Зачарованный город Пайтити

Эта трагедия произошла больше трех столетий назад — точнее, в тридцатые годы XVI века. Вероломство и жестокость испанских конкистадоров, равно как и внутренние противоречия и раздоры, привели к тому, что в конце концов пала великая древнекечуанская империя инков — Тауантинсуйо, а вместе с нею погибли, уйдя в небытие, бесценные богатства человеческой мысли и труда, которые могли бы щедро пополнить сокровищницу достижений мировой цивилизации. Испанцы казнили императора Атауальпу, носившего титул Единственного Инки, несмотря на то, что за свое освобождение он отдал в качестве выкупа столько золота, сколько не снилось ни одному европейскому монарху в истории человечества.

После смерти Атауальпы империя инков еще долго не могла оправиться от ужаса и оцепенения. Однако мало-помалу, превозмогая страх перед иноземцами, поднимались на освободительную борьбу отважные вожди.

 

 

И самым выдающимся из них стал Инка Манко, возглавивший мощное народное восстание, которое едва не положило конец конкисте. Осев и укрепившись в горах, Инка Манко, по существу, возродил государство инков — кечуа, хотя и в неизмеримо меньших масштабах.

А между тем испанцы, кинувшиеся делить награбленные богатства, вконец перессорились и разделились на два враждебных лагеря. И вот одна из враждующих сторон направляет к Инке Манко посланца с предложением заключить союз, чтобы совместными усилиями разбить противоборствующую сторону.

Однако Инка Манко отклонил предложение иноземцев, заявив, что ему-де, законному наследнику инкского престола, не нужны ни звания, ни титулы, обещанные от имени испанского короля. А потом повелитель инков прибавил, что если испанцы по доброй воле уберутся из Тауантинсуйо, то он, Инка Манко, заплатит испанской короне выкуп, в два раза превышающий те сокровища, которые когда-то принес ей в дар Атауальпа.

От столь щедрых посулов алчный огонь вспыхнул в глазах испанского посланника. Но коварный конкистадор быстро взял себя в руки и, придав голосу велеречивого пафоса и вместе с тем христианского смирения, изрек:
— Если даже ты все горы в округе превратишь в золото и бросишь к ногам Его величества, он все едино не отзовет своих верноподданных из Перу, — и, чуть поразмыслив, лицемерно прибавил: — Да и потом, кто же тогда будет нести вам, язычникам, свет истинной веры и спасать ваши души? К тому же где возьмешь ты столько золота? Ведь Атауальпа отдал нам все сокровища вашей империи без остатка.

Речь белого посланца безмерно огорчила Инку Манко. Однако, услышав его последние слова, повелитель инков усмехнулся и что-то бросил своим приближенным на языке кечуа. И те принесли два золотых кувшина и мешок кукурузных зерен. Кувшины Манко подарил посланцу. Кукурузу же приказал высыпать на пол. Взяв из образовавшейся кучи одно зернышко, он сказал:
— Это то, что вам отдал Атауальпа, а вот (Инка указал на кучу) то, что мы спрятали.

Конечно, ответ Манко — не единственное упоминание о золоте инков. В Эквадоре, к примеру, живо предание об инкском полководце и народном герое Руми-Ньяви, который одержал не одну блистательную победу над испанцами, вторгшимися в царство Киту, расположенное на территории нынешнего Эквадора и некогда входившее в состав империи инков. Но во время решающего сражения между индейцами и конкистадорами внезапно началось извержение вулкана, и поток раскаленной лавы устремился прямиком на боевые порядки индейцев. Инки проиграли битву, а Руми-Ньяви попал в плен к испанцам. Конкистадоры безжалостно пытали отважного полководца, тщетно силясь выведать, куда он спрятал ту часть инкского золота, что хранилась в Киту. Но Руми-Ньяви мужественно и стойко перенес мучения и, так и не выдав тайны, погиб от рук чужеземцев.

Народная легенда, однако, по-иному описывает события: осознав, что поражение неизбежно, Руми-Ньяви приказал своим воинам, что еще были живы, снести все золото царства Киту к краю бездонной пропасти, а затем скрыться. Завидев издали отряд испанцев, Руми-Ньяви, оставшись один, побросал сокровища в пропасть, а сам, взлетев над землей, растворился в воздухе...

Там же, в Эквадоре, я однажды обнаружил еще одно упоминание об инкском золоте. Было это в Сарансе, на окраине города Отавало. Так вот, от Сарансе в горы ведет тропа, проложенная много веков назад. На эквадорском диалекте кечуа она называется «куриньян», что в переводе означает «дорога золота», или «золотая дорога»...

Но чаще всего взоры жаждущих узнать тайну инкского золота обращаются к перуанской сельве — джунглям. Именно здесь, согласно древним преданиям, находится легендарный город Пайтити, где сокрыта большая часть золота инков.

Что же это за город, окутанный тайной столетий, и что означает его название? Напомню, что в истории государства инков особое место занимает правление Пачакутека, который, собственно, и преобразовал страну древних кечуа в могучую империю. Самое его имя, Пачакутек, означает буквально «тот, кто переворачивает мир», одним словом, реформатор. В эпоху царствования Пачакутека империя инков находилась в горном районе — сельва пугала горцев, да и проникнуть в лесную чащобу было не так-то просто. Но Пачакутек решил покорить зеленый океан. Он отправил на восток отряд разведчиков, и те вернулись с радостной вестью: в глубине сельвы они обнаружили золотоносные реки. И тогда Пачакутек повелел проложить дорогу от Куско, инкской столицы, прямо к месторождениям золота, а неподалеку от них, в глубине сельвы, построить город, который служил бы перевалочным пунктом.

Новый город рос и процветал буквально на глазах. Однако просуществовал он чуть меньше ста лет: после смерти Пачакутека на тихоокеанском побережье высадились закованные в железо бледнолицые, бородатые люди, коварные и жестокие.
Вот они захватили в плен Атауальпу и перебили тысячи и тысячи невинных и безоружных индейцев... Вот они уже движутся на столицу — Куско...

И тогда по решению высших инкских сановников и жрецов начался массовый исход индейцев — мужчин и женщин, стариков и детей — в сельву, где стоял Пайтити. Туда же, в затерянный в бескрайних чащобах город, построенный по велению Пачакутека, были перенесены и бесценные сокровища империи инков.

А теперь, уважаемый читатель, давай мысленно перенесемся в древний Куско, поистине сказочный город, а точнее, в ту его часть, название которой на русский язык переводится как «золотая ограда», или, вернее, «огороженная золотая площадь» — та самая, что когда-то примыкала к храму Солнца. Впрочем, предоставим слово хронисту XVI века Инко Гарсиласо де ла Вега, сыну испанского конкистадора и одной из последних инкских принцесс — ньюст:
«Та огороженная местность... во времена инков была садом из золота и серебра... Там было множество золотых и серебряных трав и цветов, кустарников и деревьев, диких и домашних животных, змей больших и маленьких, ящериц, улиток, бабочек, мелких и крупных птиц — и всякая вещь располагалась таким образом, чтобы как можно больше напоминать изображаемую ею натуру. Было там и обширное поле кукурузы и злаков кинуа; там же красовались фруктовые сады с деревьями в натуральную величину, целиком из золота и серебра... В одном из домов лежали золотые и серебряные вязанки дров, были также большие фигуры мужчин, женщин и детей, отлитые из тех же металлов... Они (золотых дел мастера. — Ю.З.) изготавливали бесчисленное множество посуды, что хранилась в храме… включая горшки, кувшины и прочие маленькие и большие сосуды... По этой причине с полным основанием и весьма точно они (инки) называли храм Солнца и весь дворец Кориканча, что означает «золотой квартал». Такие же чудеса из серебра и золота имелись и в других городах империи...»

Итак, испанцы приближались к Куско. Легко понять страх и горе тысяч людей, которым пришлось покинуть обжитые дома и переселяться — похоже, навсегда — в гущу сельвы. И тогда один инкский военачальник, руководивший великим переселением, чтобы успокоить ввергнутых в ужас и смятение людей, сказал:
— Не горюйте, не плачьте. Мы идем в город точно такой же, как и столица. Это великий город, как и Куско, такой же.

Слова, особо подчеркнутые инкским военачальником, звучат на кечуа как «Пайкикин». Однако изначальное название города стерлось в памяти инков, его место заняло другое — «Пайкикин», которое позднее трансформировалось в «Пайтити». Происхождение последнего названия можно объяснить и по другому. Вполне вероятно, что в империи инков оно означало «металл» или «свинец», то есть на кечуа — «тити». В таком случае «Пайтити» переводится как «сам металл», а учитывая склонность кечуа к образности, это название вполне могло означать «металлический город», «город из металла».

С тех пор минуло несколько столетий, и о таинственном городе вдруг снова вспомнили. А случилось это благодаря нескольким прелюбопытным историям, произошедшим уже в XX веке.
Итак, история первая. Годах в двадцатых в глухом местечке на юго-востоке Перу стояла асиенда Вилья-Кармен, и владел ею испанец дон Гумерсиндо Пэрдис, по натуре сущий изверг. Его жестокость по отношению к работникам-пеонам и впрямь не знала границ: за маломальскую провинность надсмотрщики, по приказу дона Пэрдиса, забивали несчастных чуть ли не насмерть. А попытка к бегству с асиенды уж точно заканчивалась для беглеца смертью.

И все же однажды двое пеонов рискнули бежать из проклятого Богом места. Обманув своих церберов, смельчаки очертя голову бросились в сельву. Четверо суток, днем и ночью, продирались они через непролазные дебри. И вот на пятый день, вконец обессилев, несчастные набрели на какие-то постройки, сплошь поросшие буйной тропической растительностью. Приглядевшись, беглецы увидели, что попали в заброшенный город. Вскоре они обнаружили неисчислимое множество золотых вещей — им удалось унести с собой лишь самую малую толику сокровищ. Решив наконец покинуть таинственный город, ошеломленные беглецы поднялись по длинной каменной лестнице к высоким воротам с огромным золотым диском на фронтоне, олицетворявшим солнце.

Пробираясь все дальше на запад, беглые пеоны в конце концов вырвались из плена сельвы. Когда же все мытарства остались позади и отчаявшиеся было пленники сельвы принялись делить унесенные сокровища, между ними — так уж издревле водится — вспыхнула ссора, переросшая в драку не на жизнь, а на смерть. Победитель спустя время добрался до Куско, отыскал вдову товарища, которого сам же убил, и поведал женщине, что муж ее умер-де от укуса ядовитой змеи. Потом он принялся ухаживать за убитой горем вдовой — она была молода и красива. Но та не приняла его ухаживаний, не поверила она и в то, что мужа ее укусила змея, не говоря уже о несметных сокровищах, затерянных в глубине перуанской сельвы. А вскоре убийца, набравшись вдребезги, развязал язык и выложил несчастной вдове всю правду. Та, не теряя времени понапрасну, поспешила в полицию. И счастливчик, случайно узнавший тайну инкского золота, угодил на скамью подсудимых, где ему пришлось повторить свою историю представителям правосудия. Однако те, по-видимому, также не поверили в его россказни про древние сокровища. Окончание же этой трагической истории хранится в закрытых архивах Верховного суда перуанской столицы. А мы с вами обратимся к другой не менее интересной истории.

Однажды — а было это в 1925 году — шестеро членов ордена иезуитов решили организовать экспедицию с целью отыскать наконец затерянный в сельве город. Наняв носильщиков и проводников, прихватив с собой необходимое снаряжение, оружие и провизию, святые братья тронулись в путь. Уже на подступах к Пайтити — во всяком случае, так показалось авантюристам — на экспедицию напали воины племени мачиганга. И незваные гости сельвы один за другим пали от стрел, отравленных ядом кураре. Однако одному проводнику, Хуану Гомесу Санчесу, все же удалось избежать смерти, и он сломя голову кинулся в заросли. Когда же он наконец остановился, чтобы перевести дух, то обнаружил что стоит не где-нибудь, а посередине самой что ни на есть настоящей улицы. Правда, все дома по обе стороны улицы были скрыты сплошной стеной из лиан, кустарников и деревьев. Двинувшись дальше по улочке, Санчес вышел на площадь, где стояли статуи в человеческий рост, изображавшие древних инков, и все они были отлиты из желтого металла. Санчес долго рассматривал чудо-изваяния. Наконец, придя в себя, он вынул из ножен мачете и отрубил мизинец у одного из них — того, что стояло ближе. А затем, по его же словам, поднялся по длинной широкой лестнице к огромным воротам, на которых висела «круглая пластина из желтого металла с отростками, напоминающими солнечные лучи».

Хуану Гомесу Санчесу повезло — он сумел-таки выбраться из сельвы. Известно, что золотой мизинец он хранил долгие годы в тайне, а на склоне лет показал свой трофей перуанскому ученому Рубену Иваки Ордоньесу в знак особого расположения и в доказательство того, что таинственный золотой город инков, Пайтити, существует на самом деле.

История третья. Она опять же связана с асиендой — Кальянга, которой владел не испанец, а на сей раз перуанец. Однажды пастух — пеон, с этой самой асиенды, возвращаясь с пастбища, недосчитался двух коров. Беднягу охватил ужас. Смекнув, что коровы скорее всего ушли на водопой — в тот день стояла нестерпимая жара, — пастух отправился к ручью, куда, по его мнению, могли податься измученные жаждой животные. Вскоре он обнаружил одну из беглянок. Второй же рядом не было. Но на земле виднелись следы копыт — они вели в лесные заросли. Солнце уже клонилось к закату, и продолжать поиски было небезопасно: ведь в тропиках сумерек почти не бывает — ночь наступает мгновенно. Отведя стадо в загон, пастух, однако, решил искать дальше и, прихватив керосиновый фонарь, отправился в сельву. Но в кромешной мгле, да еще в лесной чаще, от фонаря было мало проку — и вскоре пастух заблудился. Уже под утро, тщетно проблуждав в зарослях, он, вконец измотанный, решил прилечь прямо на землю и передохнуть. И не заметил, как заснул. Проспав несколько часов, он продолжил поиски уже при свете дня. Некоторое время спустя пастух обнаружил свежие коровьи следы — вот так радость! Но ликование его оказалось преждевременным. Прошли еще один день и одна ночь, а проклятого животного нигде не было — оно словно сквозь землю провалилось.

Внезапно путь обессилевшему пастуху преградила неширокая быстрая речушка, на обеих ее берегах стояли большие каменные кладки — судя по всему, обветшалые опоры древнего моста. Самого моста, однако, не было, и пастуху ничего не оставалось, как переплывать речушку. Течение и впрямь оказалось быстрым, и выбраться на другой берег было не так-то просто. Побарахтавшись в реке какое-то время, бедолага в конце концов подплыл к торчавшему из воды огромному камню. Вскарабкавшись на глыбу, пастух заметил, что она обработана каким-то орудием и когда-то явно служила опорой моста...

Выбравшись на берег, пастух еще долго блуждал в зарослях, пока наконец не достиг вершины, о существовании которой он слышал и раньше. То была Пантиаколья. К западу от вершины простиралась долина Лако. Согласно старинным легендам — Лако в переводе означает «обман», «запутанные следы» или «сбитый с толку», — такое название долине дали испанские конкистадоры, которые в 1531 году потеряли следы инков, покинувших Куско и скрывшихся в бескрайней сельве вместе с неисчислимыми сокровищами.

Спустя несколько дней бедный пастух взобрался на другую вершину — она была круче и много выше первой. У ее подножия лежала широкая, стиснутая со всех сторон горами низина. Чтобы спуститься туда, пастуху понадобилось целых полдня. Оказавшись же в низине, пеон, пройдя какую-нибудь сотню метров, застыл в страхе и изумлении: перед ним возвышались огромные фигурные каменные ворота, увенчанные золотым изображением солнца.

Переведя дух, заблудший пеон рискнул войти в ворота. Длинная каменная лестница привела его к началу улицы, по обеим сторонам которой стояли каменные постройки. В нише, прорубленной в стене одного из домов, он заметил статуэтку из желтого металла. Но поднять ее пастух не смог — она оказалась слишком тяжелой. Зато в соседней нише лежал кукурузный початок. Пеон бросился к нему в надежде насытиться. Но увы! Початок тоже был отлит в металле. Тем не менее пастух прихватил его с собой.

Пройдя вперед несколько метров, он увидел изваяние мужчины в полный рост, вылитое из того же металла. В руках у него был жезл, на голове — корона, увенчанная перьями, разумеется, металлическими. За первой статуей стояла другая, а за нею еще и еще. Нервы у пастуха сдали. И он кинулся по лестнице назад к воротам...

Обратный путь к асиенде пеон проделал без особого труда. И вместо пропавшей коровы он передал хозяину, асендадо, кукурузный початок из чистого золота. Асендадо велел слугам накормить пастуха, на которого было больно глядеть — тот был весь в ссадинах, кровоподтеках и едва держался на ногах, — потом приказал отвести ему удобную койку и ухаживать за ним. Каждый день он лично навещал несчастного и выспрашивал подробности о его злоключениях. Асендадо, очевидно, собирался предпринять вместе с ним новое путешествие в сельву — к заброшенному золотому городу инков. Однако спустя неделю пеон, оклемавшись, собрал как-то ночью свои нехитрые пожитки и был таков. С тех пор ни о нем, ни о легендарном Пайтити никто ничего не слышал.

Героем четвертой истории был некий Рейнальдо Рикельме, человек бывалый и на редкость тщеславный. Бывший оружейный мастер, сеньор Рикельме по выходе в отставку твердо решил разбогатеть — только честным путем. С этой целью он отправился на юго-восток Перу, в сельву, лежащую в бассейне реки Мадре-де-Дьос; на многочисленных ее притоках издревле обретались золотоискатели и прочие старатели. Самой же золотоносной речкой считалась Пантиаколья. Взяв себе в проводники знакомого индейца, Рикельме на каноэ отправился на поиски удачи и богатства. На третий день относительно спокойного плавания по Мадре-де-Дьос каноэ подошло к устью небольшой речки. Индеец сказал Рикельме:
— Вот Пантиаколья. Можешь высаживаться, а утром ступай куда знаешь.

Соорудив на скорую руку шалаш, Рейнальдо провел в нем ночь, а наутро двинулся вдоль песчаного берега вверх против течения реки, в глубину сельвы. Три дня Рикельме искал золотоносное место и лишь на четвертый нашел — во всяком случае, ему так показалось. Чуть позже, не удовлетворившись скудной добычей, упорный золотоискатель двинулся еще дальше и, пройдя еще сутки, вновь решил попытать счастье. Наконец надежды его оправдались: чуть ли не в каждой пригоршне речного песка ему попадались крупицы золота.

Восемь дней провел Рейнальдо на берегу золотой речки. Он мыл золото и охотился — надо же было добывать себе пропитание. И вот на девятый день, поутру, Рикельме решил прочистить ружье. Склонив голову, он разбирал затвор карабина и вдруг скорее почувствовал, нежели заметил, что перед ним кто-то стоит. Это были почти голые индейцы — двое мужчин и женщина. Индейцы смотрели на Рикельме бесстрастно, в глазах — ни тени враждебности. Мужчины были вооружены: за спиной висели допотопные ружья, а на плече — по колчану со стрелами. Шеи у всех троих были украшены ожерельями из золотых бусин, а у одного на руке сверкали золотые браслеты. Рикельме, понятное дело, не терпелось узнать, откуда у индейцев эти сокровища. И он осторожно, начав издалека, спросил:
— Откуда вы, добрые люди?
— Мы из священного места, — ответил индеец с браслетами на руке, — из того селения, куда не может попасть ни один чужак. А если попадет, то уже никогда не выйдет.
И, прощаясь с бледнолицым, тот же индеец повернулся к нему и проговорил на кечуа:
— Не ходи туда — погибнешь!

Сеньору Рейнальдо Рикельме вовсе не улыбалось рисковать жизнью, тем более что индейцы в знак благодарности за то, что он починил им ружья, подарили ему свои золотые украшения, да и золотого песку сам он намыл немало.

На обратном пути он повстречал индейцев пиро, и те помогли ему добраться до ближайшего населенного пункта. Однако, прежде чем распрощаться с пиро, удачливый золотоискатель решил выведать у проводников, что за народ живет там, в низовьях реки Пантиаколья.
— Там, — сказали пиро, — живут индейцы мачиганга. Они еще не знают белых людей. Но если белый попадет к ним, его уже никогда не отпустят.

Так, еще недавно скромный отставной оружейных дел мастер Рейнальдо Рикельме стал богачом. Вскоре он купил себе большой дом в Куско, обзавелся прислугой... И вдруг в один прекрасный день взял да исчез. То ли перебрался в другой город, то ли вообще покинул Перу, а может...

И вот тут-то начинается пятая история, и последняя. А произошла она уже в пятидесятые годы.
Как-то раз один ученый, выхлопотав у перуанского правительства специальное разрешение, отправился на небольшом самолете, пилотируемом молодым, но опытным летчиком, в разведывательный полет над бескрайней сельвой. Самолет долго летал над районом, который ученый указал пилоту, но так ничего и не обнаружил. Устав от безуспешных поисков, исследователь ре — шил возвращаться. А чуть позже тот же молодой летчик предпринял полет в сельву, правда, уже один.

Пролетая над местностью, где, согласно легендам, которые он слышал еще в детстве, должен находиться Пайтити, пилот заметил, как внизу, сквозь густые заросли, на мгновение-другое пробилась струйка дыма и тут же рассеялась. Летчик живо сообразил, что костер разожгли не индейцы. Во-первых, обитатели сельвы обыкновенно разводят бездымные костры. А во-вторых, ни один индеец не стал бы зажигать огонь, услыхав в небе рокот самолета. Выходит, кто-то намеренно подбросил в костер охапку травы, чтобы подать сигнал о своем местонахождении — может быть, в надежде на помощь. Не исключено, что это сделал белый человек... Однако самолет так и не смог приземлиться: кругом были сплошные заросли. И пилоту пришлось ложиться на обратный курс...

Чуть выше, читатель, я обмолвился, что эта история — последняя, совершенно запамятовав, что есть еще одна, которая связана уже непосредственно со мной. Вот она.

Дело было теперь уже в далеком 1960 году. В то время я преподавал в только-только созданном в Москве Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Так вот, однажды на вступительных экзаменах ко мне пришел юный абитуриент из Перу — имени его я не называю сознательно. Помню, меня тогда поразило, что по-испански юноша говорил не слишком-то уверенно. И я возьми да и спроси его напрямик: в чем, дескать, дело? Юноша, зардевшись от смущения, принялся объяснять, что в тех местах, откуда он родом, большая часть населения говорит не на испанском, а на кечуа — языке инков.

Каково же было удивление перуанского юноши, когда я вдруг обратился к нему на его родном языке:
— Ну что ж, — сказал я, — продолжай рассказывать о великом вожде Тупак Амару на кечуа...
Так началась наша дружба. Дружба между преподавателем и студентом, ставшим впоследствии крупным ученым, дипломатом и бизнесменом.

Когда мой друг состоял на дипломатической службе и работал в Москве, мы встречались с ним не раз. И однажды он поведал мне такую вот историю:
«Отец мой целый год прожил среди индейцев перуанской сельвы — изучал их быт, нравы и обычаи. Как-то раз он заметил, что в одном небольшом племени, говорившем на кечуа, практикуется древнейший инкский ритуал «маскапайча», похожий на обряд инициации. Обряд этот завершался тем, что юноше, прошедшему определенные испытания, возлагали на голову золотой или серебряный обруч, посвящая таким образом в мужчины. Отца удивило, что ритуал совершался не в селении, а совершенно в другом месте. Но где именно?
Оказывается, юноша, готовящийся стать мужчиной, уплывал на каноэ по одной небольшой реке, а возвращался — уже с обручем на голове — по другой. Стало быть, где-то в верховьях этих двух рек, заключил мой отец, находится богатый источник драгоценных металлов, каковой мог быть сокрыт лишь в одном единственном месте — древнем инкском городе Пайтити.
Мы с отцом долго хранили эту великую тайну: ведь открытие Пайтити сродни открытию Трои. Но сегодня мы решили рассказать все, что знаем, — но только одному вам, Юрий Александрович, как моему другу и учителю. А дальше поступайте так, как сочтете нужным».

И он сообщил мне названия тех двух рек, у истоков которых, судя по всему, стоит чудо-город, город несметных богатств и великих тайн.

Я не стану утомлять ваше внимание перечислением бесконечных перипетий и сложностей, связанных с организацией экспедиции в перуанскую сельву. Эта благородная идея была похоронена под ворохом бумаг — письменных обращений, ходатайств, рекомендаций, согласований, анкет и характеристик. Коротко говоря, небывалый по своим целям и задачам международный проект погиб под прессом гигантской бюрократической машины. А «восьмое чудо света» и поныне остается тайной, покрытой мраком непролазной перуанской сельвы. Но что, если именно сегодня попробовать приоткрыть таинственную завесу? Ведь в наши дни возможностей для этого куда больше, нежели когда-либо прежде.