В плену завалов

Резкий звонок отвлек наше внимание от проверки датчиков и все прильнули к иллюминаторам. Сквозь шум двигателей доносится голос штурмана:
— Под нами Пильда!

Вертолет, разворачиваясь, выходит к устью полугорной реки, которую мы должны пройти на надувном резиновом плоту. Мы — это маршрутная группа гидробиологического отряда Хабаровского комплексного научно-исследовательского института, в которую входят старший инженер Игорь Штыцко, студент пятого курса Дальневосточного университета Сергей Сиротский, ученик десятого класса Алексей Сабусов и я, Виктор Богатов, начальник отряда.

Кто знает Пильду?

 

 

Уверен, очень мало найдется людей, кто слышал об этой речке, и еще меньше, кто побывал на ней. Но разве в известности дело? Существует целый сонм средних и малых водных артерий с разными вариантами обжитости, использования, полезности.

Пришвин назвал озера глазами земли. А реки — ее кровеносные сосуды, по которым идет бесконечный круговорот обновления пресной воды и без которых жизнь на нашей планете прозябала бы в незавидном состоянии.

На Нижнем Амуре, у озера Удыль, раскопали мы на редкость богатую водяную жилу. Выбирай наперед нужную ситуацию и приступай к исследованиям. Вот, к примеру, невеличка Ута — речка, с чистой, прозрачной водой, куда идет нереститься кета. Экспериментальное воздействие на нее оказывать очень удобно: не сопротивляется, слишком мал расход воды. Здесь мы изучали, как убегает от пестицидов всякая живность, хотя их количество не превышало установленных законом норм. Речка Бичи типично горная, с порогами и перекатами, удобная только для водорослей, способных цепляться за гальку и камни. Такие водоросли называются перифитоном. Река Гальбука течет по болотам, коричневая от торфа вода. Чем не модель загрязнения реки органическим веществом? И все-таки мы решили отправиться вниз по Пильде. В самых верховьях она совсем необжитая. Там не бывает людей, и путь туда один — на вертолете. На этом участке можно увидеть, что такое река в первозданном виде. Ниже она принимает, впитывает в себя мутные стоки, и, следовательно, это уже река, в какой-то степени больная. Но ей еще бежать и бежать через дикую тайгу, прежде чем напоить озеро Удыль. И постепенно, как и у человека, идет процесс выздоровления, который у реки называется самоочищением. Здесь очень важно узнать, как это отражается на ее жизни.

Прохожу в кабину к пилотам. Здесь лучше обзор. Пролетаем над каждым изгибом реки, что дает мне возможность все сложные участки отметить на карте. Пильда расходится на десятки проток, русло которых скрывает мощный полог тайги. На отдельных участках видны крупные завалы. Оборачиваюсь назад. Ребята заняты датчиками. Счастливые, они еще не знают, какой лабиринт нам предстоит пройти.

С вертолетчиками выбираем место для посадки. Четверо человек и около тонны груза остаются на маленьком пятачке мари. Вертолет делает прощальный круг и уходит. Туча кровососов мгновенно облепляет лицо и руки. Несколько неожиданно после шума вертолета, запаха бензина, пыльных улиц города видеть сразу столько комаров, столько тайги и солнца.

За 18 дней маршрута группе предстоит пройти по безлюдной местности 120 километров на плоту и около 20 километров по суше.

Ребята разбивают лагерь, а я начинаю отбирать первые пробы. На грунте — богатейшая фауна. Практически вся верхняя поверхность камней покрыта домиками личинок ручейников, сделанными из крупных песчинок. В каждом домике прячется житель, изредка высовывая наружу крупную коричневую головку. Под камнями скрываются плоские, с тремя длинными хвостовыми нитями личинки поденок. Всю основную часть жизни они проводят в воде и только в самом конце ее вылетают из воды, чтобы за несколько часов дать потомство и погибнуть.

Через некоторое время ко мне присоединяется Сережа Сиротский. Специальными пинцетами среди нитчатых водорослей мы вылавливаем личинки двукрылых комариков. Помещаем их в раствор концентрированной уксусной кислоты с летучим оргсоединением. Такая фиксация в дальнейшем позволит в лаборатории изучить у этих личинок наборы хромосом.

Игорь Штыцко датчиками снимает первые показания, раскладывает на косе реки свое химическое хозяйство. С любовью упакованные бюретки, колбы, пробирки, химреактивы, бутылки с дистиллированной водой. Сейчас он поставит на горящие угли медный таз с кипятком (по-научному — водяная баня), опустит туда колбы с жидкостью и начнет колдовать над определением перманганатной окисляемости, которая позволит судить о количестве органики в потоке. В остальные не загруженные химической деятельностью периоды водяная баня разукомплектовывается, и таз выполняет функции сковородки. А когда-то местные старатели в нем мыли золото.

Сережа и я распаковываем сделанные из мелкой шелковой сетки всевозможные сачки и промывалки, достаем из ящиков банки, заливаем их раствором формалина. Будем ночью отлавливать мигрирующих в потоке беспозвоночных. Каких беспозвоночных и почему ночью? Дело в том, что в горных и полугорных реках Дальнего Востока планктон практически отсутствует. В связи с этим основным источником пищи для многих рыб служат насекомые, обитающие на грунте. Ученые называют их бентосными организмами. Это личинки, некоторые виды рачков, водяные клещи. Ночью они забираются в толщу воды и с помощью потока перемещаются на небольшие расстояния, от двух до двухсот метров вниз по течению. Хариус, ленок, мелкий таймень выходят на охоту. Однако плохая ночная видимость не позволяет рыбе чрезмерно набивать желудок.

Ночью же скатываются к океану мальки тихоокеанских лососей. Благодаря присутствию в толще воды крупных личинок насекомых лососевая молодь меньше выедается хищниками, а сами мальки, нагуливая вес, питаются в это время более мелкими мигрирующими организмами. Днем активная жизнь в реке замирает.

Подсчет мигрирующих организмов позволит нам разобраться во многих закономерностях их поведения и даст возможность прикинуть, сколько рыбы может здесь прокормиться. Скучать во время такой работы не приходится, и если нет дождя, то шорохи ночной тайги, падающие звезды и ожившая, с каждой новой пробой раскрывающая свои тайны река наполняют ее романтическим смыслом.

Однако время собираться в дорогу. Жесткий график не позволяет нам долго задерживаться на одном месте. Облачаемся в гидрокостюмы. Игорь и Леша уже сделали для нас горячий обед, надули плот и запаковали большую часть приборов. Когда все было готово к отправке, у ребят возникли сомнения: выдержит ли плот такую нагрузку? Теоретически мы знали, что 800 килограммов — это отнюдь не предел. Но, глядя на гору вещей, сложенных в кучу, засомневались. Методом проб и ошибок все-таки разместили груз под крышей Плота. Прорезиненная ткань накрыла вещи, спрятав их от дождя. Надев на голову хоккейные шлемы, а поверх гидрокостюмов спасательные жилеты, Игорь и Сережа сели на передний баллон, мы с Лешей поместились сзади, по левому и правому бортам. И плот пошел. Сначала медленно, вроде приноравливаясь к взваленным килограммам, а затем, попав в основной поток, пронесся с головокружительной быстротой.

Первые километры прошли комом. В дороге разобрали три завала, пропилили ножовкой проход под поваленным деревом. При первой же подкачке баллона вышел из строя единственный насос, через некоторое время отказал температурный датчик, пришлось ремонтировать. Сережа и Алексей по разу успели вывалиться из плота, а Игорь разбил свои очки. Прошли два километра из ста двадцати, и столько потерь.

Заломы, завалы, нет им счета. Главное орудие сплава — ножовка и топор. Пропиливаем и прорубаем плоту дорогу. За весь день самый длинный участок чистой воды был около 400 метров. Бурлящие перекаты не воспринимаются как препятствия; наоборот, проходя их, получаешь хоть какое-то удовольствие. Участки с торчащими из воды топляками мы назвали слаломом.

Примерно через каждые десять километров проводим количественный учет обитателей грунта. Работа эта ювелирная. Надо войти с сачком в реку, одной рукой осторожно взять с грунта камень, приподнять его, а другой успеть подвести под него сачок таким образом, чтобы букашки не успели разбежаться в разные стороны. Чуть задержался, промедлил — и никого не поймаешь. Затем камень в сачке вынимаешь из воды и начинаешь в ведре смывать с него живность, которую в дальнейшем, отфильтровав через промывалку, помещаешь в банку. Одно грубое движение, и кого-нибудь ненароком можно раздавить. Точность подсчета зависит только от ловкости рук и еще от количества вынутых камней, которых желательно на одной точке иметь около десятка. А какая может быть ловкость рук, если уже после второго вынутого камня от холодной воды пальцы не гнутся. Поэтому вынул камень — отогревай руки на костре, отогрел — иди за следующим.

Но самая главная и наиболее нудная работа предстоит впереди, когда вернемся в лабораторию. Ведь с каждого камня смываешь не только живность, но и налипшую грязь, водоросли, песок. Камень должен быть абсолютно чистым, тогда будет уверенность, что все мелкие, незаметные глазу речные обитатели попадут в банку с формалином. От грязи их приходится отделять под микроскопом, потом переносить в отдельные пробирки, определять вид, замерять, взвешивать. Иногда на обработку одной такой пробы уходит больше недели. А проб этих набираются десятки, сотни, и все надо сделать до нового маршрута. Получается интересная картина: на месяц ты уходишь в тайгу, тебя ест мошка, ты ломишься сквозь завалы, чтобы потом год, а то и больше каждый день терпеливо сидеть за микроскопом, нюхая пары формалина и заполняя десятки тетрадей латынью и столбцами цифр. И все ради того, чтобы узнать, как идет процесс самоочищения в реках...

Но все это еще впереди, а сегодня перед нами вновь завалы, которые уже начинают действовать на нервы. Столько сил отдаешь на их преодоление, чтоб проплыть каких-то 50—100 метров! За целый вчерашний день сделано только три километра. График работ летит ко всем чертям!

Почти каждый день идут дожди, может начаться паводок, тогда вообще никаких проб невозможно будет отобрать. К тому же только что утопили последние четыре килограмма жира и маленький топорик. Гидрокостюмы не спасают, одежда почти вся мокрая. Не верится, что мы вообще когда-нибудь выберемся из этого лабиринта проток. Вот опять: вроде спокойный, тихий плесик, а поперек его тополь улегся. Ради смеха измерили диаметр ствола: 160 сантиметров! Попробуй распили такой. Вдобавок град пошел. Стучит отбойным молотком по каске...

Послал Игоря Штыцко обследовать ближайшую протоку. Тоже оказалась в завалах, но, говорит, их можно разобрать. И в который раз против течения тащим на себе плот. Хоть картину пиши «Бурлаки на Пильде».

На сегодняшнюю ночь мы имеем почти восемь квадратных метров высококачественного кочкарника. Вокруг коряво торчат мертвые, черные от влаги ели. Рев соседнего водопада заставляет до неприличия повышать друг на друга голос.

К нашей компании впервые присоединился гнус — летучая букашка длиной полмиллиметра, жалящая больнее комара. Если с нормальными кровососами — мухами, комарами, крупной мошкой — можно договориться с помощью сеток, марлевых пологов или обмазывая лицо и руки какой-нибудь ядохимической гадостью, то с гнусом бороться бессмысленно. Он забирается в волосы и глаза, проникает под рубашку, даже в сапоги залезает. Человек со своей второй сигнальной системой может хоть десять раз слетать на Луну, но перед маленькой мошкой он бессилен.

Впереди еще 70 километров, а продуктов дня на четыре, не больше. Из-за поворота неожиданно показались горы. Те самые, к которым мы стремились уже несколько суток. Река идет под сопкой. Лучи заходящего солнца разжигают на воде то бордовые, то золотистые полосы. Над потоком склоняются могучие ели, охваченные сизыми гирляндами лишайника-бородача. Неприступными кажутся скальные обнажения прижимов. После многих дней маревого лабиринта — и вдруг такая благодать! Сергей Сиротский восхищается:

— Три километра за пятнадцать минут! Вот это шоссе!

У Игоря новость, которую все ждали с нетерпением: значительно повысилась перманганатная окисляемость воды. Если в верховьях река загрязнялась только минеральными взвесями, то ближе к устью их стало меньше. Весь ход речной жизни теперь определяет растворенное органическое вещество, которое поступает из тайги и болот вместе с дождевыми и грунтовыми водами. Судя по полученным нами результатам, минеральная взвесь уже сыграла в верховьях значительную роль. Скажем, если в незагрязненных речках количество живых организмов на грунте повышается на участках с более медленным течением, то на Пильде такого не происходит. На плесах взвесь постоянно выпадает в осадок, засыпая водоросли. Личинкам нечем питаться, поэтому их численность резко уменьшается. Сколько дополнительного корма лишается рыба в Пильде! Но плесы на реке никогда не будут заилены. Частые летние паводки, один из которых мы уже видели, промывают дно. Отсюда напрашивается вывод, что если сброс мутных вод прекратить, то без дополнительных мер очистки река самостоятельно восстановит свою нормальную жизнь. С некоторым запозданием восстановится и стадо рыб. А как же быть со стоками, содержащими минеральные частицы? Лучше, конечно, их вообще не сбрасывать. Но коли это невозможно, то сбрасывать нужно во время паводков. Только при этом условии мы сохраним Пильду и подобные ей реки. Осталось доказать это цифрами. Главная задача сейчас состоит в том, чтобы все пробы довезти благополучно до базы.

Впереди слалом, вода вспенивается. Гигантские топляки торчат немыми, безликими изваяниями. Безопасного прохода не видно. Очевидно, на этом скоростном перекате предстоят резкие остановки, развороты, рывки в сторону, зацепы, проходы против потока. У плота полная загрузка, следовательно, большая инерция.

Истекают последние секунды, когда еще можно остановиться. Посмотрел на ребят. Напряженно ждут, лица сосредоточенны. Слова звучат резко и жестко:
— Внимание! Приготовиться!

Выходим на первый слив, разбивающийся о какую-то преграду. Последние мгновения ожидания. Скорость увеличивается... Настоящая подковообразная ловушка, направленная дугой от нас. Поток между поваленных тополиных великанов через узкие ворота бьет в центр ловушки. От ворот до подковы от силы метра три-четыре. Скорость более двух метров в секунду. Таким образом, пройдя ворота, менее чем за две секунды надо как-то остановить плот, развернуть его и уйти от ловушки.

Алексей и Игорь слева делают мощный гребок вперед, а мы с Сергеем вместе с туловищем выбрасываем весла как можно дальше от правого борта и, всей тяжестью навалившись на них, гребем на себя, а затем вперед.

Плот, стремительно сместившись поперек потока, оседлал левым бортом выступ подковы. Это-то и было нужно. Теперь в ловушку не попадем. Хороший гребок от себя сделал Леша Сабусов, лучший за весь маршрут. Сделай он его хоть чуточку слабей, нас вокруг оседланного выступа течением закатило бы в ловушку. Сейчас же с помощью дугообразных, направленных по часовой стрелке гребков мы как шарик перекатываемся вокруг выступа в следующий слив. Теперь нос становится кормой; корма — носом. Команды выполняются мгновенно. Никто из ребят почти не смотрит, что впереди, куда идем. Только на весло, все силы каждому гребку.

Река петляет. Удачно уклоняемся от завалов в чистые узкие протоки. Выходим к сопкам. После постоянных дождей впервые за весь маршрут целый день светило солнце. Мы вышли сухими из воды, и не надо сушить у костра одежду, поэтому, когда Леша предложил сопку, у которой мы встали лагерем, назвать «Сухие штаны», все с шумом поддержали его. Тем более что на карте она безымянна.

По расчетам, скоро выйдем на равнину. Последний день в пути. Если все будет хорошо, то подойдем к зимовью на сутки раньше контрольного срока.

На равнине резко изменился видовой состав рыб. В самых верховьях Пильды, где чистая вода и много корма, среди рыб главенствует хариус. Ближе к среднему течению реки, где после сброса взвеси вода в результате самоочищения становится более прозрачной, его сменяет ленок. Там, где у Пильды появляются старицы, хозяевами являются сиг и таймень. На равнине среди марей много щуки, фаснопера, карася. Такие изменения фауны вполне объяснимы и закономерны. Хариус, ленок и сиг питаются бентосными организмами. Однако сиг эту живность собирает с грунта, а хариус и ленок питаются ею ночью, вылавливая из толщи воды. На горном участке реки с грунта питаться тяжело, личинки либо прячутся под камнями, либо очень плотно сидят на них. Поэтому сиг старается держаться рядом со старицами, где со дна еду собирать легче. Хариус любит чистую воду, а ленок может пожить и в более мутноватой. Ну а на равнине, где вдоль берегов много водных растений, в богатой органикой воде охотятся щука и краснопер.

Работа закончена, и мы ждем вертолет. По нашему опыту, самое трудное в маршруте — это ждать, ничего не делая. Предполагая, что придется «загорать», взяли с собой полный рюкзак книг. Лежим в зимовье, читаем запоем, иногда делая вылазки на «пастбище» есть голубику. Все продукты, что брали с собой, давно кончились, осталась только соль. Но эксперимента на выживание не будет, и знаменитый в подобных случаях планктон тоже не едим, хотя для отлова у нас имеются специальные сетки. Наше меню достаточно разнообразно: основу его составляет рыба. Если походить вдоль берега, то найдешь грибы, дикий лук. Чай завариваем из листьев брусники, а в полдник едим раков. Чего недостает, так это курева.

Маршрут прошел успешно, но впереди предстоит еще большая работа по обработке собранных материалов, конечным результатом которой станет построение, математической модели реки, что позволит не только познать многие ее законы, но и дать практические рекомендации для охраны Пильды.

Сегодня за нами не прилетели. В соответствии с планом завтра рано утром мы своим ходом двинемся к базе. Пройдем двенадцать километров и услышим шум вертолета. В воздух взлетят зеленые и красные многозвездные ракеты, и через несколько минут мы окажемся в объятиях друзей. Сейчас же над нами голубое небо, на северо-западе у горизонта видны серые полосы дождя и отблески молний. Оттуда постоянно доносятся глухие раскаты грома. Там осталась Пильда, частицу жизни которой мы увозим с собой.