Леонид Григорьевич Иванов

Воспитанник команды ленинградского завода "Электрик". Выступал за команды "Сталинец" Ленинград (1939), "Зенит" Ленинград (1940 - 1951, 1952 - 1956), "Шахтер" Донецк (1951). Обладатель Кубка СССР 1944 г. За сборную СССР сыграл 3 матча (в т. ч.

 

 

3 матча - за олимпийскую сборную СССР). Также за сборную СССР сыграл в 7 неофициальных матчах. Участник Олимпийских игр 1952 г. Награжден орденом Знак Почета. Тренировал команду "Онежец" Петрозаводск и команду ленинградского Государственного оптико-механического завода (ГОМЗ) .

Были в нашей команде знаменитейшие и популярнейшие игроки: Марютин и Левин-Коган, Завидонов и Данилов, Голубев и Казаченок, Желудков и Бирюков… Но, пожалуй, спроси у действительно настоящего знатока истории советского и российского футбола, кто является самым прославленным игроком за всю историю Зенита, то, скорее всего, в первую очередь назовут именно Леонида Иванова.

Иванов — это эпоха, это гордость и достояние всего питерского футбола. Это воплощение верности клубу и родному городу, беззаветности служения Футболу.

...В жизни добрейший и спокойнейший, можно сказать флегматичный, внешне даже немного неспортивный из-за заметного лишнего веса, в воротах он преображался. Это был зверь: яростный, стремительный, отважный… Даже на фоне тогдашних былинных героев-голкиперов, Иванов отличался неистовством — он не щадил ни себя, ни соперников, ни своих партнеров, когда воротам его команды угрожала опасность. Роста весьма среднего, а для вратаря так и просто небольшого, но крепкий и широкоплечий (176/79), хрипло рыча на защитников, он метался по своей штрафной, плотным снарядом летая от штанги к штанге, вытаскивая, казалось, совершенно «мертвые» мячи, бесшабашно бросаясь в самое пекло, не боясь сшибок с мощными нападающими. А ведь тогда с вратарями церемонились куда меньше, чем ныне, и правила позволяли в их отношении гораздо больше вольностей. Отличался завидной прыгучестью и совершенно феноменальной реакцией. На выходах играл не столь убедительно (что, впрочем, было вполне в духе того, «до яшинского», времени), но на линии был просто неподражаем! Когда он был в ударе, пробить его было абсолютно невозможно — об этом единодушно говорят все послевоенные форварды СССР. А это были действительно ФОРВАРДЫ (не чета нынешним живопыркам) — Бобров, Федотов, Пономарев, Пайчадзе, Сальников, Карцев, Бесков… Звезды, титаны, исполины!

Его потрясающее чутье на направление удара нередко смущало даже самых хладнокровных и забивных форвардов — порой казалось, он не предугадывает направление удара, а просто заставляет нападающего бить в тот угол, в который он за мгновение до того уже метнулся. И зачастую форварды соперника, оказываясь с глазу на глаз с Ивановым, начинали нервничать, пытаясь схитрить, обмануть голкипера, перекладывая мяч с ноги на ногу и путаясь в собственных ногах, и момент для удара безвозвратно теряли. А еще, Иванов никогда мяч не отбивал — он всегда старался его взять. Хватка у него была просто железная, мяч словно прилипал к его ладоням и груди. Этим он заметно выделялся даже в те годы, когда для вратаря отбить мяч, а не поймать его, считалось едва ли не дурным тоном. Для него не существовало понятия «неберущийся мяч»: благодаря отменной реакции он решительно прыгал за самыми безнадежными, казалось, мячами, и зачастую выходил победителем в таких ситуациях, в которых многие другие голкиперы даже «не дергались».

Его вклад в зенитовский кубковый триумф-44 воистину не поддается оценке! В 7 матчах (с 4-мя дополнительными 15-минутными таймами — всего 690 минут!) он пропустил всего 4 гола, причем один из них — неожиданная срезка от своего же защитника.

А что он творил в финальной игре против блистательного ЦДКА, выдав, пожалуй, один из лучших матчей в своей долгой и славной карере!

И когда в канун Олимпиады-52 в Советском Союзе решились, наконец, вывести наш футбол из изоляции и стали собирать первую официальную сборную СССР, место в воротах безоговорочно было отдано Иванову. А ведь тогда в стране был отличный выбор прекрасных голкиперов: Хомич и Саная в Динамо, Никаноров и Чанов-ст. в ЦДСА, Маргания в Тбилиси, Фарыкин в Калинине, Уграицкий в Харькове... Иванов тогда превосходил их всех, что подтверждалось и тем, что пять лет подряд, с 1949 по 1953 он признавался лучшим вратарем СССР.

Лавров наша сборная на той Олимпиаде в Финляндии не снискала, но память о себе оставила долгую и яркую. Вспомним ставший уже легендой матч со сборной Югославии, когда, проигрывая за 28 минут до конца матча 1:5, наша команда сумела сравнять счет! Повторная игра, правда, успеха сборной СССР не принесла: проиграв югославам 1:3, наши завершили свои выступления.

В СССР поражение нашей сборной от Югославии восприняли не просто болезненно, а с гневом. Натянутые, а то и просто враждебные отношения Сталина со своим тезкой Тито были известны всем, поэтому проигрыш команде «американского наймита и его фашистской клики» («Из подворотни неоткрыто на нас рычит собака-Тито») был расценен, как национальный позор и «подрыв престижа советского спорта и советского государства». Дальнейшая судьба сборной СССР решалась на самом высоком уровне, приговор был скор и нелеп: сборная по итогам выступлений на Олимпиаде была расформирована, некоторые из игроков были лишены звания «Заслуженных мастеров спорта»... Апофеозом стало и вовсе беспрецедентное решение о расформировании блистательного ЦДСА, признанного почему-то главным виновников неудачи нашей сборной на Олимпиаде! Хотя, справедливости ради, необходимо заметить, что эту команду в сборной представляло всего 5 игроков, к тому же забивших 6 из 8 голов нашей сборной.

Не хочу делать никаких обобщений, но в результате этого у Динамо не стало главного конкурента в чемпионатах страны...

Впрочем, Иванова все эти карательные меры не затронули ни в коей мере. Более того, немедленно по приезду из Финляндии, ему, напротив, было присвоено звание «Заслуженного мастера спорта СССР». Тем самым было признано: наш вратарь, несмотря на обилие пропущенных голов, отыграл на Олимпиаде отлично! По результатам игр он был включен в символическую футбольную сборную олимпийских игр, а финские газеты единодушно утверждали, что в нашей команде было две звезды мирового класса — Всеволод Бобров и Леонид Иванов.

...Удивительное дело: играл он в команде, будем честны, звезд с неба не хватавшей, ничего, кроме далекого уже Кубка-44 не выигрывал, в трех официальных играх за сборную пропустил 9 голов, но на его, без преувеличения, всесоюзной популярности никак не сказывалось ни немалое число пропускаемых Зенитом мячей (к примеру, за те 5 лет, когда он был признаваем безусловно лучшим в стране, он, сыграв в ЧС 131 матч, пропустил в них 188 голов), ни невысокие итоговые места команды, ни тот факт, что играл он не в столице, где тогда (как, впрочем, и сейчас) был сосредоточен весь цвет советского футбола. А уж наизаманчивейших предложений о переходе получал предостаточно! Особенно усердствовали в этом Спартак (под личным контролем со стороны тогдашнего первого секретаря Московского горкома Н.С. Хрущева) и, естественно, сам Василий Сталин со своими ВВС. Предлагали отдельные квартиры в престижных районах Москвы, всякие машины-дачи…

От посланцев главкома ВВС, прилетевших специальным рейсом в Ленинград за Ивановым и Марютиным, тем даже пришлось прятаться целый день, пока почтенные полковники не улетели обратно в Москву ни с чем. И только потом, при помощи наркома оборонной промышленности Д. Устинова — шефа и покровителя флагмана ведомственного футбола Зенита — удалось пресечь дальнейшие попытки Василия по переводу наших игроков в команду ВВС. Сталин-отец в те годы очень ценил Устинова, и Василий не рискнул ссориться с могущественным министром, обоснованно опасаясь гнева отца.

Отдельная история со Спартаком. Именно в послевоенный период он являлся в народном сознании, в первую очередь антиподом ЦДКА и Динамо — представителей абсолютно всемогущих в те времена силовых ведомств. «Неорганизованный болельщик», не представлявший собой ни военное, ни милицейское заведение, отдавал свое сердце Спартаку. Да еще продолжавшие «мотать срока» главные идеологи и любимцы спартаковских болельщиков братья Старостины добавляли некий ореол «мученичества» своему клубу, что для русского человека испокон веков всегда было весьма немаловажным. В общем, народ Спартак любил, несмотря на достаточно невзрачные послевоенные результаты популярнейшего клуба, и именно в те годы прикрепилось к нему почетное звание «народной команды».

Высокое данное звание необходимо было оправдывать. Но все лучшие игроки в первую очередь оказывались в рядах «силовиков», поэтому, разваленный послевоенный Спартак «выбивался в люди» долго и мучительно. И позиция вратаря все это время оставалась наиболее уязвимой в команде. Даже в 50-е, когда Спартак вновь занял привычное место среди лидеров советского футбола, ему так и не удалось найти голкипера, классом отвечающего требованиям команды-чемпиона. И вплоть до начала 50-х москвичи продолжали «обхаживать» нашего Иванова, бесполезно пытаясь соблазнить его благами столичной жизни.

Тщетно! Он так и не покинул родной город, продолжая жить в своей коммуналке на Петроградской и всю свою карьеру, 18 лет(!) подряд он защищал ворота Зенита.

Правда, при любых загранпоездках того же Спартака, а также Торпедо, ЦДСА и Шахтера, для усиления команды (что тогда было в порядке вещей) всегда приглашался Иванов — голкиперов такого класса в стране тогда практически больше не было. Так что во всех успехах москвичей в международных матчах того периода большая доля заслуги нашего ленинградского вратаря. Но даже в составе чужой команды он был легко узнаваем с трибун. Его, ставшие уже ритуальными, постукивания о землю носком левой бутсы и поплевывания на ладони, прежде чем выбить мяч в поле; его заветная бутылочка с водой у левой штанги, которую он неизменно хватал, как только игра отдалялась от его ворот; его неизменный застиранный-перештопанный серый свитер и такая же старенькая, туго натянутая на лоб «фартовая» кепка — все это выделяло его, и невзирая на фамилии его партнеров, всем было ясно: на воротах стоит наш зенитовский Иванов!

Злые языки поговаривали: «Иванов стоит до первого пропущенного…». Что ж, надо признать: бывало, что, действительно, пропущенный мяч заметно выбивал этого голкипера из колеи — уж очень сильно, чуть не до слез, переживал он порой свои ошибки… Но ведь этот первый мяч надо было еще забить! А это было, ох, как не легко. И даже случавшиеся порой разгромные поражения Зенита, уже к следующему матчу не оставляли никаких следов на игре голкипера — он вновь был предельно собран, сосредоточен и уверен в себе.

Народ валил на стадионы, посмотреть на «чудо-вратаря», а мальчишки в ленинградских дворах играли «в Иванова», также натягивая на лоб кепку и всеми правдами и неправдами раздобывая серые свитера — а это уже показатель неимоверной популярности футболиста!

В то время ходила среди болельщиков такая байка. После победы в Кубке-44, вся команда была приглашена на торжественный обед на какую-то министерскую дачу. По традиции хрустальный Кубок наполнили шампанским и пустили по кругу. И вот, когда очередь дошла до хозяина дачи, кубок неожиданно выскользнул из его неловких рук. И Иванов в молниеносном красивом прыжке успел поймать его у самого пола…

Борис Левин-Коган (еще одна легенда питерского футбола) по этому поводу высказался однозначно: «Неправда, не было такого!» Потом, подумав, добавил: «Звучит красиво... Леня точно так бы смог!»

Прощальный матч Иванова состоялся 21 октября 1956 года. И Зенит достойно проводил своего прославленного вратаря, в этом последнем матче сезона разгромив нацелившееся на призовое место киевское Динамо — 5:1, а нападающий А.Гулевский «отсалютовал» Иванову юбилейным, 500-м голом Зенита с чемпионатах СССР.

После окончания карьеры игрока, Иванов попробовал себя в тренерской работе (ведомая им команда ГОМЗ дошла до финала Кубка СССР среди коллективов физкультуры в 1957-м, а на следующий год завоевала Кубок Ленинграда); даже сделал попытку открыть в Ленинграде вратарскую школу, но в этом, как обычно, поддержки от власть имущих не получил, и через некоторое время, махнув рукой на все, ушел шофером в такси.

И как часто, садясь в поданный автомобиль, люди и не догадывались, какой великий человек крутит баранку в их машине!

Однажды предложил Зениту свои услуги, как водитель клубного автобуса, но получил от тогдашнего руководства команды отказ…

…Нет ему памятника в Питере. В Москве стоят монументы Стрельцова, Яшина, Старостина, у нас открыли недавно памятник Пеке… А Иванову, личности вполне равновеликой со всеми перечисленными, а уж для Зенита и Петербурга так и просто культовой — нет. Остается он только в памяти людской, и память эта светлая...

Умер Леонид Григорьевич в 1990-м, дополнив список великих потерь того мрачного года: Лев Яшин, Эдуард Стрельцов, Борис Пайчадзе... Похоронен в Санкт-Петербурге, на Волковском кладбище.