Стартовая площадка

Черное покрывало ночи опустилось на пустыню Кызылкум. В густой темноте резко выделяется ярко освещенный квадрат, наполненный шумом и грохотом.

Стройка как стройка: свет прожекторов, урчание автомобильных моторов, металлический лязг, голоса людей. И даже не верится, что в этой обыденности происходит нечто историческое — начата закладка опоры моста «Земля—космос», стартового сооружения космодрома Байконур.

По команде руководителя работ Михаила Ивановича Халабуденко медленно въезжает на мостки первый самосвал с бетоном и сбрасывает в арматурные переплетения свой груз.

 

 

Что тут началось! Со всех сторон к месту укладки бегут — по откосам котлована, по мосткам, прямо по решетке арматуры — люди. Каждый старается, следуя старинной традиции строителей, кинуть в бетон монетку. Чтобы, значит, на века!

Тут же, совсем рядом с объектом, небольшой группой стоят начальник строительства космодрома Георгий Максимович Шубников и его заместитель Константин Павлович Баландин, Александр Юльевич Грунтман, Андрей Александрович Ткаленко. Их лица радостны — первый шаг на гигантском пути строительства космодрома сделан. Задумчив лишь Михаил Георгиевич Григоренко — главный инженер Главного управления министерства, которому подчинено строительство Байконура. Право, казалось, что его мысли были далеки от происходящего.

— Георгий Максимович,— обратился он внезапно к Шубникову.— С началом поздравляю... Но давайте не будем жить сегодняшним днем. Я утвердил график бетонирования площадки. График жесткий. Задача перед вами стоит необычайно трудная, но от ее решения зависит своевременное окончание всех работ.

Только много лет спустя я узнал, о чем думал, что беспокоило Михаила Георгиевича в те радостные для всех нас, строителей, минуты.

Вопрос о том, где быть главному космодрому страны, решался еще в 1954 году. Григоренко работал тогда главным инженером одного из управлений министерства. И как специалист был приглашен на совещание, где обсуждались варианты размещения стартовых комплексов.

Среди участников совещания он увидел Сергея Павловича Королева, которого и раньше знал по работе.

— Товарищи,— обратился к присутствующим один из инициаторов совещания.— Академия наук СССР разработала долговременную программу освоения околоземного пространства и изучения планет солнечной системы. Для ее осуществления, которое сулит немалые выгоды и народному хозяйству страны, нужна, кроме всего прочего, стартовая площадка, рассчитанная на запуск мощных ракет и тяжелых космических аппаратов. Специалисты подготовили несколько проектов размещения космодрома в различных районах страны. Нам надо решить, на каком из них остановиться.

Дальше перечислялись десятки «желательно», «неплохо бы», «целесообразно»... Требования к месту рождения космодрома были разнообразны и кое в чем даже противоречивы.

Первым в прениях выступил Королев.

— Чем ближе стартовая площадка расположена к экватору, тем в большей степени мы сможем использовать скорость вращения Земли при пуске ракет. Поэтому считаю целесообразным строить космодром в районе Байконура. Кругом пустыня, территория заселена чрезвычайно слабо, народному хозяйству ущерб минимальный, да и к экватору ближе... Одно плохо — работать в пустыне очень трудно: климат тяжелейший, поблизости никакой промышленной базы, отсутствуют местные стройматериалы. Практически ничего нет. А сроки создания космодрома чрезвычайно жесткие...

Решил взять слово и Михаил Георгиевич.

— Очевидно, главная роль в предстоящих делах будет принадлежать Королеву. Все должны максимально ему содействовать, подстраиваться под его требования и пожелания. Поэтому я тоже высказываюсь за его предложение. А за строителей не опасайтесь — не подведем!

Тут же послышались реплики возражающих.

— Товарищ Григоренко, чувствуется, не представляет себе всех трудностей поставленной задачи!

— Вероятно, считает, что будет строить не он, а кто-то другой, потому так легко и поддерживает Королева!

— Предлагаем рассмотреть варианты более удобные...

Тут уж пришлось, что называется, брать быка за рога и аргументированно доказывать логичность избранного Королевым варианта. В конце концов его доводы взяли верх. Большинство присутствующих, в том числе и Шубников, поддержали это предложение.

— С мнением строителей согласен,— поставил точку докладчик. И добавил: — Персональная ответственность за строительство космодрома, товарищ Григоренко,— на вас! Вам быть «главным контролером» и «главным опекуном» комплекса!

После совещания к Михаилу Георгиевичу подошел Королев и поблагодарил за поддержку.

— Конечно, мы можем запускать ракеты с любой точки Земли,— сказал он,— но лучше с Байконура. Я благодарю вас, что вы не побоялись трудностей ради того, чтобы успешней работали мы, ракетчики...

Подумалось о том, какую огромную ответственность Григоренко принял на том совещании, причем без оглядок, по собственной инициативе. Впрочем, поступить иначе он и не мог — чувство долга всегда преобладало у него над личными интересами...

Вот когда стала мне понятной его та давнишняя неудовлетворенность на строительстве котлована. Припомнились несколько эпизодов на строительстве космодрома.

...Вечереет. Сидим с начальником строительства старта и монтажно-испытательного корпуса Михаилом Ивановичем Халабуденко у самого края котлована и обсуждаем дела на ночную смену.

Участник Великой Отечественной войны, кавалер многих боевых наград, Михаил Иванович к любому своему делу относился по-фронтовому. Кстати, вообще строительству Байконура повезло. У руководства, как стройки в целом, так и на отдельных участках, стоял цвет строительной гвардии — в основном бывшие фронтовики, партийцы. С Халабуденко мне как руководителю производственно-технического отдела управления приходилось встречаться часто. Особенно в ночное время.

Закончив разговор, Халабуденко встает со скамейки, подходит к расположенной неподалеку колонке диспетчерской связи, связывается с диспетчером стройки.

— Что нового?

Из динамика доносится, что на строительство приехал Григоренко.

Заметив, что настроение у Халабуденко заметно упало, я говорю ободряюще:

— Ну, Михаил Иванович, сегодня же вы на высоте! Ведь стройка идет с опережением графика.

— Плохо вы знаете Григоренко...— качает головой Михаил Иванович.— У него свой взгляд на вещи!

Открылись ворота ограждения, въехала легковая машина, из нее вышел Михаил Георгиевич и подошел к краю котлована. Остановился, молча глядя на сооружение. Как раз заканчивалось бетонирование. Вздымались могучие пилоны, на которые в скором времени надвинут «воротник», напоминающий железнодорожный мост. Застывшим водопадом опускался газоотводный лоток, размерами и очертаниями похожий на плотину гидроэлектростанции. Плавно поворачивались могучие краны, сверкали огни электросварки, непрерывным хороводом двигались автомашины, подвозившие бетон. Все шумы перекрывал пулеметный грохот пневматических молотков клепальщиков, собиравших «воротник».

Я ожидал услышать от Григоренко если не похвалу, то хоть какое-нибудь одобрительное высказывание в адрес строителей. Однако главный инженер молчал.

Прошла минута, другая, третья... Наконец он повернулся к Халабуденко:

— Удивляюсь, чем занимались здесь три месяца столько людей! — Сказал, будто ушат воды на голову вылил. Затем сел в машину, сделал приглашающий жест. Мы проехали к расположенному неподалеку монтажно-испытательному корпусу.

Тот в основном был уже готов и выглядел весьма внушительно. Уже шел монтаж мостового крана, устанавливалось оборудование. Блестела свежая краска стен. Сверху струился мягкий свет многочисленных светильников.

Один из руководителей стройки широко взмахнул рукой:

— Два дня назад провели здесь митинг. По случаю завершения основных работ и начала монтажа оборудования. Вот здесь стояли строители и монтажники, а вот здесь — мы с начальником.

Михаил Георгиевич усмехнулся, повернулся к Халабуденко:

— Михаил Иванович! Как только я приехал к вам, то сразу же почувствовал атмосферу благодушия. И даже бахвальства. Знаете ли, это страшная вещь! А ведь впереди еще огромный объем работ, и никакое расслабление недопустимо.

Держать всех в рабочем напряжении, оправданно рисковать — таков был стиль главного инженера.

...Январь 1956 года. Мороз тридцать — тридцать пять. Ураганные ветры. Снега нет, голая земля на холоде растрескалась. Низкое серое небо. Кажется, никакой жизни в пустыне не осталось, все замерзло до весны.

Григоренко в очередной раз приехал на Байконур. Трудно шла прокладка железной дороги к старту. Вызванный для объяснений Георгий Дмитриевич Дуров, ответственный за строительство дорог, ссылался на тяжелейшие погодные условия.

— Георгий Дмитриевич,— перебивает его Григоренко,— я знаю вас энергичным, оперативным руководителем. И удивлен — вы отстаете от графика.

— Михаил Георгиевич, зима! Очень тяжело на открытых местах...

— А вы, выходит, и не подозревали, что будет зима. Не ведали, что железная дорога проходит по открытой местности? Каким темпом вы идете?

— Двести-триста метров в сутки.

— Мало! Надо давать не менее километра. Только тогда успеем вовремя.

— Километр?! Но это невозможно!

— Вы полагаете? Хорошо. Через несколько дней и вы, и ваши люди будете давать по километру в сутки. Поедемте на место!

Главный инженер проехал всю трассу. Проверил, как технический персонал знает проектную документацию. Поговорил со всеми экипажами землеройных машин. Побывал на сборочной базе, где рельсы и шпалы сколачивались в звенья. Проверил обеспеченность людей теплой одеждой. Организовал передвижные пункты обогрева для тех, кто рыхлил мерзлый грунт. Проверил, уточнил, утвердил... Наконец со всеми бригадирами провел беседу, почему нужен непременно «километр в сутки».

Через три дня Дуров доложил, что за сутки проложен километр дороги. Уверенно и спокойно. Безо всяких ЧП.

...На груди моего собеседника поблескивают Золотая Звезда Героя Советского Союза и медаль лауреата Ленинской премии. Судьба свела нас более тридцати лет назад. Трудились мы на различных участках, но служили одной цели.

Глядя на Михаила Георгиевича, не скажешь, что ему уже за семьдесят. Среднего роста, сухощавый, быстрый в движениях. Шаги широкие, по-юношески упругие, глаза живые.

Давно позади тревоги и радости первых дней и лет Байконура. Историей стали и другие стройки-мосты «Земля—космос». А опустившаяся за окном московская ночь невольно напоминает все-таки нам ту, кызылкумскую. Первую ночь начала строительства главной стартовой площадки страны.

И мы снова чувствуем себя молодыми...