Счастливчик Тават

Вот наш самый интересный цех,— говорит господин Парл.— Здесь работают резчики по дереву.

На мебельную фабрику на окраине Бангкока меня привело желание посмотреть, как делают знаменитые тайские барельефы из тикового дерева. Господин Парл — коммерческий директор — подводит меня к столу, за которым склонился пожилой мужчина в очках с выпуклыми стеклами.

— Это Буньен, потомственный резчик. Он с севера, из провинции Чианграй.

 

 

Там резьба по дереву — традиционный промысел. Буньену шестьдесят три года. Ремеслом занимается лет с двенадцати.

Мастер вырезает рельефную картину на деревянной доске. На куске войлока — несколько маленьких блестящих стамесок. Мастер поочередно берет их и ловкими, отточенными движениями наносит штрихи на картине. Сейчас он отделывает крону изображенной на доске пальмы. Поражают его доведенные до автоматизма движения, ловкость, с которой он вырезает тропические заросли, фигуры охотников, вонзивших длинные копья в извивающегося на земле тигра.

— Резчик знает наизусть больше тридцати сюжетов. Каждый может вырезать с закрытыми глазами. Оно так и лучше: бедняга ведь плохо видит. Двенадцать часов напряженной работы в день, к тому же вечером, при тусклой лампочке. Так что вырезает, можно сказать, на ощупь. Но с каждым днем ему все труднее. Буньен не жалуется, но я вижу, как иногда, морщась от боли, он растирает суставы пальцев. Еще год-два, и совсем не сможет работать.

— Уйдет на пенсию? — спрашиваю я.

На лице господина Парла смущенная улыбка.

— Пенсия ему не положена. Тот, кто трудится в частной компании, должен двадцать лет выплачивать определенную сумму в фонд социального обеспечения. Но ему было не до этого. Надо было поднимать четверых детей. В монастырь, наверное, уйдет. Дети его сами едва сводят концы с концами, и вряд ли им удастся прокормить старика.

Буньен согнулся над своим столом, по его изрезанному глубокими морщинами лицу стекают капли пота.

— В последнее время он плохо зарабатывает,— говорит господин Парл,— не та производительность труда...

У самого входа в цех мальчуган лет десяти усердно зачищает наждачной бумагой большую деревянную фигуру слона.

Господин Парл кладет мальчику руку на плечо.

— Тават — наш самый младший рабочий. На фабрике шесть месяцев. Раньше просто подметал и убирал мусор, а несколько дней назад я разрешил ему выполнять кое-какие подсобные операции. Годика два на подхвате, а потом прикрепим к мастеру, будет ему помогать, а заодно и учиться.

— Он тоже получает зарплату?

— Хозяин платит только тем, кто работает самостоятельно. В лучшем случае Тават будет получать деньги лет через шесть. А пока ему положено две чашки риса в день и немного овощей. Да еще разрешают ночевать в цехе. Таких ребят у нас человек пятнадцать, они все ночуют здесь, вот на этих кучах стружек. Дети из бедных семей, а родители рады, что их все-таки удалось пристроить.

— Кем ты хочешь стать? — спрашиваю я Тавата.

— Резчиком по дереву. Таким же мастером, как господин Буньен,— отвечает он.

Мальчик улыбается и снова принимается за слона. Видно, работа ему нравится, и он считает, что ему повезло.

Наверное, то же думают и его родители. Ведь постоянная работа — это такая редкость...

Рабы за две монеты

...На скрещениях бангкокских улиц, где машины прочно застревают в пробках, снует множество босоногих чумазых ребятишек. Они предлагают скучающим в ожидании зеленого сигнала водителям и пассажирам свежие газеты, букетики роз, маленькие гирлянды душистых цветов жасмина, мелко нарезанные фрукты и сладости.

В Бангкоке их называют «дети перекрестков». В школу они не ходят, ведь чуть ли не с шестилетнего возраста им приходится помогать родителям. Детей можно увидеть и у кинотеатров, магазинов. Они предлагают посторожить машину, помыть ее. Получив мелкую монету, складывают ладони, делая знак «савади» — традиционный таиландский жест приветствия и благодарности, низко кланяются.

...Ребята с большими деревянными ящиками бегают по Сухумвиту и другим центральным улицам Бангкока, предлагая прохожим почистить обувь.

И так по всему городу. Почему они вместо того, чтобы ходить в школу, заняты поисками грошового заработка?

Ответ на эти вопросы дают цифры, приводимые таиландской прессой. Прожиточный минимум в Таиланде составляет двести бат на человека в месяц в городах и сто семьдесят пять в сельских районах. Четвертая часть населения страны живет ниже этого уровня.

Хотя начальное — с первого по седьмой класс — образование в государственных школах бесплатное, многие семьи просто не могут дать своим детям возможность учиться: школьнику надо иметь форму, учебники. Да и не все родители в состоянии прокормить своих детей. Поэтому сорок из ста десятилетних ребятишек не ходят в школу, а из детей старше четырнадцати лет учится всего лишь десятая часть.

Вот они и выходят на улицы, чтобы принести в семью хотя бы немного денег.

Но эти дети все-таки живут дома с родителями. Судьба некоторых их сверстников складывается хуже.

Однажды ранним утром полиция устроила облаву на кондитерской фабрике в Тхонбури: поступали сведения, что здесь незаконно используется детский труд. Было обнаруженно пятьдесят шесть девочек в возрасте от восьми до пятнадцати лет. На фабрику детей отдали родители за ежегодную плату от тысячи до тысячи восьмисот бат. Девочек заставляли работать в грязи и сырости с шести утра до одиннадцати вечера, держали впроголодь, за малейшие провинности жестоко избивали. Незадолго до рейда полиции две девочки умерли: владельцы фабрики никогда не показывали заболевших врачам. Все дети выглядели худыми и изможденными. У многих врач обнаружил туберкулез, желудочные заболевания, расстройства нервной системы.

Против хозяев фабрики было возбуждено уголовное дело. Порок наказан? Да, но только на этой фабрике. Ведь по данным бангкокской печати, детский труд используют на трех тысячах крупных и мелких предприятий страны. Хотя законодательство официально запрещает принимать на работу лиц моложе пятнадцати лет, большинство частных предпринимателей широко используют труд малолетних даже на вредных участках производства. Дети работают на химических предприятиях, стройках, в авторемонтных мастерских.

В местной прессе часто появляются и сообщения о продаже детей. Правительство сразу же постаралось опровергнуть информацию о работорговле. Однако доводы официальных представителей были неубедительны.

Два западногерманских репортера из журнала «Штерн» решили выяснить суть дела на конкретном эксперименте. При помощи переводчика они без труда отыскали посредника и сделали заказ на покупку трех детей в возрасте от десяти до двенадцати лет.

Посредник оказался человеком дела: через два дня «товар» был доставлен на автовокзал Бангкока. За двенадцатилетнего Тхонг Дума он запросил сто семьдесят марок, сто сорок стоила одиннадцатилетняя Буонлай. Ее ровесник Мон обошелся в сто тридцать марок.

До этого Тхонг Дума продали на стекольный завод, он таскал непомерные тяжести. Буонлай трудилась как взрослая на прядильной фабрике. Позднее она, очевидно, попала бы в публичный дом, называемый в Бангкоке «чайным домиком». Мон мыл в ресторане груды грязной посуды.

Журналисты выкупили детей и решили сами вернуть их родителям. Для этого они с детьми и отправились в далекую таиландскую провинцию.

Родители безучастно выслушали объяснения переводчика о тяжелом детском труде на фабриках, о лживых обещаниях посредников.

Но можно ли их обвинить в бессердечии? Мать Буонлай, например, продала свою дочь, потому что была не в силах прокормить пятерых детей после смерти мужа. Она никогда не училась в школе, не знает, где находится Бангкок, но слыхала, что там живут богачи. Деньги, полученные за дочь, для нее целое состояние.

Трудно сказать, как сложится дальнейшая судьба Тхонг Дума, Буонлай и Мона. Может быть, их родители уступят уговорам очередного торговца? Ведь у них не будет другого выбора, если случится неурожай и опять в деревне начнется голод.

На международном конкурсе детского рисунка под девизом «Моя жизнь в двухтысячном году» маленькие жители планеты нарисовали космонавтов в скафандрах, отправляющихся в неведомые миры, изобразили свои встречи с обитателями далеких галактик. Другие увидели себя в кабине быстроходного поезда на монорельсовой дороге или за пультом управления автоматизированного строительства.

Прост и реалистичен был рисунок одиннадцатилетней бангкокской школьницы Лим, одной из победительниц международного конкурса. На рисунке изображена женщина, стоящая у мольберта. На стенах развешаны картины. На столе разложены краски. А на полу играют четверо маленьких детей. Такой Лим представляет себя через двадцать один год. Она мечтает стать художником.

Способности девочки к рисованию были замечены школьными учителями. Лим были необходимы занятия с опытным педагогом. Но за это нужно платить. Такой расход был не по карману семье девочки: ее родители с трудом сводили концы с концами. Они едва могли мечтать о начальном образовании для Лим, ее сестер и братьев.

Может, и не суждено было бы этой девочке участвовать в международном конкурсе, не вмешайся представители департамента изящных искусств Таиланда. Они посмотрели рисунки одаренного ребенка и приняли решение выделить средства на обучение Лим в художественной школе.

Я видел работы Лим на выставке, устроенной после объявления результатов конкурса, в бангкокской гостинице «Ориентал».

На белых стенах фойе развешано двадцать акварелей: переданные с детской непосредственностью виды окраин Бангкока, где родилась и росла Лим, зарисовки домашней жизни, рисунки животных и птиц. Сама Лим никогда не думала, что столько взрослых будет смотреть ее рисунки. Маленькая, коротко подстриженная, она стоит в углу фойе, опустив глаза. Она смущается, почти совсем не может разговаривать, лишь смеется, отворачивая голову. Девочку можно понять, ведь раньше никто не проявлял к ней такого интереса, не задавал ей столько вопросов.

Я узнал у Лим, что на полученные в награду деньги она сможет продолжить учебу в художественной школе.

Госпожа Вират, искусствовед, сотрудница департамента изящных искусств (это она настояла на том, чтобы девочке предоставили возможность учиться живописи), тоже рада.

— Теперь я спокойна за мою Лим,— говорит госпожа Вират.— Она сможет стать художником. Кроме того, все картины, что вы видите, уже проданы. Так что Лим даже поможет своей семье. К сожалению, других таких случаев я не помню, хотя в бангкокских школах много одаренных детей. Фонд нашего департамента и различные пожертвования недостаточны, чтобы помочь им.

Учительница из Клонг Той

Двадцатишестилетняя учительница из Бангкока Пратип Унгсонгтхам родилась и выросла в семье бедного рыбака в Клонг Той — скоплении нищенских лачуг на заболоченном берегу реки Чао-Прайи. Здесь ютятся тысяч сорок человек. Клонг Той — лучшее доказательство того, что ничего нет постояннее, чем временные постройки.

Родители мечтали дать девочке образование, но в государственную школу Пратип не приняли. У нее так же, как и у тысяч детей трущоб Клонг Той, не было даже свидетельства о рождении. Обитатели этого района переселились сюда из провинции, соорудили себе жилища, но муниципалитет города не признает их жителями столицы. Когда мать, собрав последние деньги, отдала Пратип в частную школу, учиться там пришлось недолго. Расходы на обучение оказались непосильными для семьи. Девочка пошла паковать хлопушки на фабрике игрушек, счищала ржавчину с кораблей в порту, была уборщицей. Однако Пратип никогда не забывала своей краткой встречи с миром знаний, хотела продолжать учебу.

За пять лет Пратип удалось скопить немного денег, чтобы поступить в вечернюю школу для взрослых. Пратип закончила шестилетний курс обучения за два с половиной года и была принята в педагогический колледж Суан Дусит, тоже на вечернее отделение.

Девушку беспокоила судьба маленьких жителей Клонг Той, для которых был закрыт путь к знаниям. Она вспоминала свое безрадостное детство — как и ей, тысячам маленьких соседей тоже хочется учиться. Но жителю Клонг Той закрыт путь к знаниям, поэтому Пратип мечтала о школе для детей бедняков. Вот только бы ей получить диплом педагога...

И школа открылась. Помещения для нее не было, и Пратип пригласила двадцать девять учеников к себе домой, в свой тесный домик. Плата за обучение была чисто символической — один бат в день, да и то лишь с тех родителей, что могли эти деньги наскрести. Средств хватало на подержанные школьные учебники, карандаши и газетную бумагу.

Многие смеялись над затеей Пратип. Некоторые просто не понимали, почему способная девушка отказалась от места преподавателя в одной из частных школ Бангкока.

Через месяц в школу ходило почти шесть десятков детей. Дом Пратип уже не мог вместить всех желающих, часть учеников занималась на улице. Учительнице стало трудно заниматься одновременно со всеми ребятами, не хватало учебников. Но школа продолжала действовать. Открылось и вечернее отделение для детей, которые работали. Пратип отдавала школе все время. Жители Клонг Той с любовью и уважением говорили о ней.

Беда нагрянула неожиданно. Бангкокский муниципалитет объявил, что в связи с расширением территории порта строения на участке, где находился дом семьи Пратип, подлежат сносу. Родители Пратип построили домишко в другом месте Клонг Той, но он был настолько меньше старого, что там уже не оставалось места для занятий.

Тогда на защиту школы в Клонг Той стали многие коллеги молодой учительницы. Они обратились через прессу ко всем жителям и учреждениям страны с призывом оказать помощь Пратип и ее ученикам. В фонд школы стали поступать пожертвования. На эти деньги были куплены строительные материалы. Сооружать школу помогали родители учеников. Вскоре Пратип и ее питомцы стали заниматься в новом школьном здании.

Я встретился с молодой учительницей, когда новая школа уже начала работать. Пратип удалось добиться, чтобы школу официально зарегистрировали как государственное педагогическое учреждение. Учителя — теперь их в школе двадцать шесть — получают зарплату от государства. А потом было сообщение о присуждении Международной премии за общественную деятельность педагогу из Таиланда Пратип Унгсонгтхам.

— У нас в стране сотни тысяч детей остаются полуграмотными,— говорила мне Пратип.— А ведь среди них очень многие могли бы стать педагогами, врачами, учеными. Поэтому я и хочу открыть дорогу к знаниям детям бедняков. Но, к сожалению, образование в Таиланде — это удел богатых. А что же нашим детям вообще не учиться? Конечно, чиновникам из бангкокского муниципалитета нет дела до этого, их-то дети учатся в школах, поступают в колледжи и университеты...

Трудно сказать, какова была бы судьба школы, организованной Пратип, если бы не помощь прогрессиввой общественности страны — учителей, журналистов, студентов, врачей. Их старания не пропали даром, ведь теперь около семисот детей трущоб Клонг Той учатся. Все они получат начальное образование и профессиональные навыки — при школе работает несколько мастерских.

Но разве можно принять всех желающих?

Пратип мечтает о том, чтобы каждый ребенок в Таиланде мог ходить в школу. Но пока это только мечта...