стратегию». То есть в нагрузку к своей не успешности мы получаем еще и чувство бессилия, и низкую самооценку, и отчаяние. Фактически, мы не умеем смиряться с чем-то без отчаяния.

Именно поэтому сам Хелингер много пишет о необходимости чувства смирения. «Оно позволяет мне прини­мать мою жизнь и мое счастье такими, какими они выпали мне на долю и столько, сколько они продлятся, независимо от цены, кото­рую заплатили за это я сам и другие люди. Оно велит мне соглашаться и на тяже­лую участь, если пришел мой черед. Это смирение заставляет меня серьезно относиться к тому, что не я определяю судьбу, а судьба меня».

Я полагаю, что каждому из нас необходимы обе эти способности. С одной стороны – самостоятельно отвечать за свои цели, свое поведение и последствия своих поступков. С другой – понимать, что мы являемся лишь частью различных социальных систем, и уметь подчиняться правилам этих систем и смиряться с поворотами как собственной, так и чужой судьбы.

Работая с семьями, Хелингер часто подчеркивает, что, выходя на определенный уровень обобщения, мы перестаем проводить привычную границу между добром и злом, между справедливостью и несправедливость, между жертвами и «злодеями». Люди рассматриваются им как действующие от имени своей преданности и привязанности.

«Как дерево не выбирает, где ему расти, и на широком поле разви­вается иначе, чем в лесу, а в защищенной долине не так, как на неза­щищенной вершине, так и ребенок, не задавая вопросов, входит в свою родительскую семью. Он предан ей с такой силой и последовательностью, которые сравнить можно разве лишь с чеканкой. Эта привязанность переживается ребенком как любовь и как счастье вне зави­симости от того, даст ли ему эта группа возможность процветать или он обречен в ней зачахнуть, как не важно и то, кто его родители. Ре­бенок знает, что тут его место, и это знание и эта привязанность и есть любовь. Я называю ее изначальной или первичной любовью. Эта связь уходит так глубоко, что ради нее ребенок готов пожертвовать даже своей жизнью и своим счастьем».

Иллюстрируя семейные переплетения, Хелингер руководствуется особой логикой. Так, например, он рассматривает аборт как очень важное семейное событие. Его последствиями могут быть и глубокая тоска родителей, и желание последовать за умерщвленным ребенком в качестве компенсации, и чувство вины у выживших детей, которое не позволяет им счастливо жить в полную силу. Кроме того, когда мы рассматриваем даже не родившегося ребенка как плод любви, то вместе с ребенком изгоняется и часть любви. Вот почему частенько отношения пары после одного или нескольких абортов распадаются.

Умерший любимый человек продолжает удерживать на себе часть энергетики скорбящих о нем родственников. Тогда печаль жены по ушедшим детям или родителям отнимает энергию из ее взаимоотношений с мужем или детьми. То же самое относится к покинутым прежним партнерам или оставленным без внимания детям, если отношения с ними не были завершены с обоюдного согласия. Чувство долга, вины или обманутой справедливости могут висеть над каким-то семейством в течение нескольких поколений. Часто один из детей замещает родителю его бывшего партнера – напоминает чертами характера, штрихами судьбы или выполняет его функции. Система стремится восстановить свою целостность, а каждый из ее участников стремится получить заслуженное признание и уважение как незаменимый участник команды, внесший в ее построение свою лепту.

Вот почему Хелингер с помощью своего метода системных расстановок просит своих клиентов отдать дань уважения и принятия каждому из людей, входящих в его систему на протяжение двух-трех последних поколений. Когда все эти люди оказываются принятыми в систему и нашедшими в ней свое законное место, это освобождает клиента от негативных переплетений и чужих отрицательных эмоций. Он становится более свободным для собственного развития и счастья, для собственной судьбы.

Вот почему эта методика стала интересна мне: я вижу, как быстро, глубоко и эффективно она может работать – и не только с помощью групповой, но и индивидуальной работы.

И вот почему эта методика может стать интересной вам…

Желаю вам сильных чувств и замечательных открытий!