Река большой фумаролы

В ту далекую осень, на совесть отработав полевой сезон, наша комплексная геологоразведочная партия выбралась из суровых отрогов Восточного хребта, и мы второй день брели по подбитой морозцем тундре, таща за собой в поводу тяжело груженных лошадей. Нас двенадцать человек, а мы измученно растянулись чуть ли не на полкилометра. Все молчат, и только гидрогеолог Валера Аверьянов подтрунивает над младшим техником Верочкой Степановой.

— Вер,— допытывается он,— ну что, пойдешь еще в поле? То-то!

 

 

Это тебе не передачи про романтику слушать.

Близоруко щурясь, то и дело поправляя очки, Аверьянов балансирует на подмороженной кочке, и я опять слышу его простуженный голос:
— Вер, а Вер...

Однако, что ни говорите, все это игра — ведь целое лето у гидрогеолога Аверьянова с техником Степановой была любовь, и, кажется, они договорились уже о свадьбе.

Где-то к вечеру, за один переход до базы, мы вышли к порожистой, небольшой горной речушке, которая словно по волшебству выросла перед нами. К этому времени заметно подморозило, незамерзшие озерца болотной воды покрылись тонкой пленкой льда.

Я переправлялся следом за Аверьяновым. Хитрый старый жеребец Диктант, не выносивший седоков и насилия, поначалу шел медленно и осторожно. Но к середине реки, когда ледяная вода начала заливать круп, он высоко задрал морду и, всхрапывая и нервно подрагивая каждой клеточкой кожи, начал косить на меня огромным миндальным глазом. В какую-то долю секунды мне показалось, что он оступился, я рывком дернул повод. Диктант словно сел на задние ноги, качнулся, и в это время стремительная вода выбила меня из седла и поволокла вниз. Последнее, что я почувствовал,— это какое-то дикое вращение в ледяной воде, безысходное отчаяние и страшный удар коленкой о скользкий камень. Первый. Второй. Третий...

Сознание приходило медленно. Оно возвращалось с тягучей болью в ноге и каким-то безразличием к жизни. Сквозь крону прибрежных деревьев вяло просвечивали холодные лучи закатного солнца. Я помню, как открыл глаза и увидел перед собой вымокших ребят, Валеру Аверьянова, Верочку Степанову.
— Жив? — стуча от холода зубами, спросил кто-то.

Я попытался ответить и не смог разжать скованных диким холодом челюстей.

Вот так плачевно закончился мой первый в жизни полевой сезон. Благодаря какому-то чуду в постель я не слег, даже насморка не подхватил, однако вскоре появились первые резкие боли в коленных суставах. Тогда я не обратил на это внимания и не мог даже представить, во что все это выльется.

Перед Новым годом поселок плясал на свадьбе Валеры Аверьянова и Верочки Степановой, а вскоре пришло страшное известие — шатун едва не задрал нашего проводника, моего названого деда Илью Петровича Громова. Правда, Петрович остался жив, но лишился глаза и теперь лежал в больнице в Петропавловске. Мои дела тоже были «швах», как выразился наш местный доктор, настаивающий на госпитализации. Однако я, как мог, отбивался от этого, аргументируя тем, что «этой весной будет заброс гидрогеологических групп на горячие ключи и, может быть, даже в Долину гейзеров, а уж там-то я непременно вылечусь. В общем-то я знал, что на Паратунке есть горячие минеральные ключи и лечебные грязи, что горячая вода из-под земли обогревает огород под стеклом совхоза «Термальный», который круглый год потчует камчатских оленеводов, рыбаков и моряков свежими овощами. Насчет овощей для меня все было бесспорно, а вот в целебной силе термальных источников вблизи Петропавловска-Камчатского я внутренне сомневался, хотя по поводу вероятного излечения говорил врачу с напором в голосе.

Это уж потом проведал я про источники много диковинного — что они и углекислые, и азотно-углекислые, и азотистые, и сероводородно-углекислые, что некоторые из них хороши как источники питьевой минеральной воды. Что, например, на Малкинском месторождении есть холодный ключ, который дает воду как в Ессентуках, а в другом источнике неподалеку вода кремнистая, горячая, с температурой около 90 градусов... Что на пущинском источнике бьют вверх углекислые воды типа «Ессентуки» с большим содержанием брома — они помогают излечению заболеваний желудочно-кишечного тракта, сердечно-сосудистой системы, печени, нарушений обмена веществ, функциональных расстройств нервной системы. А минеральные ключи с углекислой водой ничуть не уступают по своим лечебным свойствам знаменитым на весь Союз источникам в Железноводске и Пятигорске. Но все это, повторяю, я узнал значительно позже, а тогда...

В начале мая с забросом первой группы начался новый полевой сезон. К этому времени мучительные боли уже не давали мне покоя ни днем, ни ночью, и врач продолжал настаивать на госпитализации. Однако я смог уговорить его, и меня включили в гидрогеологическую группу Валеры Аверьянова, которая должна была отрабатывать участок от правого истока речки Гейзерной до Верхне-гейзерных горячих источников. Группа маленькая — сам Аверьянов, Верочка Степанова (теперь уже тоже Аверьянова), я, проводником же вызвался идти мой дед Громов, успевший выписаться из больницы. Петровича я не видел еще с осени и поэтому даже не представлял его с черной повязкой через правый глаз.

Как мне передали, Громов вместе с группой московских ученых уже заброшен вертолетом на Кроноцкое озеро, откуда он должен выйти к северному склону сопки Открытой, чтобы там ждать нас. Понемногу пустеет поселок, я жду, когда вертолетчики закончат переброску основного груза, чтобы улететь к отрогам вулкана Узон, откуда на лошадях мы будем пробираться к реке Гейзерной. Не знаю почему, но боль немного отпустила, и я в который раз перечитываю «Описание земли Камчатской». Меня интересует один вопрос: каким образом русский ученый Степан Крашенинников, исходивший за четыре года весь полуостров вдоль и поперек, описавший все основные горячие источники, оставил в стороне Долину гейзеров — природой сотворенное чудо на Земле? Может быть, потому, что камчадалы считали все горячие источники, так же как и вулканы, жилищами духов и опасались к ним подходить?..

Не сразу на нее вышли и советские исследователи. Ведь только 26 июля 1941 года, после более чем полуторастолетнего освоения русскими землепроходцами Камчатки, молодому геологу Кроноцкого заповедника Татьяне Ивановне Устиновой и рабочему Анисифору Крупенину удалось спуститься в глубокую долину и увидеть на дне десятки гейзеров, которые тянулись вдоль реки по мрачному, сдавленному черными скалами ущелью, и над всем этим, словно гимн первозданной природе, высились султаны газа и пара.

Каким образом природа сумела так надежно спрятать свое творение и сохранила этот клочок на Земле как память о своей далекой молодости? Я много раз спрашивал об этом Громова, который не раз бывал в долине, однако толком ничего не добился. А ведь в этом есть какая-то тайна, которую природа поведала близким ей таежным людям, испокон веков населяющим эту труднодоступную часть Камчатки. Больше всего мне нравится легенда об огромных духах гамулах, которые живут внутри действующих вулканов, однако выходят по ночам на охоту и приносят по пять, а то и по десять китов, нанизанных по штуке на каждый палец. Как мне кажется, за много лет до официального открытия Долины гейзеров знал о ее существовании и охотник Илья Громов, однако никогда не водил туда русских людей. И только в сороковые годы, когда мой отец получил свой первый послевоенный отпуск, он провел его туда. Причем вел не со стороны океана, от поселка Жупаново, маршрутом, которым была открыта «Река большой фумаролы» — Гейзерная, а затем и долина, а с другой стороны — от Кроноцкого озера.

Наконец-то весь груз заброшен на базовую стоянку, и мне дается команда грести помалу к вертолету. Бортмеханик помогает забраться в гудящую машину, вертолет мягко отрывается от земли, под нами проплывают отроги Восточного хребта, поросшие кедровым и ольховым стлаником сопки, глубоченные распадки, но вот и кальдера Узона, откуда мы пойдем дальше лошадьми. С высоты птичьего полета хорошо просматривается вся эта огромная впадина — кальдера — все, что осталось от некогда поднимавшегося здесь вулкана. Какие глубинные силы земли разрушили возвышавшийся здесь 3 километровый конус, образовав на его месте такую овальную котловину? Сейчас выдвинута гипотеза, объясняющая образование кальдеры как результат опускания центральной части вулкана над истощенным магматическим очагом. Крупнейший же советский вулканолог Б. И. Пийп доказывал, что эта огромная впадина образовалась в результате двух грандиозных взрывов, которые и разрушили вулкан.

Наш Ми-4 пересекает хребет, и в обзорное окошко я вижу невысокую скалу, которая торчит над острым каменным гребнем.
— Пик Бараний,— сквозь рев лопастей кричит мне бортмеханик. И улыбается заговорщицки: — Гляди внимательней, сейчас фумарольные поля начнутся.

Я чуть ли не сплющиваю нос о толстое стекло, и перед глазами, словно в волшебной сказке, раскрывается истинное чудо под нами, вытянувшись многокилометровой цепью, поднимаются сотни белых столбов — это пар, который спокойно сочится из-под земной коры. Все, что осталось от некогда мощного вулкана.

Вертолет описывает круг, под нами проплывает довольно большое озеро, затем группа соединенных между собой озерков, наконец появляются лошади, палатки, снующие около них люди Ми-4 зависает над подготовленной площадкой, и я в иллюминатор вижу Валеру и Верочку Аверьяновых, по-видимому, предупрежденных о моем прибытии..

Где то под вечер Валера приводит двух лошадей: молодую кобылу Зорьку и старого спокойного мерина Бурчика, на котором я должен буду проехать от кальдеры Узона до Верхнегейзерных горячих источников — конечной точки нашего маршрута. Под сочувственные Верочкины вздохи меня, как ребенка малого, сажают в седло, то и дело поправляя очки, вскарабкивается на Зорьку Валера, и мы трогаем в сторону Восточного фумарольного поля, или Чертова болота, как называют его охотники. Можно было бы, конечно, и отдохнуть в палатке, но Аверьянов хочет, чтобы Бурчик привык ко мне перед дальним маршрутом, а более всего ему хочется рассказать о том, что он думает о тайне Долины гейзеров. Ведь именно отсюда, из кальдеры Узона, минуя сопку Открытую, можно выйти в долину — это тот маршрут, которым мы пойдем завтра.

Совсем недавно я в «Правде» прочитал, что при испытании скважины, пробуренной на склоне вулкана Кошелева, ударила струя перегретого пара с давлением в устье в 36 атмосфер. Его температура на глубине свыше 250 градусов Цельсия. Много это или мало? Судите сами: одна такая скважина способна обеспечить работу турбины мощностью три с половиной тысячи киловатт.

А что таит в себе кальдера Узона со своими обширными фумарольными полями? Тогда я еще не знал, что буду писать об этом, и поэтому как-то не задумывался о поистине гигантском энергетическом потенциале Камчатки, а интересовало меня одно — тайна Долины гейзеров.
— ...Вот смотри,— Валера остановил Зорьку, автоматически поправил очки и повел рукой вокруг,— эта кальдера известна охотникам-камчадалам давно, очень давно, уж больно здесь охоты богатые, однако они старались не водить сюда людей, которые по своей неопытности могли погибнуть вместе с собачьими упряжками. Вода то в озерах теплая, фумарольные поля тоже едва-едва на себе снежок держат — вот, случалось, и попадал какой-нибудь неудачник в ловушку. Или под тонкий ледок проваливался, или, того хуже, в горячую грязь засасывало. Отсюда и слава дурная пошла об этом месте — Чертово болото.

Не знаю, может быть, и прав был Аверьянов, но мне почему-то тайна Долины гейзеров кажется более романтичной и глубокой. Вроде той, которая окружает пихтовую рощу, что сохранилась еще от доледникового периода. Как это могло произойти? На вопрос ответить никто не может, хотя рощу изучала не одна группа ученых. Мне же хочется верить древнему преданию, которое гласит, будто всякий, кто прикоснется к этим деревьям, погибает, причем далеко не своей смертью. И лес этот вырос над телами тех камчадалов, которые, не сумев побороть голод, настигший их: сдирали лиственничную кору, поедали ее и умирали на этом месте.

Утро встречает нас ярким, брызжущим солнцем и хорошим настроением. Я пытаюсь пройтись без костылей, но из этого ничего не получается, и под утешительные взгляды ребят меня сажают в седло, к луке которого приторочены костыли, мы прощаемся и трогаемся в путь...

Но вот наконец и стоянка деда. Отсюда, с северного склона сопки Открытой, мы должны спуститься в правый исток речки Гейзерной, а затем далее вниз по ее долине. Илья Петрович, видя мою беспомощность и далеко не спортивный вид Аверьянова, предлагает заночевать здесь, чтобы утром отправиться дальше. Мы с радостью соглашаемся, дед с Аверьяновым разнуздывают лошадей, Верочка копошится у костра.

Все это время я искоса поглядываю на деда и нахожу в нем что-то новое, непонятное мне. Дело даже не в черной плотной повязке, которая закрывает пустую теперь глазную впадину и кое-как прячет под собой глубокий, рваный, красный еще рубец, перехлестнувший почти все лицо. Нет. Видно, затосковала душа моего деда по охотничьей жизни, в которую ему уже возврата нет.

На другой день мы добираемся до Верхнегейзерных горячих источников, конечной точки нашего маршрута, где нам предстоит провести два месяца. Поначалу Аверьянов решает разбить лагерь у самого истока речки, однако Илья Петрович довольно быстро доказывает ему, что палатки надо поставить гораздо ниже истока, так как вверху вода «почти кипяток и паря может ошпариться». Мы спускаемся пониже, Громов изредка пробует рукой воду, наконец говорит: «Тут, однако, надо», и я кое-как сползаю с лошади.

Теперь мой день начинается с теплой ванны, которую мне устроили в запруде Горячей речки Аверьянов с Громовым, а заканчивается грязевой ванной и массажем ног. Я уже хожу без костылей и стараюсь, как могу, помочь Верочке в ее стряпне — здесь почти нет сухого топлива для костра, и приходится носить кипяток почти от самой Серной воронки. Я люблю это место: огромная воронка представляет собой гигантский котел, дно которого завалено огромными глыбами, покрытыми желтовато-белым налетом кремнекислоты и серы. Через расщелины вылетают клубы стара и брызги кипятка, дрожат, словно живые, эти гигантские глыбы, а откуда-то из-под них доносятся глухие удары, словно гигантская фантастическая кузница лежит у нас под ногами. Однако, как это ни странно, Серная воронка совершенно суха, по-видимому, она выполняет роль огромного паровыделителя. Поднимающаяся из глубины смесь воды и пара над воронкой разделяется: пар выходит через ее дно, а поток горячей воды выбивается на поверхность уже за пределами воронки. Мощным горячим ручьем скатывается он в реку Гейзерную.

Валера с Громовым пока что обходятся без моей помощи, отрабатывая недалекие маршруты. Каждый вечер, усталые, они возвращаются к палаткам, и Аверьянов, наскоро перекусив, садится обрабатывать материалы дня. Дед с уважением поглядывает на нашего начальника, подсаживается ко мне и тихо спрашивает:
— А что, паря, это очень надо?

Я многозначительно кивал головой, не понимая еще всей важности исследований, которые велись и ведутся поныне гидрогеологами Камчатки.

О Камчатском полуострове, изотермальных горячих источниках, о вулканах можно писать бесконечно, но только когда сам почувствуешь всю их силу и мощь, только в этом случае начинаешь понимать беспредельную щедрость природы, которая может и должна служить человеку.

Проблемой использования на Камчатке термальной энергии занимается и камчатский институт вулканологии, крупнейшее научное учреждение подобного профиля не только в СССР, но и в мире. И уже сейчас тепло Земли вращает турбины первой в стране Паужетской геотермальной станции мощностью пять тысяч киловатт. Эта станция, которая выросла в 30 километрах от берега Охотского моря, в долине, зажатой склонами вулкана Кощелева и Камбальной сопки, превратилась в интереснейшую производственную лабораторию, где инженеры и ученые продолжают исследовать свойства термальных вод, «доводят» оборудование, приборы, отрабатывают наиболее выгодные технологические процессы. Здесь накапливается богатейший материал, который необходим для проектирования и создания новых станций. Длительный опыт эксплуатации Паужетской геотермальной станции дает возможность внимательно рассмотреть ее экономические показатели. В статье «Тепло Камчатки», год назад опубликованной в «Правде», секретарь Камчатского обкома КПСС П. Зиновьев писал: «...С момента пуска она (Паужетская геотермальная станция. — Я. П.) выработала 164 миллиона киловатт-часов электроэнергии. На это потребовалось бы 15 тысяч тонн условного топлива. Нетрудно представить, сколько пришлось бы занять транспорта для перевозки на Камчатку эквивалентного количества угля или мазута. Себестоимость электроэнергии оказалась в три раза ниже, чем на дизельных станциях такой же мощности. Все это подтверждает, что освоение геотермальных месторождений для энергетических нужд — вопрос актуальный.

Камчатка не располагает собственными топливными ресурсами. Уголь и нефтепродукты приходится завозить железнодорожным и водным транспортом из других областей. Промышленности, сельскому хозяйству, быстро растущим городам и поселкам области с каждым годом требуется все больше электроэнергии. Расчеты показывают, что ныне действующие и вновь строящиеся электростанции уже в восьмидесятых годах не смогут полностью покрыть эти потребности. Значит, придется создавать дополнительные мощности. Вот почему следует уже сейчас ориентироваться на более широкое использование глубинного тепла Земли. Пожалуй, здесь будет интересным привести опыт венгров по использованию термальных вод у себя в стране Специалисты Венгрии давно уже осознали, что термальные воды, которые залегают под земной поверхностью почти по всей территории страны, могут использоваться не только… для издания на их основе пляжей и бальнеологических курортов, но и в энергетических целях. По подсчетам, запасы таких вод в Венгрии составляют примерно 500 миллиардов кубометров.

Успехи этой страны в использовании геотермической энергии признаются и за рубежом. Особо значительных результатов народная республика достигла в использовании термальных вод в сельском хозяйстве. Здесь лучше, чем где-либо, используют термальные воды для обогрева теплиц. 80 процентов теплиц, то есть более полумиллиона квадратных метров, выделено для ускоренного выращивания овощей» а также 850 тысяч квадратных метров пленочных парников обогревается за счет геотермической энергии. Кроме того, она используется для отопления животноводческих ферм и в сушильном оборудовании. Все это позволяет стране ежегодно экономить 50 тысяч тонн нефтяного топлива.

Кое-что в этом направлении делается и у нас. Госплан СССР поручил ряду министерств и ведомств разработать технико-экономическое обоснование строительства крупной геотермальной электростанции на базе Мутновского месторождения. Его прогнозные ресурсы весьма значительны. Начатые здесь геологоразведочные работы подтверждают это. Расширяется Паужетская геотэс. Уже в этом году с пуском новой турбины мощность станции возрастет в два раза. Но запасы месторождения позволяют довести ее до 17 тысяч киловатт. Продолжается исследование очень перспективного Кошелевского геотермального района. Выявленные здесь запасы горячих вод могут обеспечить работу крупной электростанции.

Все это означает, что практическое осуществление долговременной программы развития энергетики Камчатки может опираться в основном на собственные ресурсы области — глубинное тепло Земли.

Это цифры сегодняшнего дня. Но еще десять лет тому назад жители поселка Ключи, места, где я родился, отапливали свои дома, «загнав» горячие источники в трубы. И это не только в Ключах. Обогреваются теплом Земли жители поселка Эссо, Усть-Камчатска, оленеводы Анавгаевского совхоза. Кстати, здесь источниками отапливаются не только жилые дома, но и школа, производственные помещения, а в теплице растут огурцы и помидоры.

Как-то довелось мне беседовать с начальником Камчатского промыслового управления по использованию глубинного тепла Земли П. Самойленко. И он тогда обратил мое внимание на работу опытной фреоновой станции научно-исследовательского Института теплофизики Сибирского отделения АН СССР, разместившейся в Паратунке. Здесь оборудована энергетическая установка с использованием в качестве рабочего вещества — вместо обычно применяемой воды — паров фреона. Термальная вода всего с температурой 70—80 градусов нагревает фреон, который создает давление свыше 20 атмосфер и вращает турбину. Важность эксперимента заключается в том, что проверена возможность получения электроэнергии на сравнительно холодных водах и на однажды уже отработанных — в данном случае после обогрева теплично-парникового хозяйства. Это прообраз будущих сооружений, когда подземное тепло будет максимально использоваться по мере охлаждения воды в различных производственных циклах. Ученые камчатского Института вулканологии Дальневосточного научного центра АН
СССР выдвинули смелую идею увеличения мощности геотермальных источников путем закачки отработанной холодной воды назад, в пласт, где она будет вновь нагреваться и поступать вверх. Если эту идею удастся осуществить, энергия земных недр будет использоваться с максимальной отдачей.

...Где-то через полмесяца моего лечения я уже мог довольно-таки далеко уходить от лагеря и совсем неожиданно наткнулся на «коллегу» по болезни.

Первой медвежьи следы увидела Верочка, возвращаясь с маршрута. Она сказала об этом Аверьянову, но близорукий Валера посчитал их довольно старыми и не придал этой находке совершенно никакого значения. А вот лицом к лицу со старым медведем-ревматиком пришлось столкнуться мне. В то утро я вылез из своей ванны, помассировал колени и хотел было уже подниматься к палаткам, как вдруг увидел здоровенного медведя, который неподвижно стоял в русле речки Горячей и озирался вокруг. Поначалу я замер на месте, затем хотел было броситься к палаткам, где лежали два наших карабина, но потом пересилил страх и стал наблюдать за медведем, не понимая, зачем ему торчать в воде. В какой-то момент мне показалось, что и он заметил: я точно видел, как медведь рванулся было к зарослям травы на берегу, но затем остановился и, то и дело поглядывая в мою сторону, продолжал, пожалуй, не менее часа стоять по брюхо в воде. Когда вечером я рассказал об этом Громову, Илья Петрович даже не удивился.
— Однако, паря, мишка тоже больной. Как ты,— сказал дед.— Видно, паря, ревматизм заработал, вот и лечится теперь. Это не первый случай. Медведи часто в горячих ключах от ревматизма лечатся.

Верочка предложила назвать медведя Кузькой, однако Валера сказал, что негоже старика ревматика именовать столь непочтительно, а посему потребовал называть его Кузьмой и подкармливать по мере необходимости.

Вот так и появился у меня «коллега» Кузьма, который аккуратно пожирал оставляемую ему на берегу кашу, остатки борщей и супов и совершенно не боялся меня, располагаясь чуть ниже по течению.

Беда случилась неожиданно, и пришла она оттуда, откуда ее совершенно никто не ждал.

Как я уже говорил, в долине речки Горячей с топливом было довольно-таки туго, и поэтому приходилось таскать кипяток почти от самой Серной воронки и в нем «доводить до ума» кашу. Как могла Вера оступиться в этот поток почти кипящей воды, неизвестно, но, только когда ее душераздирающий крик расколол полуденную тишину долины и я добежал до нее, мне предстала страшная картина: на каменистом берегу кипящей речки корчилась от страшной боли Верочка Аверьянова. По-видимому, она была без сознания и только стонала в каком-то полубреду. Но не это было страшно — вся ее правая нога почти до самого бедра была обварена, с нее чулком сползла кожа, обнажив багрово-красное тело. Я взвалил ее на себя и потащил к палаткам. Верочка стонала, порой кричала, звала в бреду не то мать, не то Валеру, а я буквально ничем не мог помочь. Аверьянов же с дедом были в маршруте и должны были возвратиться не раньше вечера. В палатке, когда она пришла в себя, я силком заставил выпить ее полкружки спирта, и она заснула тревожным сном.

С сумерками возвратились Громов с Аверьяновым. Валера, увидев жену в таком состоянии, побледнел, на лбу у него выступила испарина, он растерянно снял очки, потер глаза, беспомощно повернулся к деду, спросил на выдохе:

— Петрович, он... она не умрет?

И вдруг бросился к Верочке, затем к аптечке, начал суетливо перебирать ее содержимое, повторяя то и дело:

— Как же так?! Ну как же ты так?!

Дед, который за все это время не проронил ни звука, молча подошел к нему, взял из его рук аптечку, сказал глухо:

— Однако, паря, не будь бабой. Вылечим Верку. Хорошо вылечим. Только вот что...— Он замолчал, словно раздумывая, говорить это или нет, затем добавил так же глухо: — Жир медвежий, паря, нужен, очень нужен. А я, паря, слово дал лесовикам, что больше никого не убью.

— Какое слово? О чем слово?! — взвился в истерике Аверьянов.— Неужели ты не видишь, что же-на моя у-ми-ра-ет!!! Юрка, хоть ты ему скажи! — вскинул он ко мне мокрое от слез лицо.

— Может... Кузьму?..— выдавил я из себя.

Обрадованный этой мыслью, Валера вскочил на ноги, засуетился, подслеповато зашарил в поисках карабина, и в это время раздался голос Веры:
— Если вы Кузьму... то я... я...— Она вытерла ладошкой слезы, сказала, давясь слезами: — Я с тобой жить не буду, Валера.

Аверьянов притих, словно его ударили, искоса посмотрел на меня, ожидая, по-видимому, поддержки, но я молчал, душой и сердцем понимая, насколько права Вера и насколько она сейчас сильнее нас, в общем-то здоровых парней.

— Правильно Верка говорит,— неожиданно раздался голос Петровича.— Кузьма умный медведь, он людям поверил, он теперь словно человек стал. А людей нельзя убивать.

— При чем здесь людей?! Каких людей? — взвился опять Валера.— Ведь ты же сам сказал, что ей нужен медвежий жир.

— Успокойся, паря,— сказал Громов и вышел из палатки.

Вернулся Илья Петрович на другой день к вечеру. Усталый и, казалось, еще более сморщенный, чем-то похожий на маленького доброго домового, он молча стащил с себя тяжелый рюкзак и вывалил из него огромный кусок медвежатины.
— Откуда, дед? — невольно вырвалось у меня.— Ведь ты же без карабина был.

— Э-э, паря,— протянул старик,— когда надо добро сделать, нетрудно и сотню километров пробежать. У геологов на Кроноцком озере был, они и дали. Ну ладно,— вдруг насупился дед,— пора и девку лечить. Медвежий жир и теплая вода свое дело быстро сделают.

Валера, который все эти сутки просидел около жены, вопросительно посмотрел на меня и в который уже раз спросил:

— Может, ее все-таки на базу отправить, а там в больницу?

— Не говори глупости! — оборвал Аверьянова Громов.— Никакая больница ей не поможет, как горячие ключи. А ну, девка, давай-ка ногу.

Вера, внимательно слушавшая старика, высвободила бесформенную, обваренную ногу из-под простыни, с мольбой в глазах взглянула на Петровича.

Дед внимательно осмотрел ее, обильно смазал медвежьим жиром, сделал перевязку. Когда он перебинтовал ногу, то спросил как бы ненароком:

— Сколько лет-то тебе, девка?

— Двадцать два,— ответила Верочка, никогда не обижавшаяся на моего деда за то, что он называл ее девкой.

— Вот что, паря,— повернулся старик к Аверьянову,— твоя женщина поправится, хорошо поправится через двадцать дней.

Случилось что-то удивительное: мой дед счастливо ошибся, о чем он еще долго и сам говорил, что это его первый просчет. На третьи сутки он приказал нам с Аверьяновым отнести Веру к ванне, которую сам приготовил для нее, отведя небольшой ручей от Горячей речки, и несколько часов кряду поливал ей обожженные места водой источника. Ревниво следивший за ним Валера Аверьянов успокоился, когда на шестые сутки нога уже не казалась такой страшной и уродливой и на ней появилась тоненькая молодая кожица. А к вечеру восьмых суток, когда мы возвращались с ним из маршрута, увидели почти чудо: отбросив костыли, Вера САМА, БЕЗ ЧЬЕЙ-ЛИБО ПОМОЩИ стояла около палатки. Глядя на ее лицо, можно было догадаться, что боль рвет молодую кожицу, но она твердо стояла на ногах.

Задумав писать этот очерк, я поначалу хотел рассказать о проблеме использования изотермальных вод Камчатки в лечебных целях, то есть о санаторно-курортном лечении моряков, лесозаготовителей, рыбаков и рыбообработчиков, работников сельского хозяйства и шоферов, профессиям которых характерны заболевания опорно-двигательного аппарата, полиартриты, радикулиты. И все-таки термальные ресурсы Камчатского полуострова — это прежде всего неиссякаемый источник энергии. Кстати, и на ноябрьском (1979 г.) Пленуме ЦК КПСС товарищ Л. И. Брежнев отметил, что при рассмотрении комплекса энергетических проблем необходимо предусмотреть в перспективных планах использование и геотермальных ресурсов. Камчатка располагает для этого большими возможностями. Уже сейчас выявлены десятки перспективных месторождений. Часть из них достаточно хорошо изучена и разведана работниками Института вулканологии Дальневосточного научного центра АН СССР и Камчатского территориального геологического управления. Среди разведанных есть очень ценные: из пробуренных скважин вырывается на поверхность пар с температурой 200—250 градусов. Запасы подобных месторождений позволяют строить электростанции мощностью по 200— 400 тысяч киловатт и более.

«У нас уже есть пусть небольшой, но ценный опыт практического использования глубинного тепла Земли,— писал в «Правде» секретарь Камчатского обкома КПСС П. Зиновьев.— Надежно действует первая электростанция, отапливаются жилые дома и производственные корпуса, парники и теплицы, снабжаются целебной водой бальнеологические учреждения. Все же это только крупица тех щедрот, которые предоставляет нам природа в виде горячих подземных вод. Опыт убеждает, что тут надо идти более смело и решительно. Недра Земли не скупясь оплатят усилия теплом и светом».